Театр потерянных душ

      Джахид дрожащей рукой проводил линию вдоль длинной деревянной линейки, и взгляд его бегал из стороны в сторону: то на Айшель, расположившуюся в кресле и пьющую кофе, то на выход из комнаты. Только поднять глаза на Эрна, сидящего за столом напротив, он не решался.       Зато тот следил за ним чрезвычайно пристально, и под этим взглядом Джахид был готов провалиться под землю.       – Джахид, остановись. Ты слишком давишь на карандаш, бумага так порвëтся, – отчеканил Эрн и вздохнул.       Джахид плотно сжал губы и замер. Сквозь широкую рубашку виднелось его взмокшее юношеское тело. Он судорожно дышал и вдруг стал часто моргать, когда Эрн вытащил из-под его рук чертëж.       – Ты очень сильно напряжëн и не можешь раскрыться. Давай мы, – заговорил Эрн мягче, но не успел окончить, как Джахид резко бросил ему:       – Да как мне расслабиться, если ты меня сверлишь взглядом?       – Значит, я виноват? – Эрн только повëл бровью.       Джахид злобно зыркнул на него глазами, полными слëз, и процедил сквозь зубы:       – Да с тобой невыносимо здесь сидеть.       – Джахид, не смей, – строго осекла его Айшель, но Эрнест оставался спокоен и заговорил нежнее:       – Джахид, я понимаю твои чувства: не всë получается с первого раза. Давай передохнëм и попробуем ещë раз.       Судорожно дыша, Джахид выпалил:       – Да ты такой же, как отец! – эти слова, как гром ударили Эрна, казалось, в самое сердце: лицо его исказилось, стало на мгновение мягче, а в глазах тенью промелькнула тревога. Но Джахид будто не замечал этого и продолжал, не утихая: – Не удивительно, что Юра не хочет с тобой общаться: ты ужасен!       Эрн сидел неподвижно, но на его скулах ходуном ходили желваки. Он проговорил ровным, пробирающим до мурашек уже саму Айшель, голосом:       – Если ты сейчас же не извинишься, то сильно пожалеешь о сказанном.       Джахид уже открыл было рот, чтобы выпалить ответ, но в порыве вдруг ощутил, как одна слеза предательски скользнула по щеке, и вырвался из кабинета прочь, громогласно хлопнув дверью.       Айшель мигом подорвалась к Эрну и заговорила:       – Эрн, не обижайся на него. Он в порыве эмоций просто не понял, что сказал.       – Я не понимаю, зачем просить уроки, если не готов принимать критику, – достал из портсигара сигарету, а из кармана – зажигалку. – Он хочет научиться? А как можно научиться, если никто не будет оценивать твои работы со стороны?       Они вместе закурили и долго молчали. Сигареты тлели, и Айшель никак не могла подобрать нужные слова, как вдруг Эрн тихо, не глядя ей в глаза, спросил:       – Айшель, я правда похож на отца?       При виде тоскливого бледного лица Эрна, на котором тревожно брызжал солнечный луч, она затараторила странным для себя, страстным голосом:       – Нет, нет! Ни в коем случае, не похож!       – Хорошо, – едва слышно проговорил Эрн, зарываясь обеими руками в волосы, и, мельком глядя на Айшель, добавил: – Надеюсь, ты говоришь правду, а не просто пытаешься меня успокоить.       – Эрн, если бы ты был не прав, я бы сразу тебя осадила.       – Ты никогда меня не осаждаешь, – горько усмехнулся Эрн. – Даже в случае с Юрой ты этого не сделала.       – Потому что я считаю, что этот рыжий чëрт сам придумал какую-то ересь, поверил в неë и обиделся.       – Да понимаешь, я ведь даже пытался с ним помириться, но он вообще не хочет говорить со мной.       Айшель тронула его плечо, и Эрн слабо вздрогнул.       – Забудь. Ты в обеих ситуациях прав. И если эти балбесы не признают того, то об этом скажу тебе я.

***

      Руководство «Коммуны» уже успело привыкнуть, что каждый день в их заведении случаются разные происшествия. Этот был не исключением, хотя судьба будто нарочно тянула, прежде чем подкинуть и Жене, и Айшель новое испытание на прочность.       – Девочки, там Никита к директору поднимается! – взволнованно прошептала младший бухгалтер, заходя в кабинет.       Айшель глянула на неë из-за компьютерного монитора и лениво покачала головой.       – Ну понятно всë, уволят его сейчас, – пробурчала другая коллега.       В кабинете по соседству с директорским располагалась бухгалтерия, состоящая из небольшой команды девушек специалистов.       – Айшель Исмаиловна! – позвала первая. – Может, раскладик?       Все девушки поддержали, и Айшель, не пытаясь ни секунды сопротивляться, достала колоду и спросила:       – Что? Гадаем, уволят ли сегодня Никиту?       – Да! – воскликнули коллеги хором.       Айшель, тяжело вздыхая, принялась тасовать колоду, в сердцах негодуя: сколько же она учила команду, что не стоит гадать на вопросы с односложным ответом, по типу «да» или «нет», но те продолжали обращаться к ней с ерундой. «Будем ли мы вместе с Витей?» «Подарит ли мне Витя померанского шпица?»       «Один Витя на всю бухгалтерию...»       – Да, – Айшель показала всем карту Туз жезлов, и по кабинету рокотом прошëлся испуганный стон.       – Да идите вы! – раздалось тут же за стенкой грозное, душераздирающее ругательство, а затем мощный хлопок дверью.       Все всë поняли и переглянулись, не находя верных слов. Но мгновения растерянности длились недолго. Девушки, вопреки удивлению, вновь взялись за работу.       «А призрака-то нет».       Призрак, прежде активный и общительный, сегодня, как на зло, не появлялся. Айшель не знала, как позвать его вновь: она обогнула всю «Коммуну» в начале рабочего дня, но нигде его не находила.       «Наконец поработаю».       Стефан больше не звонил. Впрочем, он и не был нужен Айшель: она была уверена, что движется в верном направлении в собственном расследовании.       «А всë же непривычно без призрака. Хотя ещë не вечер, ещë увидимся».       О пожаре в «Коммуне» Женя не знал, но остальные видения подтвердил. Призрак показал самые разные события, произошедшие в «Коммуне»: от обычных бытовых, до появления в ресторане ушедших лидеров страны.       «Кто же ты такой?»       Айшель постоянно намеревалась спросить духа об этом, но никогда не успевала: он мигом исчезал после видений. В такие моменты она даже немного жалела, что оборвала контакт со Стефаном: тот наверняка знал, как позвать призрака. Но вместе с лилиями на позапрошлой неделе сгнило всякое доверие к нему. Айшель понимала, что цветы, за которыми она тщательно ухаживала, не могли испортиться за пару дней. И уж тем более не могла клубиться густым чëрным дымом простая записка.       Да, Стефан необычный человек. Но с Айшель в их общей странности им не сойтись.       Айшель боялась его.

***

      До окончания рабочего дня оставалась пара часов. Айшель, разобравшись с работой, решила заглянуть к Жене в кабинет, но каково было еë удивление при виде там ещë и Антона. Тот нерешительно кивнул в знак приветствия.       – А, Айшель! Проходи, – воодушевился Женя и поманил еë на кресло возле себя.       – Тут такое дело... – вдруг слишком громко сказал он, а следом добавил тише: – Вы умеете играть в карты?       Айшель отрицательно мотнула головой, а Женя, подозрительно щурясь, спросил:       – Я умею. Ты ищешь, с кем поиграть?       – Маша пригласила меня поиграть с ней на днях, а я совершенно не умею.       Женя с Айшель переглянулись и будто считали мысли друг друга: до чего забавным и милым показался им Антон с его внезапной просьбой.       – Антон, ну а нужно оно тебе? Ты привлекательный парень, – заговорил Женя, как бы успокаивая Антона.       – Спасибо, вы тоже, – стесняясь, перебил он его.       Айшель прыснула, и Женя, улыбаясь, подошëл к Антону.       – Спасибо, – немного помолчав, добавил: – Я это к чему: у Маши отец – профессиональный картëжник. И он, разумеется, научил еë игре и всем шулерским приëмам.       – Да я не намерен еë побеждать! Просто... не хочу оплошать, а карт в жизни в руках не держал.       Женя тяжко вздохнул, поджал губы и вопросительно глянул на Айшель: та, улыбаясь, кивнула.       – Хорошо, давай после работы поедешь к нам. Я научу тебя играть.       – Спасибо! – Антон засиял от радости и предвкушения и хотел было пожать Жене руку, но отпрянул, услышав стук в дверь.       – Входите! – крикнул Женя, а затем обратился к Антону: – Давай встретимся на парковке после окончания рабочего дня.       Дверь напряжëнно скрипнула, и в проëме показался Василий Юрьевич. Женя с Айшель переглянулись, не веря собственным глазам. Его сутулая фигура химерой подрагивала в проходе, не решаясь двинуться дальше, но когда он подал голос, стало ясно, что происходящее абсолютно реально:       – Я это, – запнулся на мгновение, – может, поужинаем? Вы не заняты?       – Пойдëм, – ответил Женя неуверенно, и они с Айшель и Антоном покинули кабинет, а следом их пути разошлись.       Василий Юрьевич поманил в «Восточный» зал. Антон же быстро направился на лестничный пролёт.       – Ты так внезапно. Что-то случилось? – спросил Женя, подозрительно щурясь, но Василий Юрьевич вëл себя, как обычно.       Они сели за свободный столик в тëмном углу помещения. Женя с Айшель расположились вместе на бархатном изумрудном диване с золотой вышивкой, а Василий Юрьевич – напротив. Заказали чай с чабрецом и гвоздикой и пахлаву.       – Я вспомнил, что ты расспрашивал про дедушку Юру, – наконец нарушил молчание Василий Юрьевич. – Я поискал его фотографии, подумал, тебе будет интересно.       Василий Юрьевич протянул из-за пазухи несколько фотокарточек.       – Ого, спасибо! – воспрял духом Женя, взяв в руки чëрно-белые снимки.       Айшель придвинулась к Жене, и они вместе подняли изумлëнно брови. Было всего пять фотокарточек: совсем маленькая, где Юрию Даниловичу было, на вид, лет двадцать пять, затем свадебная с женой Лизой, с маленьким Василием Юрьевичем, и где он был на берегу моря постаревшим. На плëночных снимках на них взирал статный мужчина, до боли похожий на Женю. Это сходство пробирало всех присутствующих до мурашек. Нервничал даже Василий Юрьевич, заламывающий пальцы, трепеща в молчании. Душа его, величавый айсберг, задрожала, и у вершины стали стекать ледяные струи. Айшель полностью разделяла чувства Василия Юрьевича: души у Юрия Даниловича она не увидела.       – У меня их немного сохранилось, но вот, что есть, – немного помолчав, Василий Юрьевич добавил тише: – Ты очень на него похож.       «Да, ни у того, ни у другого не видно душу. Наверное, наследственное».       – Там его последняя фотография, где он на море. В феврале он решил уехать в Крым и отметить там день рождения. Я остался в Москве, а бабушка Лиза отправила мне по почте эту фотографию и сообщила, что он умер.       Айшель вдруг поймала себя на мысли, что она устала удивляться.       «А что если... Женя в прошлой реинкарнации был Юрой, а я – Эрном? И то, что я не вижу Женину душу, является кармой?»       – А... как он умер? – спросила Айшель.       – Скорее всего, сердечный приступ, – отвечал Василий Юрьевич спокойно. – Он, по словам бабушки Лизы, ушëл вечером в одиночку погулять по городу. Долго его не было, она ринулась его искать. Всю ночь искала с полицией, и нашли утром мëртвого на пляже.       Айшель поëжилась. Обаятельный и весëлый на снимках Юрий Данилович глядел на неë долго и пронзительно, как глядел на неë Женя.       «Предположим, по поводу Жениной души я права. Но как быть со мной? У меня ведь нет души...»       – Ну ладно, это всë мелочи, – сказал Василий Юрьевич, всплеснув руками и вдруг выдал: – Вы когда собираетесь жениться?       Женя чуть не поперхнулся воздухом. Айшель похлопала ресницами, глядя то на него, то на Василия Юрьевича, душа которого ликовала, гордо сверкая в золотистом свете люстр.       – Да хоть завтра, – бросил Женя, когда официант поставил на стол серебряный поднос с чайником и чашками.       Василий Юрьевич прыснул, а Айшель толкнула острым носом туфли Женю в ногу.       – Извините, я отойду, – сказала она, нервно улыбаясь и быстро вышла.       Василий Юрьевич проводил еë едкой усмешкой, но при виде фотографий помрачнел. Он быстро спрятал их в карман пиджака и принялся разливать чай по кружкам.       – Ты скучаешь по своему отцу? – спросил его Женя, и Василий Юрьевич заметно напрягся, вжав голову в плечи.       – Если честно... не знаю. Я его любил и люблю, но он, кажется, меня – не особо, – сказал и грустно усмехнулся.       Женя склонил голову на бок и внимал словам Василия Юрьевича, затаив дыхание.       – Мне всегда казалось, что ему всë равно на меня. Я пытался с ним хорошо общаться, но каждый раз происходило что-то плохое. Он либо прогонял меня, либо злился на меня за мою навязчивость. А если я хулиганил, то наказывал, – сжал нервно губы, а затем сделал маленький глоток ещë горячего чая. – Знаешь почему я боюсь собак?       – Нет, – ответ горечью осел на языке, и Женя мгновенно ощутил, как тело сковал холод.       – Отец обожал бойцовских собак. У него был огромный альбинос доберман. Злющий до ужаса. С ним только отец мог справиться, – снова сделал глоток и едва поморщился. – Однажды отец узнал о моëм дурном поведении в школе и решил меня наказать: запер в клетке с псом.       Женя не находил в себе сил даже вздохнуть поглубже. Слова, озвученные леденяще спокойным тоном, били по голове набатом. Иногда Василий Юрьевич нервно усмехался и отводил взгляд, но глаза его были задумчивы и темны. Он продолжал:       – Мне лет семь было, я кинулся просить его открыть калитку, а он ушëл, даже не оборачиваясь. Пëс, по обычаю, начал рычать. Я зарыдал, и он рванул на меня. Ну и я от страха не знал больше, что ещë делать: залез по сетке вверх, чтобы пëс меня достать не смог, и вылез наружу, – тяжело вздыхая, он заключил: – Не долго это наказание длилось, но я никогда в жизни так сильно не боялся, как тогда.       Воцарилась тишина. Женя неотрывно глядел на белые руки Василия Юрьевича, сцепленные в замок, и замечал, как выступали сквозь тонкую кожу ярко-фиолетовые вены.       – Я понимаю, мы с тобой плохо ладим, – сказал вдруг Василий Юрьевич и ненадолго задержал зрительный контакт, но тут же отвернулся. – Но я никогда не хотел быть с тобой жестоким. Извини, если вдруг обидел тебя в тот раз... Да и вообще, за всë меня извини. Что бы у нас ни происходило, ни разу мне не хотелось сделать тебе больно.       Женя порывисто выдохнул, запуская пятерню в волосы. Сердце с болью колотилось о рëбра, и долго вести эту беседу становилось невыносимо. Женя хотел было взмолиться, чтобы Айшель поскорее вернулась, но та всë не появлялась. Поэтому, чтобы спасти и себя от последствий собственной сердобольности, слабо улыбнулся и ответил:       – Всë в порядке. И ты меня прости, я тоже был тогда виноват.

***

      Призрак стоял в коридоре, смешливо сощурив глаза и махая Айшель когтистой лапой, но столь радушное приветствие не поднимало настроения. Свет люстры тревожно дрожал, ударяясь о синюю роспись обоев и пронзая стрелой размытое очертание духа.       «Интересно, где он бывает в промежутках между нашими встречами?»       Призрак поманил Айшель на лестницу, чтобы вместе подняться на крышу, и та опасливо следовала за ним, проговаривая в голове намерение узнать, кто он есть не самом деле.       – Я не пойду дальше, – вдруг отрезала Айшель, остановившись на середине лестницы.       Призрак обернулся и протянул ей лапу, но Айшель стояла неподвижно. Тогда он заглянул в еë глаза, и в момент стало пугающе темно. Айшель мотнула головой, жмурясь. Пришлось приложить усилие воли, чтобы перебороть злой морок, парализовавший тело.       – Нет! Я не буду смотреть, – страх тисками сдавил горло, и за каждый вздох, и за каждое сказанное слово приходилось бороться. – Ответь мне: ты Юрий Ульянов?       Призрак стоял неподвижно, и только белые зрачки равнодушно полыхали во мраке. Айшель никогда прежде не ощущала столь же большой опасности, как сейчас. Ноги напряглись, готовясь мчать подальше от проклятого лестничного пролëта, но руки мертвецкой хваткой держались за перила.       «Сейчас или никогда».       – Кто ты? – наконец она взглянула призраку в глаза.       Голос еë сильной и жгучей волной лился из груди, пробирая до дрожи старые стены. И казалось, мрак, прежде охвативший помещение, исходил отныне не от призрака, а от неë самой. Она была властительницей густой тьмы. И только она могла указывать вольному призраку, что ему делать. Теперь лишь еë глаза гипнотизировали верного стража «Коммуны»: хищные, требовательные, серовато-зелëные.       Силуэт духа постепенно начал принимать чëткие очертания, с каждым разом всë больше становясь похожим на человеческий. Айшель внимала каждой линии, будто создала каждую собственными руками. Не было ничего в появлявшемся облике ей чужого. Каждая деталь казалась до истомы ей знакомой.       «Я знаю, кто это!»       Перед ней появился невероятно высокий мужской силуэт в тëмной мантии с глубоким капюшоном, заслонившим голову человека, находящегося под ним. В тонкой руке его находился фонарь, горящий зелëным светом, в точности, как глаза у Айшель. В точности, как у человека, лицо которого она которую ночь подряд видела во снах.       – Ты Эрнест Алиев? – спросила Айшель громко, так, что по лестнице прокатилось глухое эхо.       Грудь будто разрывалась, и глубоко дышать становилось невыносимо больно. Ту же боль Айшель чувствовала в руках, сросшихся с ледяными перилами.       Дух неспеша снял с головы капюшон. Айшель даже услышала его хриплый вздох, и от исходящей телесности напротив ей становилось дурно, но пути назад уже не было. Горел зелëным фонарь, и зелëные глаза мгновенно расширились, будто их хозяйку ударили раскалëнной плетью.       Айшель увидела его: человека, лицо которого прочно врезалось в еë память. Того, чьë родство, не известно почему, грело ту пустоту, где у людей, обычно, располагалась душа. Это был он – Эрнест Алиев.       Он смотрел на неë сверху вниз и молчал, и во взгляде его читалась прямота и взыскательность.       – Эрнест? – едва выдавила из себя Айшель, и он повëл густой бровью. – Это вы? Аллах, я не верю своим глазам.       Эрн прищурился и чуть наклонился к ней. Ровный, с неуловимым акцентом голос обжëг слух:       – Как вы меня назвали?       – Эрнест, – проговорила неуверенно. – Меня зовут Айшель. Это имя мне дали в честь вашей сестры-двойняшки.       Эрн нахмурился и задумчиво опустил в пол глаза, а затем выдал:       – Никакой сестры у меня нет.       – Но как? – сокрушëнно вопросила Айшель и заговорила быстрее, вглядываясь в лицо напротив с надеждой: – Вы же были женаты, у вас были сестра Айшель и брат Джахид. Я внучка вашего брата.       Эрн покачал головой и хотел было накинуть капюшон обратно, как Айшель остановила его:       – Постойте! Неужели вы не понимаете, о ком я говорю?       – Нет, – равнодушно отчеканил Эрн.       – Тогда кто вы такой?       Эрн отпрянул от Айшель, посмотрев напоследок с презрением и каплей раздражения. Затем процедил, чуть вздëрнув верхнюю губу:       – Человек, чей покой вы нарушили.