Проклятые поэты

      Пожалуй, ничто в этом мире не могло зацепить Верлена так же сильно, как поэзия. Эти чудные, нежные строки, ласкающие слух своей ритмичностью, в которых могла уместиться вся страсть и нежность, что была в самом человеке, просто сводили его с ума, погружая мужчину в свой мир безвозвратно.       Жаль лишь, что в этой страсти он пребывал совершенно один, вечно сталкиваясь с непониманием окружающих — даже его знакомые поэты не могли понять его, буквально растаптывая всю ту любовь, что он лелеял к стихам. Что уж говорить о его бестолковой жене? Матильда была юной особой, ей едва исполнилось восемнадцать, когда родители свели её с довольно перспективным мужем, занимающим далеко не последнее место в обществе, однако этот брак даже близко не пылал той любовью, которую от него ждали.       Поль относился к девушке уважительно, нежно, проявлял хоть какую-то симпатию, но это было совершенно не то, что испытывают настоящие влюблённые. Он называл это любовью, а Матильда в ответ послушно кивала, надеясь, что когда-нибудь этот лёд растает между ними, и только с лёгкой завистью читала любовные стихи мужа, которые тот, как говорил, посвящал ей.       Они оба понимали, что сердце Верлена было занято, занято поэзией, которой тот так уповал, и всё стало намного хуже, когда однажды в их дом прислали одно письмо.       Никакого обращения в нём не было, как и никаких просьб или целей, для любого другого человека оно могло показаться пустым, но Поль нашёл в нём своё сокровище, неустанно пробегаясь глазами по тем строкам, что были внутри конверта:       Я сорву покровы с любой тайны, будь то религия или природа, смерть, рожденье, грядущее, прошлое, космогония, небытие. Я — маэстро по части фантасмагорий. Слушайте!

В благодетельной буре теряя рассудок, То как пробка скача, то танцуя волчком, Я гулял по погостам морским десять суток, Ни с каким фонарем маяка не знаком. Я дышал кислотою и сладостью сидра. Сквозь гнилую обшивку сочилась волна. Якорь сорван был, руль переломан и выдран, Смыты с палубы синие пятна вина. Так я плыл наугад, погруженный во время, Упивался его многозвездной игрой, В этой однообразной и грозной поэме, Где ныряет утопленник, праздный герой.

      И Поль был готов слушать, он был готов восхвалять все эти стихи, каждая строчка которых заставляла его сердце трепетать, словно он впервые обнаружил для себя поэзию. Вернее будет сказать, он впервые обнаружил для себя того, кто его понимал.       …таков был ход вещей, человек не работал над собой, не был еще разбужен или не погрузился во всю полноту великого сновидения. Писатели были чиновниками от литературы: автор, создатель, поэт — такого человека никогда не существовало! Итак, я тружусь над тем, чтобы сделать себя ясновидцем… Вы поступите отвратительно, если мне не ответите, и быстро, ибо через восемь дней я, вероятно, буду в Париже. До свиданья А. Рембо.       Стоит ли говорить, как эти строки поразили Верлена? Ах, впрочем, это абсолютно без надобности, ведь этот замечательный человек, что зажёг в мужчине такой яркий огонёк надежды на понимание, вот-вот окажется в Париже, и даже не заяви Рембо так нагло и открыто, что он намеревался к ним приехать, Поль бы и сам предпочёл пригласить его, несмотря на все протесты Матильды.       И вот, настал тот день — Поль, словно нетерпеливое дитя, поднял на уши весь дом, дабы подготовиться к визиту столь ожидаемого гостя, и вот заветный звонок в дверь, а на пороге был… Ребёнок?       — Простите? — мужчина озадаченно приподнял брови, глядя на запачканную одежду мальчишки, видно, всеми силами отрицая тот факт, что это может быть тот, кого он ждёт с таким трепетом. Конечно же бывают и талантливые дети, но… Если это окажется он, то Верлена настигнет самое ужаснейшее разочарование из всех.       Мальчик удивлённо моргнул, поднимая свой чистейший взгляд на Поля, а затем очень тихо, едва ли не пища, указал себе за спину:       — Там какой-то странный мужчина искал поэта по имени, ээ… Пол Верлейн?       — Поль Верлен, — спокойно поправил его мужчина, глянув за спину ребёнка, где, как и ожидалось, совершенно никого не было. По улице проходили люди, в клумбе с цветами скакали птицы, вылавливая насекомых, кареты проносились, треща колёсами, но из всего этого вида совершенно никто не выделялся. — Так и где же этот странный мужчина?       — Ох.! — ребёнок устало ударил себя по лбу, создавая картину уставшего взрослого — подобное невольно развеселило Поля, но вместе с этим и добавило множество вопросов. — Кажется, он где-то загулял. Всё нахваливал сквер, когда мы шли мимо него, но та мелочь, что он выдал мне за то, чтобы я проводил его, не покроет дополнительную услугу в виде поисков! — и даже говорил этот ребёнок, как настоящий взрослый, чему Верлен искренне изумился, доставая из кармана несколько франков:       — Этого хватит, чтобы ты показал мне, где мог потерять его?       Удивительно, но мальчишка тут же заулыбался, словно мужчина дал ему не деньги, а мороженое или любой другой десерт — даже страшно нынче предполагать, чему сейчас радуются дети.       — Вы столь шедры, месье! — благодарно закивал он, тут же рванув с места, даже не удостоверяясь, успевает ли за ним Поль. В таком случае, он нисколько не удивлён, что Рембо мог легко потеряться в незнакомом городе — встретили его, мягко говоря, не очень-то тепло, и здесь уже был промах самого Верлена.       Благо, тот самый сквер, о котором говорил мальчик, находился совсем недалеко от их дома, вот только Верлена успели насторожить несколько громких голосов. Двое из них принадлежали городской страже, а третий какому-то странному мужчине, который зачем-то удерживал бродячую собаку довольно необычной способностью — та окутывала его вместе с животным в какое-то отдельное пространство, будто выстроив вокруг стены.       — Сэр, успокойте свою собаку! — громко повторял один из стражников, делая пару шагов назад, пока пёс неустанно лаял и рычал на них. Странно, что он обращался к незнакомцу именно в таком ключе, ведь было прекрасно видно, что этот потрёпанный пёс явно принадлежал не ему, однако хорошо его слушался.       — Ох, месье, это ведь не мой пёс, — чуть ли не плача говорил мужчина — складывалось впечатление, что он вообще не хотел влезать во всё это, но почему-то продолжал держать собаку, хоть и его выражение лица так и кричало «Когда это всё наконец закончится?». — Он ведь бегал тут никому не нужный ещё до меня, с чего вы взяли, что я — его хозяин?       — На вас он не лает! — вмешался второй страж. Что ж, с такой логикой сложно поспорить — невежд никогда не убедишь в обратном, если они искренне верят в свою правоту, — именно поэтому Верлен всё же вмешался, не в силах долго смотреть на чужие мучения.       — Прошу прощения, господа, разве же не вы пару дней назад гонялись за этой собакой? Тогда ещё был дождь, я прекрасно наблюдал это из своего окна, правда, не разглядел, кто именно из вас двоих тогда сел в лужу, — на последних словах мужчина приподнял уголки губ, и точно так же поступил и незнакомец, правда, его улыбка была обращена в сторону самого Верлена.       — Ха? Да кто ты вообще? — видно, Поль всё же умудрился их задеть, раз оба мужчины тут же растеряли все свои манеры, позабыв об этой самой собаке. — Будешь лезть не в своё дело — проблем не оберёшься!       — Неужели? — Поль выразительно приподнял брови, невольно даже скривив губы, и хотел было что-то добавить, как вдруг лай собаки неожиданно стал громче.       Стражники растерянно глянули в сторону пса, и тут же ужаснулись — животное с пеной у рта бежало прямо на них. Верлен не успел и глазом моргнуть, как мужчины тут же бросились бежать, а следом мимо промчалась и эта собака, продолжая лаять прямо на весь сквер.       — Гм, простите… — вдруг послышался чужой голос, от которого Поль невольно вздрогнул, возвращаясь из своих мыслей. — Неловко спрашивать, ведь вы и так мне очень помогли, но я в Париже первый раз. Не подскажете, где я могу найти одного поэта, его зовут Поль Верлен? Уверен, вы с виду человек образованный и наверняка такого знаете.       — Ну конечно! — тут же усмехнулся Поль, протягивая руку в качестве приветствия. — Каждый день вижусь с ним прямо в зеркале! — от подобных слов его собеседник невольно залился краской, стыдливо поджимая губы — хоть и в его просьбе не было ничего стыдного, сам факт обстоятельств их знакомства был таковым. — А вы, я полагаю, Рембо?       — Верно, Жан-Николя Артюр Рембо, — мужчина протянул свою руку в ответ, однако вместо ожидаемого рукопожатия, получил от Поля весьма неожиданный поцелуй, оставленный на костяшках пальцев. И вновь, эта неконтролируемая краснота залила всё его лицо. — Это ведь жест для дам, Поль!       — Ох, нет, с чего ты это взял? Этим жестом лишь выражают почтение, — улыбнулся мужчина, невзначай погладив тыльную сторону чужой руки большим пальцем, нехотя отпуская. Пожалуй, только сейчас Артюр впервые увидел его улыбку, которая так и манила собой и была настолько приятна глазу, что мужчина невольно засмотрелся. — Ладно, нам уже пора, — будто нарочно в голосе Поля тут же проскользнули нотки сухости, видимо, для того чтобы вывести своего собеседника из этого лёгкого транса. — Моя жена была рада узнать, что ко мне приедет талантливый друг. Всё допытывала меня, кто же вы, жаль лишь, что из всех слов я мог лишь вымолвить похвалу вашим работам, не зная даже полного имени, но судя по тому, что я уже увидел… Хм, думаю она будет очень рада такому гостю.       — Ох, если не ошибаюсь, её зовут Матильда? Я слышал о ней — естественно, через ваше имя, — пролепетал Рембо, спешно двинувшись следом за Полем, который учтиво поглядывал, чтобы его новый знакомый не сбился с пути. — Мне было бы неудобно стеснять вас с ней, да и вообще, я полагал остаться в какой-нибудь гостинице. Если, конечно, в таких принимают людей вроде меня.       — Глупости, — тут же возмутился Поль. — Разве может столь прекрасный человек хоть как-то нас стеснить? Вот отец Матильды меня ещё как стесняет каждым своим приездом, никакого покоя, а вы… Явно человек более развитый, чем вся их семья вместе взятая.       От подобного тона Рембо невольно изумился, приподнимая брови:       — Поль, вы всё же говорите о своей жене…       — Артюр… — Верлен вздохнул, будто бы услышал какую-то глупость, а затем спешно перевёл тему, вновь улыбнувшись. — Может, к чёрту эти формальности? Я бы хотел перейти на ты, Николя.       — Да пожалуйста, — пожал плечами Рембо, нисколько не разозлившись на то, что Верлен использовал второе имя. Вообще-то ему даже понравилось, ведь то, как произнёс его мужчина, словно пропев, и так приятно, так утончённо! Ещё никто не мог произнести его так же сладко, словно пробовал мёд, как это сделал поэт.       — В таком случае, мне бы и самому стоило представиться заново, — невзначай заявил Поль, явно не собираясь делать из этого представления что-то особое. — Поль Мари Верлен. Если захочешь, можешь использовать второе имя — я не против.       — Какая честь, — беззлобно усмехнулся Артюр, решив повторить чужой трюк. — Мари, — обычно вторые имена практически никогда не использовали, что уж говорить о том, сколько людей могло знать о них, разве что только родственники или супруги, однако всё же было что-то в том, когда они звали друг друга именно этими именами. Сразу можно было почувствовать себя особенными и хоть немного значимыми друг для друга людьми. Даже создавалось какое-то странное, непривычное ощущение, от которого внутри появлялось неизвестное ранее тепло. — Дай угадаю, Матильда никогда не называет твоё второе имя?       — С чего ты взял? — Верлен попытался создать вид хоть какого-то удивления, но на деле с головой выдавал всё своё равнодушие то ли к этому вопросу, то ли ко всему, что касалось его жены.       — Ты ей не позволяешь, — предположил Рембо. На самом деле, такая догадка больше походила на то, как человек буквально тычет пальцем в небо посреди дня и пытается угадать, где же в этот момент находится та самая звезда, которую он видел прошлой ночью, но, судя по чужой реакции и лёгкому напряжению скул, Артюр сейчас указывал в верном направлении. — Что же у вас такого случилось, что ты так нелестно о ней отзываешься? Всё же я повидал стольких людей, и даже заядлый пьяница с обожанием рассказывал мне о своей женщине, а ты человек куда более высокой, тонкой для меня натуры… Не пойми неправильно, я лишь удивлён, не более.       — А разве должно что-то произойти, чтобы я так о ней отзывался? — горько усмехнулся Поль, явно желая поскорее закрыть эту тему. По нему было видно, что мужчина колебался, пробегался взглядом по окружающей их местности, и с какой-то скорбью смотрел вперёд, на собственный дом, к которому они как раз подходили, а затем перевёл задумчивый взгляд на Артюра. — Тебя действительно это лишь удивляет? Я бы не хотел столкнуться с осуждением, не от тебя, Николя… Я покорён тобой до глубины души, как и твоей поэзией, и, если меня отвергнешь ты, я этого не вынесу. Пусть осуждают другие, но только не ты.       Артюр выдержал на Верлене недолгий взгляд, после чего легко похлопал его по плечу, отрицательно качая головой:       — Ну а я покорён тобой, Мари. Ты мне нравишься, и даже если ты кого пристрелишь, хоть меня самого, я буду просто не в силах отвернуться.       Что ж, этих слов определённо было достаточно, чтобы всё напряжение тут же спало с Верлена холодной волной.       — Спасибо тебе, Николя, — чуть ли не пропел мужчина, однако этот разговор касательно Матильды теперь всё равно будет перенесён на неопределённый срок, ведь они уже как раз подошли к дверям дома, откуда было слышно копошение служанки и ещё чей-то приглушённый, но уже чем-то недовольный голос. Артюр уже было хотел открыть рот для вопроса, но Поль, словно услышав его суть ещё на этапе мысли, только покачал головой, открывая перед гостем дверь. — Матильда, ты ещё не успела здесь никого убить? — усмехнулся Верлен, заходя в помещение следом за неуверенным Артюром.       Тот даже не успел отвесить девушке хотя бы формального приветствия, как та сразу же одарила его раздражённым взглядом — и Поль ещё что-то говорил, что она будет ему рада? Ох… Если это нынче называется радостью, тогда что же будет злобой?       — Поль, мы ещё не закончили тот разговор, — сухо отозвалась Матильда, делая явный акцент на нежелании уточнять при их госте, какой разговор они ещё не закончили. Именно в этот момент Рембо почувствовал настоящий контраст их речей: если Поль говорил мягко, спокойно и даже как-то песенно растягивая слова, то девушка не стеснялась в своей краткости и резкости. То было вовсе не плохой чертой, но на фоне её мужа ужасно резало слух, заставляя мужчину невольно смутиться, растерянно ища помощи со стороны Верлена.       — А вот мне показалось, что закончили, — к удивлению Рембо, Поль в этот раз тоже ответил довольно резко, не желая проявлять в данной ситуации к своей жене хоть каплю ласки. Да, Артюр говорил, что подобное его лишь удивляло, но теперь… Он будто бы влезал в чужую семейную ссору, отчего ощущал себя ужасно неуютно. — Николя, позволь хоть мне поухаживать за тобой, раз уж ты мой гость.       — А? — только и смог выдать Артюр, едва Верлен потянулся к его плечам, помогая стянуть пальто. Что ж, он был явно не готов к подобному гостеприимству, ощущая на себе очень тяжёлый взгляд Матильды, но та явно не желала перечить мужу, а потому могла лишь мысленно проклинать их гостя непонятно как — Рембо уже ощущал, как начинала болеть голова от её порчи. — Спасибо, Мари.       — Мари? — резко переспросила девушка, да так выразительно, что Артюр тут же прикусил язык — стоило подумать об этом, прежде чем отвечать на автомате.       — Что-то не так? — невзначай поинтересовался Поль, всем видом показывая, что ему куда интереснее вешать чужое пальто на вешалку, чем отвечать на вопрос Матильды.       — Ничего, просто тоже захотелось вспомнить твоё имя, — это была наглая ложь, которую понимали оба мужчины, коротко переглянувшись. Впрочем, акцентировать на этом внимание Поль не собирался, направившись в сторону гостиной, пока Матильда не преградила дорогу, окинув мужа выразительным взглядом.       Чего она хотела, Артюр не понимал и близко, а вот Поль, кажется, прекрасно осознавал происходящее, нехотя склонившись к ней. Девушка приобняла его за плечи, будучи вынужденная даже приподняться на носки, и коснулась губами его щеки, при этом зачем-то глянув на Рембо как на главного врага.       Когда же девушка отстранилась, позволяя мужчинам спокойно выдохнуть в пустой комнате, Верлен усердно начал растирать свою щёку, словно желая избавиться и от самой кожи, которую коснулась девушка.       — Ты теперь пахнешь её духами, — вдруг заметил Артюр, располагаясь рядом с Полем на очень мягком диване, в котором едва ли не утопал.       — Тебе не нравится? — тут же спросил Поль, но без какой-либо претензии в голосе, словно этот вопрос означал «Если не нравится, то я тут же помоюсь», поэтому Рембо поспешил исправиться:       — Нет, у Матильды прекрасный выбор в парфюмерии, просто… — непонятно почему, но мужчина улыбнулся собственным мыслям, а потом чуть тише добавил. — Знаешь, так обычно поступают собаки — метят территорию. Твоей жене не хватало только зарычать, чтобы спугнуть меня, хотя я обычно лажу с собаками.       К его удивлению, Поль нисколько не оскорбился с подобного замечания, а даже наоборот, от души посмеялся, переваливаясь на бок, ближе к Артюру:       — Ох, Николя! Ты и вправду понимаешь меня, как я рад. Словно в этом душном доме появился приятный летний ветерок, благодаря которому я могу вдохнуть свежего воздуха и не умереть от вони этих духов! — в отличие от Рембо, Поль говорил достаточно громко, явно не переживая, что кто-то мог его услышать. С другой стороны, чего ему вообще переживать? Он уж точно не держался за этот брак так же, как Матильда, так что не было смысла и секретничать. — Я не могу понять лишь одного, Артюр — за какие добродетели мне посчастливилось встретить такого замечательного человека. Даже пустые разговоры с тобой приносят мне столько счастья, — неожиданно для Рембо, Верлен резко перехватил его за запястья, вынуждая сесть ровно, и заглянул точно в глаза. — Скажи, как ты смотришь на то, чтобы я познакомил тебя со своими друзьями? Твой талант поразителен, и они достойные поэты, смогут оценить твоё мастерство по достоинству. Я настаиваю, твои стихи нужно опубликовывать! Прошу, соглашайся.       Всю эту речь прервал короткий стук в дверь, после которого, не дожидаясь ответа, в комнату зашла служанка с подносом, на котором стояли две пустые чашки и чайник. Следом за ней элегантно заплыла Матильда — та именно что не ходила, а плыла, сохраняя в себе ту грациозность, что прививали всем девушкам высокого статуса вроде неё. Глянув на Верлена, а затем и на Артюра, всё тем же прожигающим взглядом, она поморщилась и, нисколько не стесняясь повышенного тона, бросила:       — Поль! Да ты почти залез на бедного мальчика, что с тобой вообще творится?       От такого замечания Артюр едва ли не поплыл, до этого будучи твёрдо уверенным, что замечание сделают ему, но… видно, он не так уж и сильно беспокоил Матильду, а это не могло не радовать.       Проигнорировав слова жены, Верлен только закатил глаза, невзначай глянув на поднос, а затем уточняюще спросил:       — Ты пить чай с нами не будешь? — то ли Рембо в этот момент показалось, то ли в голосе Поля и вправду были слышны нотки надежды, с которыми он озвучил вопрос.       — Пф, с чего ты взял? — умело парировала девушка. — Эта чашка для меня и для нашего дорогого гостя — раз уж ты поухаживал за ним, то сможешь поухаживать и за собой, не так ли? — в этот момент на лице Верлена отразилось немое отчаяние, и казалось, вот-вот ещё чуть-чуть, и он завоет от безнадёжности, но, благо, у мужчины было достаточно сил, чтобы продолжить держаться.       — Я рад, что ты проявляешь всё своё гостеприимство, дорогая Матильда, — с улыбкой отозвался Поль, глянув на служанку, которая, видимо, не собиралась к ним подходить. Та была личной нянечкой для Матильды, нанятой отцом девушки, хотя по сути лишь подавала чай да составляла компанию во время прогулок, не более. Именно поэтому Верлена она ни во что не ставила, полностью потакая желаниям своих работодателей. Что ж… Пусть так.       Мужчина наклонился к столу, дотянувшись до подноса лишь кончиками пальцев, и тот сразу же озарился красным свечением, поднимаясь в воздух. Стоило Артюру увидеть что-то подобное, как на его лице отразился неописуемый восторг от происходящего — что скрывать, если даже Матильда, при всей своей обиде на мужа, не стала воротить носом, а с интересом разглядывала парящий сервиз.       Чашки довольно быстро оторвались от подноса вместе с чайничком, который послушно стал разливать чай, после чего те мигом разбрелись по воздуху в разные стороны, опускаясь в руки Матильды и Артюра.       — Какая у тебя замечательная способность, Поль! — Верлен слегка приподнял брови, видно понимая, что Рембо было неудобно вновь произносить его второе имя при девушке, но сильно акцентировать внимание на этом не стал, лишь сделав ответный комплимент:       — Ничуть не прекраснее твоей, друг мой, — и это было не каким-то комплиментом из вежливости — Поль говорил это искренне, а в его глазах можно было увидеть точно такой же восторг, который испытывал сейчас Рембо. — Прошу, Николя, если эта просьба не покажется для тебя грубой, ты мог бы вновь показать её мне?       Артюр тут же приподнял уголки губ, вытягивая вперёд руку, где способность начала проявляться бесформенно, а затем постепенно приобретала вид различных фигур. Верлен позволил себе восхищённо ахнуть, невольно потянувшись к этим безустанно меняющимся фигурам, которые тут же обожгли его своим теплом, а затем медленно растаяли от этого прикосновения, оставляя после себя лишь пустующую руку Рембо.       — Николя… Твоя способность просто поразительна, — то ли с тоской, то ли с радостью протянул Поль, накрывая чужую руку своей. — Тот самый жар, способный согреть даже в зимнюю стужу. Ты всецело прекрасен, Артюр…       — Перестань, — вдруг вмешалась Матильда, но даже своим резким тоном она не смогла привлечь внимание мужа — тот сейчас всецело отдавался собственным раздумьям и поглаживанию чужой руки, которая всё ещё могла обжечь его своим теплом. — Твоя способность нисколько не хуже! А ты всё унижаешься, и-       — Замолчи. — Поль оборвал её, даже не повысив голос. Он был всё таким же певучим и мягким, но тот взгляд, с которым Верлен резко обернулся к девушке, словно отражал сами пучины ада, заставляя задержать дыхание абсолютно всех в этой комнате, даже Рембо. — Пойдём, Николя, — чуть тише добавил он, устало качнув головой. — Прогуляться нам с тобой не помешает.       Артюр не успел даже ничего ответить, как Поль спешно поднялся, потянув его за собой и, не проронив больше ни слова, направился к выходу из комнаты. Напоследок Матильда так же наградила их своим молчанием, что у Рембо вновь начала болеть голова — ну точно ведьма — хотя он в их ссоре буквально не играл никакой роли!

***

Вставай, проклятьем заклеймённый, Весь мир голодных и рабов! Кипит наш разум возмущённый И в смертный бой вести готов.

      Властный голос поэта разносился по всему помещению, тем самым призывая всех вокруг слушать и внимательно вникать в его слова, что лились рекой из его уст, выплёскивая на окружающих все те эмоции и всю ту глубину, что он таил в своих стихах.       Вот только Верлен его нисколько не слушал, пожалуй, впервые, предпочитая кого-то поэзии — всё его внимание, весь его взгляд и всецело он сам был обращён к Артюру, который старательно пытался вникнуть в ход мыслей выступающего поэта, при этом нисколько не отказывая себе в алкоголе, что чересчур его распылял.       — Это какой-то ужас, — пробормотал мужчина, со звоном опустив бокал вина на стол, чем вызвал лёгкое негодование со стороны Поля:       — Тебе не по душе подобные стихи? — осторожно поинтересовался мужчина, выставив руку вперёд, тем самым придерживая Артюра за грудь, видя, что тот был уже не в себе. — Слишком провокационны или чересчур отдалены от той провокации, которую желают вызвать?       — Да, — пьяно отозвался Артюр, уже более громче, чем до этого. Поль, честно говоря, не совсем понял, на какую часть вопроса Рембо ответил согласием, но благо мужчина тут же поспешил пояснить. — Вся эта поэзия не более чем сумасбродные слова! Вы делаете вид, что далеки от буржуазного общества, и всецело порицаете добропорядочность, а на деле же так осторожничаете в своих высказываниях, словно хотите усидеть на двух стульях разом!       Поэт, до этого читавший стих, вдруг замолчал, услышав чужую придирку. На его лице сначала заиграло удивление, но стоило ему узреть того, кто говорил все эти неприятные слова, как эмоции сменились фальшивой злобой — он и вправду осторожничал, даже с теми, кто нелестно отзывался о нём прямо в лицо.       — Полагаю, вы тот, чьи стихи нам преподносил мой друг Поль как мировые шедевры? — изумлённо и с лёгкой претензией произнёс он, медленно приподнимая одну бровь. — Поэт, чей дар смог покорить столь высокую фигуру, как Верлен, действительно заслуживает нашего внимания, однако же ваши стихи… Довольно провокационны. Сразу видно ваше желание шокировать всех окружающих их дерзостью!       — О-о, так вас шокировали мои стихи? — с усмешкой протянул Артюр, приподнимаясь из-за стола. Поль продолжал придерживать его, однако Рембо спешно отделался от его хватки, словно бросая вызов себе, что сможет удержаться на ногах — и мужчина послушал его, продолжая не вмешиваться в чужую перепалку, а лишь с интересом наблюдать.       — Меня? Нисколько! — фыркнул мужчина, явно задетый таким вопросом.       — Тогда с чего вы взяли, что я хочу шокировать ими других? — всё так же продолжал гнуть свою линию Артюр.       Мужчина невольно смутился от такого вопроса, поймав на себе ещё больше заинтересованных взглядом, и уже более неуверенно продолжил:       — То, что вы пишете, бесспорно талантливые работы, однако то, как вы их пишете, немного-       — То же самое я могу сказать и про ваш вкус в одежде, — перебил его Артюр, с усмешкой забираясь на стол. Поль, хоть и тоже был пьян, но попытался всё же его остановиться, однако Рембо вновь в спешке отбился от его рук, небрежно ступая сначала по краю, а затем и на середину, роняя закуски и заказанные ранее вина. — Вся ваша поэзия — лишь пустой трёп! И лишь несколько человек из всех собравшихся действительно осмеливаются сказать, прокричать, вложить чувства и весь тот смысл, что таится внутри них самих! Проклятая буржуазия, которую вы порицаете лишь косвенно, при этом не решаясь встать наравне с тем народом, который сами же и призываете к борьбе! Разве же это искусство? Подобное лицемерие никто не смеет назвать поэзией!       По толпе собравшихся прокатились возмущённые возгласы, но даже они были не в силах заткнуть Артюра, который выражал всё своё раздражение лишь в сторону говорящего, вдруг ухватившись за ремень на своих штанах. И только Поль начинал догадываться, что именно сейчас произойдёт.       «Омовение» чужих стихов явно никто не мог ожидать, в особенности тот самый поэт, на которого полилась вся грязь — вот уж точно, в тихом омуте водятся те ещё черти, с учётом того, каким скромным Рембо казался на трезвую голову. Никто в толпе не смел и возражать, все были в ужасе! Да и при этом поглядывали на Верлена, который не пойми откуда достал такого юношу, и лишь он один, стоя посреди помещения, не смел проронить ни слова, а лишь смеялся, будто в припадке.       — Николя! — едва выдавил из себя мужчина, утирая выступившие на глаза слёзы. — Как же ты прекрасен! — кто-то неподалёку испустил удивлённый вздох, пока другие переводили весь свой ужас на давно знакомого им поэта, словно тот и вправду обезумел от данной картины. — Единственный, кто осмелился это сказать, ха-ха! Ах, как же я тебя люблю, Николя! Вы только взгляните, он самый настоящий талант!       Однако никто сейчас с ним не соглашался. Собравшиеся мужчины лишь растерянно переглядывались, а тот, чьи стихи подверглись пыткам от разлитого вина и мочи так вообще смертельно побледнел, словно позабыв, как люди вообще разговаривают.

***

      — Неужели кто-то в мире способен устроить что-то подобное? — всё смеялся Поль, и смех его разносился прямо по всей безлюдной улочке, где они сейчас шли с Артюром, навалившись друг на друга. — Однако замечу, друг мой, тебе совсем нельзя пить. Ну да ладно, ты здорово меня повеселил сегодня! Я искренне рад, что ты приехал.       — Пф… — невнятно возразил Рембо, приподнимая голову, но тут же плюхнулся щекой на чужое плечо, устало вздыхая. — Мне нельзя… пить? Ха-а… сам то? Полез драться с… тем который э-э… плохой вкус в одежде, вот!       — Ха-ха, ну конечно, он ведь назвал твои стихи бездарными! Разве же я мог смолчать? Оскорбление твоей поэзии это никакое не мнение, а пустословие, чтобы меня задеть, — весело бормотал Верлен, выходя из переулка к тому самому скверу перед своим домом, где они сегодня увиделись.       Затормозив возле одной из лавочек, Поль аккуратно усадил Артюра, а затем опустился рядом, позволяя тому вновь облокотиться на него.       — Мх… подожди, — Рембо вдруг открыл глаза, растерянно глядя куда-то перед собой, словно не мог понять очевидных вещей, но и не хотел задавать глупых вопросов, однако всё же прояснить ситуацию стоило. — Задеть тебя? Но это ведь… мои стихи он назвал бед… безд…       — Тише, — с улыбкой оборвал его Поль, прекрасно понимая суть вопроса. — Ты прав, стихи принадлежат тебе. Однако задеть он умудрился меня — если я признал в них шедевры нового слова, благодаря которым ты способен смести абсолютно всех своих предшественников, включая меня, то он позволил себе обесценить это. Они видят в тебе явного конкурента, Артюр, а это хороший знак.       — А ты? — довольно резко задал вопрос Рембо, поднимая взгляд на мужчину.       — Я?.. Ну… — этот вопрос был слегка… Неуместным. Было понятно, что Верлен и сам видел в чужих стихах конкуренцию, однако не относился к ним подобным образом, поступив умнее — он их боготворил и не раз выражал это в сторону самого поэта, однако… Кем же сам Артюр приходится для него? — Я вижу в тебе друга, Николя. Родственную душу, если позволишь так выразиться. Стихи других поэтов мне всегда понятны, я вижу всю суть на поверхности, я вижу их посыл, я вижу их мысли, будто сам человек предстаёт передо мной открытой книгой, а ты… Твои работы намного шире, глубже, необычнее, ты смотришь далеко вперёд, едва ли не являясь Нострадамусом в мире поэзии — это и делает тебя особенным на мой взгляд. Я покорён до глубины души, и лишь в отчаяньи утопаю от вашего таланта…       Слушая всё это, Рембо продолжал смотреть всё так же прямо на Поля, выдавая свой расфокусированный взгляд, пока на лице медленно образовывался уже привычный румянец. Он неуверенно поднял голову, поддавшись вперёд, совсем близко-близко, и всё так же нерешительно коснулся губами чужих губ.       Что-то внутри обоих мужчин трепетало от этого мгновенья — Верлен солгал бы, скажи, что не хотел проявить инициативу сам, отчего на его лице сохранялось полное спокойствие, но он никак не ожидал, что Рембо сделает первый шаг. Опустив свободную руку на чужую талию, Поль не позволил партнёру отстраниться сразу, а лишь аккуратно продолжил поцелуй, перенимая инициативу.       Что они двое вообще сейчас творили, чёрт возьми? Только-только поссорились со всеми, с кем только можно, даже с Матильдой, и оскорбили «коллег по цеху», а теперь спокойно целовались? Впрочем, на других в этот самый момент было плевать, хотелось лишь продлить этот момент и как можно дольше, чтобы хоть ненадолго отвлечься от всевозможных посягательств на их крохотный, уединённый мир, в котором есть лишь они.       — Мари… — прошептал в самые губы Артюр, вдруг уперевшись в грудь мужчины, дабы отстраниться. Верлен обеспокоенно оглядел чужое побледневшее лицо, пока внутри всё похолодело от мысли — неужели он напугал Артюра своей настойчивостью? Но всё это продолжалось ровно до тех пор, пока Артюр не продолжил. — Прости, я очень много выпил, и… Мг, меня сейчас стошнит.!       На последних словах мужчина резко закрыл себе рот, переваливаясь через лавочку, почти сразу же сплёвывая весь застоявшийся в желудке алкоголь с каким-то десертом, съеденным ранее. Поль выждал паузу, хоть и не смог скрыть насмешливой улыбки, а затем поправил чужие волосы, убирая те за ухо:       — Николя, тебе точно следует поспать… Хотя я бы предпочёл прогуляться с тобой, дабы избавиться от моей глупой жены хотя бы на эту ночь, но вижу, тебе не очень хорошо. Видно, даже нас застаёт карма за честность перед другими поэтами, чьи стихи и вправду настолько глупы и нелепы, что умолчать это просто нельзя, — устало покачал головой мужчина, помогая Артюру подняться, пока тот вдруг неожиданно оживился:       — К слову об этом, — Рембо едва ли не подскочил на ноги, цепляясь за плечи Верлена, и отвлечённо продолжил говорить. — Твоя новая книга просто ужасна. Мог бы написать и лучше.       На лице Верлена отразилось лишь равнодушное удивление:       — А вот это всё же было лишним за сегодня.