Проклятые поэты

      Это было приятное забвение — окунуться в тёплый сон после такого трудного дня, будучи в объятиях любимого человека. Вот только перед этим в голову пробивались не самые приятные мысли, и были они даже не додумками, а собственными воспоминаниями, которые жужжали под ухом, словно рой назойливых пчёл.       Поль уже давно мирно дремал: стоило его голове опуститься на подушку, как сон начал окутывать его, а вот Артюр… Он просто не поддавался этому очарованию и соблазну Морфея, хоть и тело уже давным-давно замерло, будто парализованное, а глаза всё продолжали невольно блуждать по комнате. Тени, заныкавшиеся по углам, начали расти и пугающе возвышаться над мужчинами, пока воображение услужливо дорисовывало им когтистые лапы, неестественное телосложение и полный рот зубов с чёрными, не видавшими даже света от свечи глазами.       Рембо не мог даже вздрогнуть, глядя на весь этот парад теней вокруг, а ведь сознание всё же было напугано этими неестественными танцами призраков. «Они тебе ничего не сделают», — промелькнул в голове голос матери, чей тон всегда сопровождался горой упрёков, но в этот раз… Она словно хотела показать себя ласковой.       Грудную клетку вдруг начало неприятно сжимать, будто её только что сдавили: то ли подобное случилось из-за неприятного воспоминания, то ли Поль как-то не так закинул на него руку во сне, но это заставило мужчину ещё больше встревожиться из-за своего беспомощного положения. Он никогда не боялся этих теней, никогда не прятался от них под одеялом и уж точно не оставлял для себя на ночь свечу, лишь бы не видеть этих «духов», вот только внутри всё равно потряхивало от неприятного, склизкого ощущения — от собственной беспомощности.       Он не мог даже моргнуть, чтобы перестать видеть над собой эти прожорливые, возвышающиеся фигуры, опасливо жмущиеся друг к другу, будто те боялись его самого, но видно, бездействие наоборот подначивало их приблизиться к нему и голодно оскалиться. В эту секунду Артюр хотел приложить все имеющиеся силы, лишь бы отвернуться, уткнувшись лицом в плечо Поля и не видеть всё это, но просто не мог отвести взгляда, пока кто-то мягко не погладил его по голове.       Прикосновение тут же отозвалось внутри мужчины приятным теплом и возможным пробуждением, поэтому Рембо спешно уцепился за эту ниточку, плескаясь на грани сна, пока тело вновь не стало поддаваться его приказам, спешно переворачиваясь набок, подальше от всех этих чудовищ. Вот только к его удивлению, уткнулся он вовсе не в плечо партнёра.       Растерянно захлопав глазами, Артюр поднял взгляд на возвышающуюся рядом фигуру, напоминающую ему фигуру собственной матери, но ощущения были совсем не те, какие он испытывал во время их встречи. Руки женщины не казались такими чёрствыми, а очень даже мягкими, лицо её ещё могло улыбаться, а глаза были наполнены таким родным теплом, что внутри ему невольно хотелось расплакаться от того контраста, который он видел сейчас. Это больше не была какая-то незнакомая женщина, которую он так презирал, нет… Это была она, его мама, в чьих объятиях он вновь мог почувствовать себя ребёнком и спрятаться от всего мира и от каждого чудовища в собственной комнате.       — Ещё не спишь? — прозвучал ласковый голос матери, словно он был настоящим, а не плодом его воображения. — Хочешь, я ещё немного посижу тут с тобой?       Внутри Артюра тут же всё встрепенулось, будто он был готов закричать «нет», но в то же время грудная клетка неприятно сжалась от мысли, что он мог остаться совсем один, а руки невольно потянулись с краю материнской юбки, намертво сжимая ткань. Над ухом послышался совсем тихий, но такой настоящий женский смех, что мужчина вдруг ощутил себя ребёнком, не желающим отпускать родителя из-за собственной пугливости.       Женщина вновь улыбнулась, а затем принялась напевать незамысловатую мелодию, которая действовала почти усыпляюще на еë сына — глаза ребёнка тут же начали предательски слипаться, хоть и на душе присутствовала некая тревога от происходящего.       В ушах всë ещë звенел материнский голосок, а перед глазами образовалась густая тьма, приятно обволакивающая и заставляющая забыть всë происходящее вокруг. Пожалуй, ему действительно было хорошо в этот момент, родительский дом больше не навевал тот первоначальный ужас, который преследовал его всë это время, а женщина рядом с ним вызывала некое доверие, благодаря чему мальчик смог довольно быстро заснуть.       Вот только… Сон всё равно не приходил к нему. Сколько бы Рембо ни плескался на поверхности своей усталости, а эмоции били через край, сердце не пойми от чего заколотилось словно барабан, а воздух предательски вышел из лёгких, не желая проникать обратно внутрь. Он снова испытал страх, стоило ему открыть глаза, завидев перед собой знакомую в детстве комнату. Она была небольшой, по сравнению с теми домами, в которых он погостил в Париже, его дом теперь казался четырьмя узенькими стенами, среди которых лишь чудом умещалась широкая кровать матери, где та убаюкивала ещё одного ребёнка, слабо подзывая к себе Артюра.       Тот даже не смог ощутить перемены, произошедшей за мгновение — всего секунду назад он кутался в одеяло на кровати, а уже стоял в совершенно другом месте, растерянно тупя взгляд в лицо женщины. На его плечо вдруг легла чья-то увесистая рука, а подняв голову, Артюр увидел мужчину, черты лица которого были сильно размыты. Зрение явно не желало фокусироваться, чтобы разглядеть хотя бы его эмоции, отчего Артюр поспешил перевести внимание на мать, а затем и на ребёнка, сопящего прямо под её боком — это была его сестра, совсем маленькая и беззащитная. Именно такой он запомнил её, когда увидел в первый раз.       В горле предательски встрял болезненный ком, именно тот, который мешал дышать ему всё это время, потому что Рембо прекрасно понимал, что происходило в этот самый момент. Этот мужчина, стоящий прямо рядом с ним, был его отцом, которого он совершенно не помнил — именно после этого момента всё начало разваливаться, а жизнь перевернулась с ног на голову! Его отец просто ушёл, оставив семью, и один Бог знает причину этого, а что до них…       Лицо матери неестественно исказилось прямо на его глазах, когда вокруг всё замерло в оцепенении. Та женщина, что когда-то улыбалась и сияла, сделалась злобной стервой, чьи упрёки мальчик запомнил на всю жизнь.       — Ты должен хорошо учиться, Николя! Принеси семье хоть какую-то пользу!       — Снова бездельничаешь? Твои стихи нас никак не прокормят!       — Бестолковый мальчишка, весь в своего отца!       Последней каплей стала пощёчина и вырванные из рук стихи, которые его мать бросила в печь. Огонь моментально принялся поедать бумагу, лишь изредка шипя из-за пятен не засохших чернил пока от стихов не остался лишь один пепел — после этого он стал реже появляться в родном доме, всячески избегать свою мать и будто на зло ей укреплять свою связь с поэзией.       — Артюр… — словно через толщу воды, мужчина услышал собственное имя, уцепившись в этот оклик будто за спасательный круг, пока наконец не раскрыл глаза, от лёгкого тормошения. Сонно оглядевшись, Рембо неожиданно для себя наткнулся на растерянное лицо Верлена, который успел взбодриться, но завидев пробуждение партнёра, тот заметно успокоился, тихо подав голос. — Как ты?       — …В норме, — коротко отчеканил в ответ Рембо, пододвинувшись к мужчине ближе — за окном уже во всю начинали виднеться первые лучи солнца, поэтому Поль был отличной защитой от света, закрывая его своим телом. — Просто был дурной сон… Прости, я тебя потревожил?       Мужчина как-то странно улыбнулся, чуть крепче обнимая партнёра, словно боялся, что тот свалится с кровати, и коротко качнул головой:       — Всё в порядке, просто беспокоился, что твоя матушка порчу навела.       — Наверное, так и есть, — без капли иронии отозвался Артюр, на что Поль только вопросительно приподнял брови, но по выражению лица Рембо было понятно, что ответ он вряд ли получит. По крайней мере сейчас. — Ничего. Спасибо, что разбудил… Теперь мне намного лучше.

***

      Пожалуй, Рембо предпочёл бы весь день провести в постели, если бы Верлен предательски не покинул её, пропав где-то за пределами комнаты, а затем вернулся с завтраком, который мужчина отказался есть со словами «Он наверняка отравлен», и даже уговоры наподобие «Я поменял наши тарелки» на него всё равно не действовали. К обеду же цокот дьявольских копыт, под названием каблуки матери, стих — видно, женщина предпочла наконец-то отдаться каким-то делам за пределами дома, — благодаря чему Артюр всё же оторвался от оков одеяла, слегка поклевав оставленную кашу и подхватив Поля под руку, предпочёл уйти как можно дальше.       Над головой до сих пор маячили чёрные тучи, из-за чего уйти из этого дома не представлялось возможным, чтобы потом не прятаться под подпространством или каким-нибудь деревом, в которое наверняка ударит молния, но и валяться весь день на кровати, задыхаясь от окликов сестры и одной лишь мысли, что его мать может вновь начать свои нападки, было невыносимо.       В итоге Верлен был вынужден предложить хоть какой-то компромисс в виде «прогулки», лишь бы не видеть партнёра в таком подавленном состоянии, и, честно говоря, Рембо чуть ли не бежал на улицу, вспоминая знакомые места, как собственные пять пальцев. В нос почти моментально ударил запах сырости от травы из-за недавнего дождя, который всё никак не планировал заканчивать свои водные нападки, а также некоторая накаленность воздуха из-за приближающейся грозы, но это нисколько не смутило юношу, даже наоборот — он был счастлив ощутить это.       Чистое небо над головой всегда создаёт иллюзию недосягаемости, той свободы, которой у человека никогда не будет. Именно это приводило Артюра в ужас, ведь лишь одна мысль, что он никогда не достанет до этого самого неба, заставляла сердце болезненно сжиматься, а теперь… Небо заволокло тучами, которые будто принимали вид тёмной крыши, едва пропуская солнце, что невольно создавало ощущение домашнего уюта, словно он был защищён от несуществующей опасности. Вот только дождь он тоже не любил — такая погода вынуждала его, ещё будучи мальчишкой, возвращаться домой и ютиться в четырёх стенах с домочадцами, поэтому лишь один короткий миг перед грозой радовал его должным образом.       — Как тебе здесь, Мари? Не так душно, как в Париже, а? — с улыбкой напевал Рембо, продолжая утягивать мужчину за собой на небольшой холм, откуда начинали постепенно расстилаться длинные поля, в которых изредка мелькали чьи-то дома. — Гляди-ка, у нашего соседа лошади завелись! Если моя мать окончательно нас изведёт, будем хотя бы знать, где их своровать, чтобы поскорее убраться отсюда.       Поль приподнял уголки губ, хоть и прекрасно понимал, что голос Артюра совершенно не выражал даже подобие шутки. Впрочем, стоит ли ему удивляться подобному, когда мужчина буквально в лицо сравнил кондуктора поезда с собакой и притащил грязное животное с собой, наплевав на все правила?       — Давай всё же постараемся не воровать лошадей, хорошо? — в ответ Верлен получил неоднообразное пожатие плечами, которое обозначало «Ничего не могу обещать», на что мужчина только вздохнул, аккуратно притягивая Артюра за талию, пока они оба любовались умиротворённым видом под далёкий лай собаки. — Николя, так почему же ты ненавидишь свою матушку, которая так любезно нас приняла? Я не могу сказать, что разделяю эти чувства с тобой, однако и пытаться оправдать её тоже не собираюсь, лишь хочу разобраться в этом.       Рембо вновь с некоторым замешательством повёл плечами, будто хотел проигнорировать этот вопрос, сводя его на обыкновенное «не знаю», но Верлен даже не собирался менять тему разговора, настойчиво выжидая ответа.        — По той же причине, по которой ты не любил Матильду, — и вновь тот самый туманный ответ, который понемногу начинал раздражать Поля, уткнувшегося в плечо любовника, пока Артюр не накрыл его руки своими. Казалось, он постепенно начинал оттаивать, в особенности в дали от дома, но его слова и реакция оставались неизменными, что немного расстраивало. — Скажу лишь… Что самое главное преступление человека — это вовсе не сжигать чьи-то рукописи, а в целом не притрагиваться к ним. Моя мать превосходно справилась с этими пунктами за раз, никогда меня не понимала и вечно упрекала в схожести с отцом, который бросил нас… Хотя здесь всё же есть доля истины — я ушёл так же, как и он, вот только вовсе не по своей воле, а по её вине.       — Ты чувствуешь себя виноватым? — этот вопрос чересчур выбивался из общего контекста, да и то, как резко Верлен его задал, немного сбило Артюра с толку, но всё же юноша неторопливо качнул головой в знак согласия.       Трудно было это признать, но всё же муки совести периодически грызли его изнутри — он сбежал, оставил свою мать и сестру совсем одних, свалив на их плечи все обязанности, но даже если бы он остался с ними, был бы от этого хоть какой-то толк? Вряд ли он бы стал даже со временем примерным сыном, желающим заниматься тяжёлым трудом, когда душа тянется к «бессмысленной» поэзии, да и в эту самую секунду он сожалел, но отнюдь не был готов оторвать от себя те руки, что так нежно обнимали его.       — В любом случае… — Рембо ненадолго задержал дыхание, будто собственные слова давались ему с огромным трудом, пока на лице непроизвольно образовалась счастливая улыбка. — Я не жалею, что ушёл. Сколько бы меня не грызла совесть… Я рад нашей встрече, mon ange.       — Я тоже, — коротко отозвался Верлен, словно ждал этих слов, как преданный пёс, после чего довольно уткнулся в тёмную копну свалявшихся за ночь волос. От Артюра веял приятный запах груш с тонкими нотками ванили, ненавязчиво припоминая домашний пирог, а ещё… Очень слабый аромат ветра, если таковым его можно было назвать. Рядом с ним чувствовалась та свобода и непокорность, которые манили мужчину всё ближе и ближе, пока он заворожённо цеплялся за любовника, а тот в свою очередь слабо обнимал его в ответ, мягко переплетая пальцы, будто находя какой-то уют и тепло в этих объятиях.       В эту секунду они оба нашли в друг друге именно то, что им было так нужно.

***

      — Что ж, Артюр, — голос сестры казался не таким режущим, как голос матери, которая не сводила с сына глаз на протяжении всего времени, едва он переступил порог дома, но всё же он оставался довольно грубым и с лёгкими нотками пренебрежения. — Не хочешь сыграть во что-нибудь? Раз уж вы у нас надолго, можно будет заодно познакомиться с гостем, да и тебя узнать получше, а то кто знает, как сильно на тебя повлиял большой город?       К сожалению, неизбежное всё же произошло — дождь начал поливать, и был отнюдь не грибным, чтобы можно было перетерпеть и продолжить прогулку. Холодные капли разбивались о лицо и макушку так, словно хотели ранить его, видно Катрин всё же умела насылать порчу, либо же всё это проделки Матильды, но суть оставалась неизменной, ведь теперь он сидел в самом что ни наесть адовом котле, где вынужден вариться с собственной семейкой, и лишь один Верлен мог разбавлять этот отвратительный бульон своим присутствием.       — И во что ты хочешь сыграть? — терпеливо сжав челюсть, поинтересовался Рембо, буквально наступая себе же на горло подобным вопросом. Честно говоря, он бы сейчас с удовольствием направился снова наверх, в свою пыльную кровать, проспав там до того долгожданного момента, когда небо наконец-то очистится от этих туч и они с Полем смогут спокойно отправиться в путь, прихватив четвероногого друга, но увы, его мать и сестра… Явно играли не совсем честно, решив вдруг окутать Верлена теплом и заботой, будто это он тот самый блудный сын, вынужденно покинувший дом, а не Артюр. Не то, чтобы мужчина ревновал или что-то в этом роде… Просто был весьма насторожен. Такой внезапный поток теплоты явно не предвещал ничего хорошего.       — Помнишь нашу старую игру? — с улыбкой поинтересовалась девушка, с миловидной улыбкой глянув на Поля. — Вряд ли Артюр предлагал вам подобное, но в неё довольно легко научиться играть.       В этот момент между её пальцев казалась кривая колода карт, которые были явно вырезаны вручную, но Верлена больше интересовало то, откуда сестра Артюра их достала, а не сами карты. Возникнув из ниоткуда, те ловко перемещались в её руках, тасуясь будто обычные игральные карты, но их рубашки были изрисованы какими-то странными, очень кривыми словами — ей богу, словно это писал сам Рембо, с его неразборчивым почерком.       — И каковы же правила? — осторожно поинтересовался Верлен, делая это скорее из вежливости, нежели интереса. Всё же он прекрасно видел настороженность Рембо и, к сожалению, сильно перенимал это на свой счёт, не смея расслабиться за маленьким «семейным» столом, где они сейчас распивали чай.       — О-о, всё очень просто! — тут же принялась заверять его девушка, словно почувствовав рыбку на крючке. — Каждая карта — это слово. Игрокам выдаётся по десять карт, и с каждым ходом они должны придумать предложение до пяти слов, однако такие фразы, как «море-сосна-гром», очевидно не принимаются. Можете менять форму слов как угодно: «красный — краснеющий» и так далее, однако прилагательное не станет существительным и наоборот. В общем, для поэта вроде вас эта игра будет довольно простой, ведь её придумал Артюр. Так что скажете?       — Звучит интересно, — всё так же вежливо улыбнулся Поль, невзначай глянув на Рембо, который пока не выражал ни протеста, ни одобрения. Он лишь наблюдал за сестрой, будто та была его кровным врагом, ожидая какого-то подвоха. — Но интересно ли играть в это вдвоём? Я всегда считал, что для игр нужна хотя бы небольшая компания.       — Ох, я как раз хотела предложить моему братцу присоединиться к нам! Да и матушка вряд ли будет против, раз уж за окном всё равно ливень, не так ли? — пока девушка обратила свой одушевлённый взор на родителя, женщина лишь хмуро посмотрела на неё, из-за чего Верлен ожидал услышать грубый отказ, но все его мечты не оправдались:       — Почему бы и нет, — сухо отчеканила Катрин. — Нужно ведь как-то коротать время, не так ли?       Поль внутренне хотел скривиться от такого лицемерного голоса, да и Артюр тоже ощутил лёгкую неприязнь от слов матери, но та будто нарочно игнорировала их общее состояние и даже наоборот, подливала масло в огонь благодаря лёгкой улыбке, видно ощущая их немые протесты.       — Вот только это не все правила, — вдруг объявил Рембо, осторожно перехватывая Верлена за руку. — Не стоит втягивать Поля в то, о чём ему не до конца известно!       — Неужели мне самой следует всё уточнять, братец? — улыбка женский губ в этот момент была просто дьявольской, словно девушка лишь игралась с ними, как кошка, метая клубок ниток по комнате, пока этот самый клубок страдающе изнывал от когтей. — Конечно же есть и наказания. В детстве мы распределяли всё так: победителю достаётся всё сладкое проигравшего, пока последний ещё и выполняет домашние дела за двоих.       — Именно поэтому ты ненавидела эту игру, — усмехнулся Артюр, довольно сложив руки на груди. — Вечно мне проигрывала, а потом жаловалась и плакалась в юбку матери! — на этих словах, его сестра высунула кончик языка, видно ничуть не оскорблённая подобным замечанием, пока мужчина не отвернулся к Верлену. — Эта игра усложняется тем, что из каждого предложения тебе необходимо составить целостную историю, чтобы она шла последовательна и не выбивалась. К примеру, ты не можешь начать описание с какого-то дворянина, а потом внезапно выбрать карты «густой лес» или что-то в этом роде, понимаешь? Необходимо вести рассказ: жил такой-то дворянин, и пошёл он как-то в лес на охоту. Другими словами, если у тебя не найдётся связующих слов, то придётся взять дополнительные карты, и если к концу колоды ты не избавишься от них, то проиграешь.       — В этой игре довольно много дыр, — мягко заметил Верлен, уже предвкушая грядущие проблемы. — А что, если связующим словом окажется местоимение? Я уверен, что в колоде найдётся хотя бы одна карта, обозначающая его, значит в таком случае его нельзя использовать без карты, но тогда нельзя и использовать связку.       — Ты выставляешь слишком много требований для десятилетнего меня, — мягко улыбнулся Артюр, видно не находя оправданий собственной ошибке, которую Верлен заметил вот так сразу. Что и следовало ожидать от именитого поэта. — Хотя, насколько я помню, у нас раньше никогда не возникало подобных проблем с этой игрой, так что можем просто начать, решая проблемы по мере их поступления.       — Так ты всё-таки хочешь сыграть? — с улыбкой подловил его Верлен, на что Рембо запнулся, прикусив собственный язык.       — Да, Артюр, — вдруг подала свой мрачный голос Катрин, попутно наблюдая за разбушевавшейся грозой. Её глаза были словно потухшими огоньками, перебегающими от капли к капле за окном, однако даже так она умудрялась плеваться ядом в сторону сына. — Ты всё-таки хочешь сыграть или будешь тянуть наше время?       Рембо слегка наморщил нос, будто ощутив мерзкий запах где-то совсем рядом — именно так он ощущал каждое слово матери, которыми та не стеснялась его одаривать. Правда мужчине всё равно приходилось сдерживаться из-за присутствия Верлена — его партнёр ведь не виноват в том, что у Артюра такие отношения с матерью, а значит, видеть сцен в этом доме он тоже не должен!       — Да, раз уж всё равно делать нечего, — небрежно пожал плечами Рембо, пока его сестра, словно поджидая этот момент, тут же принялась раскидывать карты на четверых, рубашками вверх. На них были изображены всякие детские каракули в виде животных, чудовищ, птиц и рыб, иногда даже с человеческими чертами, и среди всего этого мужчина даже узнал собственные детские шедевры. — А кто это рисовал? — когда на глаза бросилась обнажённая женская фигура с кривыми очертаниями груди, уголки губ невольно приподнялись, но лишь от собственной детской шалости, которая вскрылась только сейчас.       — Юный Гюстав Курбе обзавидовался бы твоему дару, братец, — иронично протянула девушка, со стуком шлёпнув колоду карт прямо на стол.       В этом жесте Поля смутило несколько вещей, начиная от самих движений девушки, которые всё время были резкими, спешными, будто она вовсе не тасовала карты, а готовилась вырывать сорняки в поле. И было вовсе неудивительно, что персона её происхождения вела себя подобным образом, вот только мужчину смутили именно её слова о художнике, имя которого Верлену было хорошо знакомо. Так стала бы обычная девушка из пригородной местности интересоваться искусством или художниками, дабы затронуть имя одного из них? Подобное свойственно дамам из высшего сословия, которые желали проявить свой интеллект, но никак не обычной сельчанке.       Кинув короткий взгляд на Рембо, Поль не нашёл в нём того же беспокойства, да и вслух затрагивать подобную мелочь не хотел, дабы не показать свою грубость, а потому, спешно переключился на выпавшие карты.       Потянув небольшую стопку за уголки, Верлен, не особо пытаясь скрыть собственные слова, оглядел каждое, невольно изумившись тому, насколько неразборчивым был почерк.       — Что ж, не будем тянуть, — продолжила свой монолог девушка, с азартом оглядев присутствующих. — Поль, чтобы вам было проще вникнуть в правила, лучше показать всё на примере. Я начну, — на этих словах она коротко прокашлялась, а затем ловко вынула две карты, зажимая их между пальцев. — Моя история начнётся с лисы, чья шерсть была золотистой, как сокровища самого короля.       На стол упали две карты, обозначающие «золотой» и «лиса», после чего девушка достала несколько листов с маленьким карандашом, который был заточен до самого конца и едва удерживался между двух пальцев, а затем вписала туда собственные слова, забирая из колоды недостающие карты.       — Твой ход, матушка, — коротко обозначила девушка, пока продолжала что-то записывать, пока Катрин равнодушно вглядывалась в свои карты.       Губы женщины были сухи, от чего казались напряжёнными, будто они искажены в отвращении, однако уголки её едва заметно дёрнулись, когда она вытащила карты.       — История начинается с… Ветренного пасынка, чья легкомысленность доводит всех окружающих, — в этот момент на стол упали три карты: окружающие, пасынок и ветренный, на которые опустился тяжёлый взгляд Артюра. Казалось, что в этот момент у него даже начал дёргаться глаз, от чего Верлен растерянно глянул на сестру Рембо, которая явно не наблюдала в происходящем никакой проблемы:       — Может быть, сначала игра кажется немного скучной, — улыбнулась она, пока вписывала чужие слова на второй лист. — Но к середине всё может стать намно-о-ого интереснее!       — Как же, — раздражённо хмыкнул Артюр, не до конца определив, что оскорбило его больше, завуалированная указка на собственную «легкомысленность» или обращение родной матери словом «пасынок», ведь было очевидно, что именно она имела ввиду. — Знаешь, Эвелин, я не припомню, чтобы мы с тобой писали подобные слова.       Кажется, Поль впервые за всё время услышал имя девушки, которое Артюр выплюнул так резко и грубо, заведомо пережевав, дабы в голосе не прослеживалось ни капли нежности. Оно и понятно, ведь подобная игра затеялась как развлечение, а не как поливание помоями от собственных родных, но те намеренно перевернули её ход ещё в самом начале, что просто нельзя было проигнорировать!       — Года идут, и люди тоже не стоят на месте, — усмехнулась девушка, кивнув в сторону Верлена, как бы намекая, что сейчас был его ход. — Разве не ты сам это говорил, а? Считай, что эта карточная игра тоже потерпела пару изменений — не в одно и тоже ведь играть нам с матушкой, пока тебя развлекают красоты Парижа, а?       Артюр поморщился, словно от очередного плевка, но отвечать не стал, видно решив, что это поспособствует скорейшему завершению их диалога. Так и случилось, вот только не молчание помогло девушке заткнуться, а Поль, неожиданно встрявший между ними:       — В таком случае, моя история начнётся с милой дамы, проклинающей всех вокруг, пока однажды её собственные слова не аукнулись ей в ответ, — на столе показались карты «дама, проклятье и ответ», пока мужчина без тени стыда потянулся за новыми картами из колоды.       Рембо невольно улыбнулся, наградив Верлена благодарным взглядом, пока тот незаметно коснулся его руки под столом, дабы создать ниточку хоть какой-то физической близости в качестве поддержки. Карты Артюра он увидел уже давно — да тот и не скрывал — и, честно говоря, его положение оставляло желать лучшего, учитывая одни лишь прилагательные и глаголы, из которых толком не составить никакой истории, если бы Поль не решил чуть-чуть смухлевать.       Пока мужчина говорил, одна из карт в его колоде шустро ускользнула под рукав Артюра благодаря способности, на что взамен он получил несколько его карт, и пока доставал новые из колоды, незаметно просунул в самый конец именно те, что были изначально в стопке Рембо. Довольно просто, но если бы они оба не смогли сработать слаженно, то трюк был бы раскрыт в моменте, а теперь… Артюр даже засиял, стоило ему выкинуть несколько карт в цент, и ради этого Верлен действительно не постеснялся бы пойти на любую авантюру ещё раз.       — История проста: как однажды пёс сбежал от злого хозяина! — Эвелин и Катрин одновременно переглянулись, уставившись на лежащие перед ними карты так, словно это был полный мешок денег. По-другому было просто невозможно передать их удивление, которое настолько порадовало Рембо, что тот едва не прижался к Верлену, желая выразить благодарность, но увы, внешне пришлось держаться до последнего. — Ну так что, сестрица, продолжаем игру?       Закусив губу, девушка глянула на собственные карты, видно желая поскорее отразить чужие нападки, но в голову будто нарочно не приходило ничего дельного, из-за чего девушка взяла лишнюю карту в колоде, пропуская собственный ход.       — Этот ветренный юноша… — тут же начала Катрин, перетасовав собственные карты, пока на стол не легла карта «любовь», вот только женщина спешно перевернула её смысл. — Никого не любил и был настоящим эгоистом.       Рембо устало закатил глаза, тихо буркнув:       — Может это его никто не любил, вот он и отвечал тем же? — уставившись на собственные карты, мужчина неуклюже перебирал их, видно желая вот-вот бросить ответ, из-за чего Поль так же пропустил собственный ход, уступая партнёру. — Хозяин сбежавшей собаки вечно колотил её, пока та приносила в пасти цветы, и топтал их.       На стол упали карты: цветы, хозяин и топтаться, а взгляд женщины в эту самую секунду был устремлён ровно на лицо Артюра. Их мимика была совершенно точно одинаковой, от чего создавалось впечатление, будто эти двое уже не замечают никого вокруг, продолжая тихо пререкаться в ответ друг другу:       — А может, просто собака любила кусаться и не видела ничего важнее своих цветов? — с ноткой сарказма усмехнулась женщина, но на её лице не было и тени улыбки. Лишь сухое превосходство над сыном, взгляд которого тут же разошёлся злобным огнём.       — Да неужели? И по-твоему, это весомая причина, чтобы отчитывать пса? — казалось, что его голос вот-вот надломиться, отчего Поль стал обеспокоенно поглядывать в сторону Эвелин, в надежде, что та так же захочет остановить перепалку, однако девушка вся сжалась, стараясь не возникать меж двух огней. Взгляд её метался, а тело было готово защищаться от чужих слов, как от лезвий, если те вдруг полетят в её сторону.       — А по-твоему, весомо псу убегать из собственного дома? Сидеть на шее, когда в доме шаром покати! Вечно пререкаться и не помогать мне или своей сестре?       — Да к чёрту! — словно из Рембо выкачали последнюю каплю спокойствия, он подскочил из-за стола, больше никак себя не сдерживая. — Я хотел помогать, хотел! Хотел стать полезным для вас, хотел быть членом этой семьи! Но стоило отцу покинуть нас, так ты вечно была недовольна мной, отчитывала за любой промах, а как только я перестал стараться потакать тебе, переключившись на поэзию, так ты и это посмела у меня отнять!       — Твоя поэзия — лишь пустое оправдание безделию! — Катрин точно так же перешла на повышенный тон, встав из-за стола, от чего стол пошатнулся. Краем глаза Верлен заметил выползающего из-под сахарницы муравья, который был напуган происходящими криками настолько, что спешно уползал домой без добычи, и, честно признать, мужчина ощущал себя примерно так же. — Хотел бы стать членом этой семьи, так не сбежал бы в свой Париж, сидеть на шее у этих заносчивых буржуев!       — Так тебе даже это не нравится? — встрепенулся Артюр. — Ты должна была быть счастлива моему уходу, разве нет? Больше нет лишнего голодного рта, нет сына, мозолящего глаза, который так сильно напоминает тебе о бывшем муже, которого ты не смогла удержать!       В этот раз слова задели достаточно сильно, и в качестве ответа полетела уже пощёчина. Казалось, даже дождь за окном перестал барабанить по стеклу, пока щека наливалась кровью, остановившись на том коротком моменте, когда боль ещё не наступила. Поль ошарашенно поднял глаза, пока внутри всё тут же запротестовало и вскипело настолько, что ему самому хотелось отвесить женщине пощёчину в ответ на весь тот бред, что она несла, пока та строго не продолжила говорить:       — Я бы и порадовалась, но она, — её взгляд упал на сжавшуюся девушку, которая словно чувствовала подобный исход, от чего хотела забиться в угол, но мать насильно потянула её за руку к себе. — Дурёха! — выплюнула она, резко повернувшись к сыну. — Поплелась за тобой, мерзавцем, чтобы вернуть. Вот только наша столица встретила её в самом что ни на есть «буржуазном обычае», — на этих словах с её губ слетела по-настоящему больная усмешка, в которой чувствовалась горечь. — Пустили по кругу, а потом выкинули, как использованное отродье! А затем ты приводишь в наш дом такого же буржуя, пока твоя сестра побывала в настоящем аду из-за таких, как он!       Всё недовольство Верлена тут же сменилось горечью, а внутри Артюра что-то словно упало вниз. Он стыдливо поднял глаза на Эвелин, желая что-то сказать, но завидев её заплаканное лицо, тут же прикусил язык. Девушка не смела даже всхлипнуть, пока мать больно удерживала её за руку, и только прятала лицо в её плече, пока та наседала одним лишь взглядом, мол «сама виновата».       Первый порыв обнять её Рембо пришлось подавить — из-за матери он бы просто не смог это сделать, да и чем это поможет? Успокоит его сестру? Ах, если после нападок Катрин объятия могли бы успокоить, он бы не отпускал свою сестру, но внутренне прекрасно понимал, что его объятия могут быть ей теперь отвратительны.       — Мне жаль, — первым подал голос Поль, которого так же умудрились втянуть в этот семейный конфликт, но женщина наградила его лишь ненавистным взглядом, раздражённо рявкнув:       — Кого жаль, её? Не неси чепухи, такому, как ты, здесь жаль разве что самого себя, да этого пса, который тебя приволок!       — Жаль вашу дочь, что ей приходится терпеть ваш характер, — поморщился Верлен, последним поднимаясь из-за стола. — Даже скот перед бойней старается держаться вместе, а вы умудряетесь оттолкнуть от себя всех близких людей, ещё и обвиняя их в собственных бедах!       В этот раз женщина вновь не нашлась со словами, разъярённо замахиваясь так же, как с Артюром, но в этот раз Поль успел перехватить её руку, отбрасывая всё тело гравитацией к стене.       — Поль! — Артюр вдруг очнулся из собственной подавленности ощутив беспокойство не пойми за кого, вероятно, за последствия, и оттянул мужчину за руку к себе, тихо зашептав ему на ухо. — Прошу, оно того не стоит. Давай просто уйдём.       — В такую грозу? — раздражённо поинтересовался Верлен, всё так же продолжая кидать в сторону женщины гневные взгляды, пока Эвелин помогала ей удержаться на ногах.       — Тц, что и следовало ожидать от такого мерзавца, — вновь подала голос Катрин, но на этот раз он отдавался нотками болезненности, а не ярости. — Катитесь к чёрту, оба!       Поль вновь хотел было выступить, однако Рембо удержал его за руку, спешно согласившись:       — Уйдём. Можешь не переживать, матушка, — голос вдруг стал спокойным, даже отдавал равнодушием, пока Артюр медленно отходил назад, утягивая партнёра за собой, дабы не создавать больше конфликтов. — Ноги моей больше не будет в этом доме, я тебе обещаю. Лишь бы вам двоим жилось спокойнее.