Con fuoco

Ты опоздал. Я не успел. Можно простить. Ты спросишь меня: Какие танцы? На улице -20. Отвечу: Бери вазелин и… Бежим целоваться. Земфира — Брызги

***

Продюсерский центр Сергея Викторовича Разумовского был красивым современным офисным зданием, от стеклянных окон которого отражались яркие солнечные лучи. Киру казалось, что он не принадлежит этому месту даже на один процент. Будто бы самозванец, который проник в святую святых музыкальной индустрии. Красивая ассистентка в белом платье-футляре подала Макарову изящную чашку с кофе. На пенке предложенного латте была нарисована нота в восьмой длительности. Какой пафос… Кирилл натянуто улыбнулся, поблагодарив, и уточнил: – Скажите, а долго ещё ждать? Ассистентка Разумовского, на аккуратном бейджике которой значилось лаконичное "Марго", взглянула на наручные часы. – Сейчас у Сергея встреча. Как только освободится, он обязательно уделит вам внимание, Кирилл. Не переживайте, – она указала на блюдце с печеньем, стоящее на низком стеклянном столике перед Макаровым. – Угощайтесь. Кандидаты, прошедшие отбор, являются важной частью системы, разработанной лично Сергеем. Он уважает молодые таланты и готов обучать и делиться знаниями. Кир почти физически ощутил, что с ним будто бы говорит робот или искусственный интеллект. У Марго были абсолютно отработанные интонации, приятный тембр голоса и заготовленная речь на любой вопрос. – Спасибо, – неловко кивнул Кир. – Вы пока что можете дать мне ваши документы и диплом, я внесу их в базу, – предложила Марго. – Вы ведь только закончили университет? – Да, – Макаров протянул девушке папку. – Буквально пару дней назад получил диплом. Красивый, в синей обложке (до красной не дотянул, да и не старался) и, на удивление, без троек. Хотя, конечно, после того, как время Кира освободилось от репетиций и Шуры, он с головой окунулся в подготовку к госам. Ничто не отвлекало лучше, чем сто билетов по музыкальной теории и пятьдесят по музыкальной истории. Убиваться, жалеть о сказанном и грустить стало банально некогда – Кирилл и кофе-то пить забывал, бессонными ночами зубря то, на что благополучно забил весной. Впрочем, учёба, даже такая яростная и всеобъемлющая, не унимала зуд в кончиках пальцев, которые раз в двадцать минут хватали телефон, обновляя входящие. Конечно, там ничего не было, Макаров и не ожидал. Шура ясно дал понять, что вторых шансов не даёт, а если бы и давал, то точно не Киру, который, по мнению Мальвины, заруинил всё, к чему прикоснулся. Музыку, группу, отношения с Шурой, доверие, выстроенное на шатком фундаменте общих целей. Кирилл не хотел ощущать себя виноватым, но въедливый внутренний голосок зудел на одной ноте, что всё могло быть иначе. Что Кир мог бы валяться после репетиции на коленях Шуры, лениво с ним целуясь, а не пялиться покрасневшими от недосыпа глазами в экран ноутбука, стараясь запомнить фамилии композиторов и названия произведений. Сейчас эти ночи уже успели поблекнуть в памяти. Кирилл был дипломированным специалистом, сидел на диванчике в приёмной гуру продюсирования и всей музыкальной индустрии, пил украшенный нотой кофе и рассматривал журналы, лежащие на столике. Шуры и группы не было в его жизни уже месяц, барабанные палочки впервые за очень много лет были заброшены Киром в нижний ящик письменного стола, родители были поставлены перед фактом. Больше всех, кажется, расстроился отец. Даже громкое имя Разумовского не убедило его в целесообразности смены профиля, но Кирилл больше не хотел плыть по течению. Он уже слишком многого лишился, выбрав стажировку, чтобы спасовать перед разочарованным родителем. – Дело твоё, – махнул рукой Виктор, поджав губы. – Точно, па, – кивнул Кир. – Это моё дело. – Кирюш, – в почти законченный разговор вступила мама Кирилла, стараясь придать всему не настолько трагичный оттенок, – а как же ваша музыка с тем мальчиком? Шурой, верно? Мне казалось, ваша группа… Кир проглотил противный ком в горле. – У Шуры всё нормально. Хороших барабанщиков много, он справится. Кир не был уверен, что Мальвина справится, но упрямо крутил в подсознании мысль, однажды сказанную сестрой: "Я не обязан его спасать". И было бы очень легко поверить в эту простую истину, если бы от каждого уведомления на телефоне первое время после их расставания не дёргало что-то в груди. Кир даже сменил звук на входящих сообщениях. И спустя месяц он мог сказать, что его отпускает. Медленно, болезненно и неприятно, но он смог вспомнить, как выглядела жизнь без Шуры в ней. Довольно скучно и серо, но Макаров надеялся, что сделал правильный выбор. Встреча с Разумовским длилась всего десять минут. Когда Марго пригласила Кира в красивый кабинет, по углам которого были расставлены статуи греческих муз (Макаров еле сдержал смех от этого пафоса), Сергей как раз заканчивал говорить с высоким темноволосым мужчиной, одетым в чёрный костюм. Кир неловко замер у двери. Здороваться, перебивая одного из присутствующих, казалось невежливым. – Олег, давай мы решим по поводу отпуска вечером, ладно? – усталым тоном закончил Сергей, потирая переносицу большими пальцами. – Я запомнил, Серёж, – тот, кого назвали Олегом, грациозно поднялся из кресла, оборачиваясь к Кириллу. – Больше не отвлекаю. Кир несмело улыбнулся, проходя к креслу, на котором ещё минуту назад сидел собеседник Разумовского. Сергей приглашающе махнул рукой, и Кир занял место напротив него, складывая ладони на коленях. – Кирилл Викторович Макаров, – произнёс Разумовский, задумчиво постукивая пальцами по документам перед ним. – Я придерживаюсь политики горизонтальной иерархии, поэтому прошу звать меня по имени, и в свою очередь буду и тебя звать по имени, договорились? – Да, конечно, – кивнул Кир, радуясь тому, как резко снизился градус официоза. – Супер, – Сергей улыбнулся. Его рыжие волосы немного растрепались, и он пригладил их пальцами, заправляя длинные передние пряди за уши. – Так вот, Кирилл. Ты барабанщик, верно? – В прошлом, – заученно ответил Кир. – Сейчас больше ориентируюсь на организационную деятельность, а эта стажировка огромный шанс понять индустрию изнутри и… – Бла-бла-бла, – перебил Разумовский, громко вздыхая. – Давай честно. Почему ты забросил инструмент и согласился на стажировку? Я видел список твоих наград, достижений и прочей лабуды вплоть до "Русского медвежонка". В чём поинт соглашаться и менять ноты на бюрократию? Кир опустил взгляд на свои мозолистые ладони, чувствуя себя так, словно его рассматривали под микроскопом. Вопросы не были комфортными, Разумовский не разменивался на реверансы и этим очень сильно напоминал Шуру в самом начале их с Киром общения. Прямолинейность, которой бросался Сергей, могла бы смутить любого, и Кирилл исключением не стал. – Я был классным барабанщиком, тут вы правы, – собравшись с силами, произнёс Макаров. Что ж, честность за честность. – Но я хочу уметь больше, чем тупо стучать палками по чьей-то указке, попадая в такт. – И всё? – пронзительный взгляд голубых глаз Сергея прибил Кира к креслу. – Это у тебя бунт такой? – Нет, – неожиданно резко ответил Кирилл. – Это не бунт. Я очень многое поставил на кон, чтобы позволить себе даже просто согласиться на эту стажировку. Так что, нет, это не бунт. Я хочу тут быть. Тут, – Макаров уверенно взглянул на Сергея, – а не за установкой. Кирилл не знал, повлияли ли его слова на Разумовского так, что тот резко изменился в лице, радостно и открыто улыбнулся и протянул памятку стажёра, больше напоминающую контракт с Дьяволом. Подписывать эти четыре листа, скреплённые степлером было не нужно: Кир был волен уйти в любое время. Не то политика открытой прозрачности, которую практиковал Сергей в своей музыкальной империи, не то наивная глупость (Кирилл неуверенно склонялся к последнему), но всё происходящее в кабинете Разумовского напоминало пряничный домик из сказки. Макаров нутром чувствовал какой-то подвох, но в силу неопытности никак не мог понять, из-за чего возникло это ощущение и что с ним делать. Спустя несколько месяцев он часто вспоминал об этом разговоре, тоскливо разбирая тонны бесполезных бумаг. Дьявол, о котором Кир думал, читая памятку для стажёра, скрывался в деталях, как собственно и всегда. Поначалу всё было не очень плохо. Кириллу выделили "начальника" – довольно приятного мужчину лет тридцати, который ходил по своему офису, как по галерее, рассматривая сертификаты, висящие на стенах. К Макарову этот новый босс приглядывался около месяца, на пробу выдавая задания, которые Кир ненавидел ещё до оглашения. Обзвонить все концертные площадки в Самаре. Собрать полный перечень техники всех ночных клубов Екатеринбурга. Утвердить райдер какой-то невероятно капризной певички, которая несколько недель удобряла Кириллу мозг своим желанием иметь в номере отеля шампанское, стоящее больше, чем весь её концерт вместе взятый. Спустя два месяца такой работы, проснувшись в выходной и открывая покрасневшие от хронического недосыпа глаза, Кир вдруг не смог вспомнить, зачем согласился на стажировку. Ему нужно было пахать почти за бесплатно полгода, чтобы по истечении шести месяцев его взяли на должность младшего менеджера, в обязанности которого входило всё то же самое, что и на стажировке. Носить кофе начальнику (латте макиато на безлактозном молоке с двумя ложками сахара), составлять расписание встреч, обзванивать поставщиков и, конечно же, подыхать в бесконечном потоке бумаг, документов, актов, счетов… Кирилл всегда знал, что легко не будет, но тем утром он вдруг окончательно понял, что потерялся. Это ощущение напоминало внезапный тупик, куда тебя завёл навигатор. Вот только никакого навигатора у Кира не было. Было лишь бесконечное чувство внезапно болезненной тоски, которое тугим обручем стянуло грудь. Кир выдохнул, отбрасывая одеяло и дотягиваясь до телефона, который впервые за пару недель молчал всю ночь. На рабочей почте скопилась пара писем, но их Макаров читать не стал, злобно сворачивая приложение. У него был выходной. Официальный и нерабочий, не требующий бежать и что-то срочно делать. Во всяком случае, Кир убеждал себя именно в этом, отмахиваясь от гадкого чувства вины, пока листал ленту во "Вместе". С тех пор, как он покинул группу, никто ему больше не писал. С одноклассниками Кир потерял контакт сразу после школы – да и в ней он не особо с кем-то дружил. Было сложно балансировать в компании, когда у тебя сплошная музыкалка, конкурсы и школьные концерты. Приятели из секции кендо, куда Кирилл напросился, в тайне лелея надежду уйти в спорт из музыки, пропали так же быстро, как и появились, когда Светлана Макарова выразила беспокойство тем, что кендо отвлекает Кира от барабанов. С однокурсниками в университете Макаров не смог найти контакт, перекидываясь дежурными фразами в курилке и в коридорах перед парами. Наверное, стоило признать, что Кирилл был чертовски одинок. И исчезновение Шуры, – единственного яркого пятна за последние годы, – делало это чувство глубже и острее, вытягивая последние силы. Кир, даже не улыбнувшись, лайкнул какой-то мем, свайпая по экрану вверх, и вдруг замер, заметив нечто знакомое. "Играешь на барабанах? Тогда тебе к нам! Разыскивается крутой постоянный барабанщик в группу, подписавшую контракт с крупнейшим лейблом Санкт-Петербурга…" Кир ещё раз перечитал объявление, а затем перевёл взгляд на аватарку того, кто это выложил. Шура не удалил его из друзей, поэтому новость высветилась у Кирилла не по рандомной случайности. Что ж. Шура искал нового постоянного барабанщика. Кажется, у него действительно всё было хорошо. Без Кира. Макаров закрыл приложение, блокируя телефон и закрывая глаза. В груди тошно ворочалась почти детская обида. Незаменимых нет, верно? Хотел бы Кирилл ошибаться, но факт оставался фактом: заменить его оказалось играючи легко. Несколько коротких абзацев, и вот у Шуры уже совсем скоро будет новый "Кир Макаров". Довольный жизнью и без всей херни, которую устроил "старый". Кирилл был бы рад отпустить и забыть, как пелось в песне из мультика, но ощущение давящего одиночества лишь усилилось, напрочь убивая остатки надежды на хорошее настроение. – Будешь завтракать? Лера как раз суетилась у плиты, когда Кирилл, потирая затёкшее во время сна плечо, зашёл на кухню. Кажется, со всей этой суетой на стажировке он и забыл, когда они с сестрой последний раз виделись не в коридоре, пока один из них надевал кроссовки, а другая снимала. График у Макарова стал настолько ненормированным, что иногда хотелось выть. Привыкший к чёткому распорядку дня мозг упорно буксовал, не желая принимать правила игры, в которой позвонить могли и ночью, чтобы выяснить, оплатил ли продюсерский центр аренду инструментов для концерта очередного светила из мира музыки. Режим сна вылетел в трубу раньше всех. На очереди был режим приёма пищи. Поэтому Кир вяло кивнул Лере, негромко отвечая: – Буду. Сестра улыбнулась, сдвигая сковородку с комфорки, и доставая две тарелки. Красивая ровная глазунья перекочевала на них, как и нарезанный кружочками огурец, поджаренный тост и пара кусочков колбасы. Кир не глядя ткнул на кофеварку, слушая, как та жужжит, наполняя кружку уже давно не бодрящим напитком. – Приятного аппетита, – Лера поставила перед братом еду, усаживаясь напротив. – Выглядишь бледным. Ты не заболел? Кир мотнул головой, перекладывая ломтик колбасы на хлеб. – Нет. Устал. Ему не хотелось расспросов о стажировке, но ещё больше не хотелось разговоров о других внезапно исчезнувших из его жизни перед самым дипломом аспектах. Например, о… – Я давно не видела Шуру, – осторожно произнесла Лера, накалывая на вилку кусочек огурца и отправляя его в рот. – У вас всё в порядке? – Нет никаких "нас", – угрюмо буркнул Кирилл, буравя взглядом надкусанный бутерброд. – У Шуры, я уверен, всё в полном порядке. – Прости, это не моё дело, – тактично извинилась Лера. – Просто я думала… Кир резко положил вилку на стол, поднимаясь, чтобы достать молоко для кофе из холодильника. Не срываться на сестре, не срываться на сестре, заткнись, молчи, не говори того, о чём пожалеешь. Кир как мантру твердил это, пока открывал дверцу, доставал пакет молока, двигал кружку с кофе по столешнице, буравя взглядом дурацкий жёлтый смайлик на керамических боках. Держать себя в руках. Насрать на Шуру, на мерзкое состояние, на ощущение собственной ненужности. Он не позволит себе развалиться из-за этой ерунды. – Кирь, я не должна была спрашивать о Шуре, мне жаль, – снова начала было Лера. – Просто хотела убедиться, что ты в норме… Кир не заметил, как сжал пальцами картонный пакет, из-за чего молоко выплеснулось мимо кружки, разливаясь по столешнице. – Блять, – прошипел он, хватая тряпку с бортика раковины и пытаясь вытереть обильную белую лужу. – Да твою же мать! Лера молча следила за его действиями, к счастью, не вмешиваясь и не пытаясь помочь, словно почувствовав, что это не нужно. В глубине души Кир даже был ей благодарен, но его почти трясло от злости на трижды проклятое молоко, стажировку, из-за которой он превращался в зомби, и на чёртово объявление в профиле Шуры, увиденное в соцсети. Казалось, будто бы мир разваливается, а он, Кирилл, стоит посреди этого мрака и пытается собрать из осколков что-то похожее на нормальную жизнь. Глупый, безнадёжный придурок. Столешница перед его глазами подёрнулась мутной пеленой слёз. Кир упрямо мотнул головой, смаргивая влагу. – Это, конечно, не моё дело… – снова попыталась Лера. Кирилл замер. – Но ты в порядке?.. Бережная заинтересованность в голосе сестры оказалась сильнее пощёчины. Макаров тяжело сглотнул болезненный ком, а затем повернулся к Лере, еле выдавливая из себя слова: – Это уже вообще ничьё дело. Ни твоё, ни моё. Музыка, Шура, то, – Кир вцепился пальцами в столешницу, словно это могло удержать его от необдуманных слов, – что у нас с ним было. – Лера открыла было рот, но Кир не дал себя перебить. – Да прекрати. Ты первая нас спалила тогда в ванной. Я весь был в его сраной краске. – Я бы не стала ничего говорить… Кир несдержанно всплеснул руками, издавая надломленный смешок. Голос соскочил почти на октаву, звуча глухо и хрипло: – А, может, стоило! Стоило сказать о том, что я долбоёб с целым, нахрен, городом из воздушных замков. И я бы сейчас не… не… Кирилл редко плакал в осознанном возрасте. Он предпочитал перенаправлять эмоции в злость, в музыку, иногда в драки. И этот внезапный срыв наотмашь ударил его в грудь, вырывая судорожные всхлипы. Он тяжело опустился на стул, закрывая лицо ладонями и пытаясь сдержать всхлипы, вырывающиеся из груди. Как же он устал. Как же он чертовски, невыносимо, ужасно устал от всего дерьма, которое так щедро подкидывала ему жизнь. Как же он соскучился по Шуре, по желанию просыпаться по утрам и по ощущению крепкой почвы под ногами. – Кирь, эй, – Лера осторожно подвинула стул, оказываясь рядом. – Кирь… Макаров и сам не понял, когда с внезапным порывом обнял сестру, положив голову ей на плечо и почти беззвучно рыдая. Он хрипло всхлипывал, чувствуя, как намокает рукав Лериной футболки. Лера же в свою очередь обхватила руками широкую спину брата, осторожно поглаживая его между лопаток. – Не могу больше, – прошептал Кир. – Задолбался притворяться, что мне это нравится. Стажировка эта сраная… И Шура этот… И молоко грёбанное… Кирилл слабо понимал, из-за чего конкретно плачет, но остановиться было невозможно. Он просто отпустил, дал себе волю оплакивать все нервы, потраченные за последние пару месяцев, всю грусть от расставания, которую смёл под коврик насущных проблем и всё разочарование от "вакансии мечты", на которую променял то, к чему не хотелось возвращаться ровно с такой же силой. Лера ничего не говорила, продолжая осторожно поглаживать брата по спине. Она просто была рядом, позволяя Киру проживать эмоции так, как он сам никогда не умел и не любил. – Кир, а может ну её к чёрту эту стажировку, а? – негромко спросила Лера, когда Кирилл немного успокоился, неловко отодвигаясь от сестры и сморкаясь в салфетку. – И барабаны туда же. Кир грустно фыркнул, вытирая влажные щеки, стянутые дорожками слёз. Чувство стыда поднимало голову, начиная давить на нервы из-за неуместного срыва. – И чем я буду заниматься? – Не знаю, – Лера пожала плечами. – Это же нормально – пробовать и ошибаться. Мир не рухнет, если ты возьмёшься за что-то новое, поймёшь, что тебе это не нравится, и решишь это больше не делать. Понимаешь? Кир, – девушка серьёзно посмотрела на брата, – мир не рухнет, если ты выберешь себя. – Я уже один раз выбрал, и мир, конечно, не рухнул, но послали меня жёстко, – Кирилл поджал губы. – Не уверен, что я умею принимать правильные решения. – Никто не умеет, потому что нет чёткого свода правил. Мы все в этой лодке, – Лера сдула светлую чёлку с глаз, поднимаясь и начиная мыть посуду. – Делай, что до́лжно, и будь что будет. Я не твой психолог, – улыбнулась девушка, бросив на брата мягкий взгляд через плечо, – поэтому могу сказать, чтобы ты завязывал со своим мученичеством и прекращал страдать ради страданий. Никто тебе за это медальку не даст. – Даже шоколадную? – буркнул Кир. – Даже шоколадную, – Лера светло улыбнулась, выключая воду и вытирая руки полотенцем. – Кирь, я не знаю, что конкретно у вас произошло с Шурой, но у тебя всё точно будет хорошо. С ним или без него. На этой стажировке, за установкой или в магазине сантехники. Ты молодец. Я горжусь тобой и мне абсолютно неважно, чем ты занимаешься, пока ты не рыдаешь мне в плечо. Кир крепко сжал под столом свою коленку, подавляя очередную волну желания расплакаться. Но вот желание обнять сестру он подавить не смог, вставая и крепко прижимая Леру к груди. Молча, не произнося благодарностей, – слова были больше по Лериной части. И они оба отлично это знали.

***

– Я бы не хотел давать оценок твоим действиям, – начальник Кирилла поправил манжет дорогого пиджака, бросая взгляд на наручные часы, – но ты поступаешь опрометчиво… Кир вздохнул, сгребая в обувную коробку гору безделушек, поселившихся на его рабочем столе за полгода стажировки. Степлер, скрепки, стикеры, текстовыделители, уродливая игрушка из "Киндера" – всё его богатство за шесть месяцев попыток ужиться в новой роли. – В моей памятке стажёра ясно было сказано, что я волен уйти, когда хочу, – спокойно ответил Макаров. – Я решил, что сейчас самое время. – Но тебе ведь буквально выдали проект, Кирилл, – начальник нервно пристукнул ногой. – Я не просил. – Но это же такой шанс! Кир силой мысли заставил себя не закатывать глаза. Его руководитель не был плохим человеком. Дотошным, правильным, немного "душным" – да. Но в остальном он был терпимым ровно до той степени, чтобы не хотелось послать его большую часть времени. Да и определённая правда в его словах всё же имелась. Киру действительно выдали проект. Молодую многообещающую группу, у которой планировался большой тур. Вот только никто не был виноват в том, что Макаров решил свалить, воспользовавшись правом стажёра. – Послушайте, – Кирилл закрыл коробку крышкой, ставя её на опустевший стол, – я искренне благодарен вам за опыт, но вам не нужен здесь человек, который не горит делом. Я – не горю. Мне было очень классно с вами работать, правда. Мужчина отмахнулся, а затем кивнул на дверь кабинета: – До встречи, Кирилл. Был рад работать вместе. Макаров неуверенно улыбнулся, перехватывая коробку с пожитками, и вышел из офиса, направляясь к лифтам. Грусти не было – этот этап он успел пережить ещё месяц назад, неуверенно загружая в свежесозданный блог видео “Немного обо мне”. Это был порыв. Кирилл не продумывал концепцию, тему своего канала, не делал ставки. Просто как-то раз залил своё не особо важное мнение относительно услышанной в подборке рекомендаций песни. Приправил усталым мрачным юмором (иного у него не было уже очень давно). И на утро проснулся с кучей новых подписчиков. Это вообще-то льстило и приятно удивляло. Кирилл знал о блоггинге слишком мало, чтобы называть себя профессионалом. Но зато он много знал о музыке, которую мог с высоты опыта критиковать, как хотел. Кто-то мог бы назвать это местью за годы, проведённые в музыкалке, но Макарову было плевать, потому что ему понравилось. Вести соцсети, светить лицом на камеру и от души проезжаться по вещам, которые ему не нравились. Очень кстати пришёлся его внутренний список ненависти: лакрицу и цены на барабанные палочки он раскритиковал почти что в первую очередь. А потом сделал видео, где подробно объяснил, какие палки лучше покупать и почему. Наградой ему стало огромное для крошечного аккаунта количество просмотров. Возможно, если бы Киру раньше сказали, что для успеха и удовольствия надо не играть палочками, а называть их “дорогущими ветками для лохов”, то его жизнь могла бы стать гораздо проще. Собственно, она и становилась. Потому что Кир, самозабвенно и отдавая себе полный отчёт, бросал стажировку в самом престижном продюсерском центре Санкт-Петербурга ради блога и без запасного плана. И чувствовал себя при этом абсолютно счастливым, бодро шагая по шикарному холлу первого этажа, мимо вылизанного до блеска лобби, ресепшена и и суровых секьюрити в чёрных костюмах. Хотелось очень глупо улыбаться, хотя в долгосрочной перспективе причин для этого особо не было. Просто, сидя на кухне с сестрой в разбитом состоянии, когда усталость поселилась даже в кончиках пальцев, Кирилл вдруг понял, что несчастным он успеет стать всегда. Эта опция существовала перманентно, достаточно было просто устроиться работать туда, куда никогда не хотелось. Или позволить себе жить не свою жизнь. Не то чтобы он не боялся. Откровенно говоря, где-то в глубине души Кир был в ужасе от того, что творит. Но ведь в таком же ужасе он был и от того, во что превратилось его существование после окончания университета, ведь так?.. Кир не часто прокручивал в голове их последний разговор с Шурой, но знал, что с Мальвиной он был до ужаса искренним. Хотелось попробовать по-другому. Тогда, согласившись на стажировку. И сейчас, когда в полупустой коробке из-под старых “Найков” шуршали стикеры и перекатывался степлер. Возможно, Кирилл был придурком, который непременно пожалеет о своих решениях, разочарует родителей и похоронит все шансы на блистательное будущее, но разве он уже им не был? Эта роль не казалась новой, а вот ощущение правильности происходящего – да. Придержав коробку одной рукой, Макаров привычно и в последний раз выудил карточку пропуска из кармана, собираясь приложить к турникету и отдать её охране, но та внезапно выскользнула, падая на пол. Чертыхнувшись, Кир наклонился, как вдруг перед его носом с лёгким скрипом на глянцевом полу замерли тяжёлые чёрные ботинки. Их обладатель согнул колени, длинными аккуратными пальцами в серебряных кольцах подбирая пропуск и протягивая Кириллу: – Держи. Это длилось всего с десяток секунд, но как только человек напротив Кира открыл рот, время будто бы замерло. Макаров не узнал ботинки, даже руки не показались ему знакомыми, но этот голос Кирилл слишком часто слышал, чтобы сделать вид, что не произошло ничего примечательного. Кир поднял взгляд, выпрямляясь и в упор глядя на Шуру. Почти не изменившегося, всё с теми же синими волосами, которые немного отросли и небрежным пучком были стянуты на затылке. Всё с тем же красивым лицом и усмешкой на губах, будто бы перед Мальвиной стоял не Кирилл, а давний хороший знакомый. – Ну привет, – Шура немного наклонил голову к плечу, прищуривая голубые глаза. – Вот так встреча. Макаров чуть крепче прижал к себе коробку, стараясь прислушаться к собственным ощущениям. Опыта внезапных столкновений с бывшими у него ещё не было, а Мальвина… Да, он умудрился и здесь устроить Киру испытание со всеми вытекающими в виде неуверенности и нервозной улыбки, застывшей у Кирилла на губах. – Привет, – Кир немного прочистил резко охрипшее горло. – Как дела? Шура насмешливо приподнял брови. – Топ-пять самых забавных вопросов бывшим. – Топ-пять самых дебильных ответов на вопрос “как дела?”, – фыркнул в ответ Кирилл. А затем, всего на секунду засомневавшись, произнёс: – Отлично выглядишь. Шура действительно выглядел хорошо. Не то чтобы он хоть когда-то выглядел иначе, нет. Просто Макаров иногда вспоминал, в каком состоянии мог оказаться Мальвина из-за негативных эмоций, и сейчас, воодушевлённый картиной перед своими глазами, Кир просто эгоистично порадовался, что его уход не стал причиной превращения Шуры в безэмоциональную жижу, которую Кирилл уже однажды видел. Ему оказалось невероятно важным узнать, что с человеком, которого он когда-то очень любил, всё хорошо. – Спасибо, – в голосе Мальвины промелькнули нотки удивления. – А ты выглядишь так, будто бы тебя уволили. Кир хмыкнул. – Не угадал. Я решил свалить до официального трудоустройства. Шура язвительно фыркнул в ответ: – Это ты умеешь. Наверное, это подразумевалось, как подколка с намёком на их общее прошлое, но Кир не почувствовал вины или злости. По большему счёту, Мальвина был прав. Просто их отношения выпали на период, когда Макаров решил пробовать, ошибаться, пробовать снова и… Нет, он действительно не чувствовал вины. Поэтому вместо ядовитого ответа, который Кирилл легко мог бы придумать, он лишь улыбнулся и произнёс, наслаждаясь полученным эффектом после: – У вас встреча с новым менеджером через пять минут Александр Романович. Ваш прежний менеджер, увы, – Кир со смешком тряхнул коробкой, – свалил. Глаза Шуры удивлённо округлились, а спустя секунду он поднял взгляд к стеклянному потолку, шумно выдыхая: – Ты издеваешься, да? Увидел моё имя в документах и собрал вещички? Кир рассмеялся. – Нет, – он покачал головой. – С тобой мой уход не связан. Шура закатил глаза, но на его лице не было злости или раздражения. Кириллу даже показалось, будто Мальвина вот-вот рассмеётся, но этого не произошло. Вместо этого Шура просто отмахнулся, из-за чего кольца на его пальцах блеснули в свете ярких потолочных ламп лобби, и произнёс: – Да, я помню, что мир не крутится вокруг меня. Жаль, конечно, но… – Четыре минуты до встречи, Александр Романович, – беззлобно перебил Кир. – Шестой этаж, третья переговорная слева по коридору. Мальвина кивнул, осторожно огибая Кира, и уже почти ушёл к лифтам, как вдруг обернулся. Макаров, провожающий его взглядом, от неожиданности даже не успел отвернуться. Наверное, они оба выглядели, как полные кретины, но эта мысль мгновенно вылетела из головы Кирилла, когда Шура прокрутил кольцо на большом пальце левой руки, приподнял уголки губ в улыбке и спросил: – Не хочешь заехать на чай? После того, как я закончу. Кир пожал плечами. – Звучит неплохо. Я подожду. Кирилл согласился на предложение до того легко и необдуманно, что неожиданное осознание накрыло его только тогда, когда Шура скрылся за двойными дверями лифта. Присев на диван и пристроив коробку с вещами рядом, Макаров провёл ладонью по лицу, мысленно успокаивая внутреннюю панику. Какой чай? Кирилл почти рассмеялся. С Мальвиной они не пили чай даже в лучшие времена, а тут вдруг сядут и будут потягивать эрл грей из фарфоровых чашечек? Предложение звучало до того нелепо, что казалось, будто бы Кир находился в глупом реалити, где из-за угла вот-вот покажется скрытая камера. Он мог бы уйти. Потому что с Шурой давно было всё кончено, и ни один из них не был ничем обязан другому. Но врать себе откровенно не хотелось: Кирилл соскучился по Мальвине. И был жутко рад его видеть, даже если обстоятельства внезапной встречи не располагали к разговорам по душам. Впрочем, было бы куда веселее, если бы Макаров встретил Шуру в переговорной на шестом этаже, раскладывая план тура и варианты площадок. Вряд ли они могли сработаться в новом амплуа. Как минимум, неловкости бы избежать не удалось, потому что Кир знал, кто приедет на встречу. Их “знакомство” либо закончилось бы скандалом, либо сексом в подсобке. Впрочем, Кира позвали выпить чая, так что вторая опция всё ещё маячила на горизонте, вызывая непредумышленное веселье. – Чай, – пробормотал Кирилл, еле сдерживая смешок. – Топ-пять дебильных названий для предложения перепихнуться. Кир бы вряд ли стал. Конечно, у него давно ни с кем ничего не было, потому что за последние полгода его сексуальная жизнь покрылась толстым слоем пыли и разочарования в жизни. Но, возможно, если бы Шура предложил, то безумство, с которым Кирилл послал работу на Разумовского, могло перетечь в спонтанный секс с бывшим?.. Шура вернулся в лобби спустя сорок минут, когда Макаров успел успокоиться и настроиться на рациональное желание не натворить еще больше глупостей. Кир вопросительно кивнул, сгребая коробку и поднимаясь с диванчика: – Как успехи? – Всё нормально, – откликнулся Мальвина. – Поехали? Я на каршеринге. На улице жуткий дубак. Кирилл не знал, распространяется ли его неловкость на Мальвину, но сам начинал чувствовать себя всё более неуверенно с каждым шагом. Что он творит? Бросил престижную вакансию без запасных вариантов, подался в блоггерство, а теперь собирался прокатиться в гости к человеку, расставание с которым стало одним из самых болезненных моментов за последний год. Сумасшествие – не иначе. Но если его решения и были плохими в моменте, то разочаруется он в себе потом, а не на переднем сидении каршерингового автомобиля, который Шура плавно вёл по заснеженным улицам. Декабрь выдался морозным и влажным. Коммунальные службы плохо справлялись с огромным объёмом грязи и слякоти, а с неба, не переставая, падали крупные хлопья снега, которые дворники смахивали с лобового стекла. Шура молчал, из динамиков тихо лилась какая-то акустическая музыка, а Кир старательно отводил взгляд от водителя. Получалось плохо. Потому что в памяти всё ещё были свежи моменты, когда Макаров порывался написать, предложить встретиться, но не делал этого, напоминая себе, что Мальвина сам его прогнал. Тогда ситуация вышла из-под контроля, и точка была оптимальным вариантом в их отношениях. Но сейчас, сидя в одной машине с Шурой, Кириллу казалось, будто кто-то незатейливо черкнул ручкой, делая из точки нелепую запятую. Попытки мысленно затоптать в себе неожиданно поднявшую голову надежду проваливались одна за другой, а когда Шура припарковал машину рядом со своим домом, закрывая приложение каршеринга, у Кирилла почти что произошло дежавю. И это чувство преследовало его, когда они зашли в парадную и поднялись на нужный этаж. Когда Шура звякнул связкой ключей, отпирая чёрную дверь с цифрой “18” на ней. Когда пропустил Макарова внутрь, кажется, указывая на тапочки, стоящие рядом с ковриком. Тапочки?.. Кир будто бы резко проснулся, переводя взгляд с одного новенького на вид тапка на другой. У того Шуры, которого он знал, тапочек для гостей никогда не было, потому что Мальвина не носил их сам, предпочитая шлёпать босыми пятками по старым половицам. Кирилл даже как-то раз привёз свои шлёпанцы в Шурину квартиру, но этот порыв был встречен приподнятой бровью и язвительным смешком. Сейчас же у Кира на ногах были удобные тёплые тапки, а Шура просто натянул поверх тонких низких носков шерстяные. И это тоже было чем-то совершенно новым и даже немного пугающим. – Мне стоит беспокоиться о твоей новой привычке? – поинтересовался Кир, оставляя свою коробку на этажерке в коридоре и следуя за Шурой на кухню. – Что? – Мальвина выпал из задумчивости, оборачиваясь на Макарова. – Шерстяные носки, – пояснил Кирилл. – И тапочки. – А, – Шура щёлкнул выключателем. Кухня озарилась приятным тёплым светом. – Часть психотерапии. Минимальная забота о себе и всякое такое. Кир опустился на стул, встряхивая головой. Новые факты о Шуре сыпались с потолка, добавляя давно знакомому образу неизвестные ранее грани. – Психотерапии? – переспросил Макаров, наблюдая, как Мальвина включает чайник и достаёт кружки. Шура сдул с глаз синюю чёлку, нервно похрустывая суставами пальцев. А затем он, будто бы собравшись с мыслями, улыбнулся, отвечая: – Да, я решил, что иногда это нужно. Ну знаешь, контролировать собственное состояние. Прорабатывать детские травмы, рефлексировать, что там ещё? – Мальвина осторожно наполнил кружки кипятком, ставя обе на стол и усаживаясь напротив Кирилла. – Ерунда. Забочусь о себе и о группе. Ребятам нужен стабильный лидер, а то у Славика, – Шура неожиданно тепло улыбнулся, словно вспомнил какой-то забавный факт, – это наш басист, – у него тревожка выкручивается на максимум, если кто-то рядом психует. – Нет, вообще-то это круто, ты молодец, – честно ответил Кир, отмечая новое имя, которое услышал, и двигая чай к себе. Раньше Мальвина никогда не запоминал то, как зовут его музыкантов. – Новые чашки? Шура утвердительно хмыкнул. – Тоже часть терапии. Избавляюсь от старого хлама, – Мальвина сделал глоток из своей кружки, кивая на вход в гостиную. – Там и в спальне пока что заметнее всего. – Приглашаешь посмотреть на твою спальню? – не удержался от шутки Кир. Шура негромко рассмеялся. – Так и знал, что чай – это всего лишь предлог. – Знаешь, сейчас я должен был сказать, что из-за таблеток моё либидо покинуло чат давно и надолго. Но они имеют индивидуальный эффект, поэтому моя спальня в твоём распоряжении в любое время, – Мальвина дёрнул бровью, вставая со стула и перехватывая кружку. – Дай мне похвастаться. Кир поднялся, проходя в гостиную вслед за Шурой и даже не пытаясь скрыть лёгкую улыбку от вида комнаты. На полу появился новый пушистый ковёр, старый диван, который был способен уничтожить спину за одну ночь, исчез, и на его месте стоял аккуратный новый, идеально гармонирующий с тем самым креслом, которое Шура купил весной. С гостиной будто бы сдули слой воспоминаний. Как и с фортепиано, на памяти Кирилла, всегда засыпанного горой вещей. Сейчас музыкальный инструмент тускло поблескивал чёрными боками у стены. Лишь на его крышке покоилась толстая папка с бумагами, которые при ближайшем рассмотрении оказались нотами. – Не знаю, что за таблетки ты принимаешь, – наконец произнёс Кир, невесомо касаясь гладкой крышки фортепиано и поворачиваясь к Шуре, севшему в кресло, – но я рад и за твою гостиную, и за твоё либидо. И особенно за твоё пианино. – Да, все трое счастливчики, – Мальвина вздохнул, прикусывая губу. – Не страдают от последствий моего биполярного расстройства. Кирилл замер, не зная, как реагировать на внезапное откровение, которое совершенно не ожидал услышать. Шура развёл руками, расслабленно откидываясь на спинку кресла. – Как выяснилось, моё настроение зависело не совсем от музыки и концертов. Но я в порядке, – Мальвина проследил взглядом за Макаровым, который опустился на диван, внимательно слушая то, что ему говорят. – У меня хороший врач, нормальная схема по приёму лекарств, и я отлично себя чувствую. Прекрати смотреть на меня таким взглядом, как будто… – Я не… – Кир моргнул, прогоняя неуместную грусть. – Прости. Я рад, что ты справляешься. Это заметно. – Брось, я просто около часа не веду себя как мудила и реально предложил тебе выпить чая, хотя у тебя на лице было написано, как ты перебираешь в уме все варианты, а возвращаешься к одному и тому же, – Шура тепло улыбнулся. А затем качнулся вперёд, упираясь локтями в колени и глядя Кириллу в глаза. – Мне жаль, что тогда всё вышло, как вышло. Я не должен был так реагировать. Киру на мгновение показалось, будто гостиная, в которой они находились, резко прокрутилась вокруг своей оси. Шура не убегал от разговора. И Шура извинялся за своё поведение? Какого?.. – А ты не должен был вываливать на меня это дерьмо со стажировкой сразу после крышесносного секса. Кто вообще так делает? А, нет. Кир выдохнул. Шура перед ним всё ещё оставался тем же Шурой, просто с поправкой на некоторые новые навыки в общении. Вроде непривычной тактичности и умения признавать свои косяки. – Я принимаю твои извинения и, да, всё получилось криво, – невесело хмыкнул Кирилл. – Но я не думаю, что результат был бы другой, если бы я сказал тебе всё сразу. Шура молча кивнул. Он и сам прекрасно знал, что тогда для него мало значения имело что угодно в мире. На носу был концерт, наверное, один из важнейших в его жизни. Приоритетом был он, а не чужие проблемы. – Ты играешь сейчас? – негромко спросил Мальвина. – Только для себя. Не хочу потерять навыки, вдруг пригодится, – Кирилл улыбнулся. – Я начал вести блог, где злюсь на дорогие барабанные палочки. – И лакрицу? – уточнил Шура, улыбаясь широко и радостно, до ямочки на левой щеке. – И на лакрицу, – подтвердил Кир. – А в этом списке нет солистов-засранцев? – Шура встал с кресла, потянувшись всем телом и снова хрустнув пальцами. – Думаю, они только что оттуда исчезли, – пожал плечами Макаров, наблюдая за тем, как Шура идёт к пианино. – А ты? Ты снова начал играть? – Вроде того. Мальвина опустился на банкетку, беззвучно поднимая крышку инструмента. В гостиной повисла уютная тишина, и Кирилл вдруг безумно испугался нарушить её неосторожным движением или вздохом. Он никогда не видел, как Шура играет на пианино, инструменте, который всегда присутствовал в его жизни до Кира и даже в те времена, когда они были вместе. Это была та грань, которую Макарову пересекать не разрешалось. Мальвина предпочитал отшучиваться, уходить от ответа, показывать готовые электронные аранжировки, затыкать Кирилла поцелуями, но не садиться за пианино. Сейчас же он бережно коснулся чёрно-белых клавиш и заиграл. Кирилл не знал эту мелодию. Он сдавал экзамены и зачёты десятки раз, писал музыкальные диктанты и мог отличить классические произведения от каверов на популярные песни. Но то, что играл Шура, было плавным, звонким, с оттенками тоски и тягучей меланхолии. Как будто бы что-то февральское, немного простуженное и яркое одновременно. Мальвина делился чем-то очень личным, скрытым под его цинизмом и прагматичностью, под миллионом шуточек, татуировками и чёрными слоями одежды. Кир даже не понял, когда именно затаил дыхание, не имея возможности оторвать взгляд от синей макушки. Лица Шуры он не видел, но ему и не требовалось, чтобы почувствовать в себе истину, ускользающую слишком долго. У Кира всегда был выбор. И он раз за разом выбирал правильно, даже если казалось, что последствия неподъёмным грузом наваливаются на плечи. Кир выбрал прийти прослушиваться на жутковатую репетиционную базу наглого знакомого сестры. Кир выбрал стать частью группы Шуры, каждая подколка которого выводила из равновесия и выбивала почву из-под ног. Кир выбрал поцеловать Мальвину в той гримёрке, пропахшей дешёвыми духами. Позволил убрать размазанную подводку под глазами мягкими прикосновениями пальцев, дал себе шанс влюбиться в человека, который вытягивал из пустого существования в жизнь, наполненную событиями. Кир раз за разом выбирал Шуру, даже когда казалось, что выбор этот повлечёт за собой катастрофу. Кир выбрал Шуру и никогда не жалел о своём решении. Макаров тихо встал с дивана. Ковёр заглушил его шаги, когда Кирилл приблизился к Шуре, наблюдая, как порхают красивые пальцы над клавишами, извлекая из инструмента мелодию, которую, – теперь Кир был уверен, – Мальвина написал сам. Снова задержав дыхание, Макаров скользнул ладонями по плечам Шуры, который лишь на секунду замер, но не сбился, продолжая играть. Он не отстранился, не произнёс ни слова, лишь отклонился немного, легко облокачиваясь спиной на Кирилла. Прерывать музыку не хотелось, поэтому Кир так и застыл с ладонями на плечах Шуры, бережно доигрывающим свою мелодию. Последние ноты зависли в воздухе, медленно растворяясь в тишине гостиной, и Макаров не сдержался, мягко скользнув пальцами по ключице Мальвины, выделяющейся под чёрной вязкой объемного джемпера. Провёл выше, невесомо касаясь шеи и креста на ней, ласково задел мочку уха, услышав тихий вздох в ответ. А затем осторожно, чтобы не причинить боль, зарылся в синие пряди, распуская ослабленный пучок. Шура издал тихий выдох-стон, наклоняя голову ближе к поглаживающей его ладони, и прикрыл глаза. На его губах появилась слабая улыбка, и Кир отчётливо ощутил, как в груди горячо кольнуло нежностью. – Сыграешь мне ещё? – тихо спросил Кирилл, наклоняясь и касаясь губами виска Шуры, который перехватил его свободную руку, сплетая их пальцы в замок. – Конечно, – еле слышно откликнулся Мальвина, всё ещё не открывая глаза. – Спасибо, – Кирилл улыбнулся, наблюдая, как нехотя тот выпутывается из полуобъятий. – Шур? – Да? Кир положил подбородок на плечо Мальвины, а затем выдохнул, почти касаясь губами маленькой серёжки в его ухе: – Con fuoco. Шура улыбнулся и коснулся чёрно-белых клавиш.

Конец