Прятки

Тихо просыпался дом страшных ночей, превращаясь в дом восходящего солнца. Утром в кухне снова обнаружилась загадочная банка паштета, которую некто в жёлтой толстовке, хоть и с недоверием, но всё же пустил на бутерброды. Гримм и рыжий малый тут же вызвались добровольцами на испытание находки и стянули полтарелки в целях эксперимента. Эксперимент показал, что паштет – всё ещё хорош. Яшка проснулся поздно и тяжело, и всё утро ходил тенью, нервный и тревожный. Гримм благоразумно не лез к нему, лишь кивнул, завидев издалека. Кира Пятница участливо предложила чаю, зная, что откажется. Все вокруг чувствовали неостывшие волны страха от чьих-то первых, настоящих пряток. Он прошел в укромный угол в кухне и сел, сползя спиной по дверцам шкафчиков. Долго всматривался в туман в открытом окне и молчал. Неожиданно для себя пожалел, что не курит. Всё это время в воздухе витали очертания тёмного, неясного страха. Теперь этот страх обрёл плоть и форму, у него появился запах и звук. Теперь он боялся волка. А дом затягивал. В первые минуты здесь всё было чужеродно и холодно. Спустя час новоприбывший вживался в этот организм, или он входил в человека, как осторожный вирус. Спустя день никто уже не представлял свою жизнь вне этого места. Тем временем рядом примостилось нечто неопределенной наружности в большой жёлтой толстовке, с детским лицом и короткими волосами. Голос у него был нежный, но низковат для девочки и высоковат для мальчика. Яша мысленно прозвал нечто Одуванчиком. - Ты как, в порядке? - участливо поинтересовался некто, глядя прямо на него. Яша вздрогнул, отвёл взгляд и неопределённо пожал плечами. - Может, чаю?..- не отставало жёлтое. Взгляд у него был и вправду обеспокоенный — Яша ещё ни разу не встречал человека, который бы так легко и быстро начал печься о первом встречном. Что-то было в этом очень податливое и мягкое. Одуванчик всё ещё смотрел на него. Это подкупало. Ну ладно. - Кхм… Да, если тебе не сложно... - снял пробу Яша. - Нет-нет! - с готовностью ответило оно и вскочило, подошло к раковине и принялось - о боги - мыть для него чашку. - Да ладно тебе, давай сам помою, - начал было он, выбитый из седла, но Одуванчик решительно - и конечно мягко - отказал и принялся набирать воду в чайник, ловко двигая маленькими руками. Яше не оставалось ничего, кроме как сидеть и послушно ждать. - Извини, пожалуйста, - снова прогудело из-под капюшона, - а у тебя зажигалки не будет? Яша проверил карманы, зная, что зажигалки там нет - но надо же было проверить, чтобы не отказывать Одуванчику просто так. Тем более что отказывать не хотелось. Он так сиял заботливостью, что перед ним любой с первой секунды начинал чувствовать себя в долгу. Яша заметил рядом чехол от гитары Гримма. Поразмыслил, хмыкнул и залез в него. Там наощупь нашлось много-много какой-то бумаги, карандаш и - удача! - коробок спичек. - Держи, - протянул, улыбаясь, Одуванчику. Тот нерешительно, но взял. - А не против будет... Это не твое ведь? - Не против, - махнул рукой Яша, - это Гримма, а он бы точно дал. - Ну, славно, - прошептало успокоенное чудо и достало из недр толстовки сигареты. На помятой пачке было много наклеек, навроде тех, что продаются в киосках в комплекте с детскими журналами, «Смешарики» или «Бен-Тен». В центре красовалась большая надпись фломастером: "Николай 2". Одуванчик заметил взгляд Яши и улыбнулся, играя щёчками. - Расстреляли, - сказал он, показывая теперь пустую пачку. - А вот и чайник свистит. Он стащил с конфорки большой чайнище с цветами и обшарпанными краешками и стал варить чай. Вскоре они с Яшей сидели у батареи с кружками в руках, и дули на оранжевую гладь. Чай у них все равно оставался горячий-горячий. Так что сразу морщились и растирали языком небо, и губы становились такими же обшарпанными, как края чайника. А в кухню приходили и уходили люди, кто-то дожидался друзей с очередной ночи, и когда знакомое лицо появлялось в дверях, вскакивал и бежал навстречу, как встречающий на перроне. Только Ёжик, застыв, выглядывала из-за скатерти, смотря на все вокруг мыльными глазами. Как на странный, на непонятном языке фильм. - Интересно, - шепнул Жёлтенький, выдохнув дымок в чашку, - ее ведь тоже кто-нибудь встречает с игры? - Не думаю, чтобы ее хоть где-нибудь ждали, - с сомнением произнёс Яша, косясь на девочку. - Может быть и так, - стянуто сказал Одуванчик и вздохнул. - Но, думаю, она не замечает. И ей же лучше… Дом дышал утром, и комнаты потихоньку оживали. Разминались руки, утирались слёзы, сжимались дружеские капусты и объятия. Дети прыгали на кроватях, резались в карты и бегали по коридорам, освёщенные солнечной удачей. В комнатах сбивались кружки по интересам и проливался чай. Одуванчик травила анекдоты, сидя в обнимку с разукрашенными. Гримм закрылся в ванной с какой-то девчонкой, прихватив салфетки и кисть, и не выходил уже час. Ёжик мирно лепила шарики под столом. А стены молча пропитывались каким-то невидимым теплом, разливавшимся из тел незнакомых доселе детей, которые нашли на этом причудливом острове сокровища. Они поверяли друг другу секреты, дарили подарки, висели в креслах вниз головой, проигрывали в «дураке» сигареты, и всё равно потом выкуривали их вместе. Они заражались солнцем и странной близостью ровесников. Примостившихся рядом. Незаметно, с упоением, они заводили друзей и выкапывали из песка сундучок, а в нём была любовь, мягкая, как золото. *** Яша побродил по коридорным лабиринтам, вдыхая тёплое утро, и лабиринты вывели его в гостиную. Мимо пробежал некто рыжий, держа в руках что-то, в равной степени похожее и на рыбу, и на чьи-то трусы, и залетел в соседнюю комнату. - Девочки, скажите, что меня нет! - услыхал Яша его голос. После этого в комнате отчетливо заскрипел шкаф. Проигравшие пыхтели и пытались доказать, что дурак всё-таки был не переводным. Пятница латала чью-то одежду. Кто-то просто молчал и чувствовал себя хорошо. Гримм открыл дверь и выглянул наконец из ванной, растирая голову полотенцем. - Внимание, момент истины! – прозвучал он из-под махровых складок и в последний раз яростно протер волосы - и выглянул наружу. Комната зашуршала и заулюлюкала. Яшка удивлённо хрюкнул и поднял брови, а Пятница просто упала на ковер и зашлась хохотом. - Ну и ну… - протянул Гримм, глядя в зеркало на свои посиневшие колтуны. – Я теперь что, гном подземный? - Ты Салли Кромсалли, - прыснула Кира. - Аха, щас. – ухмыльнулся он. – Я Салли Наебалли. Я до последнего был уверен, что это зелёный! Вот, видишь?? – он достал тюбик из кармана и замахал перед ее лицом. – Почему, если там внутри синее, у него упаковка зелёная? - Не вижу ни того, ни другого, - скептически сказала она. Этот тюбик такой грязный, что я вообще не стала бы смотреть, че там внутри. Хватит тыкать этой штукой мне в лицо! - Извини, – смутился он. - Да ладно. Тебе идет, кстати. Так что хватит бздеть. - Спасибо, - вздохнул Гримм и плюхнулся на пол рядом с ними. – Закурить не будет? Благодарю. – он стащил сигарету, и от крашеных пальцев она покрылась тёмными пятнами. - Ну, синий так синий! Цвет покойников, морей и Когтеврана. Видимо, такова моя судьба, а от судьбы не уйдёшь. *** После Гримм, матерясь, стал настраивать разладившуюся гитару, проклиная новые струны. Кира Пятница постелила в углу большой плед, Одуванчик принесла оставшиеся бутерброды с паштетом, и получился небольшой пикник в лесу из стен в цветочек. На запах паштета тут же откуда ни возьмись пришёл большой серый кот и завертелся под ногами, крутя наглой мордой и зыркая глазами по сторонам. Кота поймала Кира и уселась на плед с ним в обнимку. Гном подземный приземлился рядом, положив у ног жёлтенького гитару, перевернутую вниз струнами. На неё поставили тарелку. Яша и Одуванчик сидели дальше, продолжая полукруг, иногда подкармливали кота паштетом с пальцев. Яша вдруг оказался очень близко к этим людям. Словно утром на гитарнике, чужие ноги и родные души касались друг друга. Чувствовался запах сигарет от пальцев жёлтенького, краски от волос Гримма и чего-то лёгкого и цветочного от Пятницы. Воздух пропитался волшебством от этих внезапных посиделок друзей, которым всё равно, как ты выглядишь и что за жизнь у тебя за спиной, надо просто как-то скоротать день. И они коротали его историями. Яшка чувствовал непривычную, тёплую липкость на душе от того, что он тоже сидит с ними рядом, и тоже — часть историй. Словно прямо сейчас вокруг них витало что-то очень, очень важное. Момент, близкий к чуду своим теплом и спокойствием. Кто знал, когда этому моменту придет конец… А остальные этого не замечали. Им и так было хорошо. Пятница рассказывала, что когда-то давно она жила в квартире номер тринадцать, в старом доме, перестроенном из школы. У них часто вырубали свет, и тогда лишь кошка спокойно шагала по комнатам, не натыкаясь на углы. В такие дни они с матерью доставали из шкафа походную газовку, ставили на неё кипятиться воду в старой кастрюле — и, как назло, именно в этот момент давали электричество. У них даже появилась примета: света нет - доставай плитку, сразу будет. Одуванчик начал курить рано, хотя, справедливости ради, до сих пор никто так и не знал, сколько ему лет. Но когда его друзьям надо было как-то незаметно позвать его на улицу, за угол школы, например, при учителях, они говорили: "Пойдём ловить Сатурн". Шифр этот пошёл с одной ночи, когда они стояли дома на балконе, и Одуванчик с непривычки сделал слишком сильную затяжку, пошатнулся и опёрся руками о перила. Ночь была синяя, летняя. Звезды, окна, блёстки на щеках тогда ещё белого Одуванчика, - всё сверкало и тихо звало в темноте. И тогда, покачнувшись, он посмотрел на небо и сказал: «Кажется, я щас поймаю Сатурн…» С тех пор и повелось. - Превосходно, - усмехнулся Гримм. - А у меня был большой лохматый пёс. Давным-давно, ещё в детстве. Как-то раз, - засмеялся он, закрыв лицо руками - я его покрасил зелёнкой. Вот скандал был... - А где жил? – спросила Кира. - Не жнаю, - пожал он плечами, уминая ещё один бутерброд, - Помню, што квартира была посередине дома, – он облизнул пальцы, - и над окнами был выступ, и на нём выросло дерево. - Большое? - Дерево? Не, что ты. Росток. Дом был старый, и он вырос прям из кирпичей. По нему всегда можно было легко найти окно нашей кухни. Кажется, это был ясень, – Гримм мечтательно улыбнулся, но не им, а чему-то вдалеке, в своих воспоминаниях. Дом затягивал. И люди тоже. Ещё немного, опасался Яша с холодеющим животом, и он тоже начнёт курить Они говорили и говорили, а у Яши по спине разливалось большое чернильное пятно. Если б Гримм когда-нибудь оступился и начал падать, его поддержал бы его ясень над окном. Так же, как Пятницу с её семейными байками и котом. А у Яшки позади было темно. Гримм доел мистический паштет, перегнулся через Одуванчика за гитарой, коснувшись её животом по крайней мере в трёх местах, и как ни в чем ни бывало лёг обратно. Начал подбирать аккорды к чему-то, чё и сам вспомнить не мог. Кира Пятница отпустила кота и достала свою загадочную книжечку, похожую на кулинарную, но совершенно точно не с рецептами, и принялась бегать глазами по странице, кое-где вычеркивая пункты. Одуванчик снова расстрелял своего Николая Второго. Яшка молча встал с пледа и ушёл. *** Яростно хлопнула дверь в пустой комнате где-то далеко-далеко от кухни. Яша оглядел нежилую мебель, медленно прошёлся туда-сюда и рухнул на кровать. Рядом стояла подъеденная временем тумбочка, забитая бумагой и книгами. Он помедлил и вытащил наугад одну, испачкавшись пылью. Почему-то, подумалось Яше, где-то очень, очень давно и далеко он бы наверняка лёг на свою кровать и запустил руку в столик в поисках чего-то важного. Чего, не знал, но привычка запомнилась. Он вздохнул и посмотрел на старую книженцию. Надо было вспоминать. Открыл первую страницу, жёлтую и тусклую, и прочитал пару строк. Чтобы вспомнить, надо было хоть на минуту вылезти из этой жуткой квартиры, как из гипноза. А из дома не было выхода никуда, кроме как в самого себя. Поэтому он взял слова из этой хлипкой книжки и начал строить из них лесенку, по которой можно было выбраться из этой комнаты. Книжка была, к счастью, не о доме и не о детях. Она вытащила его и провела закоулками к собственной памяти. Надо было вспоминать. И он начал копаться...