Гаргулья и дракончик

Нежная кожа, устеленная небольшими мягкими на животе и твёрдыми на длинной спине чешуйками, приятно ощущается в ладонях, принося умиротворение сонному Тэхену. Стоп. Чешуйками? Мужчина открывает глаза с чуть слипшимися ресницами и утыкается взглядом в родное теплое тельце длинного небольшого мифического существа. Его личного китайского дракончика. Его ноздри спокойно раздуваются, вытянутые глаза закрыты, а на милой головке виднеются выгнутые назад толстые рожки. Передние лапки подобранны под себя, торчат лишь своеобразные тёмные локти, а задние ножки отброшены назад, маленькие когтистые пальчики расслаблены и вытянуты, на них навалился длинный нетолстый хвост. Тэхён укладывает руку обратно на желтоватую кожу, поглаживая снова обернувшегося во сне Чонгука по спине. В предтечном состоянии парень сильно ослаблен, чтобы постоянно находиться в немощной форме человека, поэтому он предпочитает оборачиваться драконом в самых разных ситуациях, но во сне делает это неосознанно, позволяя своей паре лишний раз полюбоваться на ухоженные золотистые чешуйки на своем теле, отдающие ярким блеском. О Господи, как же Тэхён их обожает! Он, родившись виверной, чешуи не имел, поэтому вдоволь восполнял это, наглаживая тело Чонгука, в драконьей форме почти полностью покрытое маленькими пластинками, в человеческой же сверкающие нескольким штучками под грудью, на тазовых костях и вдоль, по бёдрам, под линией челюсти и ещё парочкой на щиколотках. Особенно ему нравилось трогать чувствительные чешуйки разнеженного после страстной близости Чонгука, который реагировал на прикосновения дрожью и скулежом, извиваясь от щекотных ощущений. Но вот сам омега в формах драконов прелестей не видел. И ладно бы он родился кем-то сильным и ярким, но нет же. Китайский дракон. — Ты скорее не дракон, а дракончик, — ляпнул как-то Тэхен в начале их общения, за что получил по плечу длинным грациозным хвостом. Нечего тут язык распускать! Хотя сейчас Чонгук бы с уверенностью сказал, что распускает язык виверна часто и не по назначению, но не то чтобы он против. Очень даже за. Особенно, когда этот самый горячий язык проходится по небольшим плодовитым ямочкам на пояснице, совсем рядом с полупрозрачными чешуйками, и заставляет дрожать от мокрых следов на нежных пластинках. И если эти чешуйки погоду Чонгуку никак не делали, то вот крылья пары он любил. Тэхен редко оборачивался, показывая свою статную мифическую форму, с вытянутой мордой, небольшими, устремленными назад рожками на голове и большими красивыми крыльями, покрытыми плотной темной кожей. Чаще всего мужчина оборачивался в гон, пряча всеми своими конечностями маленького Чонгука в надежный кокон и укрывая от внешнего мира. Тогда омега, лёжа под умостившемся сверху драконом, поглаживал выпирающие острые кости своеобразных крыльев, основание рожек и чувствительную переносицу. Чонгуку с Тэхеном было полностью комфортно. Он не ощущал огромного давления из-за своей достаточно слабой, по сравнению с другими, сущности. Обычно, другие люди, выпуская дикое начало, не сдерживали тяжесть ауры, заставляя всех более слабых почти задыхаться, падая на спину, и часто этим пользовались, подчиняя омег и заставляя их быть удобными. Тэхен же, даже имея очень сильную ипостась, всегда спешил убедиться в комфорте своей пары, обеспечивал ему безопасность и защищал от окружающих. Не передать, сколько разных чувств скапливалось в такие моменты в сердце Чонгука. Благодарность, смущение, восхищение, доверие, блаженство и любовь. Чонгук открывает глаза, поворачивая мордочку к дремлющему рядом Тэхену, и оборачивается человеком, ещё ярче ощущая вес чужой сильной руки на пояснице и на сверкающих в утренних лучах солнца чешуйках. Омега подползает ближе, после сна чувствуя себя прекрасно и желая нанежиться вдоволь со своим альфой прямо сейчас. — Тэхен-а, — шепчет он, водя по широкой голой груди пальчиками. Старший открывает глаза, расплываясь в мягкой улыбке. — Ты хорошо чувствуешь себя? — Тэхен всегда волнуется за омегу в его особо щепетильные периоды. — Да. — Омега поднимает глаза, смотря прямо на альфу, и тихо задаёт уже ставший традицией утренний вопрос, — А ты меня любишь? Старший притягивает Чонгука ближе к груди, охватывая своей безопасной аурой, и шепчет: — Люблю. — Любишь-любишь? — Люблю-люблю. — Любишь-любишь-любишь? — Люблю-люблю-люблю. Довольный Чонгук утыкается лбом в чужую грудь, пряча запылавшие щеки, не ускользнувшие от прекрасного зрения альфы. — Я тебя тоже люблю-люблю. Тэхен приподнимает уголок малиновых губ в усмешке: — Любишь-любишь-любишь? Чонгук поднимает голову и с уверенностью говорит, приближаясь к чужому лицу: — Я тебя сто раз люблю. — шепчет в губы. — Моя гаргулья. Тэхен опускает ладонь с поясницы и чешуек на ней чуть ниже, оставляя звонкий шлепок на ягодице Чонгука. Тот охает, искренне смеясь, и говорит: — Ну, я же твой дракончик? — Конечно. — Ну а ты моя гаргулья... — глаза, полные любви, встречаются, — А вместе мы прекрасная пара.