Битва за Англию

апрель 1945 Америка расслабленно лежал на кровати в спальне в одной из своих резиденций. Его пшеничные волосы разметались по подушке, взгляд был направлен на сидящего рядом с ним Артура, а лицо украшала мягкая улыбка. Своей рукой он медленно и нежно гладил тощую руку Англии, ещё не полностью восстановившегося после окончания войны в Европе... На самом деле, Альфреду было невероятно странно видеть своего партнера здесь. Начав отношения в самом разгаре войны, последние четыре года они виделись в основном в окопах в Африке и Европе, наслаждаясь друг другом урывками — в палатках в перерыве между боями или в полуразрушенных лондонских домах Артура, вздрагивая и отвлекаясь на каждый громкий звук — особенно, когда немецкие бомбежки внезапно возобновились под конец войны. У них почти не было возможности побыть рядом в спокойном и безопасном месте... и вот, наконец-то, Англия был здесь, в одной из резиденций Альфреда. Почти в каждом штате существовал дом или квартира, предназначенные для личного пользования персонификации страны — так было проще заниматься размещением Альфреда во время его поездок по стране без привлечения лишнего внимания. Конкретно данная резиденция была небольшим, светлым и немного потрепанным временем домиком в пригороде Сан-Франсиско. Альфред хорошо помнил, как и когда попросил правительство построить этот дом для него. Это было около сотни лет назад, когда Америка начал приезжать в город регулярно — в связи с началом золотой лихорадки. Вообще, в девятнадцатом веке он с большим интересом изучал свои новые земли на западе страны и проводил здесь довольно много времени. Гораздо больше, чем у старого доброго Атлантического океана... Открытие новых земель, добыча золота наравне с рядовыми золотоискателями и быстрая езда на лошадях верхом в ковбойской шляпе ощущались им как глоток свободы и начало новой жизни, бьющей ключом. К тому же, западные штаты были полностью лояльны ему во время гражданской войны, в то время как в бывших тринадцати колониях такого единодушия уже не было. Однако пребывание на восточном побережье навевало на него тоску и тревогу совсем не по этому. Дело было в том, что его старые резиденции на берегу Атлантического океана были сплошь забиты старым барахлом и прочими следами, напоминающим ему об Англии и колониальных временах. Зашел на кухню приготовить еды — а там до сих пор видны подпалины в некоторых местах от неудачных кулинарных экспериментов Артура. Или, допустим, лег в кровать — и вспомнил, как спал тут вместе с Англией еще в детстве, когда боялся темноты или призраков... Или открыл не ту дверцу шкафа — а из него как назло вывалились подаренные Артуром вычурные дорогие костюмы, которые он так и не надевал ни разу со дня независимости. Которые вызывали желание разрыдаться —одновременно от того, что отношения с Англией безнадежно испорчены, но так же и от того, что Англия вроде бы всегда так старался для него, но по факту все равно поступал только так, как хотел сам. Все равно всегда пытался переучить под свои собственные стандарты, игнорируя предпочтения самого Альфреда... Каждый чертов раз, когда Альфред приезжал на Восточное побережье, его сознание терроризировали навязчивые воспоминания. То из какой-нибудь коробки некстати вываливались детские игрушки, сделанные Англией; то на книжной полке его взгляд упирался в образцы британской классической литературы; то спотыкался о чертов мушкет, будь он неладен... Америка знал, что не сможет это все выбросить. А если бы и смог - сам дом все равно был бы пропитан следами былого присутствия Англии. Да даже если бы Альфред сжег эти дома и попросил правительство построить для него новые, он бы смотрел на огонь или пепелище и плакал бы, вспоминая, как Артур поджег Вашингтон в ходе англо-американской войны, которую он еще и позорно проиграл. Находясь на западе страны, Америка видел повсюду себя — таким, каким всегда мечтал себя видеть; таким, каким построил себя сам; таким, который может всё... Независимым, сильным, свободным и счастливым. Находясь на востоке — неизбежно натыкался повсеместно на напоминания о том, что он был колонией; о разбитом сердце; о треклятой англо-американской войне... О том, что по другую сторону этого океана находится маленький остров, который не пожелал его понять и выбрал ненавидеть... Западное же побережье и его резиденции здесь всегда были личным убежищем Альфреда от всего этого. Сегодня было первое его утро здесь впервые с момента начала Второй Мировой... и с начала отношений с Англией, соответственно, тоже. Видеть перед собой, в своей кровати, в своем убежище того, от воспоминаний о ком нередко укрывался именно здесь... Это взрывало голову Альфреда не меньше, чем факт того, что он наконец-то делит с Артуром постель, а не палатку посреди взрывов... — Если честно, я удивлен, что ты и твои люди добывали в этом городе золото, но в твоем доме нет ни одного золотого предмета... — Альфред оторвался от сложных мыслей и вздрогнул, внезапно услышав голос сидящего рядом Англии. Лицо и голос Артура отражал некоторый скептицизм и даже выскокомерие, но вопрос казался искренним. Альфред слегка закатил глаза. — И зачем мне хранить золото дома? Пусть лучше его используют мои граждане, какой смысл мне их обкрадывать? — он пожал плечами с легким недоумением. — Я же прямое их воплощение, не так ли? Артур слегко поднял свои пушистые густые брови и усмехнулся. — Знаю, тебя никогда не привлекала роскошь. Удивительно! — Удивительно? — не понял Америка. — Почему это? — Обычно страны, которые претендуют на высокий статус и влияние, хотят продемонстрировать это во всем. В том числе в интерьере, в одежде, в архитектуре... — задумчиво протянул Англия. — Странно, что тебя это обошло стороной. На статус-то ты явно претендуешь. Альфред фыркнул. — Разве смысл высокого статуса не в том, чтобы делать так, как хочется тебе самому и не зависеть от мнения окружающих? — Это правда. Но я все равно не понимаю, почему тебе хочется вот этого? — Англия с легкой улыбкой обвел пальцем часть простенького интерьера дома. — Ну то есть, персонификации являются довольно важной частью страны. Если ты попросишь, правительство построит тебе сколь угодно роскошный дом. В конце концов, ты мог бы переехать в центр города, разве нет? Разве удобно отсюда каждый раз добираться... — Тебе так не нравится мой дом? — спросил Альфред, слегка нахмурившись и оглядев просторное, залитое солнцем пространство с минималистичным интерьером. В его голосе проскользнули грустные нотки. — Ну и я люблю пригород. Разве это плохо? А для того, чтобы всегда быстро добираться туда, куда я хочу, у меня есть машина... — Да нет, не то чтобы... — Артур вздохнул. — Просто это странно. — Что странно? Слишком колониальный стиль для твоей королевской задницы? — Америка вскинул брови и ущипнул Англию за это самое место. — Эй! — Артур дернулся от неожиданности, но следом расслабился и ухмыльнулся в ответ. — Ну знаешь ли. Слишком колониальный стиль для того, кто на каждом углу кричит о своей силе и независимости. — Ну, я думаю, моей силы и независимости хватит, чтобы отправить ваши претенциозные европейские стандарты туда, где им самое место. Я имею в виду — на свалку истории! — фыркнул Альфред и добавил дразнящим голосом. — Раз уж у тебя не получилось это сделать... — О чём это ты болтаешь? — Англия схватил в руки подушку и полушутливо ударил Америку. Альфред запоздало увернулся от подушки, после чего немного поерзал и растянулся на кровати с довольной ухмылкой. — Ну, вот я об этом. В глубине души ты тоже гораздо больше любишь хлопковые подушки, которыми можно драться, вместо шёлковых, с которых надо пылинки сдувать, чтобы они не порвались... — Америка улыбнулся еще шире и бросил в Англию ответную подушку, попав точно в цель. — Ну серьёзно. Ты только посмотри на себя! Старый пират и солдат, известный своей чопорностью и, вероятно, самой неизысканной кухней в мире... И я не думаю, что ты украшал золотом свои пиратские корабли, на которых это золото захватывал... Альфред не успел договорить, так как на этот раз подушка Англии попала в цель. — Во-первых, я вовсе не старый, — пробормотал Артур с легким раздражением. — Во-вторых, твоя кухня еще менее изысканная... Вокруг них летали небольшие белые перышки из набивки подушек. — Я знаю! Но это не делает её плохой или невкусной! — Америка хитро прищурил глаза.— И ты любишь её, я знаю! Тебе нравилась еда, которой я тебя угощал, не так ли? — Только потому, что у меня сейчас дефицит и нормирование, а мы были на войне! — раздраженно фыркнул Англия. — Ну-ну, посмотрим. Однажды я открою в твоем Лондоне сотни ресторанов со своими лучшими бургерами... уверен, от посетителей не будет отбоя! И однажды я непременно застукаю там тебя самого! — прошептал Альфред дразнящим голосом и с дурацкой мечтательной улыбкой. — Хм... на самом деле, я и правда думаю открыть их по всему миру... Вот тогда и вскроется, что в глубине души вы все без ума от моей еды! А ты особенно! Артур дернулся и слегка скривился, слушая задорный смех Америки и его масштабные планы. — Заткнись, Альфред! — раздраженно фыркнул он, сбрасывая с себя ласкающую его руку Америки. — Прекрати отрицать, что наши с тобой вкусы похожи! Прекрати отрицать, что тебе может нравится что-то, что сделано мной! — Америка надулся и прозвучал подобно ребенку, требующему похвалы и внимания. — Боже, ну повзрослей же ты наконец! Неужели не осознаешь, что в ходе этой войны ты превратился в великую державу? — воскликнул Англия с легкими нотками разочарования в голосе. — И каковы твои планы? Заставить весь мир питаться отвратной едой? Выторговать право приходить на собрания, одеваясь как простак? Боже, да ты самая нелепая империя в мире! Артур вздохнул, а Америка расхохотался в голос своим фирменным смехом. — Вот как? Ты недоволен тем, что я стал неправильной империей? Ты бы больше гордился мной, если бы я ходил в пижонском наряде и строил планы, как захватить весь мир? — Альфред привстал на кровати, придвинулся к Артуру поближе и вкрадчиво пробормотал ему в ухо: — Может быть, ты бы считал меня серьезнее, если бы я строил планы, как превратить тебя самого в колонию? Англия дёрнулся и рефлекторно залепил Америке пощечину. Альфред взвизгнул и осторожно потрогал рукой покрасневшую и горящую от удара щёку. — Ты чего? — Не смей говорить такие вещи, понял? Даже в шутку! — нервно огрызнулся Англия. Америка погладил его по руке и заверил, что ни в коем случае не имел в виду ничего такого всерьез. Англия кивнул, но в комнате явно повисла напряженная атмосфера. Обе страны старались не смотреть друг на друга и на некоторое время замолкли, погрузившись каждый в свои собственные мысли. — А хочешь я тебе скажу, почему ты так усиленно притворяешься, что любишь всю эту аристократическую мишуру? — спустя минут пятнадцать снова начал свою пластинку Альфред, всё еще задетый критикой его дома и еды со стороны Англии. — Ну давай, удиви меня, — напряженно пробормотал Артур, на самом деле всё ещё продолжая тревожно обдумывать небрежно брошенную Америкой шуточную угрозу. — Да просто ты всю жизнь соревновался с Францией! А поскольку он в бою никогда толком превзойти тебя не мог, то пудрил тебе голову тем, что он лучше, потому что у него более модная прическа или более дорогие украшения или самый вычурный наряд, — Альфред посмеивался, глядя на лицо Англии, заливающееся краской от смущения. — Ну что, скажешь не так? — Скажу, что ты опять ревнуешь, — невозмутимо сказал Артур, хотя мысль Альфреда на самом деле глубоко взгрызлась ему в голову. — А ведь ты обещал этого не делать. — Пфф. Ничего я не ревную. Ты просто не хочешь признавать, что я прав, — закатил глаза Альфред и притянул Артура к себе поближе, обвивая его руками и прижимая к себе. — Ну-ка, расскажи, сколько времени ты убил в четырнадцатом веке, чтобы отрастить волосы, как у него? — Господи, замолчи сейчас же! Это когда было-то, — Англия покраснел еще сильнее и поёрзал, попытавшись освободиться от рук Америки и отвернуться. — Откуда ты вообще об этом знаешь, мальчишка? Ты тогда даже не родился еще! — Думаешь, Франция хранит такие истории в секрете? — Альфред хихикнул. — Хорошо, а как насчет того, что он говорит про твою кухню? Сколько раз он унижал тебя за недостаточную утонченность во вкусе? — Как будто ты сам любишь мою кухню, — печально усмехнувшись, пробормотал Англия. — И пожалуйста, не надо сейчас притворяться только для того, чтобы выглядеть в моих глазах лучше Франции. Ты даже сегодня не упустил возможность подвергнуть мою готовку критики! Ты всё время это делаешь, по крайней мере последние полтора столетия... Америка покраснел как помидор. — Ну знаешь ли... Вообще-то я не критиковал. Я наоборот сказал, что твои вкусы не так уж сильно отличаются от моих, — Альфред хмыкнул. — Кто ж виноват, что для тебя это оскорбление! Артур замер и внезапно посмотрел на своего партнера завороженным взглядом и лицом, на котором просияла очень нежная улыбка. Казалось, он был серьёзно тронут и совершенно отвлекся от конфликта, произошедшего чуть ранее. — Тебе правда нравится, как я готовлю? — голос Англии звучал одновременно и недоверчиво, и благодарно, и удивленно. Альфред покраснел ещё сильнее и смущенно отвел взгляд в сторону. — Гамбургеры я все равно люблю больше! Но да, у тебя есть несколько неплохих блюд... — Америка вздохнул. — Ох, ну ладно. У тебя довольно милые завтраки. И булочки. И индейка на Рождество. А ещё, если честно, я почти не изменил рецепт пирогов, которые ты научил меня готовить... Лицо Артура просияло и он снова прижался к Альфреду, нежно приобнимая своего партнёра и лаская рукой его тело, шею и руки. — Это значит, что ты будешь не против, если сегодня завтрак приготовлю я? — вкрадчиво спросил Англия, и Америке не оставалось ничего другого, как согласиться. Артур нежно поцеловал его в лоб и спустился вниз в одиночестве, пообещав принести Альфреду завтрак обратно в комнату. Америка не стал возражать — как минимум потому, что он любил подольше поваляться в постели. Особенно, с учетом того, что ему это не так уж часто удавалось в последние времена. К тому же Англия явно хотел поухаживать... хоть его ухаживания и фонили привкусом старых времен, когда забота со стороны Артура была с патерналистских позиций, а не с партнерских. Когда Англия кормил и одевал его так, как сам считал нужным... Когда в целом определял его жизнь во многих аспектах... Америка ёрзал в кровати, много думая об этом странном поцелуе в лоб. А также же о нескончаемой критике со стороны Артура в адрес любой вещи, в которой он хотя бы немного отличался от него. Кухня, одежда, просто обставленный дом... у Англии на всё было своё мнение. Альфред надеялся, что их взаимная любовь и тесное союзничество положат конец их перебранкам, но реальность явно спешила его разочаровать... И эта ещё эта пощечина... Он совершенно запутался, даже не понимая, кто из них на этот раз перегнул палку — то ли он сам ввиду неуместной шутки, то ли сам Англия подобным действием. Англия, тем временем, закидывал яйца на сковородку этажом ниже, находясь в не менее задумчивом и беспокойном состоянии. Он никак не мог понять поведение Америки. Временами Альфред вёл себя как щенок, выпрашивающий внимания и похвалы — словно ментально застрял в колониальных временах. «Артур, посмотри, как я тебя нарисовал, тебе нравится?» «Англия, я могу поднять целого быка! Ты гордишься тем, что я такой сильный?» «Я теперь умею писать по-английски и мы сможем переписываться, ты рад этому?» «Признай меня, Англия!» «Артур, втайне ты любишь мои гамбургеры! Признай, что они тебе нравятся!» «Я вступил в войну, Англия! Теперь ты в безопасности, я помогу тебе и всей Европе! Я твой герой, не так ли, детка?» «Готов поспорить, у Франсиска член меньше моего! Я во многом лучше, чем он, не так ли?» Прошло не одно столетие, Альфред превратился из колонии превратился в сильную и независимую сверхдержаву — а из гиперактивного, очаровательного и немного прилипчивого ребенка в красивого и сильного взрослого мужчину, с которым Англия теперь делит постель... Так почему в его словах фоном регулярно сквозит то самое «признай меня, Англия», которое он кричал Артуру во время решающей битвы в войне за независимость? Англия подумал даже, не слишком ли он критичен к Альфреду. Он перевернул лопаткой яичницу, и начал на другой сковороде жарить сосиски, фасоль и бекон для полноценного английского завтрака. С грустью Артур подумал о том, что давно не готовил себе своё фирменное блюдо — несмотря на то, что война подходила к концу и явно обещала закончиться их победой, нормирование в его стране явно не было близко к завершению. А он всё еще не позволял себе жировать за счет граждан. Артур окинул взглядом кухню. Помещение было крайне просторным и светлым, вдоль стены и по центру комнаты стояли кухонные тумбы безупречно белого цвета с красными столешницами. Стены тоже были светлыми, а огромное окно, пропускающее невероятное количество света, было украшено веселенькими красными занавесками в горошек. Англия усмехнувшись, подумал, что даже если бы он поставил себе такие окна, в них было бы мало смысла — у него дома солнце всё равно не светит так часто. Он зажмурился, подставляя лицо под солнечные лучи, а следом бросил взгляд на холодильник и тумбу, стоящую ближе всего к плите, на которой стояли продукты. В холодильнике продуктов тоже было навалом — Англия обратил на это внимание, когда доставал нужные ингридиенты. «И зачем мне хранить золото дома? Пусть лучше его используют мои граждане, какой смысл мне их обкрадывать?» — вспомнил Артур слова Альфреда об отсутствии роскошного убранства в своих домах. Вероятно, ему не стоило смеяться над простеньким американским интерьером. Что толку от того, что у него дома на кухне стоят тумбы из лучших пород дерева, если его империя рушится, его граждане едят еду по талонам и он бы проиграл войну, если бы Альфред не пришел на помощь? «Что если у него и правда есть чему поучиться?» В этом аспекте Англия не мог понять Америку еще больше. Осознал ли тот степень силы и влияния, которая сосредотачивается в его руках? Сумеет ли совладать с наваждением, с которым сталкиваются любые державы подобного уровня? Артура раздражала ребячливость Альфреда, когда тот говорил о том, как его гамбургеры захватят мир в первую очередь потому, что он начинал чувствовать за ним силу, позволяющую захватить мир по-настоящему. Америка дурачится потому, что не понимает этого, или потому что не хочет лишний раз посвещать Артура в свои планы или даже имеет свои планы на него самого? «Ты бы считал меня серьезнее, если бы я строил планы, как превратить тебя самого в колонию?» Артур потряс головой и вернулся к готовке завтрака. «Альфред бы никогда не сказал бы такого серьёзно. Вероятно, я просто слишком задел его своей критикой. И еще эта пощёчина, будь она неладна...» — Артур с грустью подумал, что их отношения довольно далеки от идеала, который он себе представлял, надеясь, что его чувства окажутся взаимными. Справедливо посчитав себя более взрослым и мудрым в этих отношениях, Англия всё же решил попробовать быть более чутким и внимательным к Америке, несмотря на ряд беспокоящих его вещей. ***** несколько минут спустя, в комнате Америки — ... так вот, понимаешь, то, что у тебя довольно простая кухня или прическа или что-то еще, не означает то, что эти вещи в тебе не привлекательны или что они как-то мешают тебе быть преуспевающей страной, — Америка воодушевленно болтал, с удовольствием уплетая приготовленную Англией яичницу, чавкая и проглатывая некоторые звуки и слова. — Также как отсутствие знаний этикета или позолоченных интерьеров королевских замков не мешают. Понимаешь, да? — Альфред, я понимаю. Ты можешь предпочитать простые и практичные вещи и это не означает, что ты не можешь быть при этом сильной и влиятельной страной. И я не должен был над тобой смеяться и считать это признаком провинциальности или чего-то такого, — Англия порядком начал уставать от этой темы, но его сердце смягчал факт того, что Америка по достоинству оценил его старания на кухне. — Я понял тебя. — Да нет, ты не понял! Понимаешь, ты тоже можешь их предпочитать. И ты не должен себя винить за это, — Америка выглядел очень вдохновлённым. — Вот скажи, ты когда-нибудь пробовал надеть джинсы? — О боже. Нет, не пробовал. Альфред, угомонись, пожалуйста! — Англия закатил глаза. — Давай просто каждый будет носить свою одежду. — Нет, знаешь, ты просто обязан попробовать! Америка резко вскочил с кровати, перевернув пустую тарелку из под завтрака и измазав маслом собственную кровать. Проигнорировав тяжелый вздох Англии, он помчался к шкафу — в котором начал спешно рыться, вышвыривая оттуда вещи одну за другой прямо на пол. — Порядок в комнате тоже является устаревшим европейским стандартом, я правильно понимаю? — съязвил Англия. Альфред только отмахнулся, продолжая увлеченно копаться в ящике. Вскоре он достал оттуда пару новеньких синих джинс — размером как раз на Англию — и довольно протянул их ему с сияющей улыбкой. — Ну пожалуйста! Я уверен, ты будешь великолепно в них смотреться! — Давай так. Я это надену, но потом мы навсегда закроем эту тему, — устало пробормотал он, забирая у Альфреда злополучную одежду и спешно напяливая её на себя. — И больше не будем к ней возвращаться, хорошо? Америка кивнул, хитро улыбнувшись, и с затаенным дыханием смотрел, пока Артур не закончит одеваться. — Если сам не захочешь! Англия застегнул молнию и пуговицу и покрутился перед зеркалом. Джинсы и правда сидели неплохо, но всё еще слишком чужеродно. К тому же, верхняя часть его тела была обнажена, а ему было неприятно лишний раз разглядывать свое тело, пока на нём всё еще были видны следы войны и оно было таким изможденным, слабым, костлявым и бледным как сейчас... Пока не заросли и не исчезли все эти шрамы... Англия скривился. — Знаешь, а тебе очень идёт! — Америка подмигнул ему с улыбкой. Англия залился краской. Внутренне он был согласен с тем, что джинсы были удобными, из приятного материала на ощупь и смотрелись на нем отлично. Но одновременно с этим они ещё ощущались так, словно Америка не джинсы на него надел, а завернул его в звездно-полосатый флаг. Хуже всего, что Артур не понимал, какая это часть в поведении Альфреда: маленькая недолюбленная и гордая бывшая колония, которая кричит ему в лицо: «признай меня, Англия»? Или молодая сверхдержава, которая хочет его... пометить? «Англия, ты будешь есть мои гамбургеры, носить мои джинсы, смотреть мои фильмы... Ты будешь носить ошейник с моим флагом. Ты станешь моим 49-м штатом. Англия!» Да, последнее Артуру только лишь приснилось, но... он знал, через что проходят страны, занимающие столь высокое положение, какого совсем недавно достиг Альфред. Англия сам был империей и ему очень хорошо были известны идеи, которые если еще и не пришли в голову Америке, то обязательно однажды придут. Впрочем, он не стал говорить об этом лишний раз вслух. — Чёрт, ну не могу я так ходить. Я, в конце концов, Британская империя, или кто? Я регулярно бываю в Букингемском дворце и посещаю королевскую семью... Ну не могу я выглядеть как фермер из колонии! — вместо этого растерянно пробормотал Артур, протягивая руки к ширинке, стремясь поскорее снять злополучный предмет гардероба. Альфред пропустил мимо ушей слова про фермера. — Ты сейчас меня уговариваешь или себя? — усмехнулся он, накрывая своими ладонями руки Англии. — Эй, не торопись снимать. Здесь нет ни Франсиска, ни твоих монархов. Попробуй поносить их и понять, нравится ли тебе самому. Понимаешь? Без оглядки на кого-то. — Да не оглядываюсь я ни на кого, чего заладил! Тем более на Франсиска! — Ты сам сказал, что не хочешь их носить, потому что боишься неодобрения и по статусу неположено, — пожал плечами Альфред. — Подумаешь. Почему Британская империя не может ходить в джинсах, если хочет? Смысл завоевывать треть мира, если не можешь самостоятельно решить, что ты имеешь право надевать на собственную задницу, а что нет? — Ты невыносим, ты знаешь об этом? — Нет, серьезно. Попробуй объяснить, почему? Колонии уважать не будут? — Альфред усмехнулся. — Управлять ими не получится? — Это в том числе. — Знаешь, я буду с тобой честен. Они и так тебя не уважают. Минувшая война и твои экономические проблемы дали им шанс на успешную борьбу за независимость. И я не думаю, что они собираются его упускать... — Ну спасибо, — обиженно отозвался Англия. — Могу еще напомнить, что ты вообще не должен ими управлять, поскольку сам обещал предоставить им независимость... — проворковал Америка невинным голосом, заставив лицо Артура удивленно и испуганно вытянуться. — ЧТО ТЫ СКАЗАЛ? Я не мог обещать такого, — нервно пробормотал он. — А как же Атлантическая хартия¹? Наши боссы вписали туда право народов на самоопределение и создание собственных правительств после окончания войны, не так ли? — Это другое! Это касается только тех, кто был независим до войны, но был оккупирован во время нее! Это не должно касаться моих колоний! — голос Англии стал громче и звучал с надрывом, а в глазах почти заблестели слезы. — Черт, Альфред, как ты смеешь делать это со мной? Чёрт, да мы подписывали эту бумажку в день нашего признания в любви! Она гарантировала, что ты мне поможешь! И теперь, как только я поверил, что у меня... у нас... все может наладиться... ты хочешь использовать ее, чтобы уничтожить меня? Америка осторожно погладил Англию по спине, стараясь успокоить. — Я не буду заставлять тебя, — мягко сказал он. — Но поверь, твои колонии про этот документ тоже слышали и уже возложили на него некоторые планы и надежды. И вряд ли ты сейчас сможешь выдержать даже одну войну за независимость... Я пытаюсь просто предупредить тебя, ничего более. — Вообще-то, я думал, у меня есть верные союзники, — процедил Артур сквозь зубы, выразительно глядя на Альфреда. — О, ну конечно есть! Если на тебя хоть кто-то нападет, я непременно сброшу на его столицу ядерную бомбу. Можешь даже не сомневаться! — Альфред улыбнулся. — Но я не могу подавлять восстания за независимость. Понимаешь, есть такое чувство как солидарность. — Ах да? Не очень-то тебя волновала независимость Филиппин. — Меня волнует! — Альфред стыдливо потупил взгляд. — Мне довольно стыдно, на самом деле... Да, я пытался в начале века брать с вас, европейцев, пример, но явно ошибся. Я планирую предоставить независимость Филиппинам в самое ближайшее время! — Ах вот как? — Да, Англия, вот так! Если мы хотим строить новый мир, в котором через двадцать лет не случится Третья мировая - мы должны полностью изменить взаимоотношения между странами. Взаимно избавиться от стремления захватывать и угнетать кого-то. Кстати, именно это мы кстати и планируем обсуждать на конференции здесь, в Сан-Франциско², разве нет? Создание достойной замены Лиги Наций. И так чтобы все страны могли участвовать, понимаешь? — Не смей только говорить, что ты ещё и пригласил сюда мои колонии в обход меня! — Эээ... ну вообще да, пригласил. Не все, конечно, смогут приехать, но некоторые уже пообещали и... — ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ? Англия вскочил, оттолкнул от себя Америку и раздраженно стянул с себя джинсы, предоставленные Альфредом — собираясь как можно скорее переодеться в другую одежду. Когда они оказались у него в руках, Артур замахнулся и запустил ими прямо в лицо растерянному Альфреду. — Ты спрашивал, что не так с тем, чтобы носить твои джинсы? Да все не так! Дело не в том, что это какой-то не такой предмет одежды, дело в том, что он твой! Ты хочешь, чтобы я выглядел как ты и поступал как ты! — в глазах у Англии стояли слёзы и он довольно громко орал. — Говоришь, что я прогибаюсь под Францию или Королеву, но на самом деле единственное, что тебя не устраивает, что я не прогибаюсь под тебя! Вернее, недостаточно прогибаюсь, да? Если бы ситуация не угрожала конфликтом с самым близким и дорогим для него человеком, Америка бы сейчас расхохотался в голос — настолько комично выглядел Англия сейчас в своем нижнем белье, наделяющий одежду подобным символизмом. Впрочем, если подумать... Альфреду внезапно на ум пришла одна картинка из прошлого. — Ага, то есть, ты когда мне костюмы покупал, в первую очередь хотел именно продемонстрировать мне, что я должен носить то, что ты скажешь? Я-то думал, ты правда надеялся, что они мне понравятся... — Я надеялся! И вообще... это другое! Ты был моей колонией. Я хотел научить тебя всему, что знал сам. Лучшему из того, что знал и видел! Поэтому и хотел, чтобы ты носил лучшую одежду, — задыхался в возмущении Англия. — Ну вот и я хочу показать тебе лучшее из того, что я придумал и создал! Хочу, чтобы тебе тоже это понравилось, понимаешь? Взаимный культурный обмен, понимаешь? — возмутился Америка. — Это не означает, что я теперь хочу тебя сделать своей колонией! или что ты там себе думаешь! Я просто... — Что просто? — От Франции-то тебя почему-то не смущает перенимать и новые слова, и блюда, и моду, и ещё чёрт знает что! — обиженно воскликнул Альфред. — Его слова, значит, украшают язык, а я только коверкаю английский? Его одежду ты копируешь, а у меня значит "одежда провинциальных фермеров", да? — Альфред, ты опять? — Ты постоянно радуешься, когда видишь, что я сохранил что-то, что объединяет нас, верно? Когда видишь, что мне нравится твоя еда, например, верно? Но как только речь заходит о том, чтобы перенять что-то у меня, ты воротишь нос! — продолжал возмущаться Америка. — Это только потому, что я твоя бывшая колония? Ты до сих пор так и не увидел во мне равного, даже после того, как я спас твою задницу? Как мы признались друг другу? После всего, что у нас... — Альфред, да нет же, я... — Господи, да даже у своих колоний ты постоянно что-то перенимаешь. Как минимум, еду точно, не так ли? Ну и чем карри лучше моих бургеров, спрашивается? — Америка окончательно надулся. — Ты что, пытаешься развалить мою империю только потому, что ревнуешь меня к другим колониям? — Артур не выдержал и начал посмеиваться, слезы на его глазах давно высохли. На его взгляд, Альфред вел себя сейчас даже не как подросток с его этим «признай меня, Англия» — он вел себя совершенно как ребенок, не желающий отпускать Артура в поездку на другой континент и цепляющийся за его рукав. Англия совершенно перестал чувствовать угрозу, даже несмотря на то, что такое поведение со стороны Америки сейчас, с его силой и влиянием могло быть ещё каким опасным. Альфред покраснел и смущенно посмотрел в сторону. — Нет, конечно! И вообще, не пытаюсь я тебе ничего развалить. Просто предупреждаю о возможном... — Ну-ну, — Англия ухмыльнулся и потрепал Америку за волосы. — Ты всегда меня к ним ревновал. Да и к Европе тоже. Да ты ни черта не изменился, Альфред! Помнишь, как ты пытался поджечь мой корабль, чтобы я не смог уехать и остался с тобой? Теперь пытаешься сжечь мою империю? Что дальше? Скинешь ядерную бомбу на кого-нибудь, к кому меня приревнуешь? — Ну, в этот раз ты по крайней мере вряд ли меня сможешь отшлёпать, — усмехнулся Америка, вспоминая свою неудачную шалость с кораблем. — Опомнись, придурок! Я и так никуда не собираюсь от тебя уходить. Не нужно создавать мне лишние проблемы, ясно? — Да не собираюсь, я ничего... — Альфред внезапно посмотрел на часы и ойкнул. — Эй, мы опаздываем на конференцию! Можешь продолжить свои нотации по дороге, если хочешь, но нам правда пора бежать! Я не могу опоздать на конференцию, которую сам же и созвал. — Ха, еще как можешь. И делал! Америка проигнорировал его слова и начал спешно собираться, напяливая на себя первые попавшиеся вещи из кучи, выпавшей из шкафа, когда он лазал по нему в поисках джинсов. Англия вздохнул и тоже стал рыскать по комнате в поисках своих вещей — что бы он не думал о предстоящем собрании, опаздывать и прогуливать все же было не в его принципах. Хотя думал он о предстоящем собрании много — и в основном нецензурного. ***** Исторические справки и прочие замечания: 1. Представителям Великобритании не нравилось, что Атлантическая хартия используется как аргумент за то, что британским колониям тоже нужно предоставить независимость (британцы выступали за то, что этот документ гарантирует возвращение свободы и суверенитета только тем, кто был захвачен только в ходе Второй мировой). 2. Данная глава происходит в контексте Сан-Францисской конференции, которая проходила с 25 апреля по 26 июня 1945 года. На ней создали Организацию Объединенных наций и обсуждали как должен функционировать мир после войны. На конференцию было созвано 50 стран, часть из которых была на тот момент зависимыми территориями и хотела по итогам войны получить независимость — что было одним из наиболее конфликтных вопросов на этой конференции, собственно.