Фиктивный брак

      Ксавье развалился на стуле напротив мольберта. Сам не заметил, как разворошил свой тайник на черный день и в руках оказалась сигарета. А ведь вроде бросил.       Тоненькая струйка дыма плыла по воздуху, пронзенная лучами светильника при мольберте. Тихо играл Вивальди, унося помутненный разум Ксавье далеко-далеко в прошлое. Музыка настолько сильно развила ностальгический порыв, что перед глазами Ксавье будто живые замельтешили картинки неверморских времен. В особенности, личико Уэнсдей Аддамс.       И вот этим он занимался последний час: сравнивал эту картинку прошлого с лицом на холсте. Вместо косичек — струящиеся по плечам черные волны. Темная помада, густо подведенные глаза, резкие скулы. Никогда еще Уэнсдей не казалась настолько материальной. Будто кто-то настроил резкость и тени на фотографии, и проступила эта новая версия девочки из прошлого. Нынче — молодой женщины, разбившей ему сердце в тысячный раз.       Ксавье затянулся. Скрипка зашлась в бешеных ритмах «Зимы». Вспомнился воистину пламенный концерт в честь открытия статуи Крэкстоуна, то, с каким упоением Уэнсдей выводила сложные рисунки в чем-то даже зловещей мелодии. Если бы музыка звучала чуть громче, Ксавье, возможно, даже не услышал бы звук. Странный, похожий на характерный хлопок задней двери: когда она закрывалась, то громко щелкала.       Ксавье почувствовал, как каждый мускул в его теле превратился в натянутый канат. Дверь вела в узкий служебный коридор, ведущий с улицы прямиком в мастерскую. Ксавье направился к двери в коридор, ступая мягко и беззвучно. Рядом с дверью стояла стойка для зонтов, в которой Ксавье хранил шпаги. Тихо вытащив одну из них, Торп замер. Рука сжала выделанную кожу рукояти до побеления костяшек. Вивальди на заднем фоне затих, близилось завершение. С той стороны двери не донеслось больше ни единого звука. По венам Ксавье разлилось непробиваемое холодное спокойствие. Он сосредоточился и потянулся к дверной ручке. Сглотнув и задержав дыхание, он молниеносным движением распахнул дверь и сделал выпад. Шпага хлестко разорвала воздух и остановилась прямо напротив горла.       Горла Уэнсдей, мать ее, Аддамс.

***

      Пронзительная трель телефона эхом отдавалась в вестибюле дома Аддамсов. Ларч поднял лакированную трубку старомодного телефона. — Прошу прощения, это поместье Аддамсов?       Ларч утвердительно промычал в ответ. — Мистер Аддамс? — неуверенно спросила девушка на том конце.       Ларч промычал отрицательно. — Что ж… ладно, тогда передайте ему, что звонили из больницы Святого Франциска. Дело в том, что его дочь… кхм, она сбежала.       Ларч по-детски счастливо улыбнулся и положил трубку.

***

      Уэнсдей мимолетно взглянула на острие, нацеленное ей прямо под подбородок. Она едва удержала себя от того, чтобы сделать движение вперед и проверить лезвие на остроту: решила милосердно пощадить нежные чувства женишка. Но так или иначе, он ее удивил. И никогда он об этом не узнает, давайте будем честны. — Интересно, — сухо заключила она.       Ксавье крепче сжал рукоять. На удивление самому себе он был спокоен, а рука — тверда. Он совсем не собирался опускать оружие. — Еще бы, — холодно ответил Ксавье.       Уэнсдей удивилась в очередной раз. Ксавье стоял расслабленно, но оружие застыло, словно его держало изваяние. Глаза горели, между бровей залегла складка — единственное, что выдавало его гнев. — Полагаю, ты сбежала? — Ушла за ненадобностью дальнейшего лечения, — Уэнсдей машинально потянулась к кинжалу за поясом. — Тебя в психушку надо, ей богу, — Ксавье был не слепой и заметил ее медленное и маленькое движение. — Ты что, драться со мной вздумала? — А ты мне трахеотемию провести? Не туда целишься, — заметила Уэнсдей, но руку уронила, прижав кулаки к бедрам.       Ксавье только хмыкнул и опустил шпагу. Повернулся и, как ни в чем не бывало, пошел обратно в мастерскую. Кинул оружие обратно в стойку для зонтов. Надо бы все шпаги заточить. А то ходят тут всякие… — Поворачиваться ко мне спиной — весьма опрометчиво, — заметила Аддамс и ступила за порог. — Опрометчиво — это сбегать из больницы. И красться через заднюю дверь, — Ксавье принялся закрывать тюбики с маслом, даже не пытаясь спрятать от Уэнсдей ее портрет. — Что на этот раз? — продолжил он. — Притворилась доктором и вышла через парадную? Или пришила кого по пути и скрылась через черные ходы? А может, как Человек-паук?       Ксавье обернулся. Его волосы были стянуты на затылке, но на лицо как обычно упало несколько прядей. Уэнсдей едва подавила желание поправить эту ни черта не идеальную прическу. — Понятия не имею, о чем ты, — ответила она, садясь на стул за рабочим столом.       Откуда открывался прекрасный вид на новенький портрет. Уэнсдей ничем не показала ни одно из возникших в вихре эмоций чувств по этому поводу. — Ну, Человек-паук. Да ладно, Аддамс, — Ксавье понял по ее лицу, что она действительно не понимает, о чем он. — Чувак, которого укусил радиоактивный паук, отчего он может лазать по стенам, стрелять паутиной и…       Ксавье осекся, встретив гробовое молчание и темный холодный взгляд. — И кому я это рассказываю… — едва слышно пробормотал он.       Закончив небольшую уборку, он присел на табурет. — Через окно. — Что? — недоуменно спросил Ксавье. — Я выбралась через окно, — монотонно повторила Уэнсдей. — Окно четвертого этажа? — А есть разница? — Да, Уэнс. Представь себе, — огрызнулся Ксавье; вздохнул и покачал головой. — Чем обязан, mi amor? — Язык отрежу, — пробормотала Аддамс, опуская взгляд на его сложенные на груди руки.       Мускулистые, — хотя не Аддамс судить, — предплечья блестели серебристыми полосочками в свете лампы. Уэнсдей сжала зубы. — Тогда от меня пользы вообще не будет, — отвлек ее от убийственных мыслей Ксавье. — Ее станет только больше, — мрачно заметила Уэнсдей. — Господи… ты для этого пришла? Утренняя доза пикировок? — Нет, — нехотя призналась Уэнсдей.       Беззвучно втянула воздух и приготовилась. Пусть только попробует возомнить себя важным или особенным. Пусть он только попробует… — Рэтчет звонил. Он выбил нам встречу с трупом Элизы Карлайл.       В глазах Ксавье что-то озорно сверкнуло. Черт… — Нам? — с ухмылкой повторил он.       А потом вдруг резко нахмурился. — Тебе вроде четко сказали: не лезть.       Уэнсдей поднялась и смахнула невидимую пылинку с пальто. — Ты идешь или нет?

***

      Как оказалось, их путь лежал в пресловутую больницу Святого Франциска. Дежурные медсестры смотрели на Уэнсдей как на больную на голову, и явно не в буквальном смысле. Но та не обратила внимания. Ксавье даже показалось, что она наслаждается их замешательством и гневом. Классический случай сволочизма и бесчувственности Уэнсдей Аддамс.       Рэтчет встретил их на пороге отделения морга. Ксавье прикинул, что ему лет под двадцать пять. Среднего роста и атлетического телосложения мужчина выглядел аккуратно и держался уверенно. Шальная мысль пробежала у Ксавье в голове: он чем-то напоминал Винсента в молодости. Черные волосы были идеально уложены, рубашка выглажена, а взгляд золотисто-карих глаз выражал деловую отстраненность. — Мисс Аддамс, — ровно произнес он. — Рэтчет, — Уэнсдей кивнула. — И мистер Торп, я полагаю? Детектив Мэтт Рэтчет.       Ксавье кивнул и пожал протянутую ладонь. Рукопожатие вышло крепким и максимально официальным. Ксавье понял, почему Уэнсдей чувствует себя в обществе Рэтчета более чем комфортно. Он не слишком сильно от нее отличался. По крайней мере в плане работы, потому что он начал с места в карьер, едва они переступили порог. — Жертва: Элиза Карлайл, 20 лет. Сирена, правильно понимаю? — Да. — Что это дает? — деловито поинтересовался Мэтт, отыскивая нужный холодильник. — Русалочья трансформация. Песнь. Этим она может подчинять людей своей воле, как сирены из легенд, — ответила Уэнсдей.       Рэтчет лишь кивнул и выдвинул столешницу. У Ксавье дернулся кадык, Уэнсдей и Рэтчет выглядели так, словно рассматривают работу Кандинского: увлеченно, задумчиво, пытаясь найти смысл в, казалось бы, бессмысленной абстракции. — Понял, значит лучше ее не мочить, — Рэтчет кивнул сам себе. — Это не гребанное «Н2О: просто добавь воды» — пробормотал Ксавье, невольно начиная дышать ртом.       Рэтчет усмехнулся, и это, возможно, было первым проявлением его эмоций. — Так и полиция работает не как Шерлок. Тем более, я уверен, что мистер Холмс никогда с таким не встречался, — Мэтт кивнул на труп.       Ксавье заставил себя подойти ближе. Он выглянул из-за спины Уэнсдей, тщательно сканирующей каждый сантиметр тела. От Элизы почти ничего не осталось. Ксавье видел горы трупов в видениях, но видеть в живую — это совсем по-другому. Если бы не множественные раны, избороздившие каждый сантиметр тела и лица, и мертвецкая бледность, то Ксавье мог бы гораздо четче припомнить, как Элиза выглядела раньше. А так в голове лишь размытый образ: бронзовая кожа блестит на солнце, облако черных вьющихся волос сквозь которые настороженно блестят глаза сирен. Он помнил точно, что хотел нарисовать ее, потому что она была красивой. Ксавье был уверен, что ее нужно было срочно нарядить в хитон, потому что ее греческие корни прекрасно обыгрались бы.       Но сейчас ему просто хотелось накрыть ее и больше никогда не видеть. Кое-где отсутствовали целые куски плоти, на месте сердца зияла дыра. Ксавье только сейчас осознал, что Рэтчет все это время что-то говорил. — …паталоганатом сказал, что причиной смерти были множественные рваные раны, отсутствующие куски плоти. Но мы обязали его провести вскрытие. Отчет направлю как только, так сразу. Судмедэксперт поддерживает версию о зазубренном предмете или клещах, фанатизме на откусывании, каннибализме, но…       Уэнсдей переглянулась с Ксавье. Они видели такие раны. — Но, учитывая специфику представителей вашего общества и их разнообразия, я подумал, что вам стоит взглянуть. — Уэнсдей, ты же не думаешь о том же, о чем я? — пробормотал Ксавье. — Нет, мне здесь вполне комфортно. — Я не о моих мыслях о побеге. Я о других мыслях. — Саморазрушение? Не по моей части. — Уэнсдей!       Уголок губ Уэнсдей приподнялся в призрачном подобии улыбки. Мэтт чуть челюсть не обронил от шока. — Какие вы милые, — пробормотал он, дивясь, что кто-то в этой Вселенной может вызвать в Уэнсдей Аддамс эмоции. — Рэтчет, не разочаровывай меня, — от призрака улыбки даже тени не осталось. — Так о чем вы там оба думаете?       Уэнсдей молча посмотрела на Ксавье, после на Рэтчета и на Элизу. — Нам нужно узнать, как поживает в психушке одна женщина, — проговорила она и пошла к выходу.

***

      Ксавье и Уэнсдей шли к машине, когда Торп услышал щелчок затвора фотоаппарата. — Так, договоримся сразу: пальцы мне не резать. И вообще ничего не резать, — скороговоркой пробормотал Ксавье и обнял Уэнсдей за плечи.       Он естественно и легко улыбнулся и поцеловал Уэнсдей в макушку, прежде чем открыл ей дверь. В тот момент, когда Уэнсдей садилась, Ксавье порадовался, что репортер был за ее спиной. Ее выражение лица не было похоже на лицо влюбленной и счастливой девушки. И это мягко сказано. — Ты даже не представляешь, как много существует видов насилия, не включающих в себя использование колюще-режущих предметов, — замогильным голосом проговорила она.       Ксавье только шире улыбнулся. Он обошел машину и сел.       Папарацци у галереи, видимо, так и не смогли продать свои фотографии, потому что пресса молчала с тех пор. Но почему-то сейчас Ксавье был уверен, что пресса не заставит долго ждать.       Ехали в гробовой тишине. Ксавье подумал, что на сегодня потрясений для Аддамс достаточно, так что прослушивание Майкла Джексона он решил отложить на следующий вечер. — Ты действительно думаешь, что это она? Мы же ее упекли, она просто не может влиять на кого-либо. И что на этот раз? Хоть это и было похоже на оборотня, но какого он тогда должен быть размера? Есть кто-то еще более опасный? Может существуют виды изгоев, о которых мы не знаем? Потому что я даже… — Замолчи, Ксавье. У тебя в голове бардак. — О, прости, пожалуйста, mi amor! Но я не знаю, как еще реагировать на разорванное на куски тело изгоя, подброшенное нам на порог, — огрызнулся Ксавье. — Оно было найдено не в Трентоне. Ты не слушал. — Действительно, меня немного отвлекла дыра в груди Элиза. Но просвети меня, мисс Аддамс, я весь внимание. — Тело было найдено у ворот Невермора.       Ксавье ударил по тормозам. Уэнсдей выставила перед собой руки, жестко уперевшись в бардачок. Снаружи послышались сигналы клаксонов и громкая ругань. — Твою мать, Уэнсдей, ремень для чего? — Вероятность умереть от перелома ребер с проникновением в легочную ткань от удара о ремень безопасности выше, чем вылететь в лобовое стекло. — Что-то я не уверен, что это так… черт, ты мне зубы заговариваешь. Невермор? Уэнсдей, это же… — Интересно. — Это полная задница! Что? Интересно? — А тебе не интересно, кто вздумал повторять события четырехлетней давности? — Уэнсдей откинулась на спинку и поправила пальто. — Мэрилин? — Она в психушке вместе со своим подопечным. — Ты уверена? — Нет. Поэтому Рэтчет наведет справки. Сейчас не до этого. Едем в поместье Аддамсов. — Зачем? — Ксавье тронулся, пытаясь пристроиться в поток машин. — Я заберу свои вещи. — Ты съезжаешь? Но я думал, у вас все живут под одной крышей. — Не собираюсь жить под одной крышей с предателями, — Уэнсдей вперила свой взгляд в горизонт и больше не ответила ни на один из вопросов Ксавье.

***

      На пороге поместья их встретила вся семейка. Ксавье сердечно поздоровался с каждым и отошел в сторонку. Не хватало попасть под раздачу Уэнсдей. Да и дело это было сугубо семейным. Торп стоял и наблюдал издалека в одиночестве, пока к нему походкой Слэндермена не подошел Пагсли Аддамс, а за ним в припрыжку — Пьюберт. Первый был выше Ксавье чуть ли не наголову, а второй едва доставал до плеч. — Hola, Ксавьер. Ты все еще жив, вот так праздник! — Не радуйся так, Пьюберт. Твоя сестрица быстро доведет меня до гроба, не успеешь и глазом моргнуть, — Ксавье сложил руки на груди, наблюдая за тем, как Ларч выносит чемоданы. — Да ладно тебе, mi futuro hermano. Тебе еще жить и жить. Может даже с нами в поместье, когда сестрица поостынет, — Пагсли потянулся и на мгновение стал похож на высоченную высохшую ель. — Не дай бог, — на грани слышимости пробормотал Ксавье.       Уэнсдей тем временем пересчитала чемоданы: два больших, один маленький, чехол с печатной машинкой и рюкзак. Она указала Ларчу в сторону машины. Грустный дворецкий поковылял к «Ауди». — Это глупо, дорогая. — Это самое разумное решение. Вы решили меня продать. Тем более, Мортиша, я все равно покину отчий дом и, видимо, перееду в поместье Торпов. К чему тянуть? — Уэнсдей даже не посмотрела на мать.       Только прожигала взглядом Гомеса: усталого и пребывающего в отчаянии. — От тебя я такого не ожидала, padre. — Ты же знаешь, serpiente. Я не буду держать тебя. Ты уже взрослая. Но не глупи. Не лезь в наши дела. Прошу. — Ты забрал папки. И у тебя наверняка есть крыса в участке. Как я могу в это влезть? — ровно проговорила Уэнсдей.       Естественно, и Гомес, и Мортиша знали, что их дочь лгала. Но они и так уже заварили такую кашу, что век расхлебывать, пусть девочка делает то, что считает нужным.       Плюс условия договора. — Скоро прием. У нас в поместье. Вы с Ксавье — хозяева бала. Мы все организуем, но вы обязательно должны прийти и притвориться, что все ваших рук дело, — сказала Мортиша. — В честь чего очередное шутовское шоу? — В честь годовщины смерти Ларисы Уимс.       Уэнсдей тяжело сглотнула, но больше ничем не выдала волнения, только ответила короткое: — Хорошо.       Она направилась по дорожке. Ларч встретил ее на полпути. — Ты выглядишь слишком уныло, будто я умираю. Перестань, — приказала Уэнсдей, осматривая долговязую фигуру дворецкого.       Ларч только промычал что-то и вздохнул. Неловким движением погладил девушку по голове и продолжил путь к дому.       Ксавье удивленно смотрел на нареченную. Она даже не шелохнулась от такого трогательного жеста, а ее лицо, кажется, даже скривилось в печальной гримасе на секунду. Но потом она посмотрела в его сторону и кивнула в сторону машины. — А с нами даже не попрощается. Как же все игры в пыточных? И забавы среди могил? — Пьюберт нахмуренно шмыгнул носом. — Не кисни, мелкий. У вашей сестры сложный период. — Подумаешь, замуж выходит. За тебя же, не за какого-нибудь идиота. Как будто она не сохла по тебе в Неверморе, — Пагсли усмехнулся, увидев как покраснели кончики ушей Ксавье. — Не уверен, что мы говорим об одном и том же человеке, — пробормотал Торп. — Бывайте.       В след ему донесся тихий смех Пагсли Аддамса и куча любопытных вопросов брату от Пьюберта.

***

— Ого. Это не трущобы, не готический замок и даже не скотобойня. Аддамс, какие темные силы привели тебя в это здание?       Ксавье и Уэнсдей стояли перед пятиэтажным жилым домом в стиле парижского классицизма. Стены благородного серого цвета были оплетены лозой, которая потеряла почти все свои листья, но все еще пестрела позолотой и красновато-медным налетом на листьях. Кованые балкончики были малы ровно настолько, чтобы вместить кофейный столик и стул. — Пентхаус, — ответила Уэнсдей и подхватила маленький чемодан и печтаную машинку.       Ксавье смотрел ей вслед. Ветер всколыхнул полы ее пальто и черный бант, стягивающий волосы. Она бы идеально вписалась в парижские улочки. Если бы это была не Уэнсдей Аддамс, то Ксавье позволил бы дерзко помечтать о том, чтобы увезти невесту в Париж. Открыть там галерею, а рядом — редакцию.       Но его невестой была именно Уэнсдей, которой был чужд романтический взгляд на жизнь и мечты, хоть как-то отличающиеся от таксидермии и личного морга с бесконечной горой трупов для исследований. Так что Торп просто поправил рюкзак на плече и подхватил большие чемоданы.       Когда Ксавье дополз до пятого этажа, на его лбу выступила испарина. Уэнсдей даже не обратила внимания, только распахнула дверь из черного дерева.       Теперь Ксавье мог поверить, что здесь жила именно Аддамс. Широкий черный коридор вел в просторную гостиную, в свободном пространстве которой можно было вести пилатес для небольшой групки мамашек. Гостиная плавно перетекала в кухню слева и зону отдыха с диваном справа. Такая открытая планировка была единственным спасением от клаустрофобии в бесконечно серо-черном интерьере. Три широких окна пропускали достаточно света, создавая точный баланс между темнотой комнаты и яркостью солнца за окном. Уэнсдей оставила маленький чемодан у кожаного (черного, естественно) дивана и пошла наверх. Ксавье принял это безмолвное шествие как приглашение. Винтовая лестница была сделана из стекла и хромированного металла, так что Торп всеми силами пытался не оцарапать поверхности.       Наверху его ждала панорамная мансарда. Слева, отделенная раздвижными дверями из затемненного стекла, находилась спальня. Все остальное пространство было свободным, не считая внушительного письменного стола и пары кожаных кресел.       Уэнсдей поставила чехол с машинкой на стол. Подошла к стеклу и вперила взгляд в горизонт. Этот район Трентона был малоэтажным, недалеко была элитная застройка, где располагалась мастерская Ксавье. Но в целом это была окраина, так что с мансарды открывался великолепный вид.       Ксавье оставил чемоданы у раздвижных дверей и встал рядом с Уэнсдей. — Эта квартира тебе подходит. — Можешь приходить после четырех, — неожиданно заявила Уэнсдей. — На три часа, как положено по договору. — Хорошо, — просто ответил Ксавье. — А ты можешь приходить в галерею, в любое время. И через главную дверь.       Торп улыбнулся ей, но Уэнсдей не отрывала взгляд от горизонта. — Думаешь об убийствах? — Каждую секунду. Но если ты имеешь в виду конкретные случаи, которые относятся непосредственно к нам, то да. Именно о них я и думаю. И о том, как закончить это цирковое представление. — Оно даже не началось толком, — Ксавье сжал переносицу. — Но оно явно продолжиться в ближайшее время. Завтра мы проснемся, а во всех газетах будут пестреть сообщения о нашем «романе». Послезавтра у меня ужин с Тайлером, — с трудом выдавила из себя Уэнсдей. — А еще через три дня состоится прием в поместье Аддамсов. Мы — хозяева мероприятия. — В честь чего прием?       Уэнсдей замешкалась, и Ксавье воспринял это как тревожный знак. — В честь Уимс, — ответила Уэнсдей также буднично, будто цитировала прогноз погоды.       Ксавье вздохнул. В голове роились мысли, страхи, сомнения, вопросы. Десятки, если не сотни. Ему нужно было поспать, переварить все и разложить по полочкам. А потом можно будет подумать обо всем остальном.       За окном солнце уже давно спряталось за горизонтом. На мансарде было не так темно, отражались огни города. Ксавье слышал, как Уэнсдей размеренно дышит рядом с ним. Если бы можно было записать это мгновение на камеру, он бы не переставая смотрел на то, как они молча стоят плечом к плечу и думают о том, как спасти себя и остальных. Но такой возможности не было. Он просто, пока не струсил и не передумал, наклонился и поцеловал Уэнсдей в щеку, тут же скрывшись в тенях комнаты.       Завтра она его убьет, но сегодня они оба слишком устали для войн. — Спокойно ночи, mi amor.