Ловцы Снов

Одно из самых ярких воспоминаний той его части, что когда-то была Дэниелом Холлом – бабочка. Она бьется о стекло, а он стоит в кроватке, изо всех сил пытаясь дотянуться до окна и открыть его, сказать: не надо ранить себя, лети, лети! Но он слишком мал, а окно слишком далеко. К тому времени как мама возвращается, бабочка лежит неподвижно. Это был первый раз, когда он испытал чувство беспомощности. Второй раз он испытывает это чувство, когда черноволосый человек с бесконечно усталыми глазами протягивает ему медальон с зеленым камнем, и откуда-то он знает (чувствует, помнит): он тоже устал биться о стекло, за которым свобода. Ему хочется плакать, только это бесполезно, и все, что ему остается – вцепиться взглядом ему в спину, пока он окончательно не исчезает из вида. А в третий раз… Третий раз так размазан во времени, что он сначала даже не понимает, что именно чувствует. У ДэниелаСна странные отношения со Временем. С одной стороны, оно (он, все время приходится напоминать себе, он) смотрит на него с любопытством, и одновременно слегка брезгливо: как на ребенка, умудрившего построить впечатляющий замок из грязи и одновременно в этой самой грязи извозюкаться по уши. С другой – теперь он чувствует время так, как, наверное, его не чувствует никто из его братьев и сестер (за исключением, может быть, Судьбы, но они никогда об этом не говорили – и вряд ли заговорят). И это беспомощность ребенка, чья ценность – в том, что он даже не понимает. Сначала он не вспоминает того, кем был до этого – слишком много других дел, и слишком много новых впечатлений (слишком больно). Но чем дальше, чем лучше он справляется со своими обязанностями, тем больше он ловит себя на том, что пытается вспомнить того, кем был (зачем? он мертв, дай ему спать спокойно… - шепчет что-то в глубине). И не может. То есть, он помнит события из его (своей!) жизни, но это картинки. Он не чувствует ничего из того, что чувствовал тогда – и это делает слишком формальным его общение с собственными подданными (друзьями...). И это беспомощность подростка, которого вырвали из привычной жизни против его воли. Иногда (когда он пялится в стену и понемногу вспоминает свою короткую и яркую человеческую жизнь) он пробует представить, что всего этого не случилось. Что он до сих пор просто мальчик, который иногда удирает от своей гиперопекающей матери в свои фантазии. В свои сны. Иногда ему кажется, что так было бы лучше. Он не спал в той – прошлой – своей жизни. Так как так получилось, что ему все чаще снится то, что никогда не происходило? Ему снится, что он стоит там, где все началось, в этом проклятом подвале, изученном до последнего камня. Он смотрит на себя – одновременно гордого и жалкого, и одновременно на себя – юного и растерянного, и видит мир сразу двумя парами глаз. Воздух вокруг слегка потрескивает – это натягиваются струны времени – пока еще незаметно, пока еще – это просто сон. Но он не просто Сон. Он Дэниел-Сон – и он больше не беспомощен. И он снится сам себе. А во сне можно все, правда же? И он протягивает руку сам себе – и берет свою руку, и говорит «Лети». ДэниелСон просыпается, мгновенно забывая то-чего-не-было – и одновременно чувствует последними искрами своих сил, как гудят струны времени, расплетаясь и сплетаясь в новый узор, закрывая сиявшую прежде дыру – и как изо всех сил махая крыльями, бабочка вырывается на волю.