О Звездах и Вечности

Пик всегда восхищала Порко своим спокойствием. Её спокойствие было не отстраненно-враждебное, как, например, у Энни. И не замкнутое в себе, как у Бертольда. Спокойствие Пик было успокаивающим. Одним взглядом, теплой улыбкой и тихим голосом она была способна предотвратить начинавшиеся панические атаки у солдат, которые, к сожалению, у многих бывали здесь часто. Спокойствие Пик — дружелюбное. Она не повышает голос на нерадивых новичков, а лишь посмеивается в теле Перевозчика, глядя на их неловкие попытки надеть на неё обмундирование. И у самого титана на лице будто бы расцветает ободряющая, теплая улыбка. Пик глубоко переживает смерти товарищей, но не позволяет другим видеть смятение своей души. Если у кого-то начинается истерика, девушка тут как тут: подойдет, выслушает, начнет говорить что-то своим тихим и успокаивающим голосом. Женщин не было в их отряде. Кроме, разумеется, Пик. Если честно, в армия в целом не могла похвастаться наличием представительниц женского пола — кроме воинов Леонхарт и Фингер, Порко даже не знал не кого. И поэтому солдаты особенно дорожили Пик — она напоминала им о доме. Мужчины инстинктивно стремились уберечь единственную девушку в отряде, совершенно забывая, что она не просто так была избрана воином и в любом случае, умрет через тринадцать лет. Для солдат не существовало этого факта. Была только девушка, которую нужно защищать. Пик и сама это понимала, знала, что именно её родной образ не позволяет солдатам окончательно пасть духом. А потому теплая улыбка, предназначенная исключительно для товарищей, не сходила с её лица. Порко не мог похвастаться умением поддерживать товарищей словесно. Прикрыть спину — пожалуйста. Но когда кто-то начинал откровенно истерить, Галлиард не мог сделать ничего. Сам он паническими атаками не страдал (возможно, это связано с полным отсутствием инстинкта самосохранения, как любила говорить Пик), а потому абсолютно не знал, что делать. У него была крепкая нервная система и ему было сложно понять вопящих товарищей. — Ну чего ты воешь? Всех перебудишь, — недовольно ворчал Порко. В этой ситуации помощь Пик бы не помешала, но девушка недавно уснула, впервые за долгое время не в плоти титана. И лишать её отдыха ради вопящей «бабы», как окрестил Порко солдата-новичка, он не хотел. — А какая разница? Нас завтра все равно всех перестреляют! И всё! Думаешь, мне так хочется умирать?! Мне всего двадцать! Я с дуру пошел добровольцем! Думал, что буду героем! Ага.. Куда мне! - срывающимся на крик голосом говорил юноша. — Я уже два года воюю и никто меня не перестрелял, — шикнул на юношу Галлиард. — И сам сказал — в армию никто тебя силой не тащил. Так что, если не хочешь спать, то дай поспать другим, а сам замени караульного. Парень истерично заплакал. — Что случилось? — послышался заспанный женский голос, из-за чего Порко почувствовал праведное желание вырубить нерадивого солдата. — Война-а! — запричитал юноша. — Я не хочу умирать! Пик протиснулась к ним в палатку и без какого-либо стеснения села рядом с юношей. — Ну кто тебе сказал, глупый, что ты умрешь? — ласково прошептала Пик. — Сегодня нас обстреляли, верно. Но ты же живой? Правда? И еще месяц продержишься. А потом вернешься домой. — Вы… Вы так думаете? — дыхание парня стало постепенно выравниваться, но он все еще недоверчиво смотрел на Пик. — Ну конечно! Все бывалые вояки проходили первый бой, — закивала головой девушка. — Я тоже помню, когда впервые вышла на поле… Мне было страшно. Я практически не могла думать, а ведь меня назначили командующей. И приходилось нести ответственность не только за себя, но и за сотни других жизней… Страх перед боем остается всегда, но в какой-то момент ты к нему привыкаешь. — Не думаю, что я привыкну, — уже совсем спокойно отозвался парень. — Но я постараюсь. А потом, когда мы вернемся, подам в отставку! Не мое это — воевать. Не хочу никого убивать и сам умирать не хочу. Лучше стану фермером… Фермером, будучи элдийцем, стать почти невозможно, ведь это означало получение высокого дохода без рисков для жизни. Но никто не мешал солдатам мечтать. — Вот и решили. Ты вернешься домой и заживешь счастливой мирной жизнью! — улыбнулась Пик. — А теперь попробуй уснуть. А то Порко скоро разозлится. Да и тебе нужно выспаться. И всё равно Порко не понял, каким образом Пик удалось успокоить истерику солдата. Он ведь тоже с ним разговаривал — а тот все равно рыдал. Как она это делает?! На следующий день этот солдат погиб. Во время обстрела, он оттолкнул Порко и принял удар на себя — в его живот попал осколок от гранаты. Он долго, бесконечных четыре часа изнывал от боли, прежде чем умереть. Товарищи перенесли его в лагерь и ещё долго слушали тихие стоны юноши. В этот раз он не кричал и даже не плакал, лишь смотрел куда-то вверх. Пик всё это время была рядом — что-то рассказывала, порой даже вызывая слабую улыбку на лице солдата. Порко сидел рядом, безуспешно пытаясь отогнать от себя чувство вины — за то, что вовремя не сориентировался и так глупо подставил под удар товарища. И не мог ничего сказать, продолжая тупо пялиться в пустоту. Парень умер — тихо, словно его не мучали страшные боли. Всё это время, слушая голос Пик, он незаметно для себя превратился из трусливого мальчишки во взрослого мужчину, которому, пусть и было страшно умирать, но, по крайней мере, он был способен сделать это с достоинством. Война была способна заставить повзрослеть человека за один день. Даже за секунду до смерти. Юноша умер, благодарно сжав ладонь Пик, прежде чем отпустить её навсегда. Пик болезненно дернулась, когда поняла, что больше никто не откликается на глупые, придуманные рассказы, которые она говорила, лишь бы не молчать. Впервые Пик выглядела настолько разбито. Сегодня в лагере не было слышно веселых мужских голосов. Все молчали. Пик безучастно смотрела на свой паёк, выданный ей дежурным солдатом. К смерти товарищей невозможно было привыкнуть… Каждый раз, когда происходили подобные случаи, девушка замыкалась в себе, становясь особенно тихой и молчаливой. — Эй, Пик, — впервые за вечер обратился к ней Порко, всё это время маячивший рядом, но не решающийся заговорить. — Прошу тебя, поешь. И пойдем спать… Тебе нужны силы. Пик отстраненно посмотрела на него, нехотя взяв кусок сухаря в руки. Она принялась ожесточенно грызть его, под обеспокоенный взгляд Галлиарда. Иногда Порко искренно жалел, что совершенно лишен дара утешать людей. Даже Марсель иной раз упрекал его в сухости выражаемой поддержки, но если в повседневной жизни Порко пропускал эти слова мимо ушей, то сейчас ему действительно хотелось сказать какое-то ободряющее слово. И желательно такое, чтобы оно имело эффект. Но что можно сказать? «Выше нос, всё будет хорошо?» От избитости фразы «всё будет хорошо» ему самому захотелось застрелиться. Это настолько неправдоподобно звучало даже в голове, не говоря уже о том, чтобы произнести это вслух. Порко неуверенно и очень неловко приобнял Пик, справедливо решив, что это лучшее, что он может сделать для неё. — Пик, давай, когда вернемся, сходим на свидание? — Что на тебя нашло, Покко? — впервые за весь вечер заговорила Пик и в интонации её голоса Галлиард смог различить слабую, едва заметную улыбку. — Я тоже, как и ты, устал от войны, — честно признался Порко. — Устал видеть, как умирают мои товарищи… Устал об беспомощности. Если бы я получил силу титана, то сегодня бы никто не погиб!..– Порко почувствовал болезненный укол совести. Будь он Бронированным, то не нужно было бы его защищать… — Порко, не надо… Ты ни в чем не виноват. И я тоже. Это война, на ней каждый день кто-то умирает. Просто… Я чувствую вину за то, что дала ему надежду. — Мне кажется, ты дала ему смысл жизни. Пусть и на один день, но всё же… Он умер спокойно только благодаря тебе. Пик недоверчиво пожала плечами и неуверенно положила голову на плечо Галлиарда. — Может быть. Но я бы предпочла, чтобы он не умирал, а пережил этот месяц и ушел из армии. Как и хотел. Порко не знал, что ему стоило ответить на это… Кто бы этого не хотел? На войне товарищи становятся второй семьей и каждый из них отлично это знал. Когда кто-то умирает, вместе с ним умирает и частичка твоей души. — Так что на счёт свидания, Пик? Если меня не застрелят в ближайший месяц, то… — Порко, ты просто ужасно приглашаешь девушку на свидание. Я пропущу мимо ушей второе предложение и просто отвечу «я согласна». — А куда бы ты хотела сходить? — у Порко, кажется, получалось отвлечь Пик от плохих мыслей. А ещё, кажется, его чувства к ней не безнадежны и имеют надежду на взаимность… наверное. — В гетто такой большой выбор, — скептически протянула Пик. — Иногда ты бываешь такой занудой… Представь, что нас не связывают стены гетто и мы можем ходить, куда захотим. — Наверное, я бы хотела подольше остаться в порту… Посмотреть на море, которое окрашено закатными лучами солнца. Представляешь, как это красиво? Имея такую возможность хоть каждый день ходить к морю, мы видим его лишь тогда, когда возвращаемся домой… Потом можно было бы сходить в ресторан, Зик рассказывал, что это любимое увлечение богатых марлиек, и послушать музыку… Вроде называется «джаз». Зик однажды там был и ему понравилось. Я бы ради музыки сходила, хотя мне кажется невероятно скучным сидеть возле чопорных богатых марлийцев. А ты бы как хотел провести наше свидание Порко? — А? — спокойный, мягкий голос Пик всегда необычно влиял на Порко, из-за чего он заслушался девушку и не сразу понял, что она обращается к нему. — Да знаешь, мне это не так важно. Главное, что с тобой. — Покко… Спасибо, — растроганно прошептала Пик. — За что? — За то, что ты рядом. — А, ты про это? Да я же сам этого хочу! Порко даже не догадывался, что он был единственным, кто мог залатать собственные, душевные раны Пик. Его неловкая поддержка, которую он всегда оказывал для неё, неунывающий и упорный нрав делали её счастливее и помогали сохранять улыбку, даже на войне… Чувствуя объятия Порко, Пик становилось легче — он, сам того не зная, спасал её от глубоких душевных переживаний, затягивающих её с головой каждый день, проведенный на войне. Порко был для Пик её личным успокоительным и ей очень сильно хотелось сберечь то единственное, по-настоящему ценное и дорогое, что она смогла приобрести благодаря войне.