Первый сон

В виденьях темноты ночной Мне снились радости, что были; Но грезы жизни, сон денной, Мне сжали сердце — и разбили. © Эдгар Аллан По — Сон

Медный запах крови наполнял воздух и его легкие, а крики агонии эхом разносились по земле. Тени взорвались у него перед глазами, и когда он наконец восстановил зрение, то увидел лишь след разрушений, оставленный никем иным, как им самим. Кровь бессмертных была такой же красной, как и у смертных, и в своих снах он никогда не видел ничего, кроме крови своих друзей и тех, кого он убивал. Она стекала по его ногам и капала с рук, пока он пытался отдышаться. «А, опять этот кошмар», — подумал Сяо, глядя в туманное зеркало своих воспоминаний. Как странно, что он до сих пор помнил их так ярко, хотя сам почти что потерял связь со временем. Его прошлое было сплошным провалом, а сердце переполняли угрызения совести, которые были тяжелее кармического долга. В голове Сяо пронеслось воспоминание о том, как он стоял перед последним из своих друзей, крепко сжимая в руках копье, а Босациус неторопливо ступал по костям мёртвых к нему. Глаза, когда-то золотые, как и у него, теперь были цвета раскалённых красных углей. Они горели, наполненные в равной степени безумием и отчаянием, несмотря на злобную улыбку, расплывшуюся по его лицу. По его телу, словно паучья паутина, бежали чёрные линии. Сяо знал, что спасти друга невозможно, ибо все его существо было испорчено тьмой. Всё, что он мог сделать, это одолеть Босациуса в бою и оказать ему милость, которой была смерть. В конце концов, их клятва как Якс была проста. Нечистым нет пощады. Если кто-то из них пал, его нужно очистить. Он знал, что на войне нет места ни доброте, ни состраданию, и поэтому Сяо сразил бывшего Яксу. Его руки купались в крови друга, глаза которого вернулись к своему прежнему золоту, и в них светилась невысказанная благодарность за то, что он избавил его от боли, прежде чем он рассыпался в прах между его пальцами. Он не мог никого защитить, подумал Сяо, и его грудь пронзила боль, когда он поднял себя на ноги и уставился на землю, окрашенную кровью. Всё, что он знал, — это убивать и быть оружием, выкованным в надвигающейся тьме его сердца. Тьма была всем, что он знал, и, оказавшись в её ловушке, он мог лишь наблюдать, как она движется, дрожит и преобразуется вокруг него. Сон поменялся, и он увидел ещё одну пару золотых глаз, встретивших его взгляд. Люмин стояла на коленях, но она не смотрела на него, её взгляд был сосредоточен на чём-то другом. Она держала на руках чьё-то тело, и когда он подошел ближе, то увидел длинные золотистые волосы, такие же, как у неё, рассыпанные по полу и залитые кровью, которая растекалась по земле. И он увидел золотые, пустые глаза, которые смотрели туда, куда никто из них добраться не мог. Люмин плакала и умоляла, повторяя одно имя снова и снова. — Итэр, пожалуйста, посмотри на меня. Итэр, пожалуйста! Прошу, открой глаза. Брат, пожалуйста! Но брат её не слышал, его душа уже вознеслась, и всё, что она могла делать, это оплакивать его. Темнота задрожала на краю его зрения, и сон снова поменялся. Теперь перед ним стояла Люмин. Серебряный свет луны рисовал нежные тени на её лице, и она улыбалась ему. Но это была холодная улыбка, как и её глаза. Светящееся сияние в них сменилось бледным золотом, и она тоже шла по дорожке из костей. Они трещали и ломались под ее ногами, когда она приближалась к нему. У Сяо перехватило дыхание, когда она подняла меч и направила острие на него. По её лицу текли слезы крови, кожа потрескалась и покрылась волдырями, словно она собиралась сгореть и сгореть в любой момент. И всё же она улыбнулась, хотя это была жестокая улыбка. Люмин была по-прежнему прекрасна, но он видел, как в её глазах, ярких и лихорадочных, горело безумие, когда она клялась отомстить огнём и кровью. — Все вы, весь этот гнилой мир отнял у меня брата. Я сожгу тебя и всех остальных дотла! Запах крови снова наполнил воздух, и на мгновение ему показалось, что он слышит, как разрывается его сердце. Если даже такую тёплую и сияющую девушку, как она, смогла поглотить тьма, то на что надеяться ему? Какой же он дурак, что хоть на долю секунды поверил, что заслуживает чего-то хорошего в жизни. Что он может заслужить её. В конце концов, долг, который он задолжал всем убитым им душам, никогда не будет выплачен. Мучительно долгое мгновение он молился, чтобы нашелся способ её спасти. Но он знал, что такого способа нет, и поэтому поднял копье в ответ на её безумную улыбку. Нечистым нет пощады.

***

Сяо проснулся от крика, который пытался вырваться из его груди, но он позволил ему умереть в горле, прежде чем смог его выпустить. Бледная луна над ним скрывалась за облаками, а воздух вокруг был холодным, как бывает только ночью, и всё же ему было трудно дышать. Он сел, окинул взглядом широкие равнины за Заоблачным пределом и вытер пот с лица. Давно ему не снился такой мучительный кошмар, и хуже всего было то, что он казался реальным — и воспоминания, и ужасная мысль о том, что Люмин придется убить, если она падёт во тьму. Его правая рука поднялась вверх, потирая ноющий висок. Сколько бы он ни пытался, ему никогда не удастся избавиться от боли во сне. Он думал, что давно смирился с этой истиной, как и с тем, что его битва никогда не закончится. Он убедил себя, что смертная суматоха его больше не беспокоит, потому что он к их миру не принадлежал. Он был одиноким хранителем этой земли, и важно было то, что он будет стоять на страже Ли Юэ тысячелетиями, и неважно, сколько себя ему придется для этого пожертвовать. Это был его долг, который он выполнял, дабы почтить своих друзей и договор, заключенный с Рексом Лаписом. Даже если он уже давно не видел Архонта, даже после того, как бог отказался от своего божественного трона, Сяо выполнит приказ, данный ему много веков назад. Тысячи лет одиночества, пока он тоже не поддастся тьме, — вот будущее, с которым ему придется столкнуться, но он никогда его не боялся. Он смирился со своей ролью. И он всегда будет один, продолжая свою вечную борьбу с тьмой. Это была цена, которую он заплатил, и к которой он привык. Он не боялся одиночества, которое шло с ней. В конце концов, он без колебаний отдал бы свою жизнь ради будущего Ли Юэ. Неважно, что он никогда не увидит день окончания войны, лишь бы не провалить свою миссию. Но эта мысль казалась пустой и далекой, когда он повторял её про себя. Почему сейчас ему было больно думать о том, что тьма в его сердце разрастается всё больше и больше, пока не поглотит его как всех, кто был до него? Может быть, из-за Люмин и того маленького огонька надежды, который она зажгла в нём после того, как битвы лишили его всякой надежды. Она всегда казалась ему одинокой, несмотря на храбрую улыбку, которой она одаривала всех, с кем пересекалась. Но для него её одиночество всегда было осязаемым, возможно, потому, что оно напоминало пустоту, которую он чувствовал сам. И всё же в её золотых глазах всегда мерцала надежда, надежда, которую не могли погасить ни отчаяние, ни потери. Надежда на то, что его борьба когда-нибудь закончится, — это то, что Сяо никогда не позволял себе испытывать, потому что после её смерти внутри всё кровоточило. Надежда была опасна, а он был обязан исполнить свой долг, чего бы это ему ни стоило. Но она заставила его сердце почувствовать её впервые за много веков, и было ли это хорошим знаком или нет, он не знал. Сяо думал, что его вечные страдания — это расплата за пролитую кровь, но тот маленький кусочек счастья, который разделила с ним Люмин, пронзил его гораздо глубже, чем кармические узы. Она была сном, который он не заслуживал видеть, потому что однажды тьма в его руках поглотит его. И если он посмеет снова грезить о ней, то станет лишь её гибелью. Облака над головой расступились, и сквозь просветы он увидел золотистое мерцание звёзд. Они всегда напоминали ему её глаза: тёплые и нежные, острые и яркие, любящие и добрые. Отражение её души и того, кем она была на самом деле. Почти не в силах вынести мысли о том, как глубоко она уже выгравирована в его сердце, он закрыл глаза и прислонился спиной к дереву. Боль пронзила его грудь, но он не обратил на неё внимания, потому что знал, что заслужил её. Люмин была прекрасным сном, но для него она не была осязаемой, и если он хотел, чтобы она и дальше сияла ярким светом, у него не оставалось другого выбора, кроме как держаться от нее подальше.

***

Ничто в жизни не даётся легко, и уж точно не любовь. Сяо так отдалился от неё в последующие дни, что Люмин не могла не задаться вопросом, не было ли всё, что она чувствовала между ними раньше, лишь иллюзией. Она думала, что, возможно, они стали ближе друг к другу после Праздника морских фонарей, но когда она зашла на постоялый двор «Ваншу», чтобы увидеться с ним, его лицо закрылось, словно дверь, когда она появилась в поле его зрения. Его голос был холодным и суровым, когда он спросил ее, чего она хочет от него теперь. Как будто ему было невыносимо находиться рядом с ней, а когда она оказалась слишком шокирована, чтобы ответить, он исчез в чёрно-зелёной вспышке, оставив ее гадать, чем она вызвала его недовольство. Как будто они сделали один шаг вперед, а потом два назад. А, может быть, она дура и решила, что сможет разрушить стены, которые он возвёл вокруг своего сердца. Но потом она села на крышу в ту ночь, полумесяц молча наблюдал за ней, пока она боролась со слезами, глядя на свои пальцы, играющие с амулетом, который Сяо сделал для неё, такой же нежный и красивый, как и он сам. Она подумала о сегодняшнем утре, когда узнала истинное значение бабочки. Утро выдалось тёплым, по улицам Ли Юэ гулял весенний ветер, и Люмин оставила шарф в гостинице, в которой остановилась, дабы насладиться тёплым ветерком. Бабочка Сяо болталась у неё на шее, когда она направлялась в чайный домик к Чжун Ли. Прошло несколько дней после их совместного вечера, и хотя она предложила Сяо помочь в борьбе против гнева падших богов и дремлющих демонов, пробуждающихся во время Праздника морских фонарей, он категорически отказался, сказав, что её тело не выдержит яда демонического царства, в котором он будет сражаться. Ей было больно смотреть, как он уходит, один, с напряженной спиной, как он уходит от неё, и исчезает во мраке ночи. Если бы только она была сильнее, если бы только она обладала своей истинной силой, тогда ему не пришлось бы сражаться в одиночку, подумала она, поднимая голову, чтобы посмотреть, как гаснут последние огни фонарей. И вот Люмин пришло в голову спросить Чжун Ли, есть ли способ облегчить бремя Сяо. Она знала, что Чжун Ли не станет сражаться вместе с Яксой, потому что он уже достаточно навоевался и заслужил уход от божественных обязанностей больше, чем любой бог, которого она когда-либо встречала. Но она надеялась, что он хотя бы покажет ей способ стать сильнее, чтобы она могла сражаться вместе с Сяо, чтобы ему не пришлось страдать в одиночку. Чего она никак не ожидала, так это того, что золотые глаза Чжун Ли расширятся при виде неё, а чашка чая, которую он подносил к лицу, остановится, не успев коснуться его губ. — Это Алатус, нет, извини, оговорился, Сяо сделал тебе этот амулет? — спросил он с любопытным взглядом, поприветствовав её. Люмин почувствовала беспокойство, её руки метнулись к шее. — Откуда ты знаешь, что его сделал Сяо? Лицо Чжун Ли было нечитаемо, когда он отвечал. — Но бабочка… — Архонт умолк, выражение его лица сменилось с нежной, ностальгической улыбки на задумчивое, а Люмин затаила дыхание. Она наклонила голову, не доверяя себе заговорить, и нетерпеливо подождала, когда мужчина продолжит. — Ты, должно быть, знаешь, что подарить кому-то бабочку имеет особое значение, особенно в Ли Юэ. По правде говоря, за этим стоит давняя традиция, трагическая история любви, которая к ней привела. Неразрывная связь между влюблёнными. Союз двух душ. Люмин покраснела, её лицо окрасилось во все оттенки красного, и она понадеялась, что хоть раз Чжун Ли, как всегда, не разберётся в человеческих эмоциях после того, как рассказал ей о происхождении легенды о бабочках. Но с таким глубоким смыслом её шансы были близки к нулю. Люмин моргнула влажными ресницами, внезапно осознав, как потеплело её лицо и как близка она была к тому, чтобы разрыдаться. Любопытный взгляд Чжун Ли, конечно же, не помог ей вернуть прежнее спокойствие. — Ты что-то к нему чувствуешь, это нельзя не заметить, — проговорил Чжун Ли после минутного молчаливого наблюдения за ней. Люмин бросила мимолетный взгляд в окно, пытаясь сосредоточиться на ярком солнце, сияющем в небе и слепящем глаза, вместо бьющегося сердца, и снова повернулась к Архонту, который ждал ответа. — Он мне очень дорог, — сказала она после минутной паузы и затем побоялась продолжить говорить. Какая вопиющая ложь. Её чувства были гораздо глубже, и даже не глядя на Чжун Ли, она знала, что он чувствует, как у нее в груди всё перевернулось. — Но, возможно, он не знал о значении подарка, когда делал его для меня. В конце концов, он мне его подарил на день рождения. Чжун Ли никогда не отличался экспрессией, но сейчас его бровь поднялась до линии волос, а на лице промелькнуло выражение недоверия. И даже Люмин пришлось признать, что её протест довольно слаб. Сяо со своими глубокими связями с Ли Юэ и древними знаниями, накопленными за тысячелетия, никогда ничего не делал без причины. Но если она позволит себе поверить, что он сделал бабочку для неё в доказательство своей любви, прекрасно зная, что она не знакома с историей и традициями Ли Юэ, и не желая, чтобы она узнала о его чувствах… то как же ей быть с этой новообретённой информацией? Нужно иметь немало мужества, чтобы позволить себе надеяться, что он может чувствовать то же самое по отношению к ней, а она не была уверена, достаточно ли сильна для этого. Люмин чувствовала, что колеблется между страхом и облегчением — страхом, что она ошибается и что Сяо не любит её, и облегчением, что ей не нужно скрывать свои чувства перед Чжун Ли и что в них можно наконец признаться кому-то, кроме Паймон. Её голос дрожал, когда она села рядом с высоким мужчиной, пытаясь разобраться в себе. — И что же мне делать? К её удивлению, Чжун Ли ответил усталым, измученным голосом. — Его страдания превзошли всё, что может вынести любой нормальный человек. И даже обладая сильнейшей силой воли, которой славились Яксы, он всегда был одинок в своей борьбе. Одинокий воин может сбиться с пути без путеводной звезды и в конце концов пасть во тьму, потому что даже бессмертные могут упорствовать до определенного момента. Чжун Ли нахмурился, и Люмин на мгновение задумалась о том, какую боль несёт в своем сердце Архонт, проживший так долго. Его бремя может быть не меньше Сяо, подумала она. Вспомнив, с какой нежностью он говорил о Сяо, она поняла, что он тоже ему дорог и видит в нём нечто большее, чем просто орудие для войны. Чжун Ли взглянул на неё, его золотые глаза пытались скрыть слабую улыбку. — Наверное, это хорошо, что вы встретились. Что делать я тебе сказать не могу, но не сомневаюсь, что ты сама найдёшь ответ. Чжун Ли сложил руки перед собой, скорее всего, бессознательно, и погрузился в свои мысли, после чего ободряюще улыбнулся ей. Его голос был удивительно спокойным и, как ни странно, помог успокоить бурю в сердце Люмин. — Неважно, каким будет твой ответ, я всегда буду благодарен тебе за то, что ты с ним подружилась. Он уже достаточно долго скитается в одиночестве.

***

С неба сыпались кроваво-красные цветы. Некогда белые полупрозрачные лепестки цветов цинсинь теперь окрасились в пунцовый цвет, и Сяо понял, что это кровь, когда они упали ему на лицо. Вид крови был для него не в новинку, но что-то тут было другое, и когда он перевёл взгляд, то понял, что. Перед ним стояла Люмин, ему достаточно было протянуть руку, чтобы коснуться её и почувствовать мягкость её кожи. Она смотрела на него, широко раскрыв в недоумении золотые глаза. Золотые, как звёзды в ночном небе, золотые, как жидкий янтарь. И цвет слёз. — Сяо…? Я… Её голос был тихим, а лицо поражённым, и на мгновение он удивился, почему она так потрясена его видом, как вдруг его взгляд упал на её грудь и рукоять до боли знакомой кисточки, проходящей сквозь её тело. Это было его копье, нефритово-зелёное, теперь запятнанное её кровью, и когда он посмотрел ещё ниже, то увидел, что его руки вогнали его в неё. Темнота взорвалась за его глазами, когда Люмин без сил опустилась на землю и упала на спину. Её глаза были широко открыты, но в них не осталось золотого света, а вокруг образовалась лужа крови. Люмин выглядела такой маленькой и невесомой, словно цветок, случайно сорванный ветром и готовый снова подняться в воздух, если бы не уродливый вал холодного металла, пригвоздивший ее к земле. Из его горла вырвался рёв, звук истекающего кровью животного, и он опустился рядом с ней. Кровь была на полу, на её платье и на его руках, его руки дрожали на её груди, пытаясь нащупать биение сердца вопреки всем рациональным мыслям. Он марал прикосновениями руки в крови, но Сяо этого не замечал. Он чувствовал лишь холод её щек, когда поднял руку, чтобы коснуться её лица. — Люмин, пожалуйста, — взмолился он, его голос был едва громче шепота. Что он натворил? Да как он мог её погубить? Сеть теней сомкнулась вокруг него, и в следующее мгновение Люмин исчезла из его объятий. «Ещё один кошмар», — с оцепенением понял Сяо, глядя на знакомые чёрные клубы дыма, затуманивающие его зрение. Они превратились в цепи, разрывая его волосы, ползая по телу и вытирая влагу на лице — хотя были ли это слёзы или её кровь, он не знал. «Что угодно, только не это. Что угодно, только не она», — умолял он себя, но с таким же успехом он мог бы умолять потоп прекратить разрушения. В его глазах всё сгорело, и он провалился в темноту. Когда Сяо очнулся от своего сна, мир накренился, и в течение ослепительно долгого мгновения он не видел ничего, кроме теней, прежде чем они сменились бледной луной, парящей над ним, и проплывающими мимо облаками. Трава под его телом была холодной, и когда он повернул голову, его взгляд упал на одинокий цветок цинсинь, растущий рядом с ним, лепестки которого были цвета обезжиренного молока. На нём не было видно следов крови, и всё же сердце болезненно сжалось, когда он вспомнил кроваво-красные лепестки. Силы покинули его тело, когда он попытался сесть, чтобы просто свернуться калачиком, его кулаки впились в траву, словно он пытался не разлететься на куски, как камень, жестоко разбитый волнами. Он слышал, как плачет, но это были не слёзы, которые мог пролить человек. Это были ужасные тёмные рыдания, которые словно вырывались из него и горели на его коже, падая вниз и орошая лепестки цветка. Он не мог вспомнить, когда в последний раз плакал, не мог вспомнить, плакал ли он вообще когда-нибудь раньше, но в этот самый момент он чувствовал, как слёзы разрывают его изнутри, и долгое время только их можно было услышать в тишине Заоблачного предела.

***

Снова начала спускаться ночь, когда Сяо вырвал своё копьё из тела упавшего хиличурла. Куда бы ни стремился его взгляд, он видел лишь трупы поверженных им чудовищ, и в ушах у него звенели их крики, прежде чем его копьё разрывало их на части и повергало в прах. От них полз черный туман; он поднимался и клубился вокруг него, сгущаясь и связывая цепи вокруг его конечностей, но он не чувствовал агонии, которая обычно сопровождала глубокие порезы, нанесённые ими его душе. Он не понимал, как можно было поддаться слабости накануне вечером. Слёзы. Когда он вспомнил свой сон, внутри него вспыхнула ненависть ни к кому, кроме себя самого. Он не мог избавиться от образа Люмин, падающей от его рук, потому что он оказался настолько слаб, что поддался… «Сяо. Пожалуйста, помоги мне». Звук его имени пронзил его насквозь, словно молния небеса. Кто-то звал его, и на мгновение он замер, застыв в неподвижности, когда понял, что голос принадлежит ей. Не раздумывая, он схватился за рукоять копья и бросился бежать через весь пейзаж туда, где была она. Он замер, когда до его ноздрей донёсся знакомый запах крови. С холма, где он остановился, он увидел Люмин, сражающуюся мечом с ордой врагов. На травянистых равнинах царил хаос, вокруг неё лежали обмякшие тела. Несколько из этих тел он узнал как павших хилихурлов и слаймов, но между ними лежало и несколько людей. Кажется, они были просто без сознания, без следов крови, но с такого расстояния он не видел, действительно ли они невредимы. Сяо не успел оглядеть их, как его взгляд устремился к Люмин. Он уловил вспышку золота, и ещё один хиличурл, пытавшийся напасть на нее из засады, с воплем упал. Она защищала этих людей, он видел это, когда мчался к ней, но как раз в тот момент, когда она развернулась, чтобы убить еще одного из этих примитивных монстров, сосулька, пущенная смеющимся магом Бездны, попала в её незащищенную руку, и она вскрикнула от боли, едва не выронив меч. Холодный огонь разлился по его жилам при виде крови, стекающей по её руке и падающей на белый шелк её платья. И прежде чем маг успел снова атаковать Люмин в момент беззащитности, Сяо оказался рядом с ней. Сверкнул нефритовый металл, и существо Бездны, которое несколько секунд назад заливалось жутким отвратительным смехом, присоединилось к куче трупов на земле. Люмин посмотрела на него, выражение её лица переменилось от удивления до неверия в мгновение ока, прежде чем она вскрикнула. — Сяо! Ты пришёл, ты действительно пришёл. — Ты позвала меня, вот я и прибыл, — ответил он, его голос охрип, когда его взгляд упал на её кровь, капающую из ледяной раны. — Тогда… Её голос был напряжен, и ему хотелось одного — обработать её рану, которую она игнорировала из-за него, но времени на болтовню не было, так как перед ними появилась ещё одна пара магов Бездны. Защищённые щитами, они лишь усмехнулись в его сторону, когда позади них появилась ещё одна орда монстров, похоже, вызванная и управляемая ими. — Адепт, — проговорило одно из существ, зависнув перед Сяо и не делая ни единого движения, чтобы напасть на него. — Мы не ожидали увидеть здесь таких, как ты. Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что твоё присутствие помешает нам забрать жизнь этой девчонки. — Я так и понял, — холодно ответил Сяо и поднял копьё, наконечник которого одним движением пронзил щит монстра и снёс голову мага с плеч. Не моргнув глазом, он повернулся к Люмин, которая смотрела на него расширенными глазами. — Держись позади меня. И он бросился вперёд, двигаясь плавно, не замедляя темпа. Сяо становился буквально неземным, когда надевал маску, его нефритовая татуировка загоралась, а затем из него вырывался поток силы, уничтожавший всё на своем пути. Он был не что иное, как ходячая сила природы, и как люди не могут отвести взгляд от происходящей перед ними катастрофы, так и Люмин не могла оторвать взгляд от его изящной фигуры, с нечеловеческой быстротой уничтожающей всех на своем пути. Ей бы почувствовать страх перед этим жестоким зрелищем, но, несмотря на то, как дико и холодно он сражался, Люмин не могла уловить ни единого намёка на злобу или убийственный импульс, исходящий от него. Люмин с недоумением наблюдала за его боем вблизи. Красоту его плавных движений было невозможно отрицать. Но она была воином до мозга костей и не собиралась отсиживаться у него за спиной, как бы опасно ни было сражаться на его стороне. Поэтому она стиснула зубы, крепко сжала рукоять своего меча и тоже ринулась вперёд. Нефритовый и золотой свет слились друг с другом, пробиваясь сквозь тьму. Вскоре они убили почти всех, и хотя Сяо беспокоился, что Люмин не сможет сражаться, она держалась великолепно. Сбив с ног очередного хиличурла, посмевшего направить стрелу в его голову, он взглянул на неё уголком глаза и на мгновение остановился, увидев, что рана на её руке почти затянулась и теперь выглядит как свежий порез, неглубокий, но всё ещё немного кровоточащий. Она заживала быстрее, чем любой человек, хотя это вполне логично, учитывая, что она не была настоящей смертной, с удивлением подумал он, прежде чем обрушить свое копьё на очередного монстра, расколов его, словно хворост. Существо упало на землю с резким криком, затем ещё одно. И ещё одно. Он убивал и убивал, не задумываясь, пока не зашатался на мгновение. Чёрный туман начал затуманивать его зрение, удушая его, когда он попытался сделать вдох. Но в этом не было ничего нового, туман сейчас исчезнет в любой момент. Вдруг Сяо увидел краем зрения движение. Он стремительно развернулся, чтобы ударить того, кто успел подкрасться к нему, и замер, когда до него донесся крик боли. Темнота заполнила его зрение, и ему показалось, что он медленно выныривает из воды, пока беспомощно наблюдал, как из глубокого пореза на плече Люмин, куда вонзился наконечник его копья, вытекает кровь. Люмин закричала, её голос был полон боли, которая эхом отдавалась в ночи. Звук её крика резал глубже, чем любая рана, и он никогда его не забудет, пока существует. Её губы шевелились, произнося его имя, как и в его сне, приснившемся накануне; и это было последнее, что он увидел, прежде чем рухнуть в бездну тьмы и вины, разверзшуюся под его ногами.

***

Люмин не знала, как им удалось вернуться на постоялый двор «Ваншу» целыми и невредимыми. Она смутно помнила, как каждый из них нёс по одному из потерявших сознание паломников обратно в гостевой дом, а Верр Голдет бросилась к ним с выражением застывшего шока на лице, хотя оно было больше направлено на двух воинов, устало прислонившихся к стойке, чем на двух мужчин, потерявших сознание и висящих на них. — Что, во имя Архонта, случилось… — начала было Верр, но прервалась, увидев выражение их лиц, разорванную одежду Люмин вперемешку с засохшей кровью, и потрясенное страдание в её взгляде, направленном не на кого-нибудь, а на Яксу, который уставился на стену с бездонной пустотой в глазах. Люмин не помнила, как они оказались в пустой комнате на крыше постоялого двора. Может, Верр затолкала их туда после того, как вызвала врача, чтобы тот оказал помощь потерявшим сознание мужчинам, а может, она сама затащила туда Сяо; она просто не могла вспомнить. Всё вокруг словно померкло, когда она посмотрела на Сяо, который отказывался даже взглянуть в её сторону. Снаружи слышались раскаты грома, дождь барабанил по крыше. Приближалась гроза, её яростный рев был громче барабанного боя в её ушах, громче её собственного дыхания, но её глаза были закрыты для всего, кроме Адепта, который стоял всего в футе от неё, и словно на расстоянии вечности. Она не винила его за то, что он ранил её, в хаосе битвы случалось всякое, и люди по ошибке проливали кровь союзника. Даже Итэр случайно ранил её однажды, в другом мире и очень давно, когда они сражались, защищаясь от ядовитых существ того мира, пытавшихся поглотить их целиком. Жгучая боль пронзила её плечо, когда холодный металл копья Сяо вошел в кожу, но выражение его лица, когда пика пронзила её, было гораздо хуже физической боли. Все краски исчезли с его и без того бледной кожи, и сила зелёно-чёрного цвета взорвалась внутри него, опрокинув всех в радиусе своего действия, когда он упал на землю и зарылся лицом в руки. А теперь он был рядом с ней, его глаза были глубоко затенены, пока она не подошла, пока не встала перед ним, пытаясь заставить его посмотреть на неё. — Сяо… — сказала она и протянула руку, чтобы погладить его щёки, но прежде чем она успела дотронуться до него, он зарычал, словно раненый зверь, и, попятившись назад, ударился о стену. — Не подходи! В его голосе звучала боль и вина, поэтому она не стала слушать его и снова приблизилась к нему. — Сяо, это был несчастный случай. Моя рана уже заживает — смотри — и ты спас мне жизнь. Тебе не нужно винить себя за эту травму. Он наконец посмотрел на нее, его губы были белыми и сжались от горя. Всё внутри Люмин сьёжилось от желания обнять его, так крепко, чтобы исчезло чувство вины, которое, как она знала, разъедало его, но то, как его глаза сверкнули тёмным золотом, заставило её поколебаться. — Ради чего ты так отчаянно пытаешься быть рядом со мной? Если ты не прекратишь, тьма… и я поглотим тебя целиком, пока от тебя ничего не останется. Посмотри, что я с тобой сделал! Его голос дрожал, когда он смотрел на неё, пылающее золото его львиных глаз широко раскрылось от чувства вины и древней боли. Прежде чем Люмин поняла, что случилось с её самообладанием, по её лицу начали струиться слёзы. Она плакала по мальчику, которым он был тысячи лет назад — мальчику, который не хотел ничего другого, кроме как сидеть у цветочной клумбы под тёплым лунным светом. Она плакала по мальчику, из которого вырезали невинность и нежность с каждой жизнью, которую ему пришлось забрать. И она плакала по себе, по тому, что не смогла стереть из памяти болезненные годы потерь и одиночества, которые ему пришлось пережить до сих пор. Иначе с чего бы ему чувствовать такую вину из-за простой телесной раны, которая затянется уже на следующее утро? — Не надо. Она плакала, задыхаясь, подавившись этими двумя словами. — Не вини себя, Сяо. Пожалуйста, только не вини. Я не выношу, когда ты… Сквозь туманный свет своих слёз она увидела, что он стоит совершенно застывший, словно статуя, высеченная из гранита. Его лицо было напряжено, глаза наполнены шоком и бездонной виной, которая появилась в результате долгого страдания. И тут он сломался, его руки отчаянно обхватили её и в недоумении залезли в волосы, пока она плакала, уткнувшись в его шею. — Не плачь по мне. Пожалуйста, не надо. Я не заслуживаю твоих… Люмин вырвалась из его объятий и положила руки ему на щёки, фактически оглушив молчанием, прежде чем он успел закончить фразу, которую она так боялась услышать. Она наверняка выглядела ужасно, слёзы всё ещё текли по её лицу, но сейчас её это не волновало. — Лишь я могу решать, кто меня достоин. Её голос дрогнул, но она продолжила. — И я решила, что ты стоишь всех моих слёз. «И моего сердца». Люмин встретилась с его золотым взглядом через небольшое пространство, разделявшее их, увидела, как его рот раскрылся, словно он собирался что-то ответить, но прежде чем Сяо успел заговорить или исчезнуть, она уже плотно прижалась губами к его губам, умоляя его понять, что она скрывала от него всё это время. Она почувствовала вкус соли собственных слёз и на мгновение ощутила страх, пронизывающий её насквозь. Страх, что сейчас он оттолкнёт её навсегда, страх, что она зашла слишком далеко… Она быстро отстранилась от него, но прежде чем она успела перевести дыхание, его рука оказалась в её волосах и притянула её назад, а его рот прильнул к её рту с не меньшим отчаянием, чем она продемонстрировала мгновение назад. — Люмин… Он произнес её имя, словно молитву, его голос был низким и грубым по краям, когда они, наконец, отстранились друг от друга, чтобы глотнуть воздуха. Он выглядел как человек, который тоскует по зову моря, хотя сам тонул. И тут она поняла, что он впервые произнес её имя. Люмин дышала сквозь слёзы, положив руки ему на грудь. Его сердце бешено билось, словно пытаясь вырваться из груди, которая казалась такой тёплой и твёрдой под её прикосновениями. Но на этот раз он не отшатнулся и положил свою руку на её. Золотые глаза светились и были до боли прекрасны, когда он сделал резкий вдох. — Как ты можешь выносить моё присутствие? Как ты можешь выносить моё прикосновение, когда я причинил тебе такую боль? Его слова вырвались с придыханием, и Люмин не сразу удалось подобрать нужные слова. — Потому что мы связаны друг с другом. Ты сам сказал, Сяо. Уже слишком поздно. Связь между нами слишком сильна, чтобы разорвать её сейчас. Никто не сможет разорвать связь, которую я чувствую между нашими душами. В его глазах блестели непролитые слёзы, но Люмин знала, что ей есть что сказать, о чём спросить. Она сунула руки под шарф и что-то вытащила. — Или эта бабочка ничего не значила, когда ты дарил её мне? Или она не означала, что ты… что ты любишь меня? Её голос дрогнул на этих словах, и когда она посмотрела на Сяо, то увидела, как он вздрогнул под её взглядом. Он выглядел растерянным, словно раздумывал, не солгать ли, но потом тяжело сглотнул и надолго закрыл глаза. — Нет, она означает именно то, что ты только что сказала. Его глаза медленно открылись, наполненные страхом от осознания того, в чём он только что признался, но Люмин заговорила прежде, чем он успел что-то сделать, чтобы взять свои слова обратно. — Я чувствую то же самое, и я ничему не позволю встать между нами, особенно тебе. Так что не пытайся заставить меня отказаться от тебя, потому что я этого не сделаю. — Но я не добрый и не нежный, как ты, — сказал Сяо с дрожью в голосе. — Ты не получишь ничего, кроме вечных мучений, пытаясь спасти меня. Я ничего не могу тебе дать. Люмин вздохнула, но это не был вздох поражения. — Я не пытаюсь тебя спасти. Это было бы оскорблением всему тому, за что ты так долго страдал. Но я могу, — она покачала головой, — нет, я выбираю быть рядом с тобой и держать тебя за руку, когда ты выйдешь из своего кошмара. Пожалуйста, не отталкивай меня. Сяо резко вдохнул при этих словах, как будто у него пересохло горло, и он не мог говорить. Лунный свет, падающий сквозь занавески, окрашивал его волосы в тёмно-серебристо-белый цвет, от чего сердце Люмин раскололось на части от его красоты, которая только усиливалась его уязвимостью, которую она видела сейчас. Люмин снова подняла правую руку к его лицу и нежно провела большим пальцем по его щеке, чтобы вытереть слезы, оставшиеся после поцелуя. — Говоришь, ты не добрый? Она покачала головой, прежде чем он успел это сделать. — Тебя никто никогда не благодарил за то, что ты присматривал за Ли Юэ, защищал столько жизней в течение многих лет. И всё же ты продолжал молча бороться, чтобы человечество прожило ещё один день. Ты можешь называть это долгом, Сяо. Но я называю это добротой. Делать что-то, не получая и даже не ожидая благодарности, — для этого нужно сильное и доброе сердце. «И именно поэтому я влюбилась в тебя». Сяо посмотрел на неё, его лицо было поражено эмоциями, а глаза широко раскрыты. Но прежде чем он успел отвергнуть её слова, потому что она знала, что он попытается это сделать, она уже снова обхватила его руками и зарылась лицом в его шею. Он застыл в её объятиях, но был тёплым и мягким, когда наконец медленно обнял её и притянул к себе ещё сильнее, словно хотел зарыться в нее. От него пахло соснами, гвоздикой и грозой, и они тонули друг в друге. Она чувствовала, как пульс бьётся у него в горле, слышала, как он испуганно вздохнул, когда она выдохнула ему в шею. — Невозможно жить тысячи лет с сердцем, полным ненависти и мести. Сяо, ты гораздо добрее, чем ты думаешь. Ты больше, чем просто оружие. И я сделаю всё, чтобы тебе это доказать. Её слова разбили его сердце. Оно разбилось, разлетелось на мелкие осколки, чтобы через мгновение собраться воедино. Он знал, как далеко зашла его сила воли, он был мастером контролировать себя и своё желание к ней. Тысячелетиями он убеждал себя, что мирские чувства, такие как любовь, не имеют никакого значения для его миссии, что он не нуждается в тепле и ласке. Ведь гораздо больнее было бы признать, как сильно он жаждал быть любимым, как все остальные, даже если он всегда хоронил это желание в глубине своего сердца. Но когда он почувствовал дыхание Люмин на своей шее и её рот, нащупывающий его пульс, он понял, что достиг предела. — Люмин, я… «Моё сердце — твоё». Его голос сорвался, когда её губы прикоснулись к его коже, а затем она подняла голову и улыбнулась, как будто знала слова, которые он пытался и не мог произнести. Её лицо было залито слезами, но печаль, которую он видел в её глазах всего несколько минут назад, почти исчезла. «Я чувствую то же самое». Он замешкался на мгновение и прокашлялся, а затем медленно и вопросительно запустил руки в её волосы. Она в ответ склонила голову набок, предоставляя ему более легкий доступ, и их губы снова встретились, на этот раз медленно и мягко. Заслужил ли он вообще её доброту? Сяо задавал себе этот вопрос бесчисленное количество раз. Он убедил себя, что Люмин — сон, который он не заслужил. Не после всей той крови, что он пролил и будет проливать до тех пор, пока земля под его ногами не окрасится в тёмно-багровый цвет. Так почему же она жаждала его прикосновений, рук, запятнанных кровью и смертью? Почему она хотела, чтобы он целовал её в её тёплые и мягкие губы, когда он так долго боролся с демонами, что боялся, что сам станет одним из них? Но потом он почувствовал сладость её рта, и когда Люмин закрыла глаза и застонала прямо в него, он забыл о своих сомнениях, а за его глазами вспыхнули звезды. Архонты, если это грех — стоять так близко к ней, то он примет проклятие с распростёртыми объятиями. Он отчаянно пытался бороться с едва контролируемым голодом, вспыхнувшим внутри него, словно пылающее инферно, когда Люмин придвинулась к нему, будто давя на него, чтобы он уступил своему желанию. Но тут он почувствовал вкус соли, и она отпрянула назад с широко раскрытыми глазами. На её щеках выступила влага, и он понял, что на этот раз это были его слёзы, когда она взяла его лицо дрожащими руками. — Сяо. На мгновение он замер, но потом тяжело сглотнул, его тело прижалось к её, и прежде чем Люмин успела сформулировать хоть одну рациональную мысль, например, попытаться успокоить его или вытереть слёзы, она уже снова прижалась губами к его губам. Боль смешалась с удовольствием, как соль их слёз, когда она закрыла глаза и почувствовала, как сила их поцелуев едва не вырубила её из реальности. Но она не сомневалась, что Сяо чувствовал себя точно так же, ведь из его груди вырывалось глубокое рычание, когда их тела сталкивались друг с другом. Его тело было твёрдым и хрупким одновременно, когда она прижималась к нему, или он к ней — Люмин было всё равно. Её мысли вернулись ко сну, который часто снился ей с тех пор, как она встретила его; его губы прижимались к её, сильно и лихорадочно; он двигался между её ног, его руки отчаянно хватали её за бёдра, словно она могла исчезнуть, если он не будет её крепко держать. Её тело словно пронизывал огонь, и на мгновение она задумалась, не ещё один ли это сон во сне. Но потом её зубы коснулись его нижней губы, и когда он застонал прямо в нее, она поняла, что это реальность. Она упала. Когда она открыла глаза, они лежали на кровати, его тело нависало над её, а он смотрел на неё расширенными глазами. В краткий миг ясности Люмин отругала себя. «Нечистая. Бесстыжая. Жадная». Она знала, что Сяо никогда раньше ни с кем не был, и поэтому разумнее всего было бы не торопить события, чтобы он привык к ней, к человеческому теплу — и все же она лежала под ним, истекая желанием. Но тут его глаза стали почти что черными, и, словно по собственной воле, её руки запутались в его волосах, притягивая его ближе, пока его рот снова не нашел её, и она забыла обо всех своих опасениях. Пока он не отстранился от нее с болезненным рыком, и она не застонала от потери тепла. — Подожди, — выдохнул он под сильным давлением, но выглядел так, словно это было последнее, чего он хотел. — Если ты не… — …Хочу этого? — закончила за него Люмин и бросила на него неверящий взгляд. Даже в темноте комнаты было видно, как потемнели его щёки от её слов. — Да. Люмин в ответ приподняла бёдра, и он застонал, почти упав на неё. Этого ответа должно было хватить, но когда она посмотрела в его глаза, тёмные и сверкающие от силы выдержки, Люмин почувствовала, как его чуть ли не разрывает, она знала, что он не посмеет пошевелиться, если она не скажет этого вслух, и потому улыбнулась. — Я хочу этого. Я хочу тебя. Больше всего на свете… Это все, что она успела сказать, прежде чем его рот снова опустился на её. Она чувствовала, что он не опытен в поцелуях, но ей нравилась мысль о том, что она первая и единственная, кто пробует его на вкус, и её сердце заколотилось от обожания и желания в равных количествах, когда они сбросили одежду, обнажаясь друг перед другом. Он был так прекрасен. Вдалеке слышался треск молний, разрывающих небо, но мир для Люмин исчез, когда он накрыл её тело своим. Был только Сяо, жар, исходящий от его кожи, и сдавленные стоны, вырывающиеся из её горла, когда их тела соединились с неизбежностью двух звёзд, рухнувших друг на друга.

***

Боль разбудила Сяо посреди ночи, и, открыв глаза, он увидел лишь темноту. Его сердце болезненно колотилось в груди. Он вспомнил синее пламя, чёрные звёзды и слепящую тьму, мучившую его во сне. И Люмин перед ним, окровавленную и безжизненную. Из-за него и его слабости, которая развратила его и заставила стать жертвой тьмы, с которой он боролся столько лет. Он попытался приподняться и потянуться, может быть, побежать, чтобы спастись от удушья, которое он чувствовал, — и застыл на месте, когда понял, почему ему так тепло. Он перевел взгляд на бок, и увидел Люмин, свернувшуюся калачиком, словно маленький котенок, с рукой, перекинутой через его обнаженную грудь, и спутавшимися ногами. Словно бессознательно почувствовав, что он проснулся, она повернула голову к его шее и пробормотала что-то бессвязное. Её мягкое дыхание щекотало его кожу, и он замер, не смея пошевелиться, пока она снова не стихла. Болезненная нежность наполнила его сердце, когда он подумал о том, какой нежной и хрупкой она выглядела в его объятиях, даже несмотря на жгучую сталь, которая пробегала по ее венам, когда она бодрствовала и боролась. Он думал о том, как она разрывала его на части, а в следующее мгновение собирала обратно. А также о своём сне и о том, что сделает всё, что угодно, лишь бы уберечь её от того, что показал ему кошмар. Убивать. Истекать кровью. Сгорать. Или умирать. Он сделает это без колебаний. Это была последняя мысль, которая пронеслась в его голове, прежде чем он снова погрузился в беспробудный сон.

***

Люмин давно так хорошо не спалось. Возможно, это было связано с тем, что она проснулась в объятиях Сяо, и румянец, который проступил на его щеках, когда она хихикнула, поймав его взгляд. Никто и никогда не выглядел хорошо после пробуждения, но Сяо смотрел на неё так, словно она была чудом света. И он тоже выглядел довольно взъерошенным и до боли очаровательным. Его волосы были в полном беспорядке — разительный контраст с его обычной грацией. Ей пришлось сжать в кулаках простыни, свободно обтягивающих их тела, чтобы не наброситься на него, но её усилия сошли на нет, когда он одарил её маленькой, невинной улыбкой. Она наклонилась вперёд и поцеловала его в горло, наслаждаясь тихим стоном, который он издал, а затем её губы переместились на ключицы, затем на плечо, где они задержались на мгновение, чтобы полюбоваться гладкостью его кожи, пока он не издал нетерпеливый рык и не притянул её обратно к своим губам. Солнце уже было в зените, когда они наконец покинули постоялый двор и отправились бродить по широким равнинам Гуйли. На далеком горизонте виднелся океан, то вздымающий, то опускающий волны, и вдруг Люмин вспомнила то, что так хотела сказать Сяо, но забыла из-за всего случившегося. — Мне нужно забрать Паймон у Сян Лин, — начала она, погуляв с ним некоторое время. Сяо лишь наклонил голову, ожидая продолжения фразы. Люмин сложила руки перед собой, нервничая от того, что собиралась сказать. — Один из моих знакомых в порту Ли Юэ раздобыл мне билет до Инадзумы. Корабль отплывает через 3 дня… и, надеюсь, по прибытии я найду хоть какую-то информацию о брате. Люмин не ожидала, что он обрадуется и даже крепко обнимет ее, как Сян Лин, услышав новость. Сяо был не очень экспрессивен, и Люмин это устраивало, но она не ожидала, что он затихнет, а его глаза погрузятся в глубокую тень. — Значит, твое пребывание в Ли Юэ подошло к концу, — сказал он, его голос был ровным и тихим. — Да, — ответила она с легким удивлением в голосе на полное отсутствие реакции. — Я скоро уеду, но это не значит, что я не вернусь. Его руки сжались в кулаки, и Люмин почувствовала, как под кожей заколотился пульс. Она сморщила нос от недоумения. Ей не нравилась мысль о том, что если он не пойдет с ней, то они расстанутся на какое-то время, и она хотела спросить его об этом сейчас, но должен же он знать, что она обязательно вернется к нему, верно? Она посмотрела на солнце, затем провела тыльной стороной ладони по глазам, прежде чем снова заговорить. Губы Люмин продолжали шевелиться, но Сяо уж не слышал ее слов. Она смотрела на него, широко раскрыв глаза, искренне и с надеждой, и на долю секунды он позволил себе представить жизнь, в которой он путешествует с ней, улыбается под ночным звёздным небом, держит её в своих объятиях, когда пожелает. Он знал, что она позволит ему это сделать. Но когда его взгляд упал на её плечо, его сердце пронзили ледяные иглы. Рана затянулась за ночь, но на безупречной коже уродливым пятном виднелся шрам, и он закрыл глаза. Цепи тьмы, которые он всегда ощущал вокруг своего сердца, не исчезли в одночасье. Они лишь плотнее сомкнулись вокруг него и ещё глубже вонзились при мысли о том дне, когда он больше не сможет их сдерживать. И если Люмин останется рядом с ним, то ей придётся за это заплатить. Он был прав. То, о чём говорили ему кошмары, было неизбежно, если он позволит себе оставаться рядом с ней. Люмин была сном, который он не заслуживал видеть, и поэтому он похоронил его в самых глубинах своего сознания. — Сяо…? Люмин смотрела на него с растерянностью, и он тяжело сглотнул. — Я не поеду с тобой. И твоего возвращения ждать тоже не буду. Её лицо побледнело от его слов, и она отступила назад, слегка пошатываясь. — Я не понимаю… что ты такое говоришь? Когда Сяо увидел выражение её лица, он почувствовал себя так, словно кто-то разрезал его на части, а потом окунул руки в его же кровь и запустил пальцы ещё глубже в рану. Но рёв его кошмаров, напоминающий ему о его проклятии, был громче, чем её потрясенный вздох. Поэтому он сжал лицо — и солгал. — Я должен выполнять свой долг, ибо я — всё, что стоит между миром смертных и миром демонов. Ты лишь стоишь на моём пути и делаешь меня слабым. Это я совершил ошибку, позволив тебе приблизиться, но на этом всё закончится. Ты отправишься в Инадзуму, и отправишься без меня. Слова Сяо вонзились в её сердце, словно острый шип в грудную клетку, и после всего, что произошло прошлой ночью, у Люмин больше не было сил сдерживать слёзы. Они вырывались из неё и обжигали, скатываясь по щекам, но это было ничто по сравнению с ощущением того, как разъедало её душу в этот самый момент. Это просто не могло быть правдой. Только не после… — Слабым? Ты лжешь. Сяо, я знаю, что ты это не всерьёз. Прошлая ночь… — …Это была лишь минутная слабость, — быстро прервал он её. Люмин подняла руки и положила ладони на его сердце. Она слышала, как оно бешено колотится в его груди, и безмолвно попросила его сказать ей, что это всего лишь дурной сон. Его ровное сердцебиение стало для неё утешением прошлой ночью, когда она положила голову ему на грудь, и её тело содрогнулось от воспоминаний. Она проснулась от кошмара и помнила, что кричала, зовя брата: «Итэр, пожалуйста, помоги мне! Не бросай меня!» — пока Сяо не обнял ее, зашептал успокаивающие слова и позволил ей выплакать остатки сна ему в шею. Но теперь Сяо лишь покачал головой и оттолкнул её руки. Она слышала его голос, который звучал так, словно ледники раскалывались на части, и это мешало ей придвинуться ближе. — У нас нет будущего. Я буду связан с Ли Юэ и моей борьбой до самого последнего вздоха, я не могу уйти или провести оставшееся время в ожидании тебя. А ты должна возобновить поиски брата, или же он потерял для тебя всякое значение? Люмин вздрогнула, словно он ударил её по лицу. Он был близок, подумал с болезненной ясностью Сяо. Он останется и выполнит свой долг, как и было предначертано, потому что истинный Якса не может покориться ни угрозе тьмы, ни зову сердца. А Люмин была его сердцем, но он должен был чтить жертвы, принесённые его друзьями, и продолжать борьбу, пока не проиграет. Он никогда больше не сможет причинить ей боль, если она покинет его. Они были ложью — слова, что она сделала его слабым или встала на его пути. Никто не верил в него так, как она, и не был лучом света, который вёл его вперед, когда он пробивался сквозь темноту ночи. Хотя какая уж разница, если ложь врезалась в его сердце, словно раскалённые ножи? В конце концов, боль была для него не в новинку. Он должен был защитить её, солгав и отослав её подальше от себя, чтобы она нашла своего брата и снова почувствовала себя целой. Он знал, что она достаточно сильна, чтобы пережить ту боль, которую он причиняет ей сейчас. Но это было слабым утешением перед лицом сердца Люмин, разбивающегося у него на глазах. Её лицо стало цвета пепла от его слов, но она чувствовала, что он ещё не закончил. Несмотря на резкость его голоса, Люмин видела, как в его глазах мелькнули печаль и отчаяние, но в следующую секунду они исчезли, когда он заговорил снова. Она услышала в его словах несокрушимую силу, и хотя в его голосе не было ни злобы, ни ярости, её сердце словно замерло в груди. — Если попросишь меня последовать за тобой и отказаться от своего долга ради тебя, то ты не уважаешь клятву, которую я дал как Якса, и не уважаешь то, за что я сражался. Ты не уважаешь то, за что погибли мои товарищи. Эти слова ударом взорвались в её голове. Люмин забыла о своей гордости и силе и опустилась на колени, рухнув в траву, борясь с желанием рвать. Отчаяние разрывало её сердце, а Сяо не делал никаких попыток утешить её. Она не могла ни говорить, ни дышать: жжение внутри неё причиняло слишком сильную боль. «Дура». Какая же она дура, что поверила, что он может её достаточно полюбить. Даже сквозь слёзы Люмин не сомневалась, что он её любит. Даже если он не говорил этого словами, она знала, что его чувства пылают так же сильно, как и её. Сяо не лжец, он просто не хотел показывать свои эмоции после того, как так долго их хоронил, но прошлой ночью он показал ей, что для него всё тоже реально. Нет, она была уверена, что он тоже её любит. Но реальность была жестока. И иногда… иногда любви просто не достаточно. Тейват был к ней больше жесток, чем добр. Он отнял у неё брата, крылья и силы, а теперь ещё и опустошил её душу, пока она не стала казаться пустой оболочкой. Без Итэра она была просто птицей без крыльев, сердцем, разорванным на две части, которое отчаянно искало свою вторую половину, истекая кровью и не имея ничего, что могло бы его удержать. Она ужасно скучала по нему, и на неё обрушился поток воспоминаний. Итэр, когда он был маленьким мальчиком, и как он неуклюже обрабатывал её ранку, когда она упала и заплакала. Итэр, который вёл её руку и учил держать меч, который был слишком тяжел для неё. Итэр, с головой прыгнувший прямо в холодное озеро, забрызгавший её водой и обернувшийся к ней с широкой улыбкой. «Люмин, где же ты? Думаешь, я буду ждать вечно?» Сяо был прав, подумала она, всхлипывая и тяжело дыша. Как она могла просить его выбрать её вместо того, за что он боролся последние тысячелетия, когда она всегда вместо всех остальных выбирала Итэра? Даже вместо него. «Когда я успела стать такой эгоисткой?» — думала Люмин, заставляя себя встать на ноги. Земля царапала колени, руки дрожали, но она заставила себя прекратить слёзы, хоть и не сделала никакого движения вытереть их. Люмин сглотнула, чувствуя, как мышцы в горле болезненно напряглись, когда она посмотрела на него. Выражение лица Сяо было настолько напряжённым, что его скулы казались острыми, как заточенные ножи. В его глазах читался дистресс, и Люмин сделала длинный вдох, хотя горло у неё болело от сухости. — Я не могу тебя за это винить, — наконец сказала она, и, как ни странно, она говорила серьёзно. Люмин удивилась ровности собственного голоса, хотя он казался таким далеким, словно принадлежал не ей. — И ты прав. Мне нужно двигаться дальше. С моей стороны было эгоистично просить тебя о таком. Но, пожалуйста… не забывай меня. Это всё, о чём я прошу. Надежда вступила в схватку с облегчением в груди — и проиграла. У неё не хватило сил произнести прощальные слова. Сейчас она похоронила их глубоко в сердце, а слёзы о них прольёт позже. Сяо лишь долго смотрел на неё, львиное золото его глаз было наполнено чем-то похожим на боль, что пронзала её сердце, прежде чем он вновь надел на лицо маску решимости. — Пока на небе светят звёзды, клянусь, я не забуду тебя. Но мы расстанемся здесь… в последний раз. Прощай. Он повернулся к ней спиной и ушёл, оставив её в руинах грёз.