Учение о любви

Был обычный серый осенний день. Ветер грубо наклонял макушки деревьев, не заботясь о множестве падающих из-за него листьев. Мятые оранжевые, красные, коричневые и уже засохшие – они неким вальсом опускались на землю, украшая собой и без того неочищенную площадку за домом. Серые дождевые капли со всей силы падали на железный карниз, будто собираясь сломать его. Серые дождевые капли капали на мозг, вызывая ещё больше раздражения, чем приглушенный скулёж вперемешку со всхлипами. Иногда они переходили в завывания, ещё реже в крики, но одного удара по батареям хватало, чтобы все звуки смолкали на ближайшие минуты. Но сколько этот порочный круг может повторяться? Он ровно в двенадцать дня заходит к ней, приносит еду и пытается поговорить, но в ответ следует молчание. После того, как он привёл к ней подругу, стало только хуже – два дня слёзы и крики не умолкали. Быть постоянно рядом не получалось - она не давала даже близко подходить к ней, но и бросить её не выходило – от одной мысли, что она плачет…Хотелось притянуть её к себе, успокоить, погладить по голове и шептать какую-то чушь – словом, делать всё, чтобы она улыбнулась. Ему. Только ему. Чтобы никто больше не видел этой прекрасной улыбки, блеска в глазах и- Очередной полукрик-полувсхлип грубо разорвал ритмичный стук капель. Так больше не может продолжаться. Сколько ему ещё придётся ждать пока она наконец не смирится со своей судьбой? Нужно попробовать что-то предпринять. Найти новый способ утешить её. Ну или просто избавиться от трупа этой грязной паразитки, посмевшую видеть, хотя что уж там, быть рядом пока ей было плохо. Делать такую вещь, о которой он мог лишь мечтать в самых бредовых снах! *** Лестница в подвал часто снилась ему в кошмарах. Точнее в одном и том же кошмаре, а повторялся он так часто, что в скором времени отличить реальность от сна стало невозможно. В этом сне он просыпался в черноте, поглотившей всю его комнатку. Тогда он вставал и пытался раздвинуть шторы, постоянно смотря за спину – чьё-то дыхание постоянно слышалось с противоположной стены. Как раз туда даже самые маленькие лучики лунного света как назло не хотели падать. Тогда он на дрожащих ногах медленно подходил к этому месту и… Там никого не было. Нащупав лишь голую стену, он успокаивался, но в этот же момент слышался тихий шёпот, усиливавшийся с каждой секундой. Через минуту шёпот наполнял легкие вместо воздуха, попадал в артерии и перетекал в мозг. Наконец их фразы стали осмыслены. «Посмотри» Голова медленно поворачивалась назад. Глаза не хотели закрываться. Руки дрожали, а лоб покрылся холодным потом. Шёпот нарастал. Свет луны наконец дошёл до него. Но за секунду перестал быть благословением. Последнее, что успевал заметить – гирлянду из собственных органов, грубо вываливающихся на пол… Ему никогда не нравился лунный свет. *** Подвал встретил привычной сыростью и нагнетающим мраком. Железная дверь с множеством замков лишь предавала атмосфере какой-то тяжести, таинственности и… безнадёжности. Всё зависит от того, с какой стороны ты на неё смотришь. Достав громыхающую связку, он быстро нашёл нужный ключ – самый длинный и тонкий. Напоминает чью-то руку, которая вот-вот вытянется из тьмы и затянет тебя туда же безвозвратно. Наконец, после долгого скрипа, дверь показала проход в тьму коридора. В нос ударил запах крови и антисептика. Не обращая внимания на тьму, он спокойно шагнул вперёд. Длинный коридор, заставленный пустыми шкафами и кучами хлама, пылившимися здесь по ощущениям с самого детства, всегда создавал ощущение, будто кто-то смотрит за ним. Кто-то направил на него все свои глаза, полные ненависти к его действиям. Но он упрямо продолжает идти вперёд, делая вид, что ничего не чувствует. Тогда некто отводит взгляд, зная, что и в следующий раз ничего не поменяется – ненависть не так сильна, чтобы убить ею. Тьма коридора усиливается и в конце – перед очередным шкафом, заваленным мусором, он останавливается. Стараясь задержать дыхание и биение сердца, он отдаёт немой приказ и каждый звук усиливается. Первые секунды звенящая тишина бьёт по барабанным перепонкам, стук сердца звучит как шаги гиганта, а чьи-то тяжёлые вздохи становятся ветрами в степи. Но вот, он свыкается с новой, открывающейся только ему реальностью, и звуки поглощают его с головой… *** Меня поглощают самые разнообразные чувства и ощущения уже несколько дней. Я словно тону в желе. Ощущаю, как тело вечно скользит сквозь эту густую слизь вниз, стремится куда-то… Но всё вокруг, вопреки нормам, не сладкое. Пока я лечу вниз, вкус крови и чего-то давно сгнившего, охватывает меня и кружит в вальсе, замедляя падение, но растягивая своё извращённое удовольствие. Когда же я открываю глаза и пытаюсь узнать куда я падаю, моё внимание привлекают другие падающие. Их тысячи. Сотни тысяч. Миллионы. Кто-то барахтается изо всех сил, противиться рукам, тянущим его вниз. Кто-то смирился и уже заснул вечным сном. Нас всех ждёт одна судьба. И её примеры иногда заметны нам. Трупы с распоротыми животами, искажёнными гримасами, с тонкими гирляндами внутренностей, устремляющихся наверх... Все уже сделали свой выбор – противиться этой силе, стремиться к жизни в любом её проявлении или смирится с окончанием своего существования и вернуться к тому, чем всё было изначально – пылью? Одна я не знаю. Я кружусь и кружусь в этом вечном вальсе, без возможности поменять жанр песни или уехать с этого бала домой. И тьма то сгущается надо мной, вызывая первобытный страх, то отступает, позволяя свету ещё немного залечить мои раны. Я кружусь и кружусь… Мои галлюцинации прерывает какой-то шум… Он отодвигает, что-то тяжёлое с прохода, а после, открывает тяжёлую серую дверь, впуская свежий воздух на замену гнили. Я сижу в самом дальнем углу, стараюсь даже не дышать – вдруг он забудет обо мне на этот раз? Но вопреки моим молитвам, звук шагов об каменный пол направлен в мою сторону. Я опускаю голову вниз и со всей силы зажмуриваю глаза. -Как ты, солнце? – его мягкий голос противоречит всем его действиям. Как такой человек может совершать такие поступки...? Я закрываю уши руками. Чувствую, что меня скорее стошнит, чем я ещё хоть секунду буду рядом с ним. -Молчишь? – Я всё равно слышу. Ненавижу его голос. – Думаю, стоит уже убрать твою подругу. Не волнуйся, я хорошенько запрячу её прах на заднем дворе. По телу проходит дрожь. Нет. Я не могу отпустить её. Даже мёртвой она остаётся для меня самым важным человеком, единственным, кто может разделить происходящее. Я не хочу оставаться с ним. -Нет. – голос сильно дрожит, как и всё тело. -Ну-ну. Не может же её труп разлагаться здесь вечно. Да и ты можешь заразиться. – Этот мягкий упрёк в его словах раздражает. Он сам сделал это с ней. Если бы не он, я жила обычной жизнью. Если бы не он, она была бы жива! - НЕТ! – я вскакиваю и падаю рядом с трупом подруги. Аккуратно поднимаю холодное тело и прижимаю к себе. Смотрю в её золотые глаза. В них застыл ужас. Но стоит мне моргнуть пару раз, как я вижу… Она тянет ко мне свои теплые руки и мило улыбается. Как прежде. Нашу идиллию прерывает резкая боль – он тянет меня за волосы со всей силы назад. Я вскрикиваю, но продолжаю смотреть только на неё. - Смотри на меня. – второй рукой он поднимает мою голову за подбородок, неприятно впиваясь ногтями в кожу. Теперь я смотрю в потолок и лишь краем замечаю его недовольное лицо. -Если ты сейчас же не посмотришь на меня, то я сожгу этот труп ещё быстрее, чем планировал. – Он не шутит. Этот больной ублюдок. Я перевожу взгляд на него. Его лицо… На меня нахлынули воспоминания. Синие глаза, в которых я тонула ещё пару месяцев назад, короткие вьющиеся волосы, эта улыбка… Она была такой и раньше. Как я могла не заметить этой очевидной детали? -Умница, Изабелла. Но мне всё равно не нравится твоё поведение, я думаю, стоит наказать тебя. – тело вздрагивает, но я не отвожу глаза. Смотрю на его больное лицо до последнего. Наконец, он отпускает меня. Я кидаюсь к подруге и вновь прижимаю её тело к себе, будто надеясь, что она сейчас воскреснет. Через минуту в глазах неожиданно темнеет. Поднимаю руку, чтобы убрать что-то, мешающее мне смотреть, но он говорит фразу, от которой руки сами падают: -Стоит избавить тебя от необходимости смотреть на что-либо, кроме меня. Твой дорогой Лютер позаботиться об этом. Обещаю.