Ты убивала колдунов?

      – Кого? – в требовательном голосе Эстоса не было ни капли страха. – Кого я нашёл?       – Будешь и дальше мне врать? – взревел Ульпин.       – Так ты знал… – еле слышно произнёс Эстос.       Если рассказ Альды заставил его всего лишь засомневаться в отце, то теперь Эстос окончательно уверился: первому господину всё было известно. И дело действительно было в ней, в девушке, без которой он не мог жить.       – Так это она? Она?! – Ульпин отскочил от Эстоса, точно его кто-то ударил. – Эта твоя секковийская оборванка! Нет, она не может быть ей! – Он начал оглядываться по сторонам, словно ища что-то. – Где она? Где эта девка?! Где она, я спрашиваю?       – Она покинула наш дом, как ты хотел.       – Ты лжёшь, мальчишка! Опять лжёшь! Ты даже не представляешь, глупец, кого ты привёл в наш дом! О, поганые псы Гудды, как я сам не понял? Она же… Говори, где она прячется!       – Я уже сказал… – Эстос откинул одеяло, раз больше не было нужны притворяться больным, и встал с кровати.       – Пытаешься защитить её, дурачок? Ты даже не знаешь, кто она такая… Знал бы, ни за что не привёл в свой дом, не уложил в свою постель… Лучше сунуть туда сколопендру!       Альда чувствовала лёгкое головокружение, которое уже несколько раз испытывала раньше. Оно возникало, когда колдуны открывали второе сердце. Сила собиралась в них, всасывалась из окружающего пространства. Первый господин открывал второе сердце.       – Я вообще не понимаю, о чём ты говоришь! – не выдержал Эстос, до того пытавшийся говорить спокойно.       – В том-то и дело, что ты не понимаешь, кто она…       – Да кто же?!       – Тебе и не надо это знать. Просто скажи, где она. Я знаю, что она не покидала усадьбу.       – Я велел ей уходить. Может быть, она… до сих пор в своих покоях? Укладывает вещи…       – Ты за дурака меня держишь, сын? Меня, своего отца и первого господина Соколиного дома?! Я даю тебе время одуматься и сказать мне, где ты её прячешь. Но имей в виду, долго я ждать не буду. Где она?       Эстос упрямо сжал губы и покачал головой:       – Я не знаю. А знал бы – не сказал, пока ты не скажешь, что собираешься сделать с ней.       – Я мог бы сохранить ей жизнь – ради тебя, – но не уверен, что у меня это получится. Такие, как она… – Ульпин брезгливо дёрнул плечами. – Да что толку говорить! На это нет времени. Говори, где она!       – Не знаю, – упрямо повторил Эстос,       Ульпин отступил назад.       – Ты мне всё расскажешь, – пообещал он и вытянул руку вперёд.       – Отец…       Альда поняла, что Эстос пытается выставить защиту, но горячий поток силы, что взвился вокруг Ульпина, был настолько подавляющим, что Эстос просто не мог открыть второе сердце.       Первый господин чуть повёл рукой – правой рукой! – и Эстос с глухим криком рухнул на пол.       У Альды от ярости потемнело в глазах.       Эстос не стал дожидаться, когда отец снова ударит так, как сделал это утром в тренировочном зале. Он начал открывать сердце, чтобы выставить Пурпурный щит – самый простой барьер, – но его свалило с ног силой отцовской магии. Силой простой и грубой…       Между глаз возникла боль, такая сильная, что голова готова была от неё расколоться.       А потом вдруг всё исчезло…       Эстос ничего не видел, на несколько мгновений ослепнув об боли, но он отчётливо услышал изумлённый и яростный крик отца, а потом холодный и режущий, точно заточенная сталь, голос Кейлинн:       – Да, твой сын не знает, кто я такая. Но ты, как я поняла, знаешь. Так что лучше не шевелись.       Когда боль окончательно отступила, Эстос смог наконец увидеть…       Ладонь отца, та самая, где открывалось его второе сердце, была пробита кинжалом и пригвождена к столбику балдахина.       Отец даже не пытался освободить руку, стоял, едва дыша, потому что острие второго кинжала упиралось ему под подбородок.       Свободной рукой Кейлинн сдёргивала с шеи отца амулеты, с помощью которых он мог бы призвать силы даже без второго сердца.       – Ты пожалеешь, – проскрипел отец, боясь даже открыть рот пошире.       – Может быть, – согласилась Кейлинн, – но пытать Эстоса я тебе не позволю.       – Думаешь, сбежать с ним? Жить долго и счастливо?       – Да. И странно, что ты не хочешь долгой жизни своему сыну. Ты знал, что убиваешь его, но всё равно…       – Я не мог позволить этому случиться! И не позволю… – лицо первого господина было перекошено злобой.       Кейлинн надавила острием кинжала чуть сильнее, и первому господину пришлось замолчать.       – Почему? – сумел наконец выговорить Эстос. – Почему, отец?       Он не поверил, когда на это намекнула Кейлинн, вернее, Альда…       Красивое имя, и уж точно не из тех, что дают на левом берегу. Этого так боялся отец – того, что она с враждебного берега? И, значит, он всё давно знал?!       Отец скривился – то ли от боли, то ли от злости. Скорее второе, Эстос никогда не пробовал тыкать в себя ножом, но с детства знал, что место, где находится второе сердце, нечувствительно к боли. Отцу, конечно, неприятно, но ничего ужасного с ним не произойдёт.       Тот заговорил, с ненавистью выплёвывая каждое слово:       – Почему я скрывал от тебя правду? Потому что она – клановая убийца. Её семья – клятвенники Небесного дома, они служат ему так же, как Серые Капюшоны служат нам!       Эстос посмотрел на Кейлинн – надеясь, что она сейчас скажет: «Твой отец лжёт!»       Но по её взгляду упрямому, холодному и такому горькому он понял: это правда. А это значит – она убьёт его, если прикажут.       – Она погубила бы наш дом! – продолжал отец. – И погубит сейчас, если ты позволишь ей!       – Это ты чуть не убил собственного сына, – бесстрастно заявила Кейлинн. – А я его спасла. – Она повернулась к Эстосу, и лицо её точно ожило: – Я знаю, что тебе тяжело верить мне сейчас, но я пыталась тебе рассказать… Я всё объясню потом, но сейчас нам надо уходить. Эстос, пожалуйста! Ты должен уйти со мной!       – Ты не сможешь! – усмехнулся первый господин.       – Я сделаю так, что первый господин потеряет сознание и очнётся лишь через час, – заговорила Кейлинн. – Никто не осмелится войти сюда ещё долго. К тому времени, как он придёт в себя, мы будем в надёжном месте.       – Мой отец точно не пострадает? – спросил Эстос, обводя глазами комнату.       Он поверить не мог, что покинет её и больше никогда не увидит, что он бросит всё, всё, чем была его прошлая жизнь…       И не просто потому, что от Кейлинн – от Альды, он всё время забывал про её настоящее имя! – зависела его жизнь. Но и потому, что несмотря на обман, несмотря на то, что до сих пор не понимал, какова её истинная цель, он верил Альде больше, чем собственному отцу.       – Не слушай её! – выкрикнул отец. – Она лжёт тебе! Заманивает в ловушку! Она убьёт тебя при первой возможности!       – Я могла бы убить его давным-давно, если бы захотела! А ты… Ты знал, как его спасти, но годами смотрел, как он умирает!       – Если бы я знал, как тебя найти, – первый господин злобно скосился на Кейлинн, – я бы выколол тебе глаза, вырезал язык, посадил в клетку и раз в месяц проводил бы сына рядом.       – И что же тебе помешало узнать? – насмешливо спросила Кейлинн.       Первый господин лишь презрительно дёрнул головой, не желая отвечать на вопрос.       От быстрой, жестокой улыбки, скользнувшей по губам Кейлинн, Эстоса прохватила холодная дрожь, и одновременно нахлынуло внезапное, неуместное, почти противоестественное желание: он не видел никого прекраснее…       Эстосу казалось, что он должен был бы возненавидеть отца за его ложь, за долгие годы лжи, но была только обида… Отец часто говорил о своей любви к его матери, о том, что она единственная была ему дорога, что остальные дети были зачаты по воле долга или животной страсти, и лишь Эстос – от подлинной любви. И, Эстос не стал бы отрицать, это грело его душу, он радовался тому, что отец выделял его среди других своих детей, некоторые из которых даже не были удостоены титула господина. Он втайне гордился тем, что только его отец по-настоящему любит. И вот теперь он узнал настоящую цену этой любви. Отец побоялся найти девушку из клана убийц. Он, глава Совета одиннадцати и сильнейший колдун в Картале, просто побоялся!       Ему даже не надо было искать её самому, он мог просто объявить, что ищет назначенную, и Кейлинн пришла бы сама…       Нет, что-то во всём этом было не то! Отец не впустил бы в свой дом убийцу, но бояться её до такой степени? Ему, столь могущественному колдуну?       – Отец, почему? – спросил он. – Почему ты не искал её? Хотя бы для того, чтобы засадить в клетку?       Первый господин только вскинул подбородок: ты ничего от меня не услышишь.       – Он боялся, – ответила вместо него Кейлинн. – Не меня. Того, что кто-то ещё узнает правду. Если бы про то, что второй назначенный жив и скрывается в Соколином доме, узнал кто-то на правом берегу, твой отец не смог бы удержать место в Совете одиннадцати… А дома правого берега пошли бы на Соколиный дом войной. А если бы про тебя узнал кто-то на левом берегу… Он бы тоже обязательно воспользовался этим в свою пользу.       – Да что ты можешь знать? – вскипел первый господин и дёрнулся так, что проткнул бы себе шею о нож Кейлинн, если бы та не успела отвести его в сторону. – Что ты, грязная оборванка, можешь знать?!       – Конечно, я ничего не знаю. Меня в тот день не было на Ангубском нагорье, но не так-то сложно догадаться, как именно вы вернули своего сына в Соколиный дом.       Ноздри первого господина раздувались от ярости, в горле что-то хрипело и клокотало, но он молчал.       – Нам пора, – сказала Кейлинн.       Нет, Альда. Её зовут Альда, запомни же наконец!       – Нет, подожди! – воскликнул Эстос. – Я должен узнать… Что произошло? Кто моя мать?.. И всё остальное, что от меня скрывали годами, – он не мог посмотреть на отца иначе, чем с отвращением.       – Я тебе расскажу, – пообещала Альда. – Но потом. Нам надо покинуть поместье, пока…       – Не верь ни единому её слову! Не ходи с ней! – завопил первый господин.       – Тогда расскажи мне сам! – выкрикнул Эстос едва ли не в отчаянии.       Отец обессилено, но всё равно упрямо качал головой.       – Я хотел бы найти твою назначенную, – наконец произнёс он. – Исцелить тебя… Но я не знал о ней ничего, кроме того, что она простолюдинка и принадлежит к клану убийц. Я даже не знал, сколько ей лет. Звёзды не смотрят на возраст… Она могла быть старухой, а могла быть младенцем. А если бы мои люди начали искать, задавать вопросы, да ещё на правом берегу, кто-то бы непременно заинтересовался, кому и зачем это нужно, вытянул бы ниточку, добрался до нашего дома… Я не мог, Эстос! Пойми, не мог! Не мог так рисковать! Я бы выдал себя и тебя тоже. Я должен был хранить тайну любой ценой!       – Да почему? Во имя всех демонов ада, почему?       Отец молчал, прерывисто дыша, словно собирался с мыслями.       – Потому что он похитил тебя, – ответила вместо него Альда. – Погибло много людей. Они сгорели, обратились в пепел. И это были не просто слуги, среди них был…       – Зачем ты это делаешь? – не дал ей договорить отец. – Зачем?!       – Затем, что ты лгал мне много лет! – выкрикнул Эстос. – Ты похитил меня? Как?… Как это могло произойти? У кого?       – Я не похищал тебя… Она сама не знает, о чём говорит! Твоя мать хотела, чтобы я забрал тебя! Она просила меня… Просила спасти тебя! Если не твою жизнь, то твою честь, твоё достоинство! И ей не надо было просить… После того, как я узнал, я… я всё равно не оставил бы тебя там, даже если бы она умоляла меня не делать этого. Я не мог терпеть того, чтобы мой сын… чтобы мой сын прислуживал какому-то… какому-то полудурку из Алмосов!       – Из Алмосов?! О чём ты?       Эстос понял, что речь идёт о господах Изумрудного дома, когда-то великого, стоявшего почти наравне с Небесным, но потерявшим влияние из-за смерти старого главы. Новым главой стал его нерешительный отпрыск, который не только сам был слабым колдуном, но и не сумел сплотить вокруг себя и удержать тех многочисленных сильных, что служили его отцу.       Эстос вопросительно посмотрел на Альду, ожидая, что она снова объяснит, о чём же говорит отец, но она тоже смотрела на первого господина расширившимися глазами, точно не понимая.       – Договаривай! – потребовал Эстос. Он уже не мог это выносить – то, как по капле приходилось выпытывать у отца правду, продираться через недомолвки, угадывать…       – Моим назначенным был Гаэлар Алмос, – заговорила вместо первого господина Альда. – Я едва ли не десять лет считала его мёртвым. Пока не увидела те знаки на твоей руке. Ты не можешь не знать, как он погиб… Вернее, – она болезненно сглотнула, – как ты погиб.       Ангубское нагорье, первый господин Изумрудного дома и его сын… И его жена… Конечно, Эстос про это знал. И теперь всё окончательно встало на свои места.       – Принцесса Матьяса… Единственная, кого он любил. Он хранил её вещи… – подумал Эстос, только потом сообразив, что произнёс это вслух. – Она погибла на Ангубском нагорье. Это… Это был ты? Ты убил её?       Лицо первого господина налилось яростным румянцем:       – Да как ты посмел подумать, что я… что я бы поднял на неё руку?!       – Так расскажи! Расскажи мне, отец! Что ещё я не знал?       Первый господин ссутулился. Казалось, что если бы не кинжал, прибивший его ладонь к столбику, великий Ульпин Вилвир свалился бы на пол.       Эстос шагнул к нему, и Альда отошла в сторону. Эстос подставил плечо под свободную руку отца и выдернул кинжал.       Тут же хлынула кровь… Густая, тёмная.       Эстос подхватил отца и усадил на пол, устроив его так, чтобы он спиной опирался о кровать – иначе бы он рухнул.       Альда, уже успевшая, отрезать полосу ткани от простыни, тут же начала туго обматывать ладонь первого господина. Эстос понимал, что в ней нет ненависти к его отцу. Она не пыталась причинить ему боль или отомстить – она просто делала то, что должно. Наверняка, отец думал о своих прошлых деяниях точно так же. Он не хотел никого ранить, не хотел горя и смертей – он всего лишь делал, что должно делать первому господину великого колдовского дома Карталя.       – Принцесса… – почти простонал отец.       – Я уже понял, – сказал Эстос. – Когда она вышла замуж за Арбэта Алмоса, она уже носила твоего ребёнка.       – Я не это хотел сказать… Что толку говорить очевидное? Я хотел сказать: ты должен хранить эту тайну, не пятнать её доброе имя… Никто не должен знать, что она…       – Ты должен был подумать о её позоре до того, как… – Эстос стиснул зубы: говорить такие вещи о собственном отце было тяжело: – До того как соблазнил сестру своей же жены!       – Я не мог этому противиться. И она не могла. Мы… Мы с ней… – Первый господин глядел на то, как быстро и ловко Альда перевязывала ему руку. – Но я не знал про ребёнка… Про тебя… Она тоже не знала. По крайней мере, до свадьбы. Её первенец родился в положенный срок, ничуть не раньше, не было никаких слухов, никому и в голову не приходило. Даже я сам был уверен, что это сын Алмоса. Через несколько лет я узнал через шпионов, что Алмос хочет объявить наследником дома младшего сына, а старшего сделать третьим господином. Но даже тогда я не… я не связал это с тем, что было когда-то между мной и принцессой. Я все эти годы видел её лишь издалека, мы обменивались поклонами – и всё.       Эстос кивнул, он знал, что встретиться с женой первого господина великого дома наедине было невозможно. Всюду за исключением личных покоев – куда ходу не было никому, кроме мужа, детей и матери, – её сопровождали слуги и охрана.       – Когда умерла её сестра, Матьяса провела в нашем поместье три ночи, но никогда её не оставляли прислужницы. Доверять такие тайны бумаге было слишком опасно. Но потом случился страшный голод на севере, и всем великим домам нужно было участвовать в ритуале во Дворе Жизни. Он длился двое суток, почти без сна и отдыха, мы сменяли друг друга… Внутрь допущены были только первые господа и их супруги, слуг не было. Матьяса воспользовалась тем, что все были измучены и истощены, муж не мог следить за ней, и нашла меня. – Глаза первого господина затуманились. – Знаешь, о чём она попросила меня? Найти предлог для встречи с ней и её старшим сыном. Она хотела, чтобы я хотя бы на несколько мгновений снял с тебя чары, наложенные Алмосом. Когда тебе исполнилось три, то… то стало заметно сходство со мной. Алмос не мог допустить, чтобы кто-то узнал. Он был бы опозорен и унижен, а развод с женой лишил бы его всего того, что она принесла в качестве приданного… Много лет он накладывал и накладывал изменяющие облик заклинания, так что Матьяса даже не знала, как на самом деле выглядит её сын. О большем она не просила, понимала, что даже я бессилен… Она просто хотела увидеть его лицо. Твоё лицо, Эстос!.. До того, как я смог устроить ещё одну встречу, прошло много времени, и я решил, что не буду снимать заклятие. Есть более важные вещи. Внешность была неважна по сравнению со всем прочим. Алмос ненавидел тебя… Это было очевидно. Потому что я сам ненавидел бы чужого ребёнка, которого вынужден растить как своего. Я бы стал искать способы выдвинуть вперёд своего сына и избавиться от подкидыша… Может быть, совсем избавиться. И когда я встретился с принцессой, она всё это подтвердила. Тебя учили всему, что положено, но это были далеко не лучшие учителя, Арбэт не объяснял тебе науку управления домом, хотя обычно про это рассказывали всем мальчикам, будь они хоть десятыми сыновьями… В добавок, как будто сама судьба была против тебя, нашлась эта наречённая. Будь это его сын, Алмос ни за что бы не заключил брачного соглашения с такой семьей, выбрал бы невесту из хорошего, достойного рода, и скрыл предсказание оракула. Все в Картале мечтали породниться с принцессой, а через неё – с Соколиным домом. Да и Изумрудный тогда был весьма силён. Твоя мать любила тебя, Эстос, и не хотела для тебя такой судьбы – быть на побегушках у младшего брата и стать всеобщим посмешищем, женившись на простолюдинке!       Первый господин вздрогнул, когда «простолюдинка» с силой затянула повязку на его ладони. Он повёл рукой, видимо, надеясь, что сила всё же сможет как-то выйти наружу, но нет.       – Придётся подождать пару дней, – усмехнулась Альда.       Эстос подумал, что она на удивление много знала о колдунах…       – Можно подумать, что в Соколином доме меня ждала лучшая судьба, – произнёс Эстос. – Ты поставил меня высоко, как мог, выше сыновей от законной супруги, но я же умирал, отец, умирал!       – Когда мы всё это решали с твоей матерью, она не знала про клятву… Точнее, она не знала, какие будут последствия. Она не разбиралась в таких вещах и, боюсь, слишком верила в моё могущество, считала всесильным… И у нас не было времени, чтобы всё обговорить. Мы могли сказать друг другу лишь несколько слов так, чтобы никто не подслушал. И ей, и мне, тяжело было решиться… Она ведь отдавала тебя мне, зная, что может никогда больше не увидеть. Но мы решились, наметили день… Матьяса каждый год уезжала в горное поместье к озеру Кабид, потому что лето в Картале для неё было слишком жарким. И она делала это всегда в один и тот же день: на следующий после того, как проходила церемония поминовения её отца. Она уезжала бы и раньше, но церемонию нельзя было пропустить. Мы точно знали день отъезда, а в дне пути от города, на Ангубском нагорье, на принцессу должны были напасть разбойники. Стража бы доблестно отбилась, но юный господин должен был получить ранение, а потом и умереть. Мои доверенные люди выкупили у ночной стражи Карталя подходящий труп из тех, за которыми не пришли родственники. Я наложил на него, среди прочих, чары, меняющие облик, и беднягу похоронили бы вместо тебя в горном поместье… Я тоже поехал туда: в охране принцессы был колдун, мы не знали, насколько он силён, так что мне надо было быть там.       – Но там оказался сам Алмос, так? – спросил Эстос.       – Не знаю, что произошло, – закачал головой первый господин. – Он никогда раньше не сопровождал её. Быть может, он что-то заподозрил… Или Шкезе смог проникнуть в её сны… Теперь мы не узнаем. Знаю лишь то, что Алмос был там, когда мои люди напали. И он ехал верхом, вместе с охраной. Матьяса, скорее всего, даже не знала, что он был там, иначе она нашла бы способ всё это остановить, прикинулась бы больной, придумала ещё что-то. Но случилось то, что случилось… Не буду утомлять вас подробностями сражения, которые и мне самому тяжело вспоминать, скажу лишь, что Арбэт Алмос был сильным колдуном. Если бы всё измерялось лишь силой, то не Дзоддиви, а он должен был бы возглавить дома правого берега. А я не мог использовать свои силы во всю мощь, потому что рядом с ним находились Матьяса и ты. А потом Алмос вдруг остановился и заговорил. Он сказал, что хочет сразиться со мной по-настоящему, что давно хотел этого – расквитаться за позор, на который я его обрёк. Я думал, он отпустит вас, позволит отойти на безопасное расстояние, чтобы мы могли сразиться на равных, но он…       – Это его я видел во снах?! – понял наконец Эстос. – Тот колдун, у которого магия выходила из глаз? Это Алмос пытался меня убить?       – Да, так он хотел отомстить мне…       Эстос ничего не помнил о своей прошлой жизни, он не помнил матери и не мог горевать о её смерти, остался только ужас… Ужас ребёнка, которого пытается сжечь его собственный отец.