Первый сон

Люмин снова падала, лишённая крыльев, когда огонь и гром затуманили ее зрение, а темная, бездонная пропасть звала её вниз. Она смотрела на нее, шептала и обещала подхватить ее утешительной тьмой, и хотя она знала, что это ложь, мысль о ней была заманчивой, и она позволила себе упасть. И стать свободной. Свободной от боли разлуки с братом, от эгоистичных призывов людей, которые всегда просили её что-то для них сделать, от ловушки в открытой клетке, которой было ее сердце. Даже во сне она не могла падать вечно, но когда Люмин проснулась в темноте ночи от крика, который она узнала лишь мгновение спустя, оказалось, что реальность мало чем отличается от её сна. Её тело все еще болело от последствий борьбы с древним богом. Синяки и порезы, нанесенные ей застрельщиками Фатуи и водяными потоками Осиала, были разбросаны по всей ее коже, и, хотя они медленно заживали, стоило ей лишь немного размять тело, напоминали о себе болью. Не говоря уже о ранах, полученных ею в бою с Одиннадцатым Предвестником незадолго до этого. Она осталась жива благодаря тому, что её вовремя поймал Якса, но страх, который она испытала при падении, до сих пор отдавался в костях при каждом воспоминании. Даже после всего времени, проведенного на Тейвате, она всё еще не могла привыкнуть к жизни без крыльев. Небо больше не было её домом, а искусственные крылья, которые она получила в награду за повышение репутации в Ли Юэ, были лишь дешевым суррогатом той свободы, которую она всегда ощущала, когда ее злато-бронзовые крылья раскрывались у неё за спиной и она взмывала в воздух вместе с братом. Она ужасно скучала по нему. Даже сейчас она не могла понять, как ей удавалось выживать без Итэра, когда каждый раз, когда она делала что-то неловкое и оборачивалась в ожидании дразнящей шутки от брата, но всё, что получала, это грустную улыбку Паймон, словно извиняющуюся за то, что она не может быть её братом. Слишком часто случалось так, что она тянулась к нему во сне, а просыпалась лишь в темноте и воспоминаниях. Она хотела искать его, кричать его имя, чтобы звезды услышали её зов и ответили ей, но вместо этого она застряла на этой земле в нежеланной миссии по спасению мира, который даже не был её домом. Ей, конечно, никто не навязывал ей эту обязанность, она вполне была свободна закрыть глаза на хаос, распространяющийся повсюду. Вот только это была не свобода, потому что Люмин была не из тех, кто отворачивается от людей, нуждающихся в помощи. Если это было в ее силах, она всегда делала все возможное, чтобы спасти других. Если она видела птицу со сломанным крылом, то всегда старалась подхватить её и отнести в безопасное место. Если она видела плачущую девочку, то всегда без раздумий пыталась утешить её и вытереть слезы. Но даже если в её натуре было помогать нуждающимся, все равно было тяжело, когда все, что она делала, не приближало её ни на шаг к тому, чтобы найти Итэра. С тех пор как она попала в этот мир, ей казалось, что Тейват только берёт и берёт, ничего не отдавая взамен. Конечно, она завязывала драгоценные связи с другими людьми и посещала места, которые были словно прямиком из сна, но она никогда не могла по-настоящему насладиться этим, потому рядом с ней должен был быть Итэр, и смеяться вместе с ней. Даже если Люмин удавалось улыбаться и чувствовать радость без него, внутри нее всегда звучал голос, шептавший, что его не хватает. — Итэр, как же я по тебе скучаю, — прошептала она в темноту комнаты, но ответа не последовало. Люмин на мгновение закрыла глаза, позволяя своему разуму наполниться голосом брата и его улыбкой, сиявшей ярче солнца, прежде чем она сделала глубокий вдох и подняла руки, чтобы вытереть слезы с лица. Только тогда она заметила крошечный предмет, который сжимала в руках, — маленький талисман, подаренный ей Сяо несколько дней назад. Она помнила тот день как вчера. Они сидели на вершине одной из гор Заоблачного предела, так близко к облакам и так далеко от земли. На такой высоте она почти что чувствовала себя свободной от всех тягот, которые несла, и хотя ее удивило, что Сяо охотно присоединился к ней, против его компании она совсем не возражала. Паймон она оставила у Сян Лин, сославшись на то, что полет на такую высоту её слишком утомит. И хотя Люмин очень любила Паймон, ведь она стала её первым и лучшим другом, которого она обрела на Тейвате, она не смогла удержаться от того, чтобы не закатить глаза, когда вложила маленький мешочек с морой в руки феи, которая приняла его с сияющими глазами и счастливо улетела. Паймон было так легко угодить, но это было одной из тех вещей, которые Люмин очень нравились в этой маленькой фее. Сяо и Люмин почти не разговаривали и просто наслаждались тишиной, царившей между ними, и легким ветерком, перебирающим их локоны. Она могла спокойно любоваться им и тем, как его волосы цвета сосны переливаются в теплом свете золотисто-оранжевого сумеречного солнца. Она всегда считала его красивым, с его кошачьими глазами и ромбовидными зрачками, но эта красота была тяжелой, будто она может пораниться, если будет смотреть на него слишком долго. И все же она никогда не могла отвести взгляд от него и его красоты, которая заставляла ее сердце трепетать. Он напоминал ей одинокий цветок цинсинь, который рос в пространстве между ними, храбро противостоя буре, пытавшейся вырвать его из земли. Сяо проследил за ее взглядом, когда заметил, как ее глаза задержались на белом полупрозрачном цветке, но вместо того, чтобы сорвать его, он лишь нежно провел пальцами по лепесткам и испустил тяжелый вздох. — Прекрасные цветы, — проговорила Люмин после временного молчаливого наблюдения за ним. — Неудивительно, что Гань Юй их так любит. (Разве что она искренне недоумевала, почему Гань Юй их ест, как вкусные закуски, в то время как Люмин была уверена, что от этих цветов у неё вывернет желудок). Он посмотрел на нее, а затем наклонил голову и посмотрел на небо. — Они также растут только в недоступных для людей местах, — сказал он в конце концов, и хотя на его лице не отразилось никаких эмоций, его слова заставили сердце Люмин заколотиться. Да, это были одинокие цветы, и некому было восхищаться их силой и красотой, прямо как он. Может быть, именно поэтому ее так тянуло к нему с первой минуты их знакомства, ведь он тоже был одинок, хотя Люмин и предполагала, что он ощущает пустоту, отличную от её. А может быть, он даже не признавал того факта, что был совсем один. Люмин никогда не верила в любовь с первого взгляда, но когда их взгляды встретились тогда, на крыше постоялого двора «Ваншу», она сразу же почувствовала, что откуда-то его узнала, это чуждое ощущение знакомости. Словно сон во сне. «Я тебя знаю». Она никому не говорила об этом чувстве, даже Паймон, но чем больше времени она проводила с Сяо, тем сильнее оно росло, пока из простого любопытства и восхищения не переросло в нечто более глубокое. К чему-то, чему она пока не хотела давать название, потому что одна мысль о этом пугала ее до глубины души. — Но ими всегда будет кто-то восхищаться. За то, что они способны противостоять всему, что им устраивают жизнь и природа, и все равно прекрасно растут. Она изучала его лицо после того, как слова покинули её рот, не дав их сдержать, наблюдала, как оно изменилось от удивленного к серьезному, а затем к чему-то почти мягкому и нежно-уязвимому. Ее сердце защемило от выражения его лица, и она почти что пожалела о своих смелых словах, когда он ничего не ответил. Вдруг она зашла слишком далеко? Но потом его губы искривились в призрачной улыбке. — Ты говоришь загадками. Я снова не в силах тебя понять. Но слабая краснота на шее выдавала его ложь, и Люмин улыбнулась, радуясь, что её слова достигли его сердца, несмотря на неуклюжесть, с которой она их произнесла. Она уже почти забыла о том, почему искала этим днём уединения в логове Адептов, когда Сяо снова заговорил, и в его львиных глазах мелькнуло любопытство. — Почему ты проводишь свой день рождения здесь, вдали от своих смертных друзей? Люмин тяжело вдохнула и попыталась сдержать небольшую вспышку паники, растущую в груди. — Откуда ты знаешь, что сегодня мой день рождения? Он лишь склонил голову в ответ на её слова, словно не замечая, что она выдавила их с огромной силой. — Ты рассказывала о нём той странной фее, когда была в гостинице. Я случайно подслушал. Отмечать день своего рождения — такое излишнее смертное понятие, но не похоже, что его нужно проводить без компании. Её лицо стало белым как мел, и она снова упала. В её груди зародился крик, но она с силой его подавила. Конечно, большинство людей празднуют свои дни рождения в окружении любимых людей, и она не была исключением. Но чего стоит день рождения, если она не может провести его со своим близнецом? Какой смысл радоваться этому дню, если рядом нет Итэра, который ухмылялся и дразнил ее за то, что она родилась через несколько минут после него с яркой улыбкой на лице? Люмин ужасно скучала по нему, это чувство постоянно жгло ей горло горькой болью, а сегодняшний день лишь усугубил это ощущение, словно тоска по нему была подобна падению в бездну одиночества, не знающую дна. Она не могла смириться с мыслью, что сегодня ей придется изображать улыбку в окружении других людей, и именно поэтому она сбежала сюда, подальше от других людей. Появление Сяо рядом с ней из ниоткуда стало для нее неожиданностью, но после минутного раздумья Люмин почувствовала странное спокойствие, когда он сел рядом с ней. И в отличие от других случаев, в этот раз он выискал её сам, и она была бы дурой, если бы отказалась от его общества, ведь это был подарок, который он редко дарил другим людям, если вообще дарил, учитывая его почти что абразивную натуру. На мгновение Люмин подумала солгать Сяо и придумать какое-нибудь оправдание, но когда она подняла голову и встретилась с его золотым взглядом, её пронзила дрожь, словно она вынырнула из сна. Она устала и потому улыбнулась, но это была улыбка, полная печали. — Я не хотела праздновать, потому что… потому что без моего брата в этом нет смысла. Лицо Сяо напряглось при виде её могильного выражения лица. Глупец, он забыл о её пропавшем близнеце, ведь всего несколько мгновений назад был так заворожен её цветущей улыбкой. Даже если он никогда не знал тепла и любви настоящей семьи, он тоже очень любил своих погибших товарищей, а у неё всё было намного хуже, ибо она потеряла вторую половинку своего сердца. Он попытался придумать какие-нибудь утешительные слова, да только попросту не привык разговаривать с другими людьми, а тем более утешать их, хотя в этот момент он испытывал странное желание защищать. Она была такой странной девушкой, существом, блуждающим где-то между миром смертных и чем-то более высоким, более божественным. Он это почувствовал, когда впервые её встретил. Несмотря на хрупкое телосложение и человеческую оболочку, она была гораздо больше, чем простая смертная девушка, и хотя он так и не смог понять, кем или чем она была на самом деле, эту почти осязаемую ауру силы, окружавшую ее, невозможно было игнорировать. Возможно, именно поэтому он принимал её гораздо лучше, чем других людей. Его потрясало то, как его тянуло к ней, к этой странной чужеземке, которая выглядела как нежный цветок, которого в любую секунду может сорвать буря, но при этом встречала такого Адепта, как он, без намека на страх, со стальной душой, скрытой под мягкой улыбкой. Он сразу почувствовал к ней влечение, которого за всю свою долгую, долгую жизнь не предвидел, и, сам того не подозревая, начал с нетерпением ждать её визитов, её теплой, светлой улыбки и её рассказов, когда она садилась рядом с ним и просто говорила о своих приключениях и поисках брата. Он испугался, когда понял, насколько часто думает о ней и её улыбке, которая будто становилась шире, когда она находилась рядом с ним. Это была совершенно нелепая мысль, учитывая, что люди никогда ему не улыбались. Кто в здравом уме станет с нежностью смотреть на существо, всё существование которого вращалось вокруг крови и смерти, существо, которое так долго боролось с демонами, что было близко к тому, чтобы самому стать одним из них? Но она ему улыбалась, её лицо было широко открыто и лишено какой-либо темноты или скрытых намерений, и это заставляло его грудь гореть чем-то, о чём он не осмеливался думать. Смотреть на Люмин было всё равно, что видеть сон наяву — прекрасный, трепетно нежный сон, не похожий на те, что он поглощал раньше. Он почти жаждал увидеть этот сон, но это была нелепая мысль, которую он тут же отбросил. В конце концов, демоны не заслуживают снов. Но сейчас она казалась почти что на грани слез, улыбка, которую он так полюбил, исчезла с её лица, и его пронзил ужас, когда по её светлой коже стекла слезинка, а затем ещё одна. Он чувствовал себя совершенно беспомощным, видя её в таком состоянии. Другие люди, возможно, обняли бы её, чтобы успокоить, в конце концов, он видел, как матери утешают плачущего ребёнка или как мужчины утешают плачущую женщину, заключая их в тёплые объятия. Но он человеком не был, и сделать это было бы равносильно тому, чтобы пойти против собственной природы и, что гораздо хуже, вторгнуться в её личное пространство. Но прежде чем он понял, что на него нашло, он уже протянул руку, чтобы вытереть с её лица слёзы. Его рука стала влажной от её слез, но по-настоящему его поразило то, что она подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Её золотые глаза мерцали и расширялись от удивления неожиданному контакту. Её тело дрожало, и он чувствовал легкие вибрации, проходящие через неё, пока слёзы продолжали стекать по лицу. Он и сам не знал, что на него нашло. Он знал только то, что от вида её глаз, наполненных лишь болью, ему хотелось блевать кровью, и что он просто обязан что-то для неё сделать. Люмин не могла поверить своим глазам, когда сквозь туман слёз увидела его руку на своей щеке. Даже сквозь кожу она чувствовала, каким тёплым и нежным было его прикосновение. Этот жест был, вероятно, больше, чем он когда-либо делал для кого-либо другого, и на мгновение она подумала, не снится ли ей это всё. Но его красивое лицо было насуплено — из-за неё, осознала Люмин, — и она поняла, что это легкое прикосновение было объятием и успокаивающими словами, которые он не знал, как дать. А потом другая его рука поднялась вверх, и он взял её лицо в свои ладони, легко и трепетно, словно держал нечто драгоценное и легко бьющееся. Она вздрогнула от его прикосновения, только от чего — от шока или от желания — она не могла сказать. И хотя она замерла под его прикосновением, она чувствовала, что становится всё горячее, как будто вместо крови по её венам течет огонь. Он был так близко, что она чувствовала запах сосен, гвоздики и грозы. Если бы она наклонила голову вперёд, то смогла бы… — Ты воссоединишься с ним, я в этом уверен. Слабый румянец залил его бледные щеки, когда его руки опустились на бока, и Люмин отшатнулась от него, все ещё чувствуя жар от мыслей, возникших несколько минут назад. Прежде чем она успела что-то сказать, он уже потянулся к карманам своих штанов, и тут в его руках оказался странный предмет зеленого цвета. Люмин взглянула на него, и он кашлянул, словно не решаясь ответить на невысказанный вопрос в её глазах. — Я все ещё считаю, что празднование дня рождения — это ненужная трата времени, но раз уж ты здесь… вот, возьми. Это бабочка, я сделал её из листьев. В голове Люмин вспыхнули звезды, когда она поняла, что он преподносит ей подарок, и рассмотрела его поближе. Он был похож на какой-то талисман: пять листьев, прикрепленных друг к другу, образовывали бабочку, висящую на короткой нитке для бус, лесно-зелёного цвета, как его волосы, и невероятно хрупкую. Она чуть не прослезилась, подумав о том, сколько усилий он вложил в такой прекрасный подарок. Когда она не приняла подарок и не сказала ни слова, он выглядел почти что на грани тошноты, но она была слишком подавлена эмоциями, чтобы думать о чём-то еще, кроме его взгляда. «О, Сяо. Это большее, о чём кто-либо мог просить». Прежде чем молчание между ними стало невыносимым, он с ворчанием вложил бабочку ей в руки. — Просто возьми. Это амулет Адептов — он защищает от зла. И от плохих снов. Он выглядел почти что усталым, но, как ни странно, его простых слов оказалось достаточно, чтобы остановить её плач. Люмин снова обрела дар речи и смахнула слёзы, поднеся амулет к сердцу. — Спасибо, Сяо. Он прекрасен. Я всегда буду им дорожить, обещаю. Его лицо окрасилось в глубокий алый цвет, который лишь оттеняли оранжевые лучи солнца. А потом они долго сидели вместе, не говоря ни слова, потому что слова были не нужны, и смотрели, как заходящее солнце превращает горизонт в огненное небо.

***

Казалось почти что невероятным, что прошло всего несколько дней, ведь за это время произошла ужасная битва с Архонтом Вихрей и бой с Чайльдом. Люмин невольно скрипнула зубами, вспомнив Предвестника, который с ликующим смехом швырнул ее на пол, а затем вызвал древнего бога, способного без раздумий уничтожить всю гавань Ли Юэ, а потом принялся оправдывать свои действия тем, что он всего лишь пешка в большом заговоре. Это не меняло того факта, что он был готов позволить ей встретить свою смерть, если бы она не смогла победить Осиала. По правде говоря, она ему с самого начала не доверяла, даже когда он был щедр и добр к ней. В конце концов, он был Предвестником, а змея, сколько бы раз она ни сбрасывала шкуру, в кролика внезапно не превратится. Но как бы сильно ни злилась Люмин, она не могла заставить себя ненавидеть его, потому что в одном он был прав: ей очень понравился их поединок, даже если она не была на пике своей силы. В душе она была воином, и при виде достойного противника у неё всегда бурлила кровь, разве что она никогда не стремилась к сражениям так, как Чайльд. Его жажда крови была слишком сильна, чтобы нравиться ей, но даже если она в нём и сомневалась, она всё еще наивно надеялась, что при следующей встрече они смогут подружиться. Люмин повздыхала над тем, что всегда старается искать хорошее в других людях. Чайльду повезло, что он не пересёкся с Сяо, потому что она была уверена, что Якса, завидев его, уничтожил бы в считанные минуты. Даже ей, с её божественным наследием, было трудно противостоять его ударам и быстрым, плавным атакам, когда они сражались друг с другом в тренировочном бою. Это было давно, когда они ещё не были хорошо знакомы друг с другом, и она расспрашивала Сяо о его увлечениях, стремясь узнать больше об Адепте, который очаровал её с момента их первой встречи, но уже через несколько минут противостояла ему, и его нефритовое копье с громким лязгом столкнулось с её железным мечом. — Хм, совсем не плохо. Для такой слабой и хрупкой на вид девушки в твоём теле скрыто удивительно много силы, — прокомментировал Сяо после того, как их поединок закончился ничьей. В отличие от нее, он почти не вспотел и выглядел всё еще безумно красивым и собранным, в то время как Люмин задыхалась, а её волосы, скорее всего, напоминали воронье гнездо после бегов и уклонений от его ударов. И хотя его слова могли показаться кому-то другому снисходительными, она смогла расслышать в них нотки неохотного уважения и послала ему игривую улыбку. — Как говорят люди: внешность бывает обманчива, но, полагаю, то же самое можно сказать и насчёт тебя. Сяо лишь усмехнулся её словам, а затем внезапно шагнул ближе, оказавшись прямо перед ней. У Люмин перехватило дыхание, она растерялась от такой близости и его кошачьих золотых глаз, смотрящих прямо на нее. Она покраснела и постаралась сохранить спокойствие, несмотря на то, что сердце бешено колотилось в груди. — Что-то случилось? Она едва подавила в себе эти слова, когда почувствовала, как его рука в перчатке коснулась ее уха. — У тебя цветок вот-вот выпадет из волос. Я поправлю. Его голос был спокойным, почти что безразличным, если бы не слабый оттенок красноты, закравшийся на его щёки, когда он внезапно отнял руку, словно поражённый молнией. На её лице появилась робкая улыбка. — Спасибо, Сяо. Якса выглядел так, словно хотел немедленно исчезнуть, и прежде чем Люмин успела остановить себя, её рука уже вцепилась в его запястье, словно боялась, что он уйдёт, если она его отпустит. — Подожди! Его золотые глаза расширились от резкого движения, но он ничего не сделал, чтобы избавиться от ее прикосновения. Люмин подыскивала нужные слова сквозь барабанную дробь сердца, бьющегося в горле. — Скоро Праздник морских фонарей, и я… — начала она и замялась, увидев, как поднялась одна из его бровей. «Ну же, Люмин, Верр Голдет тебя попросила, и, давай по-честному, ты и сама этого хочешь». Она слегка кашлянула, прежде чем продолжить. — Я и подумала, не пойдёшь ли ты со мной. Ее голос почти сорвался на последних словах, но что действительно потрясло ее, так это то, как выражение его лица полностью изменилось, превратившись в выражение неприкрытого удивления, и как его глаза вспыхнули бело-золотым светом. Она почувствовала, как бешено бьется пульс на его запястье, несмотря на то, что он тут же вернул свое лицо в привычную маску безразличия. — Праздник морских фонарей? Хмф, очередной ненужный смертный праздник, когда люди выбрасывают золотой мусор в море, и ты ожидаешь, что я приму участие в подобном мероприятии? Его глаза были жёсткими, когда он отвечал ей, и Люмин почувствовала, как её сердце пытается вырваться из грудной клетки, чтобы спастись от смущения. Она тут же отпустила его запястье, стыдясь того, что поверила в то, что они постепенно сближаются. Её щеки пылали, а мысли метались в голове, пытаясь придумать какое-нибудь оправдание и спасти то, что осталось от ее гордости. Но тут он вздохнул, и она подняла глаза на него, да только он недолго смотрел на неё, а вместо этого потупился в пол, прежде чем его взгляд вернулся к ней. Одна из его рук провела по темным волосам цвета ночного леса, и Люмин пришлось побороть желание пригладить их, прежде чем он наконец заговорил тихим и твёрдым голосом. — Но раз уж ты настаиваешь… я пойду. Сердце заколотилось в груди от его слов, и быстрый, непрекращающийся стук только усилился, когда она увидела бледный румянец цвета роз, расплывшийся по его щекам, хотя это, конечно, было ничто по сравнению с пунцовым цветом её лица. — Ты слишком настойчива, чтобы принять отказ за ответ, — проворчал Сяо себе под нос, но был уверен, что румянец сводит на нет всю резкость его слов. Будь она проклята, она заставляла его терять самообладание самыми простыми словами и жестами. Она была слишком опасна. Но не успел он продолжить размышления, как на лице Люмин появилась недоверчивая улыбка, а от золотого света солнца она засияла ещё ярче, чем прежде. — Тогда жду с нетерпением! Тепло разлилось по его груди, когда она начала смеяться, её глаза превратились в полумесяцы, и он забыл о своих прежних мыслях. Может быть, ему нельзя видеть сны о Люмин, но он мог хотя бы любоваться ею, когда она сияла так ярко, словно в её руках покоился свет солнца, верно?