Красота и Злость

— Я сейчас занята, дорогая, позвоню позже. Гудки. Ариана раздражённо суёт телефон в карман брюк и нервным движением поправляет галстук. Нелли уже не первый раз сбрасывает её, строя собственный карточный домик и ревниво оберегая его от чужих жильцов. Но Ариана как ветер врывалась в шаткое сооружение, выметала сор, оставляя пустоту. Ариана принудила Нелли жить её жизнью без права на собственную; прошло много времени с тех пор, как несчастная девушка перестала различать волю свою от воли своей роковой женщины. Не так давно Ариана свела её с Мишелем, сыном священослужителя, скучным молодым мужчиной, примерным мужем и уже отцом. Она хотела, чтобы Нелли привела его в клуб, который тайно посещает его жена, но вместо этого девушка решила затащить его в постель. Неопытность и скромность партнёра подогревали чувство превосходства и азарт наставника, в чем убеждала себя Нелли. Но это была обида и злость. Она слишком быстро стала похожа на Ариану. Мишель, застегивая пуговицы серого пиджака непослушными пальцами, торопливо спускался по лестнице, чуть не споткнулся, увидев высокую фигуру, двигающуюся ему навстречу. Нахмуренные густые брови и мрачный взгляд исподлобья делали Ариану похожей на маньяка, готовящегося к убийству. В ужасе отшатнувшись от девушки, мужчина почти выбежал из дома. Грэйс скривила губы. — Прощу прощения, дорогая, что побеспокоила, надеюсь, я не оторвала вас от важных дел? — насмешливо спросила она, бесцеремонно войдя в притенненую спальню, уставленную чёрными свечами разных размеров и форм статуэтками драконов, змей и разных божков. Вдоль одной стены висел ряд портретов, изображавших прелестных детей и ангелов. Нелли неподвижно сидела в обитом бархатом кресле, откинувшись на спинку и смотря в одну точку. Темно-синий шёлковый халат выделял бледность лица, по-прежнему юного, но застывшие глаза выдавали почти старческую изможденность. Лейн, казалось, даже не дышала, погруженная в оцепенение. Ариана скрестила руки на груди. — Наш Мишель убежал и больше уже не вернётся. Не вернётся… Ариана называла это трусостью и малодушием, что в её понимании было синонимично совести, однако страх — инструмент разума. Красота стоит выше него, но мудрость служит надёжным постаментом для дивного образа, окруженного нимбом чувств. Жизнь — пламя, но если спалить все, не останется топлива, не займётся новый пожар, огонь погибнет в выжженной пустыне пепла. Нелли не стала произносить это вслух, зная, как отреагирует Ариана. Темноволосая девушка стояла около Нелли, чуть наклонив голову и прикусив губу. Какая досада… — Ты слаба и труслива для Красоты. Разворачивается и уходит. В ответ — хриплый шепот, ничем не напоминающий прежний звонкий голосок. — А ты помешанное и бессердечное нечто… *** Ариана задумчиво стояла в одной из зал старинного особняка, приспособленной под галерею. Всё стены были увешаны портретами примерно одинакового формата и одного стиля, изображавших нежных юношей, напоминающих греческих Аполлонов, очаровывающих взгляд девушек, свежих и полных сил подростков, стариков, сохранивших юную выразительностью черт. И был один портрет — портрет совсем молодой женщины с солнечным водопадом волос, с мягкой улыбкой, приподнятой головой, зарисованной вольной рукой художника на фоне глубоко синего моря. А глаза - блеклые, стеклянные, неживые, через них Смерть словно усмехается со своим братом Уродством. Застывшие рядом Амос облизнул пересохшие губы. Ариана пытливо, до боли, всматривалась в изученные до самых мелких мелочей черты, и злость ядовитое плескалась на краю души. Какая глупая, она или она — неважно. — Как давно? — наконец решился нарушить тянувшееся целую вечность молчание художник. — Месяц. Месяц как Нелли покончила с собой. Сбросилась со скалы во время шторма. Пламя поглотил холодный океан, не отдавший даже тело своего нового экспоната в подводной музее смерти. Всего пять лет Жизни. Видимо, перевелись отчаянные, полыхающие огнём момента, безумные и парящие над серой массой окружающего мира… — Ариана… Она знала, о чем он попросит. Зло усмехнулась: — Так не терпится отправиться следом? Амос сокрушенно вздохнул и отвернулся. Девушка нырнула рукой во внутренний карман пиджака. — Возьми. Проткнешь им себя, если найдёшь портрет. Если найдёшь… В карих глазах мужчины отразилось боль и тоска. Как жалел он, что много-много лет назад, ещё глупым горячим юнцом, подошёл к одиноко стоящей в пустом выставочном зале девушке с немного неженственным, но невероятно красивым лицом. Ах, зачем, зачем они встретились? Чтобы она убила в нём любящего жизнь юношу, пробудив жадно цепляющегося за уходящие дни жалкого маляра с колдовским талантом? Чтобы они извратили друг друга, возненавидели, но остались неразлучны, как два осколка одной эпохи. Как творец и его муза, ставшая главным детищем и проклятием. От смерти спрятаться хотели, — сохранить жизнь и красоту, — да от неё не сбежишь. Найдёт, карга, и заберёт, если не тело, то разум с сердцем. Каждый человек должен ей… Амос слегка подрагивающей рукой принял в широкую ладонь серебристый кинжал с изумрудом в рукояти. Спрятал за спину и тихо отошёл. Ариана закрыла глаза. Лица, лица, лица мелькали пред внутренним взором. Смех, крики, стоны оглушали. Десятки, сотни рук тянулись к ней, стремясь порвать, растерзать, задушить. Тысячи голосов шептали проклятья, бесконечное число раз напоминали о свершенном, рыдали и орали. Ариана видела изнанку Красоты. Безумный смех прокатился по зале, отразился от портретов, умножился высокими сводами. Безумный смех рвал душу. «Ах, жизнь, душа, красота… Нет их, нет, ни внутри, ни снаружи. Сказка, выдумка глупых поэтов и художников! Будь всё проклято…»