Игра на вылет

Глава 13

      Андрей погрузился в мысли. Снова звучали в голове пчелиным роем. В воздухе сохранялся табачный дым, пробиравшийся под кожу, щекотавший и без того расшатанные нервы. Темнота все сильнее загущалась. Андрей хотел поскорее покинуть этот коридор. Дверь в кабинет раскрылась. Половина мест была свободна. Шестеро сидели, ожидая его. Четверо были мертвы, один отрезан от мира, и последний — он сам. Казалось, что незримо здесь присутствовали все двенадцать, наблюдали за ним, судили его, решали судьбу. От этих мыслей стало страшно, и он пошел, не обращая внимания на пустые стулья.       — Скучали? — он придал голосу бодрость.       — Мы решили, — ответила Валентина Александровна, — что вам убивать друг друга сейчас — плохая затея.       — Мило, — сказала Суворова.       Андрей скривился, попытавшись усмехнуться. Он занял место возле Мухиной, как и в первый день. Семен Макарович уперся взглядом в столешницу и задумчиво закачал головой, насвистывая какую-то незнакомую мелодию, словно забыв, что он не один.       — Денег не будет, — одернул его Грачев, укоризненно улыбнувшись.       Шевцов прекратил музицирование, и, прежде чем успела развеяться тишина, Андрей заговорил:       — Валентина Александровна, как работает казино, расскажите?       Вопрос оказался настолько неожиданным, что Олег Федорович подавился чаем и уронил на стол шоколадку. Максим Сергеевич, что сидел рядом, похлопал его по спине. Сама Валентина Александровна сперва выпучила глаза, а потом, улыбнувшись, ответила:       — Я уже говорила, что бываю там крайне редко. Всеми делами занимается управляющий. Знаешь… если хочешь… — она раскрыла сумочку и стала в ней что-то искать, — могу дать его контакты… минуточку…       — Не надо, — остановил ее Андрей, — это лишним будет. Но все же вам ничего не известно не может быть. На какие деньги казино живет, откуда и куда двигаются… Вы же это знаете?       Валентина смутилась.       — Положим. Впрочем… право, не знаю, чего вы ожидаете. Все довольно прозаично. Артем Викторович — покойник уже, ладно, скажем, как есть — предложил нам с Соней, — она посмотрела на Доренко. Тот молча кивнул, — и Олегу Федоровичу принять участие в одном… деле. Некоторые столичные чиновники — здесь уже без имен, это не имеет смысла — нуждались в отмывании денег, а он предложил им свою помощь. За некоторые преференции ему и его помощникам. Соня устроила бордели, у Олега Федоровича уже имелся театр, а мне предложили казино. Деньги распределялись на три потока, в них оборачивались и переходили к каждому из нас, а мы все отдавали Артему Викторовичу. Как дополнение, Олег Федорович жертвовал часть денег на школу, а Софья — на театр. У Осипова они повторно обращались и возвращались в столицу в виде дач, яхт и им подобных.       — Хех! Прозаично… — воскликнул Семен Макарович.       — Да уж. Ничего не скажешь, — согласился Грачев.       — В любом случае, — устало вздохнула Валентина Александровна, — это не то, что вы ищете. Занимался этим Артем Викторович. Хотя есть кое-какие сомнения в роли Никиты Матвеевича — он как раз упоминал Осипова. Лучше узнать это у него, но… я тоже считаю это опасным. Сейчас ты для нас очень важен, поэтому, кажется, никто никуда тебя и не отпустит, — она улыбнулась, — в конце концов, он не единственный свидетель… В конце концов, дедукция в твоих руках!       Андрей замер, смотря ей в глаза. В ее взгляде отчетливо читались невероятное сожаление и участие. Она отвернулась.       — А мне кажется, что это серьезное продвижение, — заявила Суворова.       — Я не могу сказать, что во мне хоть одним вопросом меньше стало, — пожал плечами Андрей.       — Ну-ну-ну! — Мухина опустила руку ему на плечо, — все придет.       — Давайте просто выпьем чаю и помолчим минутку. С мыслями, — предложил Грачев.       Никто не стал противиться. Андрей сделал пару глотков безвкусного чая. Он вспомнил, что на тележке должна стоять коробочка с сахаром. Он добавил кубика рафинада.       — О! — воскликнул Максим Сергеевич, увидев его действие, — между прочим, сахар провоцирует деятельность мозга!       Он сам потянулся к коробке, вызвав ухмылки окружающих. Отдых проходил. Тела и мысли расслаблялись. Погода, казалось, только способствовала этому размоканию: посветлело, от влажной земли исходил свежий аромат жизни, наклонившееся солнце отзывалось отблесками в окнах домов. Окно оставалось открытым, но ничего не морозило и не жарило — никто даже не подумывал его закрывать. Хотя Семен Макарович расстегнул вторую пуговицу на рубашке.       Андрей медленно погружался в пучину безмятежности, не позволяя при этом окончательно увязнуть. Он отстранился от спинки стула, и пастораль мигом растворилась.       — Что ж… скажем… — его голос всех взбодрил, но, казалось, лишь косметически, — послушайте, Валерия Михайловна, какую роль в этом всем вы играете?       — Никакую, — сразу ответила она, — совершенно никакую. На различного рода справки деньги не нужны, за все реальные расходы отвечает мэрия. Деньги городские, так что финансовой поддержки со стороны не было. Да и не надо было, как понимаете.       — Понимаю… а, скажем, Донцов что делал?       — Ух… — с натугой вздохнула Мухина, — уж я не знаю. Может, у них и было что-то с Артемом, но я не могу даже предположить.       — А имущество на вас какое-нибудь оформлено? — предпринял еще одну попытку Андрей.       — Нет. Во всяком случае я об этом не знаю, — она засмеялась, — официально все деньги — Осипова, я к ним не отношусь. Если московские что-то имеют, то через Артема.       Андрей промолчал. Одна за другой зацепки обламывали крючки. Андрей получал ответы на вопросы, но ни один из них не подводил его к финишу, который не маячил на горизонте — его закрывала густая тайга, а Андрей не имел понятия, в какую сторону следовало пробираться.       — И все же вы с Тихомировой казино и бордель в одном здании имели — бок о бок работали. Как так получилось?       Валентина Александровна пожала плечами, ответив:       — Так получилось — все, что я могу сказать. Андрей, не я выбирала землю. Моя роль — помогать и получать за это средства на школу. Более, чем сказала, я не знаю.       — Вы не знали, по какой причине вас в мэрию вызывают?       — Нет.       — Когда вы встретили Софью Павловну, вы удивились?       Валентина задумалась.       — Ну… да, я удивилась. И наверное, да, я поняла, что эти вещи могут быть связаны. Но не более. Думала, будет разгром Артема. А не вот это вот…       Она опустила голову, и теперь черные волосы закрывали ее лицо. Андрей осмотрелся вокруг. Максим Сергеевич сидел в необычном напряжении: его шея раскраснелась, а глаза лихорадочно оглядывались по сторонам. Он сделал большой глоток, и его дыхание медленно стало выравниваться, хотя марафона он только что не бежал.       — Я не понимаю, — внезапно сказал Аркадий Егорович, — почему все крутится вокруг Артема? Мы ищем не одного человека, а группу, если я верно понимаю. Мне кажется, что вы вчетвером, — он кивнул в сторону Мухиной, — прекрасно подходите на эту роль.       — Да, прекрасно. Только после смерти Артема все схемы развалились, Малининск может спать спокойно! Да? Поэтому Соня и Артем погибли, а дома каждый день взрываются?       — Давайте успокоимся, — вступился Максим Сергеевич, — давайте не будем перегрызать друг другу глотки. Тогда город действительно сможет спать спокойно, но давайте-ка менее радикально мыслить.       Валерия Михайловна раздраженно повернулась в его сторону и спросила:       — И что вы предлагаете?       Возникла тишина, мгновенно заполнившая все пространство. Время затихло.       — Быть людьми, — ответил Ковалев.       Валерия Михайловна судорожно закивала, поджав губы.       — Высоко… — сказала она и отвернулась.       Максим Сергеевич нахмурился и почернел.       — Вовсе не стоит язвить.       — Что вы! — нарочито театрально воскликнула Суворова, — о чем речь, право! Действительно высоко. Спуститесь на землю, на твердую, вернитесь в реальность.       Раскатистым грохотом отозвался чих Олега Федоровича. Настолько неожиданно, что все подпрыгнули на месте.       — Извиняюсь, — сказал он, сморкаясь в черный платок.       Ему ответили:       — Будь здоров!       Среди голосов послышался шепот Грачева «Точно». Андрей посмотрел на него. Аркадий Егорович сидел, оперев голову о руку и ссутулив спину. Его усталый взгляд нехотя буравил столешницу; казалось, очки потеряли для него какое бы то ни было значение и сбежали прочь с переносицы, удерживаясь на остром подбородке. Грачев не замечал своего вида, и другие тоже на него не смотрели, каждый по-своему утопал в мгновениях редкого молчания. Валентина Александровна непринужденно играла с собачкой на замке сумочки; Доренко, убрав в карман платок, достал оттуда последние кусочки шоколадной плитки; Максим Сергеевич скользящим взглядом обегал папки за стеклянной дверцей шкафа, Суворова внимательно следила за Андреем, переводя глаза с его лица на руки; Семен Макарович грустно глядел в окно, потирая сонные глаза.       Солнце пугливо спряталось за крышей дома, на мгновение выглянув оттуда и исчезнув насовсем. По небу разливалась малиновая заря, поджигая края облаков, нерешительно застывших на месте в ожидании чьей-то отмашки, дозволения продолжить вечное странствие. Серебряные очертания Луны уже проглядывались. Рядом загорелась вечерняя красавица Венера.       Лицо Семена Макаровича вдруг оживилось и тут же потускнело.       — Семен Макарович — как вы думаете? — спросил Андрей.       — …я думаю… я думаю. Зло надо пресекать на корню. Когда оно только зарождается. Оно неприхотливо. Не надо подбрасывать удобрения, оно и так пускает корни повсюду. А дальше оно живет уже само, собственной жизнью.       — Пиши пропало? — спросила Валерия Михайловна.       — Ты можешь сколько угодно махать топором. Будь дерево хоть железное, оно рано или поздно повалится. А ты попробуй всех корней доискаться?       — Пиши пропало, — констатировала Суворова.       Максим Сергеевич раздраженно встал и отошел к окну. Его лицо обращалось на улицу, а к людям обращалась его вздрагивающая от прерывистого дыхания спина. Андрей со стуком опустил локти на стол; голова его тяжело упала.       — Я не понимаю… зачем… для чего было это все организовывать?       Ковалев ответил, не оборачиваясь:       — Для того, чтобы излечить Малининск.       — А что? — вскипела Мухина, — все было настолько плохо? Малининск болел безнадежно? Да, были проблемы, но дома не лежали в руинах. Да! Мои мальчики ходят на стрелки, хоть ты их цепями заковывай, они продолжат ходить, да! Дерутся, ломают друг другу носы и челюсти, да. Но у них была школа, была целая больница. У них были дома. А теперь… прощай, ариведерчи, чао!.. Не надо оправдываться, это нельзя оправдать. Вы разрушили жизнь. Вы разрушили жизни!       Молчание. Долгое молчание. Валентина Александровна переводила сбившееся дыхание. Максим Сергеевич стоял недвижимо — лишь спина ровными волнами поднималась вверх со вдохами и опускалась вниз, выталкивая воздух из груди. Руки его опирались на подоконник, глаза устремлялись в пустоту.       Он обернулся, удерживая на лице равнодушное выражение, и сел обратно. Олег Федорович заворочал головой.       — Сегодня спокойно, вроде бы? Без терактов?       — Я никаких хлопков не слышала, — ответила Валентина.       — Включите телевизор, — сказал Ковалев.       Андрей поднялся за лежавшим на полке пультом. На экране возникли декорации «Щелкунчика», танцоры выплясывали трепак.       — Весьма своевременно, — заметила Валерия Михайловна.       На другом канале шумела белая метель. После очередного щелчка вернулся балет. Русский танец закончился.       — Наверняка, если и произошло что-то, — сказал Доренко, закрыв глаза ладонью, — этого не скажут по телевизору.       — А телефона нет, — закончил Ковалев, — и людей.       — Не это важно, — отрезала Валерия Михайловна, — важно, что делать.       Андрей решил встать и подумать в движении. Мысли не выстраивались толпами, но по-прежнему прикованные к нему взгляды, по крайней мере, пришли в движение.       — Я услышал достаточно, для того, чтобы какие-то выводы в моей голове смогли оформиться. Но еще нужно время, чтоб их в порядок привести. Кое-что я мог бы озвучить, но лучше сперва этот хаос упорядочить… Вы хотели бы что-то сказать?       Никто не хотел говорить. Валентина, заметив это, успокаивающе ответила:       — Ничего, Андрей. Посидишь, подумаешь, в блокнотике почеркаешь — мысли яснее станут. Конечно, ты справишься.       — Конечно, я справлюсь, — эхом повторил он, — завтра с новыми мыслями соберусь. Ух! — он попытался рукой сделать жизнерадостный жест, но вышло не убедительно.       Губы растягивались в улыбке, а глаза сохраняли растерянность. Пока это выражение не приняло вид пугающего, Андрей посерьезнел и прихмурил брови. Молчание сопровождалось едва слышимым журчанием в чьем-то животе.       — Ну так… как будем делать?.. — без лишней навязчивости спросил Семен Макарович.        Максим Сергеевич, задумчиво покачиваясь назад-вперед, поднял голову:       — Можно… мм… завтра в половине двенадцатого начало церемонии, приходите хм… немного пораньше, да? Ну а дальше… Андрей ознакомит нас с результатами своего обмозгования… Все свободны.       Андрей оставался сидеть, впиваясь глазами в статуэтки, недвижимо стоявшие на столе. Все засобирались, то ли выжидающе, нехотя, то ли впопыхах, стремясь сбежать подальше. Поднялся и Андрей. Он окинул взглядом кабинет, и Максим Сергеевич выключил свет. Тут же сильно потемнело: в коридоре одинокая лампа светила излишне тускло.       — Быстрым шагом на выход! — скомандовал Ковалев, чуть ли не на ощупь ища замочную скважину в белой двери.       Андрей пошел медленно, не угоняясь за другими. Но поняв, что в этой мгле он слишком беззащитен, ускорил шаг в надежде выбраться.       И лестница, и холл оставались без света. Идти нужно было осторожно, стараясь не оступиться и не споткнуться ни обо что. Аркадий Егорович придерживал входную дверь раскрытой, и уличная фонарная дорожка пробегала по полу. Андрей оглянулся на выходе — Максим Сергеевич уже спустился. На улице запахло летней свежестью. Город заполнился молчанием, лишь кузнечики стрекотали в траве.       — Ну! Все вышли? — крикнул Ковалев, спускаясь с крыльца.       — Раз, два… семь! Все! — ответила Валентина Александровна, пересчитав вокруг.       Одна из машин возле мэрии блеснула фарами.       — Это за мной, — сказала Валентина Александровна.       — Завтра в полдвенадцатого! — крикнул Максим Сергеевич ей вслед.       — Да… да… до свидания…       Она села, и автомобиль мигом тронулся с места. Оставшиеся помахали ей рукой. Андрей сделал новый вдох. Волна бодрого спокойствия пробежала по его телу.       — Андрей?       Он обернулся к Ковалеву.       — Вас подвезти?       — Я, пожалуй, прогуляюсь.       — Это правильно! — с одобрением сказал Аркадий Егорович.       — Нам в другую сторону, Аркаша, — напомнила ему Суворова.       — Гулять полезно все равно.       — Пойдем уж.       Они попрощались и ушли направо. Олег Федорович и Семен Макарович сели по машинам. Ковалев медленно шел бок о бок с Андреем. Он нервно похлопал Андрея по спине.       — Не переживайте. Завтра все получится обязательно, вот увидите.       — Конечно, получится… я и не переживаю…       Максим Сергеевич закивал головой.       — Тогда до завтра.       — Увидимся.       Максим Сергеевич ушел к автомобилю. Андрей остался один. Он медленно проскользил взглядом по мощеной площади, раскинувшейся перед ним. Цветы росли через дорогу, но и сюда пробирался их терпкий, летний и отчего-то тревожный аромат. С каждым шагом вперед этот запах обретал новые, все более густые краски.       Андрей опустился на корточки перед клумбой синих тюльпанов. Они казались необычайно чужими, инородными, манящими — в особенности тот, который Андрей решил сорвать. И дело было не в окраске: в детстве он, бегая по деревне, видел цветы всех мастей. Но этот был не похож на полевые, он и на клумбе казался одиноко растущим посреди пепелища — в центре города, превращающегося в пепел. И волею судьбы Андрей, втянутый в местные разборки — оказался повинен принимать судьбоносные решения. «Завтра все будет», — подумал он, — «надо еще поработать, но… ох! не сейчас, ведь время же есть!..»       Он поставил тюльпан в карман пиджака. Цветок почти слился с тканью в темноте, но на лунном свете он даже блестел. Ясное небо простиралось во всю свою необъятную ширь, месяц словно был приколочен к звездному полотну острыми сырными концами. Листва едва шуршала, здороваясь с пролетающим ветром — еле слышно с ним здоровались и трещавшие сороки. Во всех домах были погашены огни. Город засыпал в ночи. На него опустилась темнота. Люди спали или просто боялись зажигать свет. «Может стоило согласиться?» — думал Андрей, — «тогда бы я это небо не увидел…»       Вдруг за его спиной хрустнула ветка. Он замер. Тот, кто находился сзади, тоже замер. Сердце бешено заколотилось, и он задержал дыхание. Света не было — на асфальт не ложились тени. Бежать было некуда, да и незачем. На спине выступил холодный пот. Андрей резко обернулся — но за ним стояла пустота. Только опустив глаза вниз к тротуару, он увидел молочного в лунном сиянии котенка, сидевшего на сломанной веточке. Звереныш непринужденно вылизывал задние лапы, закрыв глаза и удовлетворенно мурлыча.       Андрей присел на корточки и попытался рассмотреть кошачью мордочку. Котенок замер и опустил лапу. Он принюхался, встал на дыбы, зашипел и двумя прыжками скрылся в шиповнике. Андрей разочарованно оглядел кусты, но котенка уже и след простыл. Сидеть было не очень удобно и пришлось вставать.       Сквозь темноту вдали пробивались огоньки. Вдоль дороги будто отключили электричество, но театральную площадь щедро освещали фонари. Андрею захотелось свернуть и прогуляться между этих фонарей и лавочек с витиеватыми узорами. Дорожная плитка вела к трехэтажному серому театру. Фиолетовая вывеска «БУФЕТ», выделенная пятью лампочками, очерчивала отдельный вход. Театр в остальном выглядел непримечательно, да и вовсе: даже мозаичные узоры на дорожках, пестревшие днем клумбы, гигантские вывески только прогоняли прочь, и ничто, кроме спектаклей не могло завлечь людей сюда. Андрей любопытства ради заглянул в узорчатую урну — она оказалась пуста.       Ему тоже не хотелось здесь оставаться. Ноги сами убегали к более простого вида, но оттого не менее притягательной аллее. Когда Андрей покидал площадь, то услышал развевающуюся за спиной трель и обернулся. С крыши театра улетел мелкий голубь. Андрей попытался выследить птицу, но та мгновенно исчезла. «Как быстро», — только и подумал он.       Яблоневую аллею освещали только луна да звездное небо. Черный асфальт сливался с землей. Деревья застенчиво перешептывались. Стояла удивительно ясная и спокойная ночь. На всем бескрайнем небосводе проплывало одно-единственное облачко. Оно медленно таяло, и в конце концов испарилось вовсе. Млечный Путь расстилался дорогой манящей, увлекающей, соблазняющей на путешествие. Безумные множества огроменных звезд существовали в нем в необъятных пространствах вдали от этого мелкого человечка, шедшего по аллее, надушенной яблочным ароматом.       Чистый воздух проникал под кожу, очищая тело от лишнего напряжения, а голову от лишних мыслей. Андрей поднял голову в небо и жадно наполнил свежестью грудь. Ему захотелось громко смеяться, кричать о своем счастье, разбудить весь объятый ночью Малининск, но только шел, улыбаясь. Ему было хорошо.       За спиной где-то далеко послышался умиротворенный вой целого собачьего хора, но и он затих. Тишина ступила, и весь мир почтительно перед ней расступился. Остановился. Но Андрей продолжал идти. Вдруг он почувствовал, что в его затылок выстрелило пулей. А потом он умер.