Лёд и соль

Санья, 2011 год

      Огромный котлован, кропотливо вырытый экскаватором, зиял в земле, словно распахнутая пасть подземного чудовища. Темнота, сгустившаяся над провалом, казалась непроглядной — власти экономили на освещении самого бедного района, прослывшего в народе «городом бомжей и гопников». Санью стерли с карт, однако это не означало, что она перестала существовать.       Канджи Мочизуки в этой дыре смотрелся на редкость органично, невзирая на шелковую рубашку и дорогой автомобиль, за рулем которого он приехал. Экскаватор гудел, тревожа окрестности — сидящий внутри человек был готов действовать по взмаху руки, однако Моччи не спешил — курил и лениво разглядывал лежащих в яме людей.       Восемь связанных — двое из них были в таком состоянии, что с трудом понимали, где находятся; их тела и лица превратились в неузнаваемое нечто — сплошная кровавая рана. Шестеро других на вид оставались целыми, не считая парочки сломанных костей и синяков — вот они-то как раз и осознавали происходящее, с ужасом вертя головами и жалобно мыча, — но все вопли заглушал шум работающей техники.       — Кого мы ждем? — робко спросил помощник Моччи, стоящий чуть в стороне.       Погода испортилась — дул резкий, ледяной ветер, разнося пепел с тлеющей сигареты по всей округе. Люди Канджи порядком замерзли — украдкой прятали пальцы в карманах, переглядывались, ожидая конца казни — подобные зрелища стали рутиной, никого уже не трогали предсмертные мольбы и стенания.       — Его, — спустя минуту ответил Мочизуки, ткнув сигаретой в сторону невысоких панельных домов.       По дороге, ведущей к котловану, плавно передвигалась машина — иссиня-черная, она сливалась с темнотой, — если бы не ярко-горящие светом фары, ее появление осталось бы незамеченным.       Помощник вгляделся в автомобиль, пытаясь вспомнить, кому из «Бонтен» он принадлежит. Пока он перебирал в уме различные варианты, машина остановилась — водитель вышел наружу, приблизился к багажнику, рывком открыл его. Оттуда выбрался человек со связанными впереди руками — недоуменно осмотревшись, он заметил Канджи с его людьми и стремительно бросился к ним, пронзительно вереща:       — Пожалуйста, помогите!       Ноги его подвели — сделав пару шагов, человек упал лицом в грязь прямо перед начищенными до блеска ботинками Мочизуки. Попытался подняться, но — не смог, и тогда захныкал, как ребенок — равнодушная земля проглотила все рыдания.       Вытащив сигарету изо рта, Канджи сухо произнес:       — Ран.       Водитель вступил в узкую полоску света, благодаря чему стало видно улыбку на его лице — помощник, увидев ее, поежился и нервно запахнул плащ поплотнее.       — Моччи, — растекся в пространстве бархатный вкрадчивый голос. — Я немного задержался.       — На час, — недобро уточнил Канджи. Бросил окурок, втоптал его в землю и кивнул на лежащего человека: — Это все? Разве их не должно быть двое?       — Второго я решил не убивать, — Хайтани вытащил из кармана пальто сигареты и прикурил. Неровный огонек зажигалки подсветил лицо, сделав его похожим на бесчувственную маску, отразился бликами в многочисленных массивных кольцах, украшавших пальцы.       Помощник заметил, что они искривлены — будто были сломаны; однако выявить это мог только очень пристальный взгляд — все внимание от изъяна забирали себе украшения.       Человек на земле снова попытался встать — странно оперся на запястья и колени, однако тут же рухнул. Присмотревшись, помощник увидел то, что скрывала темнота — его ладони, как и босые ступни, покрывала кровь.       — Пожалуйста, — прохрипела жертва. — Не надо…       — Рюске, отправь его к остальным, — не поворачивая головы, приказал Канджи.       Помощник спохватился, бросился к лежащему. Ухватив его за шиворот, с трудом поднял кажущееся на вид легким тело — худой и нескладный, человек с перебитыми пальцами упирался и вопил, прося о пощаде.       Комья земли осыпались, неслышно полетели вниз, когда Рюске подвел его к самому краю — а после толкнул в спину, отправляя в последний полет. Со дна раздалось яростное мычание — человек упал прямо на лежащие тела.       — Скажи экскаваторщику, пусть начинает, — велел Моччи и обратился к Хайтани, который молча курил, глядя, как извивается в котловане охранник, сломавший ему пальцы в доме временного содержания: — Так почему один?       — Ясуда сначала отдал приказ первому, но он не согласился. Второй был более сговорчив, — вместе с дымом выдохнул Ран.       — Не вини орудие, вини пользователя, — нахмурился Канджи.       — У него была возможность отказаться.       — Не он, так кто-то другой сломал бы тебе пальцы.       — Не сомневаюсь, — согласился Ран.       — Тогда почему здесь нет Ясуды?       — Слишком легкая смерть для него, — щелчком отправив окурок на дно котлована, Хайтани повернулся, не став досматривать, как из огромного ковша падает земля, погребая под собой еще живых людей.       Рюске пробрала дрожь, но не от холодного ветра. Если это — легкая смерть, то что ждало того, о ком они говорили?       Психопат, — подумал помощник, провожая прямую спину Рана взглядом. — Хорошо, что я под началом Мочизуки.       Такие мысли преследовали не только Рюске — многие в «Бонтен» после возвращения старшего Хайтани обменивались мнениями о том, что Ран — себе на уме, и от него можно ждать чего угодно. Члены верхушки, хоть и внушали трепет, все же оставались обычными людьми: Хаджиме нервно огрызался, если ему приносили дрянной кофе или раздражали вопросами, Мочизуки не любил, когда его отрывали от приема пищи, Какуче был вежлив даже с теми, кто находился в самом низу, Риндо иногда проводил спарринги, терпеливо объясняя ошибки в захватах, а Ран…       Он появился два месяца назад — как призрак. Возник темной тенью в бесконечных светлых коридорах офиса, не замечая работающих с ним под одной крышей людей. Находиться рядом со старшим Хайтани было невыносимо — от него веяло неуютным холодом, как от могильной плиты, будто бы он не человек, а воплощение зла на земле.       Жестокость, с которой он решал проблемы, впечатляла даже бывалых членов банды. Его сравнивали с Санзу — если тот увлекался, то мог искромсать кого-нибудь в клочья — те двое на дне ямы, превратившиеся в комки мяса и боли, были следствием его вспышки гнева. Однако Санзу в такие моменты почти не контролировал себя — его вела жажда крови, чего нельзя было сказать о Ране — он, напротив, взирал на своих жертв с холодной усмешкой, отдавая отчет каждому своему действию.       По пятам за Хайтани ходили двое: Сатоши, который обладал крутым нравом и лез в любую драку — к его характеру давно уже привыкли, снисходительно посмеиваясь за спиной, и Химура — этот был темной лошадкой, потому что пришел в одно время с Раном.       Поговаривали, что старший из братьев оказал ему какую-то услугу в прошлом — поэтому темноволосый молчаливый Исао смотрел на него, как на бога, ловя каждое слово, как умирающий от жажды ловил бы капли дождя, падающие с неба.       — Хватит ворон считать, Рюске, — одернул помощника Канджи. — Проследи тут за всем и потом доложи мне. И скажи остальным, чтоб не болтали лишнего.       Широким шагом Мочизуки, не дождавшись ответа, устремился к своему автомобилю. Водитель, ожидавший внутри, выпрямился, едва Канджи уселся на заднее сиденье — запах терпкого парфюма, витающий в салоне, разбавился горьким сигаретным дымом.       — Езжай в тот ресторан, где я был вчера, — велел Моччи, расслабленно откидываясь назад и утопая в мягкой спинке.       Водитель с готовностью кивнул, покидая территорию, превратившуюся в общую могилу для тех, кто не угодил «Бонтен». Впереди мерцали холодным светом фары — в отличие от Канджи, предпочитавшего как можно меньше напрягаться, Хайтани управлял транспортом лично, хоть и ехал не один — на заднем сиденье, подперев щеку кулаком, смотрел в окно бледный мужчина с темными вьющимися волосами, собранными в низкий хвост.       Причина была проста — Ран, покинувший свою железную клетку два месяца назад, цеплялся за любую возможность почувствовать себя живым — свободным, независящим от кого-либо, пусть даже это и будет личный водитель. Такая привычная для многих вещь, как управление транспортом — возможность повернуть туда, куда он хочет, — будоражила мозг наравне с местью, которой Ран посвятил последнюю неделю.       Первое время после освобождения старший Хайтани занимался тем, что приходил в себя. Риндо не подвел — после того свидания Рана вскоре перевели в частную тюрьму, где условия содержания напоминали какой-нибудь пансион, а не место, где должны мучаться преступники. За деньги можно было получить все — хорошую мебель, средство связи, вкусную еду, алкоголь и даже девочек.       Но одно — самое важное — все же оставалось недоступным. Свобода. Возможность выйти за пределы четырех стен.       Две недели после того, как за его спиной захлопнулись железные массивные ворота, Ран практически не появлялся в квартире, которую приобрел для него Риндо — любое помещение давило на него. Хайтани активно участвовал в делах «Бонтен» — дорвавшись до опьяняющей свободы: абсолютной, потому что он мог делать все, что хотел — Ран в кратчайшие сроки заслужил себе пугающую репутацию и одобрение Санзу.       Весь гнев, тщательно подавляемый им на протяжении четырех лет, он вылил на тех, кого «Бонтен» заклеймил врагом. Риндо, который за это время значительно повзрослел, приобретя сдержанность и хладнокровие, только молча следил за братом, не говоря ничего — но в конце месяца, после кровавой резни на одном из складов, он припер Рана к стенке, велев остановиться.       — Хватит! Что с тобой происходит? — рявкнул Риндо, впервые повышая голос на брата с тех пор, как он вернулся.       — Я выполняю свою работу, — Ран стряхнул его руки, ударив по запястьям. — Что не так?       — Ты топишь себя. Думаешь, я не вижу? Как ты сам себя топишь в чужой боли — все, что угодно, лишь бы не чувствовать свою. Лишь бы не признавать, что ты не в порядке. Но ты не в порядке, Ран.       — Закончил? — старший моргнул, равнодушно всматриваясь в лицо брата.       — Ран, которого я знал, никогда бы не стал бездумно проливать чужую кровь, — прошептал Риндо. — Ты даже не сходил на могилу Эйки.       — Рана, которого ты знал, больше нет, — он смягчился, видя отчаяние в глазах, так похожих на его собственные. — Много времени утекло, Риндо. Четыре года. Они не прошли бесследно.       Последняя фраза вызвала спазм в горле — едва Ран произнес ее, как осознал, что это — чистая правда. Он самонадеянно думал, что тюрьма ломает лишь слабых — но она ломала всех. И его тоже.       Что-то изменилось в нем — атрофировалось. Какая-то важная часть, которую он раньше и не замечал, которая была сродни способности дышать или пить — она казалась настолько привычной и естественной, что сейчас он ощущал старым пустым кораблем без экипажа и с огромной пробоиной в боку.       Месть — вот что держало его на плаву. Крики боли и глаза, которые покидает жизнь, наполняли его пустой разум, заставляли чувствовать хотя бы что-то.       — Сходи к Эйке, — попросил Риндо устало. — Ей было бы приятно.       — У меня много дел, — поставил Ран точку в том разговоре. — Как-нибудь съезжу.       «Как-нибудь» до сих пор не наступило — Хайтани вспомнил об Эйке, потому что проехал мимо ее дома. Риндо не продал квартиру, оставив ее запечатанной — рассчитывал, что они вместе решат, что с ней делать.       — Мы едем в офис? — подал голос Химура с заднего сиденья.       — Да.       Исао взглянул на часы — почти полночь. Так поздно в офисе мог быть только Хаджиме — и его предположение подтвердилось, когда Ран добавил:       — Коко просил о встрече.       — Мне подняться с тобой или ждать? — спросил Химура, едва автомобиль заехал на подземную парковку.       — Ни то, ни другое. Возвращайся домой, завтра будет насыщенный день, — велел Ран, закуривая — в кабинете у Коко курить было нельзя, поскольку его хозяин обладал повышенной чувствительностью к запахам.       Химура кивнул — его бледное лицо выражало полнейшую покорность. Докурив, Хайтани направился на верхние этажи здания — Коко практически жил здесь, и половина двенадцатого этажа принадлежала ему. Работать Хаджиме предпочитал ночью — ранний подъем делал из него сущего монстра, придирающегося к каждой мелочи, поэтому девушка, сидевшая в приемной перед кабинетом Коко, не удивилась, увидев Рана.       — Господин предупреждал о вас, проходите, — у нее был тонкий и нежный голос, не вязавшийся с очками в строгой оправе и неприятным взглядом.       Проигнорировав секретаря, Ран толкнул массивную дверь и на мгновение ослеп — в отличие приемной, залитой ярким искусственным светом, кабинет тонул во тьме. Приглушенно мерцали только бра на стенах, благодаря чему Ран смог разглядеть Коко, задумчиво пялящегося в экран компьютера и беззвучно шевелившего губами.       Хаджиме не поднял головы, продолжая сосредоточенно изучать что-то без сомнения важное — Хайтани прошел к мягким креслам, занимавшим правый угол кабинета вместе с узким невысоким стеллажом и низким столиком. Устало опустился на мягкое сиденье, прикрыл веки, расслабляясь — в воздухе витал ненавязчивый запах хлопка, единственный, который Коко мог переносить.       Спустя минуту Хаджиме выругался, потер переносицу и откинулся на спинку — кресло жалобно скрипнуло.       — В чем дело? — лениво протянул Ран.       — Зачем ты спрашиваешь? — неминуемо огрызнулся Коко.       Он всегда огрызался, когда его что-то раздражало — Хайтани знал, что Коко без острот и яда жить не мог, как и без трех чашек кофе сразу после пробуждения.       — Или хочешь помочь мне с промежуточно-итоговыми графиками?       Вопрос был риторическим — Хаджиме никогда бы не допустил Рана к своим драгоценным таблицам и счетам. Вот парадокс: он любил зарабатывать деньги, потому что умел делать это блестяще — ему нравилось видеть восхищение в глазах окружающих, признающих его гениальность, — но Коко не любил сами деньги и людей, помешанных на них.       — Я хочу, чтобы ты рассказал мне, зачем позвал, — Ран задумчиво посмотрел на бутылку вина в шкафу — идея выпить после расправы над тем охранником казалась заманчивой.       Коко поймал его взгляд и неожиданно предложил:       — Выпьешь со мной?       Получив в ответ кивок, попросил секретаря принести пару бокалов. Дождавшись, пока та разольет вино и уйдет, Ран без всякого интереса спросил:       — И часто ты пьешь?       — Понял, значит, — Коко, оставшийся сидеть за своим столом, мрачно сделал глоток. — Пару раз в неделю, чтобы снять напряжение.       — Это было не так уж и трудно, — Ран издал тихий смешок и пригубил вино, следуя примеру Коко. Правой рукой он указал в сторону шкафа — кольца таинственно блеснули в полумраке. — В мой прошлый визит сюда там было на три бутылки больше. Так зачем позвал?       — На столе. Папка, — отрывисто произнес Хаджиме.       Ран перевел взгляд на белеющую в темноте стопку бумаг. Обычная тонкая папка — взяв ее в руки, Хайтани ощутил неприятный холодок, покалывающий кончики пальцев.       Внутри содержались сведения об одной из компаний, помогающих «Бонтен» транспортировать незаконный груз в различные точки по воде. Ничего необычного — Хайтани пролистнул до конца, найдя имя владельца — Кенма Одзава, которое ему ни о чем не говорило.       — И? — Ран бросил папку на стол.       Коко опустошил бокал, покрутил его, наблюдая, как пара капель, оставшихся на дне, скользят в разные стороны и неохотно ответил:       — Я редко прибегаю к подобным способам решения проблем, но здесь не вижу другого варианта. Одзава отказывается продолжать с нами сотрудничество. Но он нужен нам живым. Он и компания, которой Одзава управляет. Морские пути, порты, точки передачи товара — все это находилось на его плечах последние два года.       — И? — снова повторил Ран.       Коко поставил бокал на стол.       — Нам нужно убедить Одзаву продолжить сотрудничество. Всего пару месяцев, пока я не разберусь со всей этой, — его лицо скривилось, — хренью. Потом господин Одзава может спокойно умереть, но до тех пор… До тех пор необходимо, чтобы он продолжал делать то, что делал.       — Я все еще в упор не понимаю, зачем ты говоришь это мне, — Хайтани небрежно закинул ногу на ногу, — пара дней в обществе Санзу — и Одзава будет согласен работать на любых условиях.       — Или сделает вид, что согласен, — Коко прищурился. — Вот если у нас будет другой рычаг воздействия на него, то…       — Ближе к делу, — поторопил его Хайтани.       — Кенма очень любит свою супругу, — наконец озвучил Хаджиме то, зачем позвал Рана. — Он не замечен в компрометирующих связях, и все свободное время проводит дома, за исключением приемов, на которых, опять же, появляется вместе с ней. В честь его жены названы самые крупные корабли.       — Ты хочешь воздействовать на Одзаву при помощи его супруги? Как скучно. И что требуется от меня? Выкрасть женушку из-под охраны?       — На самом деле, — Коко откашлялся, — ее уже выкрали и привезли из Кобе в Кофу.       — В Кофу? — брови Рана поднялись, выражая изумление. — Это тот, что возле Аокигахары? Почему туда?       — Отдаленное от Токио место, надежно скрытый в лесу дом, о котором никто не знает, — вздохнул Коко. — Я подозреваю, что Одзава обзавелся друзьями среди нас.       — Тогда Санзу тем более должен знать.       — Он знает. Как и Какуче. Они решают данную проблему, а ты, — Хаджиме снова потер переносицу, — нужен в Кофу, чтобы приглядеть за пленницей.       — Я должен буду нянчиться с избалованной женушкой, пока Санзу и Какуче занимаются самым веселым?       — Это важная пленница. За ней должен присматривать кто-то, кому мы доверяем, но Санзу нужен здесь, а Какуче, — Хаджиме поджал губы так, что они превратились в тонкую полоску, — никогда не нравилось издеваться над женщинами.       — Ты хотел сказать, — с издевкой поправил его Ран, — что вам нужен монстр, который заставит эту несчастную, не видевшую в жизни ничего, кроме украшений и денег, женщину умолять своего мужа работать на «Бонтен»? Но я польщен оказанным мне доверием.       А еще этот монстр не посмеет предать, потому что у него в Токио останется брат, — подумал Ран, сжав зубы. — Хорошо придумано.       Хаджиме, тяжело вздохнув, подтвердил его догадку:       — Дело не в доверии. И не в том, что тебя считают монстром. Сам знаешь, Санзу не доверяет никому, даже членам верхушки — он параноик, каких свет не видывал, но это не единожды помогало нам. Пока Риндо здесь, а ты — там, мы можем быть уверены, что ты не отпустишь госпожу Одзаву.       Это было... Невовремя. Не тогда, когда Ран детально распланировал свою месть, отдающую сладким вкусом крови.       — Найдите другую кандидатуру.       Взгляд Коко сделался острым, как кончик иглы.       — Например, твоего брата? Разве он не занят сейчас личной жизнью? Или ты предлагаешь освободить его от этих тягот?       Лицо Хайтани окаменело. Пальцы сжались чуть сильнее, грозя раздавить тонкое стекло — намек на Айри был понятен.       Никаких связей между членами "Бонтен" — Риндо нарушил правило.       — Ладно, — процедил Ран. — Стало быть, отказаться я все равно не смогу.       — Верно, — Хаджиме налил себе еще вина, — и не бери с собой много людей. Двух вполне будет достаточно, не больше. Выдвигайся завтра.       — Послезавтра, — отреагировал Ран. — Мне нужно закончить кое-какие дела.       — Хорошо, — кивнул Хаджиме. — Послезавтра.       — Когда ее похитили? — спросил Ран, уже достигнув двери. — Сколько дней она у вас?       — Нисколько. Ее схватили сегодня, — Коко взглянул на часы и машинально исправился, — точнее, вчера. Судя по предоставленному отчету, она здорово сопротивлялась, так что будь готов.       — Буду предельно осторожен, может, даже возьму с собой бронежилет, — пропел Хайтани. — Чтобы защититься от связанной и безоружной девушки. Как ее зовут? В папке имя не указано.       — Аджисай, Аджисай Одзава, — равнодушно ответил Хаджиме, поднося бокал к губам. — В девичестве — Кагава.