Навеянное грёзами

Гипнос парит во тьме, тишина ночи для него полнится едва уловимыми, мягкими звуками чужого дыхания, мерного и ровного. В руках у него охапка маков с сонно повисшими головками, и бог будто случайно роняет алые цветы, от которых по миру разливается дурманный аромат. Гипнос не говорит — шепчет на ухо, не приказывает — почти ласково просит закрыть глаза и забыть о дневных заботах. Потому что ночь — чёрное время, которое честным людям лучше бы провести во сне. Нюкта летит на своей колеснице в небесной выси, где-то рядом с ней Селена несёт тусклый огонёк лунного факела, но Гипнос не спешит возвращаться к ним. Ему нравится неслышно ступать меж смертных, прикасаться холодными пальцами к их разгорячённым лбам и дарить долгожданное наслаждение сна. Рядом вьются ониры, духи сновидений; Гипнос направляет их, указывая, кому послать вещий сон, а кому — фантастическое видение, и порой останавливает Икела, который так и норовит явиться кошмаром в разум спящего. Но чаще всего ониры сами решают, к кому придут они в эту ночь, а Гипнос лишь наблюдает за ними. Редко он сам творит сновидения. Его дело — помещать сознание в измерение сна, на границу, за которой лежат владения его ужасающего брата-близнеца Танатоса. Он всегда витает где-то неподалёку — недаром многие люди уходят в мир иной именно во сне. Грань между жизнью и смертью во сне кажется хрупкой, но Гипнос ходит по ней невесомо и смело, ведёт за собой разномастную свиту ониров. По лицу бога никогда не понять, в каком он настроении: уголки губ всегда приподняты, а веки опущены, из-за чего глаза кажутся печальными. Черты переменчивы и непостоянны — но иначе во сне не бывает. Но сколь бы призрачен и иллюзорен ни был бы облик Гипноса, его объятия всегда крепки, а власть так велика, что никто не может сопротивляться силе сна, даже олимпийские боги. Он мог бы погрузить в сон весь мир, но вместо этого избрал куда более скромную участь. Право, как бы скучна стала бы жизнь в вечном сне, не отличимом от смерти. И потому, стоит первым отсветам зари окрасить небо, Гипнос возвращается в свою обитель на краю мира, у источника, из которого берёт начало река забвения Лета. И под журчание воды он сам погружается в сон — или же наконец по-настоящему пробуждается.