Навеянное грёзами

От дыма, которым чадили расставленные пентаграммой факелы, у Гипноса чуть кружилась голова. Но он, встряхивая кудрями, за серебристый обод убранными, не уходил. Раз уж взялся помогать великой колдунье — значит, должен дойти до конца. В руки ему снова ткнулся мокрый нос. Гипнос погладил пёсью голову, посмотрел в глаза, такие чёрные в беспросветном ночном мраке. Произнёс одними губами: «Прости». Геката уже предрешила судьбу этого создания. Трёхликая богиня готовилась к жертвоприношению не спеша, жгла в сизом дыму какие-то травы и размешивала в чаше приготовленное днём зелье. Левым ликом порой поглядывала на Гипноса чуть лукаво: не сбежит ли нежный сын Нюкты, не устрашится ли её кровавого ритуала? — Не сбегу, — качнул головой Гипнос, на невысказанный вопрос отвечая, и вновь погладил ластящегося к нему пса. — Я же сам вызвался — поэтому точно не сбегу. В магии, которую творила Геката, было что-то ужасающе завораживающее. Ещё ничто не свершилось, но пальцы уже покалывало холодом, который, кажется, из самых глубин Тартара тянулся в очерченный дымом круг — а, быть может, то было дыхание давно мёртвых титанов или же ещё не пришедших в этот мир богов? Ткань времени натянулась, реальность затуманилась перед глазами Гипноса. Это было почти как во сне. — Выпей, — велела Геката, поднося Гипносу наполовину опустошённую чашу. — А ты иди ко мне, — поманила она пса, и тот, выскользнув из рук бога сна, преданно прижался к её ногам. Собаки любили Гекату и, похоже, ради неё и сами готовы были идти в жертвенный огонь. Гипнос пригубил зелье, и оно горько-пряно разлилось по языку, опалив горло. Осушил чашу в пару глотков, быстро, чтобы не думать, из чего было оно приготовлено. Сизый дым сгустился сильнее. В носу защипало то ли от крепости питья, то ли от вдруг пролившейся крови. Тонкий собачий вой взвился над землёй и повис в воздухе, а издали отозвались на него сотни других звериных голосов. — Не двигайся! — велела Геката, когда Гипнос хотел было подняться и подойти к ней. — Не двигайся и смотри. Он видел закручивающиеся клубы дыма, в которых мелькали непостижимые образы. Он видел тех, кто уже умер, и тех, кто ещё не родился. Он видел нити судьбы, которые Геката на эту ночь похитила у Мойр, чтобы бледными пальцами перебрать, вплести в них свои чёрные волокна. Он видел, на что способно колдовство трёхликой богини. А, может быть, всё это лишь приснилось богу сна.