Сослагательное наклонение

День для Тора выдался особо ничем не примечательный, кроме того, что брат не попадался на глаза большую его часть. Хотя в этом ничего странного не было — Локи мог часами просиживать в библиотеке или запираться в собственных покоях на несколько суток, как затворник, изучая какие-то новые заклинания. И пусть это давно стало в порядке вещей, в такие дни Тору было крайне не по себе. Ведь брат, находясь в обществе, всегда лип именно к нему, молчаливым, надменным хвостиком скользя следом. Видимо, по его мнению из всей «их» шумной компании Тор был самым… приемлемым. Это не могло не льстить. И всё же он каждый раз одёргивал себя. В конце концов, Локи не обязан всё время находиться рядом. Он не прислуга, не оруженосец, ему точно так же необходимо личное пространство, как и, впрочем, любому. Тор умылся, сменил повседневный доспех комфортной одеждой и присел за чтение свитка, который отец велел изучить до завтра. Из приоткрытого окна дул приятный вечерний ветер. В это время года еще не было слишком холодно, напротив, воздух наполняла бодрящая свежесть. Иссиня-чёрное небо переливалось красками далёких галактик. Вдруг в дверь постучали, так резко и неожиданно, что Тор даже вздрогнул. Недавнее умиротворение обрушилось сплошной пеленой, оставив после себя удивление и странную тревогу — кого могло принести в столь поздний час, время давно перевалило за полночь? На пороге стоял Локи, весь растрепанный, в рваной тунике и сандалиях с драгоценными шнурками. Глаза сверкали каким-то ярким, лихорадочным огнём, который Тор не сумел растолковать. — Что произошло? — только и выдавил он, чуть отступив назад. — Твой папочка совсем сумасшедший, — рявкнул Локи и быстро проскользнул в комнату. У него была странная походка, как после долгой тренировки, когда ноги сводит от слабости и всё тело ноет будто изнутри. Он сразу подошёл к столу и начал сбрасывать с рук всевозможные кольца и браслеты, которые Тор сперва даже не заметил. — О чём ты? — спросил он, закрыв дверь и настороженно рассматривая брата. — О том. Думает, раз спас меня, может заставить делать всё, что ему ни вздумается, — золотая цепочка с хрустальными подвесками жалобно звякнула, когда Локи сорвал её с шеи. — Будто я дрессированный щенок и должен лизать ему руку, как только он мне её протянет. Он с особой злостью отшвырнул большой рубиновый перстень, и тот, ударившись о столешницу, упал на пол. Локи вдруг спохватился, прошипел себе под нос какое-то проклятие и принялся судорожно его искать. Присев на корточки, слепо шаря ладонями вдоль ковра и ударяясь о деревянные ножки. Его движения были резкими и хаотичными, будто он не знал, куда себя деть. У Тора по спине пробежали мурашки. Брат редко вёл себя так — всегда холодный, нечитаемый, сдержанный до неприятной оскомины на зубах, сейчас он был почти на грани истерики. Это наталкивало не на лучшие мысли. Что такого должно было произойти? И почему он так странно выглядит? Медленно и осторожно, Тор приблизился к нему, как можно мягче позвал: — Локи, — и, не дождавшись ответа, опустился рядом на колени. Как раз в это мгновение тот нашёл, наконец, перстень, сжал его в ладони с такой силой, что побелели костяшки. У него дрожали руки, на коже от запястий и выше проступили странные красные пятна. Он вернул перстень на стол, громко стукнув им о поверхность, и уже хотел встать, но Тор удержал его за локоть, не слишком сильно, хотя брат всё равно дёрнулся, вскинув нервные, даже напуганные глаза. Локи никогда раньше так на него не смотрел, и от этого взгляда в душе что-то сжалось и заныло, как бывает при виде брошенных дворовых собак. Тор опустил ладони ему на плечи, успокаивающе погладил сквозь шёлковую ткань. Один рукав был оборван почти полностью, обнажая часть торса, и потому пальцами он ощутил, какая горячая у Локи кожа. — Ты весь горишь. Да что произошло? Брат потупил взгляд, сжавшись и, одновременно, подаваясь ближе на прикосновение, что-то невнятно пробормотал, но потом мотнул головой и резко оттолкнул чужие руки. — Ничего… не важно. Просто забудь, я скоро уйду, только… Ах, чёртовы лохмотья! Глаза снова вспыхнули гневом, и он с прежним остервенением начал расшнуровывать сандалии. Прошитые золотом и мелкими камушками ленты цеплялись друг за друга, не давая сделать это быстро. — Хель подери, — тихо шипел Локи, — я ему что, распутная девка, чтобы так меня наряжать? Ненавижу. В какой-то момент он совсем запутался в трясущихся пальцах, одна застёжка никак не хотела поддаваться. Тор молча наблюдал за этим, совсем не зная, что делать. Он успел заметить злую слезу, скатившуюся по чужой щеке, и тут Локи, чертыхнувшись, разом сорвал шнуровку с ноги. Остро ограненные украшения посыпались на пол, на коже осталось несколько кровоточащих царапин. Он собирался сделать то же самое и с другой, но Тор вовремя поймал его за руку, на этот раз куда жёстче. — Да успокойся ты. — Отпусти меня! — выкрикнул Локи с неожиданной яростью. — Не смей так меня хватать, я тебе не прислуга, — он тряхнул рукой, пытаясь вырваться, но твёрдые пальцы сомкнулись сильнее, точно тиски. — Тор, пусти! — Сперва объясни, что случилось, — настаивал тот, не давая ему вырваться. Локи поднял глаза к потолку и издал громкий стон, такой отчаянный и протяжный, что Тору сделалось совсем паршиво. — Ничего, ничего не случилось, ясно? Просто отпусти меня! — он снова дёрнулся, но теперь, как от подступающей паники; дыхание участилось, взгляд судорожно метался по комнате в поисках спасения. Тор замер от недоумения, и вдруг почувствовал, что воздух становится заметно холоднее. Он подозрительно оглянулся на открытое окно, на плотно закрытую дверь, потом посмотрел на брата — по его ладоням расползалась синева, а кончики пальцев уже покрылись паутинками инея. Это было не хорошо. Локи всего два или три раза за всю жизнь нервничал настолько сильно, чтобы сменить облик, и вот сейчас снова. — Локи, — позвал Тор еще раз, но тот лишь снова рванулся, выпустив несколько снежинок. И тогда он ничего лучше не придумал, кроме как прижать брата к себе, крепко обхватив поперёк лопаток и поясницы. Локи тихо охнул, затрепыхался, как рыбка в сетях, но сделать ничего не мог, лишь отчаянно скулил что-то невнятное. — Тихо, — Тор стал мягко поглаживать его по спине. — Я хочу помочь. Я не обижу, ты же знаешь. — Нет, — пискнул Локи как-то совсем жалобно. — Мне не нужна… — Не ври мне, я же вижу. Ты на грани срыва, — синева уже почти достигла шеи. — Тшшш, — он опустил ладонь на чёрноволосый затылок, и Локи буквально выгнулся дугой от прошедшей по позвоночнику волны дрожи. — Хватит лапать меня, — злобно прошипел брату в плечо, и Тор едва не задохнулся от шока, но рук не опустил. — Я вовсе не… О чём ты вообще?! В ответ брат только пихнул его локтем в бок, продолжая беспомощно ни то рычать, ни то хныкать. — Локи, перестань брыкаться, — почти раздражённо одёрнул Тор, слегка встряхнув непослушное тело, а когда то, наконец, успокоилось, уже мягче произнёс: — Я могу помочь. Просто расскажи. Локи замотал головой. Упёрся ладонью ему в грудь, снова попытался вырваться, но потом вдруг обмяк, глубоко вздохнул, засветился зелёным, и Тора накрыло целой волной ощущений и образов. Нападения варваров в Ванахейме участились, теперь они совершали налёты и на асгардские посты, на которые никогда не покушались раньше, потому в Асгард прибывал ванахеймский посол. Один был уверен, что что-то тут не чисто, и так же он знал, что Даргус, хитрый ван, падкий на пиршества и женщин, так просто ничего ему не расскажет. Если это какая-то интрига или заговор, действовать надо быстро. План был предельно прост: вместе с роскошным ужином отправить к послу дворцовую наложницу, как дар гостеприимства и благосклонности царя. Это притупит его бдительность, и девушка в подходящий момент выудит всю необходимую информацию из разомлевших мыслей Даргуса. Возникла только одна проблема — кроме Её Величества во дворце не было ни одной женщины, владеющей магией сложнее, чем дар целительства. Но отец нашёл выход. Локи умел менять внешность и был достаточно искусным лжецом, чтобы провернуть эту аферу. Локи подходил почти идеально. И еще Локи совершенно не хотел этого делать. Не потому, что был чрезвычайно упрямым или не желал танцевать под чужую дудку из гордости. Просто он понимал, с кем имеет дело. Даргус — человек жестокий и высокомерный. Если он чего-то хочет, то непременно берёт, и оказаться с ним наедине в закрытых покоях в образе обворожительной девицы — прерогатива не из лучших. Отец же, в свою очередь, никогда с Локи не церемонился (и умел брать желаемое не хуже вана) — он напоил названного сына каким-то зельем, подавляющим волю, нарядил в украшения и вручил кубок с дорогим вином. Глаза Даргуса недобро загорелись в первую же секунду, как только стройная черноволосая красавица вошла вслед за слугами. Они ужинали, пили, посол буквально раздевал Локи взглядом, и в какой-то момент тот его поцеловал — глубоко и продолжительно, чтобы успеть прочитать как можно больше. Но Локи не успел. Даргус набросился на него с такой звериной страстью, что даже под чарами сердце подпрыгнуло от страха и затрепетало где-то в горле. Но приказ Одина довести дело до конца не позволил уйти — Локи принимал его в своё наколдованное женское тело и судорожно, по крохотным обрывкам выхватывал информацию. Голова шла кругом с непривычки, это было сродни агонии. Он собрал почти всё необходимое. А потом действие зелья рывком закончилось, иллюзия спала, случайно выпущенная из рук, и Локи оттолкнул вана от себя, не в силах больше терпеть. Тот изумлённо уставился на тяжело дышащего юношу там, где всего секунду назад была девушка. Кажется, приёмного сына царя он в нём не узнал, потому что продолжал пялиться, пока на лице не появилось… желание? Чего Локи не знал, так это того, что Даргус любил не только женщин, потому когда его грубо схватили за руки и задрали их над головой, подумал, что посол догадался об уловке. Но когда ван одним грубым движением раздвинул ему ноги… Он был пьян, и такое неожиданное перевоплощение, должно быть, принял за пикантную игру. Как и то, что ослабший юноша вырывался и зло выкрикивал протесты. Он успел войти в него несколько раз прежде, чем Локи, собравшись, наконец, с силами, ударил его нехитрым заклинанием. Ударил еще раз, когда ван схватил его за одежду, которую в спешке даже не стал с него снимать. Раздался треск ткани, и Локи, хромая, выскочил из покоев, ставших ловушкой для него самого. Не замечая боли, он пробежал без остановки не один коридор, как будто за ним была настоящая погоня. Всполошённые мысли метались в голове беспорядочным роем. Но в какой-то момент пелена слепой паники спала, и Локи всё-таки остановился, тяжело облокотившись о стену и хватая ртом воздух. Всё тело ныло и подрагивало, загнанное сердце надсадно отдавало в виски, между ног горело огнём. Он бегло осмотрел себя — странно, однако крови не было. Потом оглянулся вокруг — благо, его никто не заметил, в таком то виде. Нужно было спрятаться. Комната брата оказалась ближе собственной. Вот и всё. Локи слабо шевельнулся в его руках. Тор еще чувствовал отголоски его боли, когда он прервал ментальный контакт, всхлипнув куда-то ему в шею. Осознание навалилось следом, куда ярче, тяжелее, кошмарнее, чем даже чужие воспоминания. Отец буквально подложил его младшего брата под ванахеймского посла, сделал разменной монетой в своей политической игре. Тор снова опустил ладонь Локи на затылок, ласково пригладил растрёпанные волосы. — Мне жаль, — произнёс совсем тихо единственное, что пришло в голову. Локи прижался сильнее. Злость отступила, оставив вместо себя лишь тянущую опустошённость. Теперь он был холодным, как ледышка, мелко вздрагивал и дышал через раз, пытаясь сдержать слёзы. Тор начал медленно покачивать его из стороны в сторону. Тяжело было поверить, что отец способен на такое. Локи не был идеальным, послушным сыном, не был любимцем публики вопреки всей своей обаятельности, его многие недолюбливали и даже боялись, а то и вовсе сочли бы чудовищем, если бы узнали правду. От него Один долго этого скрывать не стал, рассказал всё, как есть. Он не дарил пустых надежд, будто приёмыш имеет какие-то права на трон, и часто, даже слишком, припоминал Локи его настоящее происхождение. Тор не раз замечал, что с братом отец ведёт себя куда строже и требовательнее, чем с ним, а иногда даже откровенно использует. Он отмахивался от этих мыслей, оправдывал всё особенностями характера, старался не вмешиваться. Давал брату пространство. Как оказалось, зря. — Прости, я должен был раньше… — Нет, — оборвал его Локи, неосознанно сильно вцепившись ему в одежду. — Не говори этого. Не вздумай. Тор прикусил язык. Кончено, он понимал, что его вина здесь лишь косвенная, но мысль о том, что он не разглядел, не защитил, не уберёг брата, который после всего случившегося пришёл именно к нему, неприятно жгла корку сознания. Хотелось отмахнуться от этого гадкого чувства беспомощности, хотелось помочь, залечить чужие раны, взять часть боли на себя. Сказать что-то утешительное, что сняло бы эту боль, как холодный компресс. Но Локи не станет слушать, не в таком состоянии — ему нужно почувствовать. Тор коснулся пальцами его виска. — Впусти меня. Они уже делали так раньше, точнее, Локи делал так с ним, когда брат слишком сильно загонялся по поводу каких-либо «чрезвычайно важных событий». Это помогало, очищало голову, давало трезво взглянуть на ситуацию или же просто снимало навязчивую мигрень. Сейчас Тор не видел лучшего выхода, но Локи на это лишь упрямо покачал головой: — Тебе не понравится. Из груди вырвался невольный вздох. Тор понимал, о чём он. До этого он видел лишь ситуацию, сухие факты, картинку, насколько это было возможно лишенную эмоций. Брат не дал ему почувствовать то, что чувствовал сам. Это стало бы тяжёлым бременем. Это бы сделало его самого уязвимым. Но Тор не хотел, чтобы он проходил через это один. Не хотел видеть, как он страдает. — Мне всё равно, — прошептал он Локи на ухо. — Покажи. Тот доверительно повернул голову, уткнувшись носом ему в шею. Прерывисто вздохнул. Он мало кому доверял настолько, чтобы открыть свою душу. Но брат был… чем-то иным, непохожим ни на кого. Как будто даже вопроса не стояло, можно ли быть с ним откровенным, как будто это всегда было правильно. Я всегда на твоей стороне, ты же знаешь. Снова блеснули зелёные искры, и воздух превратился в густое, вязкое ничего, наполняющее лёгкие. Тор сжал зубы. Теперь чувства Локи перетекали в него обжигающе ледяным потоком, задерживались на мгновение и… тихо испарялись. Ничего больше. Они просто исчезали, точно снежинки на тёплой ладони. Тор не ожидал, что это будет так… просто? Разве не должен он ощутить ту же саднящую тяжесть, тот кровоточащий надлом, впитать их, как ткань впитывает кровь? Но это скорее было похоже на то, что они проплывают мимо, как волны, поднимаясь и опадая, но не оставляя на нём никакого слишком ощутимого следа кроме редких холодных брызг. Странно, однако, если так посмотреть, с ним магия Локи всегда работала как-то не так. И раз уж сейчас ему она не слишком вредит, он сможет взять гораздо больше, чем даже надеялся. Так что Тор удобнее перехватил тело брата, совсем растаявшего и лишь коротко подрагивающего в его объятиях. Глубокая усталость, даже истощённость, не было сил и пальцем пошевелить, хотелось просто провалиться в тишину и уснуть. Такое состояние, как ни странно, успокаивало. Груда золотых украшений на столе поблёскивала в свете лампы, рубиновый перстень подмигнул своим огромным хищным глазом. «Грязный, такой грязный» — ворвалось вдруг в медленный поток жёстким, резким толчком. «Это не твоя вина» — мягко прозвучало в ответ. Порванные драгоценные шнурки валялись на полу, как разбитые оковы. Коварный, разогнутый уже капкан. «Мне плохо» — прозвучало опять, плаксиво и до больного откровенно. — «Я не знаю, как дальше». Тор мысленно прижался своим лбом к чужому, пытаясь влить в Локи как можно больше собственного спокойствия и уверенности. «Я буду рядом». И беспокойные волны покорно разгладились в штиль.