Орел и Ворон

— Фома, задушишь, — приглушенно говорит Семёнов, а сам обнимает крепко, настолько, насколько позволяет рана. А Лёша всё никак не может поверить в то, что он живой. Его лучший друг, человек, который ему как брат. Самый близкий, самый родной. Человек, сыну которого он является крёстным. И о котором заботился и будет заботиться до самой смерти. За которого будет рвать зубами врагов, даже зная, что Семёнов этого не одобрит. Но по-другому Фома защищать своих просто не умеет. Он волк. А Семёнов вместе со своей семьёй — его стая. Да, он будет защищать любого из тех, кто на него работает. И, хоть Семёнов не входит в их число, но его он будет защищать совершенно особенно. Фома обнимает его крепче, чувствуя, как под глазами закипают слёзы. — Ты как, брат? — Буду в порядке, если ты перестанешь давить на рану. Фома торопливо отстраняется, коря себя за излишнюю эмоциональность. Несмотря на ранение, Семёнов улыбается. — Ты чего лыбишься, а? Ты хоть понимаешь, как всех нас испугал? Ты какого рожна под пулю полез? — Фома не выдерживает, вскакивает с кровати и начинает размахивать руками. — Да не лез я не под какую пулю, — закатывает глаза Семёнов, держась за рану. — Просто не успел увернуться. Так бывает, я же все-таки мент, ты не забыл? — Не забыл. Как он мог забыть, если этот придурок постоянно подвергает себя опасности на этой чёртовой работе? — Фома, твою налево, хватит смотреть на меня так, словно я сейчас кони двину, — сердито говорит Паша. — Извини, брат. Невысказанное «я безумно испугался, так сильно, что перевернул весь город в поисках этой гниды, что в тебя стреляла» застревает комом в горле. Фома сглатывает, пряча в карман так некстати задрожавшие руки. Никогда не дрожали, даже когда первый раз человека застрелил, а сейчас ходуном ходят. Наверное от адреналина и облегчения от того, что у стрелка не получилось выполнить заказ. Кстати об этом. — Паш… — Да? — Фома видит, как от его тона напрягается Семёнов, своим ментовским нутром чувствуя, что грядёт пиздец. — Пуля, которую ты поймал, не была случайной. — Это я уже и так понял, я же мент. Наверное, кто-то из «крестников» откинулся и решил отомстить. Обычное дело, не бери в голову. — Да нет, Паш. Это не твой, как ты выразился, «крестник». Это заказ. — Нихуя себе, — присвистнул Семёнов. — Это кому ж я так не угодил, что на меня аж стрелка зарядили? — Не прибедняйся, людей, мечтающих тебя грохнуть, едва ли меньше, чем мечтающих грохнуть меня. — Ты преувеличиваешь мои заслуги. — Я преуменьшаю. — Ой, всё, заканчивай. Лучше давай ближе к делу. А если ближе, то… — В общем, это всё из-за меня. А точнее, из-за нашей дружбы. — Не удивлён. Нахрена? — Чтобы выбить меня из равновесия и подмять под себя город. Ничего нового, короче. — Согласен. И кто зарядил? Арсеньев? — Я тебя умоляю, — не удерживается от смешка Фома. — Арсеньеву сейчас вот вообще не до этого, он думает, как скорее из города слинять, чтоб под статью не попасть. Он даже торговый центр мне продал практически за копейки, лишь бы уехать поскорее. На него же дело завели, причём настолько громкое, что на нас с тобой забили окончательно. Так что радуйся, ты больше не под следствием. — Вот те раз. А можно подробнее?.. Ведь явно не обошлось без тебя, да? Колись давай. — Ой, вот только оставь свои ментовские фразочки при себе, ладно? Я и так всё расскажу, меня «колоть» не надо. По крайней мере, не по этому делу. — Заканчивай со своими шуточками идиотскими и давай рассказывай. Я хочу знать подробности. Ты же можешь об этом говорить?.. С тобой я могу говорить практически обо всём, даже о том, что может подставить тебя на твоей собачьей работе, брат, мысленно отвечает Фома, и начинает рассказ.