осколки

Окрашенное кровью Небо смеялось над чужой смертью; безмолвное презрение Богов прожигало затылок. Эи держала на руках холодное тело, тело ее дражайшего человека, тело той, что стремилась к миру, и той, которую этот мир погубил. Она смотрела, как блекнет цвет кожи, как умиротворенное лицо не исказилось в отчаянной грусти перед ликом смерти, смотрела как собственные слезы окрашиваются чужой кровью. Эи прижимает Макото к себе и проклинает Богов, проклинает Селестию и законы. Сейчас часть нее умирает на руках, и эта безысходность заставляет винить себя. На периферии звучат людские крики и мольбы, грохочут рушащиеся здания, а тупая боль и жажда отомстить туманят разум; бессмысленная война из-за чужого страха, падение Империи теперь не кажутся такими важными, весь ее мир сузился до одного человека. У Эи перед глазами рушатся надежды. Ее переполняет злость и ненависть; желание искоренить тех, кто под обещанием спокойного жития повлек катаклизм с огромными жертвами. Но Эи не Макото. Она не такая решительная и уверенная. Ее месть станется пустым звуком в сторону Селестии, — Богам будет плевать, а ее сил не хватит на свержение. Поэтому она решает убежать. Побег от проблемы кажется самым рациональным выходом: закрыться ото всех, чтобы уберечь, отгородиться от внешнего мира, чтобы тот не смог больше навредить, создать новые законы, подарить людям спокойную жизнь путем контроля и рамок. Потому что по-другому никак. По-другому будут ждать очередные смерти и потери. Эи будет нести бремя Макото, будет творить своими руками ее волю; она создаст спокойную вечность без войн. Как хотела Макото. Указу Сакоку не были рады; никто не хотел расставаться с признанием Богов. Никто не знал, что их судьбу писали задолго до их появления, что они только прокладывают своей ничтожной верой дорогу к грязной власти. Но Эи не могла говорить об этом, за ней продолжало наблюдать Небо, искусственное сердце - принадлежность и верность Селестии, она не могла этому противиться. Тоска, казалось, рвала ее в клочья. Макото бы сделала лучше. «Макото больше нет,» — твердило сознание. И Эи решает снова сбежать; отгородить душу от проблем и навязчивых мыслей. Царство Эвтюмии сулило ей идеалом вечного спокойствия, постоянством порядка. Но бросить народ без надзирателя она не может; ее ее ли? долг оберегать людей любой ценой. Поэтому она создает куклу. Марионетку, которая будет вершить судьбу заместо нее. И кукла выходит прекрасной, точно божественной. Аккуратные черты лица, идеальные пропорции тела, — «Он явно будет достойным правителем,» — думает Эи. Но по оживлению оказалось, что марионетка вышла слишком человечной. Слезы для него не были слабостью, смех, звонкий и переливающийся, постоянный и искренний, его нежный взгляд и доброе сердце - всё это явно не то, чего она добивалась. Он слишком похож на Макото. И то не было удивительным. При создании Эи только и думала, что о своей сестре: вспоминала ее улыбку, ее повадки, ее грусть и недовольство. Она вложила в сердце куклы свою боль утраты, передала ему собственные обиды. Внутренний ребенок Эи тянулся к кукле, скучал по ней, и словно не мог отличить подделки. Побег не стал для нее чем-то новым. Собственные эмоции переполняли ее, чувство обязанности защитить свое детище, укрыть его от грязи этого мира, от взора Селестии. Уберечь, как не смогла уберечь Макото. Эи усыпляет Скарамучу и создает новую куклу. Потом столетия проходят в звонкой тишине, в полной изоляции и вечном сне. Эи не жалеет. Она потратила много сил ради мира. Эи старалась верить в людей, подсознанием понимая, что должна сама выйти в свет и доказать свое доверие. Когда эвтюмию нарушает Путешественник, Эи готова меняться. Чей-то голос твердил, что пора перестать жить прошлым, что пора отпустить. Она протягивает руку навстречу размеренной жизни. Эи отпускает Макото с цветением сакуры.