Блонд без выбора

В какой-то момент я не смогла остановить поток своих мыслей. Они стали пожирать меня изнутри, пытаясь выбраться наружу. От апатии не осталось и следа. Меня забирала в свои объятия истерика. Внутри было так плохо, что хотелось добежать до ближайшего острого угла и расцарапать им все виски, чтобы причинить себе как можно больше боли. Мне не спалось, точнее, как только Мори меня уложил в кровать, я заснула, но после не могла нормально побыть в объятиях Морфея. Сладкие грёзы выветрились, пришел осознанный сон, где мои родители плакали. Во сне я стала задавать себе вопросы: "Почему я здесь?", "А где я?", "Что со мной?", "Почему я не могу дать со своими родителями?", "Со своей жизнью!?". Осознанные сны создают плохие шутки. Когда ты должен спать и высыпаться, надеешься на это, а потом вдруг не можешь расслабить мозг, анализируя все во сне, проводя аналогии и создавая логические цепочки. Вот так и случилось со мной. Спала, спала, а потом на меня нахлынул весь негатив, который подпитывал мой мозг, погруженный в сновидения. Я заплакала во сне, в мире грез, как думала, но потом проснулась от своего же крика и обнаружила, что слезы капали из глаз, а подушка была вся мокрая. Разрыдалась я ещё больше. Это был не плачь, а настоящий крик, будто агония, которая сжигает все, до чего может дотянуться. Я буквально разрывала свои голосовые связки, плакала, кричала, била подушку и кровать руками, ногами, головой. Натуральная истерика. Я не помнила, сколько кричала, но в комнату ворвался Огай. Он был удивлен, но быстро взял себя в руки и подбежал ко мне, хватая за хрупкие плечи. Мори не говорил тёплых слов, а пытался вывести меня из этого состояния. Бил по щекам, тряс за плечи, сжимал их. Это не принесло никакого результата. Я, сама от себя не ожидая, вырвалась из его хватки и попыталась встать на ноги. Попытка оказалась провальной, я свалилась с кровати. Но мне было на это начхать. Я быстро встала и побежала в другую комнату. На глазах были слезы, которые застилали весь обзор, из-за чего я ударялась обо все шкафы и твердые поверхности. Голосовые связки все ещё работали также звонко, будто бы их невозможно посадить, сорвать. Я бежала, плакала, цеплялась обо все углы, но не останавливалась ни на шаг. Я бегала по всем комнатам, будто сбежавшая сумасшедшая из психической лечебницы. "Греховную плоть нельзя усмирить. Её можно только отрезать. Ну, или, скажем, вырезать святым ножом" Мысль пришла внезапно, будто бы сами демоны, подчинённые Люцифера или Вельзевула это нашептали мне на ухо. Я, тотчас же, не думая, бросилась на кухню, где стала рыться в шкафах с посудой, ища заветный предмет. Все ещё плача, я быстро осматривала все уголки, переворачивая полки и посуду, лишь бы отыскать желанное. Внезапно мой взгляд наткнулся на него. На заветный предмет — нож. Я подбежала к нему, подняла и, не церемонясь, плеснула по левому запястью. Так меня и обнаружил Мори. Стоящей в уголке кухни, держащей в одной руке нож, а другая истекала кровью. В глазах был безумный блеск. Пожалуй, в тот момент я напоминала собой фейри – это одно из имён падших ангелов, но другие ошибочно считают их бесами или давно умершими людьми, поднявшимися из своих могил. Я была бледна, кожа была сравнима с мелом, а глаза были наполнены боли, но отдавали некой безуминкой. — Элиза, опусти нож. Это приказ, — глаза Огая сверкнули красным, что смотрелось жутко на фоне ночи. Мои руки повиновались ему. Нож упал на пол, а я сама стала как вкопанная, не смея пошевелиться. Вот только из очей все так и капали бусинки солёной жидкости. — Я... — нельзя было узнать во мне сейчас голос жизнерадостной малышки Элис, которая была с Огаем всегда, — Прошу вас, кха... — попытавшись что-то сказать, из уст вырвался лишь хрип, — Вы же можете покончить со всем!? Я хочу забыться! Сотрите мне память! — я кричала, орала, но Мори как стоял на месте, так и стоял, не реагируя на мои мольбы, — Прошу вас... пожалуйста, — мой голос будто бы охрип, а я начала падать, но, вдруг, меня подхватили сильные руки. В Книге Притчей говорится, что Господь ненавидит семь вещей, что ему противны: гордый взгляд; лживый язык; руки, проливающие невинную кровь; сердце, кующее злые замыслы; ноги, быстро бегущие к злодейству; лжесвидетель, наговаривающий ложь; сеющий раздор между братьями. Так где же согрешила я, чтобы умереть и так неправильно вернуться в мир живых? Да и я ведь не живая. Оболочка, существующая благодаря способности эспера, и мертвая душа, которая стремится исчезнуть из мира. Прекрасный симбиоз, который лишь больше подталкивает на самоуничтожение. Забвение, которое мне может подарить Мори. Он должен мочь меня переписать полностью. Поэтому, пусть он сотрёт все воспоминания. Ведь что делает нас личностью? Наши желания, хотения, воспоминания. Ежели я не буду ничего помнить, то это уже буду не я, а кто-то другой. Кто-то, у кого нет счастливых моментов в прошлом мире. Я хочу назад. Но если я не могу вернуться, то пусть все воспоминания исчезнут, чтобы прекратить эти страдания. Знаете, где находится настоящий ад? Он в нашей голове. — Ангел мой, все в порядке. Я здесь, — Мори стремительным шагом оказался возле меня и сразу же сцепил свои руки за моей спиной, тем самым обнимая. Что если я хочу быть не здесь? Я хочу исчезнуть. Чтобы меня стёрли с лица этого места, которое не принадлежит мне. Я хочу уйти от этого всего. Ножик в печень и никто не вечен? Ха-ха, это было бы забавно. Можно было бы выпрыгнуть в окно, предварительно всадив себе нож в живот. В ушах наушники. И лететь под кульминацию песни. Разве... Это бы не избавило меня от всех тревожных мыслей? Я бы могла стать полностью мертвой. Не только душой, но ещё и телом! Вот только тут затык. Тело не человека, а способности. Вряд-ли мне удастся попасть в небытие. Да и этаж невысокий. Просто переломаю себе конечности, но Огай это с лёгкостью исправит. Остаётся лишь единственный способ — просить его самого избавить меня от воспоминаний, избавить от личности. От тяжести. То, как я мыслю — так не мыслит человек. Это не вписывается в восприятие мира обычного обывателя. За жизнь хватаются все, какие бы тяготы не нужно было преодолевать. Я боялась смерти, я боюсь ее сейчас. Но я желаю забвения. Вот такой парадокс возникает, однако. Мори и я сидели на полу, не обращая внимания на его холод. Мужчина меня обнимал, тогда как я просто ревела и цеплялась за него своими руками. Мори меня успокаивал, гладил по спине. Он говорил, что все нормально, что все пройдет, хотя я в это не верила. Просто невозможно, чтобы все стало хорошо. Нет, оно уже никогда не станет. — Тише, тише, — поговаривал темноволосый мужчина, — Я рядом, я с тобой, — и хоть мне были плохо, я была благодарна этому человеку за то, что он меня успокаивает. Спустя некоторое время, Огай взял меня на руки и понес на свою кровать, где меня укрыли одеялом и вновь обняли. Мори рассказал мне сказку про ёкаев, а я провалилась в сон. Черноволосый эспер же тяжело вздохнул и последовал в мир Морфея вслед за мной.