Лёд и соль

      Никчемность, — вот что чувствовал Сатоши, стоя перед своими братьями. Колени были ободраны, по лицу стекала кровь, смешиваясь со слезами — не выдержав, он позорно шмыгнул носом. Старший тут же отреагировал, больно пихнув его в плечо:       — Чего ты разнылся, как девчонка? Позоришь нас. Скоро все будут говорить, что у Судзуки брат — тряпка.       Средний, Ютака, поддержал Акайо, обидно передразнив:       — У-у-у, сколько соплей из-за простой драки! Приемный ты, что ли?       Сатоши уставился в пол, на мыски замызганных грязью ботинок, ничего не видя перед собой из-за слез. Чувство стыда жгло изнутри, глаза щипало, а колени болели — самый младший, Сатоши родился болезненным, оттого мать смотрела за ним пристальнее. Наверное, это и послужило причиной плохих отношений с Ютакой и Акайо — они смеялись над его слабостью и тем, что он вечно крутился возле маминой юбки.       — К матери хочешь? Ну, беги-беги, скорее, пусть она тебе слюни подотрет, — противно захохотал Ютака.       Щеки Сатоши вспыхнули пожаром — ему и правда хотелось убежать к маме, подставить голову под мягкую ладонь, пахнущую стиральным порошком — она работала в прачечной. Мама не стала бы смеяться над ним — напротив, она бы похвалила его за то, что он проявил смелость, обработала бы ссадины и легонько подула, сдувая всю боль.       — Позорище, — Акайо толкнул его. — Исчезни с наших глаз и не смей никому говорить, что мы родственники.       Сатоши, упав на пол, заревел в голос, не слыша дальнейших издевательств. В голове крутилось только одно — он вырастет и не позволит больше никому себя обижать, никому. Ему просто надо стать сильнее — и тогда Акайо с Ютакой заткнут свои грязные рты.       Спустя время так и вышло — Акайо замолчал навсегда, найдя себе пристанище в могиле, Ютака, будто в насмешку, перебивался редкими заказами и не брезговал кражами кошельков на рынках. Один он, Сатоши, которого дразнили слабым и немощным — смог вступить в ряды «Бонтен», за короткий срок преодолев путь от шестерки до помощника одного из братьев Хайтани.       Но сейчас, стоя перед Раном и выслушивая указания, Сатоши вновь чувствовал собственную никчемность. Каждый раз, когда Хайтани выказывал свое недовольство, Сатоши переносился в детство и ощущал фантомную боль в разбитых до крови коленках.       — Я все понял, — буркнул он, избегая смотреть Рану в лицо. — Она никуда не денется.       — Надеюсь, иначе придется попрощаться с тобой, — холодно бросил Хайтани.       И под словом «попрощаться» он имел в виду пулю в висок и место под какой-нибудь высоткой — многие из неугодных «Бонтен» отправлялись на дно котлована, а на их костях строили новые здания; Сатоши уже ощущал, как к нему тянет худые холодные руки Смерть.       Хлопнули дверцы автомобиля — проводив удаляющуюся машину, в которой сидели Ран и Исао, долгим взглядом, Сатоши вернулся в дом. Привычно огрызнулся на Киоши — ему нравилось вымещать на нем злобу, потому что парнишка ни слова не говорил в ответ: только глупо кивал и извинялся — отличная груша для битья.       Прямо как и Сатоши когда-то.       До обеда время текло медленно; на втором этаже было тихо — но Сатоши, на каком-то животном уровне чувствуя угрозу, решил проверить, как там пленница. Отправил Киоши — сам не пошел, потому что рыжая сучка одним своим видом поднимала в нем волну гнева.       И еще смотрела так... Высокомерно. Прямо как одноклассница, в которую Сатоши был влюблен когда-то. Она с ним пойти на свидание отказалась — аргументировала тем, что у нее много учебы, но Сатоши потом увидел ее, идущую под ручку с парнем из старших классов — у того была модная одежда, белоснежная улыбка и богатые родители, — все они одинаковые, мрази. Стоит только поманить толстым кошельком — тут же прибегут. Это поначалу каждая из них нос задирает, но в глубине души мечтает оказаться на коленях — всем женщинам там место. Это их роль, уготованная природой, — Сатоши открыл банку пива, хлебнул холодную жидкость и качнул головой в знак подтверждения своих мыслей.       Да, все женщины созданы, чтобы ублажать мужчин. Рыжая сука наверху — не исключение.       Он искренне не понимал, чего лидер медлит — будь Сатоши на его месте, давно бы показал, как надо учить строптивых. Пара затрещин, волосы на кулак — и член в рот, чтобы не болтала.       Он сделал еще один глоток, представляя: после задания зайдет в один из борделей Токио и как следует оторвется. Возьмет себе рыжую шлюху с зелеными глазами, чтобы спустить пар — картинка перед глазами стала такой сочной и яркой, что в паху потяжелело. Глотнув еще пива, Сатоши развалился на диване, лениво думая, а не подрочить ли ему, когда Киоши вернется — в гостиной должен кто-то остаться на всякий случай. Минуты текли, на экране телевизора диктор монотонно бубнил новости, а Киоши все не возвращался.       Банка незаметно опустела — поднявшись, Сатоши выбросил ее в мусорное ведро, достал из холодильника упаковку снеков и кухонные ножницы из верхнего ящика. Смех — женский, негромкий, — застал его врасплох. Сатоши оглядел тяжелым взглядом лестницу; ступени заскрипели под его ногами, когда, вконец разозленный, он поднялся на второй этаж с намерением преподать зарвавшемуся мальчишке урок, по-прежнему сжимая ножницы в руке.       Женский смех повторился, когда он еще даже не подошел к двери — мелодичный, приятный звук, живо напомнивший ему заливистый хохот одноклассницы: пленница смеялась, а на фоне раздавался голос Киоши.       Маленький ублюдок, — руки сами сжались в кулаки, — и сучка спелись.       Дверь распахнулась, заставив Аджисай и Киоши испуганно вздрогнуть. Стоящий на пороге Сатоши обвел комнату пристальным взглядом, ища, к чему бы придраться: но обстановка была до смешного безобидной — Одзава за столом, Киоши — возле входа, терпеливо дожидающийся, когда она доест.       — Почему так долго? — взгляд Сатоши остановился на побледневшем подчиненном. — Сказано было — проверить. И почему ты отнес ей еду без моего разрешения?       — Так обед, — растерялся Киоши. — А долго — ждал, когда закончит. Велели же в комнате посуду не оставлять...       — Заткнись, — огрызнулся Сатоши. — Думал, я не слышу, как вы тут хихикаете, точно парочка влюбленных школьников? Пошел вниз.       Киоши обошел его, бочком продвигаясь к двери — услышав хлопок за своей спиной, Сатоши наконец уставился на пленницу, неприятно удивившись тому, как она встретила его взгляд — отложила вилку в сторону и посмотрела прямо, без страха.       — Наслаждаешься жизнью? — спросил он. — Вижу, щеки раскраснелись, смеешься. Будто и не пленница вовсе.       — Тебе-то какое дело? — бесстрашно ответила Аджисай. — Завидуешь? Не нравится собачья конура?       — Захлопни свою пасть, сука, — прорычал Сатоши. — С кем-то ты вежливая, а от кого-то нос воротишь. Что, решила охмурить парня, чтобы выбраться?       Вина на ее красивом лице промелькнула так отчетливо, что Сатоши довольно хохотнул.       — Так я и думал. Все вы одинаковые.       — Счастье, что не все мужчины такие, как ты, а то пришлось бы отказаться от размножения.       — И смелая какая стала, — хмыкнул Сатоши. — Может, твой рот делом занять? Или чем-то другим?       Аджисай уставилась на него немигающим взглядом, в котором читалось презрение и скука.       — Если ты про свой член, — она скользнула глазами к его штанам, — то рискни. И потом...       Одзава закинула ногу на ногу и улыбнулась.       — Разве Ран даст тебе косточку за то, что ты навредишь мне? По-моему, как раз наоборот — ты получишь палкой по хребту.       — Что, уже успела лидера порадовать? Думаешь, он у тебя в кармане? Опомнись, идиотка. Как только твой муж подпишет нужные бумаги, вся твоя неприкосновенность...       Сатоши щелкнул пальцами.       — ... исчезнет.              — Тронешь меня — и до этого момента не доживешь, — равнодушно пожала плечами Аджисай.       — Ты так уверена?       Гадко улыбаясь, Сатоши шагнул вперед, отмечая, как изменился ее взгляд с надменного на настороженный.       Она бесила его на клеточном уровне: выводила из себя недосягаемостью, чересчур знакомой ухмылкой и тем, что из-за нее он несколько раз подвел Хайтани. Ножницы в руке опасно хрустнули — с недоумением посмотрев на них, Сатоши осознал, что забыл оставить их в кухне.       И решение рыжеволосой проблемы появилось в его голове мгновенно.       — Не подходи ко мне, — потребовала Одзава, но уверенности в голосе поубавилось. — Я все расскажу Рану.       — Рану? — Сатоши глумливо засмеялся. — Рану, значит. Конечно, ты побежишь жаловаться, потому что сама по себе ни на что не способна, как и любая из вас. Но не волнуйся, я не собираюсь причинять тебе вреда. Лидер и впрямь приказал не дотрагиваться до тебя, видать, хочет трахать целую шлюху.       Он сделал еще один шаг, крепче сжимая ножницы. Аджисай вскочила со стула, пятясь к окну, еще пока не понимая, что он хочет сделать.       — Но волосы — это ведь не физическое увечье, так? — с ноткой безумия спросил Сатоши. — Зато спеси поубавится. Я слышал, у некоторых народов женщинам отрезают волосы в знак позора.       — Только тронь меня, — угрожающе прошипела Аджисай.       Ее сердце бешено заколотилось от страха. Она осознавала, что на свете есть вещи пострашнее остриженных локонов — но свои волосы она любила: длинные и кудрявые, они достались ей от матери. Ладонь невольно взметнулась к виску, заправляя пряди за ухо — будто это могло помочь защитить их от острых ножниц.       — Не сопротивляйся, не то пораню, — Сатоши схватил ее за руку — ту, на которой была повязка, — и сжал, заставив Аджи содрогнуться от боли.       Скривившись, она пнула его в колено, одновременно пытаясь прорваться к выходу — дверь должна быть незаперта; ей почти удалось проскочить, потому что от удара Сатоши на мгновение отпустил ее предплечье, но в момент, когда она уже шагнула к двери, он схватил ее за волосы.       И дернул с такой силой, что Аджисай невольно зажмурилась от боли.       — Сказал же, не дергайся, — запыхтел он, пытаясь поставить ее на колени.       — Отвали от меня, — она забарахталась, вцепившись в его руку.       Но справиться с высоким, рослым мужчиной, имевшим колоссальный опыт в драках, Аджисай не могла. Спустя несколько унизительных секунд бесплодной борьбы Сатоши удалось повалить ее на пол, навалившись всем телом сверху — как он в такой позе собирался отстригать волосы, она не понимала, зато чувствовала, как его рука скользнула по ее бедру.       От отвращения и паники она закричала во весь голос:       — Киоши!       — Он не придет, — зловонное дыхание с запахом алкоголя коснулось ее лица. — Никто тебе не поможет. Сейчас я научу тебя, как нужно себя вести женщине.       Он сгреб часть ее волос в кулак, отчего Аджисай снова завизжала — холодный металл ножниц коснулся шеи.       — Станешь покорной, лидер мне еще «спасибо» скажет, — приговаривал Сатоши, примериваясь, чтобы отрезать покороче, — будешь молча раздвигать ноги, как и должна...       Все это было настолько отвратительным и так разительно отличалось от Рана, что Аджисай сжалась, мечтая уменьшиться до размеров булавочной головки — лишь бы не чувствовать на себя тяжесть чужого тела и смрадное дыхание, не слышать этот мерзкий, присвистывающий шепот над ухом, — и не заметила, как слова сменились странным бульканьем.       А потом что-то липкое потекло по лицу и груди. Через мгновение Сатоши обмяк и рухнул на нее, придавив к полу. От ужаса Аджисай снова задергалась, лихорадочно заработала руками и ногами, как черепаха, пытаясь выбраться из-под неподъемного тела — страх придал сил, и, освободившись, она в смятении уставилась на Сатоши.       Из его шеи торчала рукоять ножа. Моргнув, Аджисай перевела взгляд правее, уловив какое-то движение.       — Ты в порядке? — над ней навис встревоженный Киоши, протягивающий к ней руки. — Вставай, аккуратнее. Он тебе ничего не сделал? Не тронул?       — Нет, — еле шевельнула губами Одзава. От шока она едва могла мыслить внятно.       — Точно? — беспокойство на юном лице Киоши было столь искренним, что она, не раздумывая ни капли, ухватилась за предложенную ладонь и поднялась на ноги, коротко мотнув головой.       Теплые руки привлекли ее к себе, поглаживая короткими движениями по спине — не выдержав, Аджисай разрыдалась от облегчения.       — Он больше тебя не тронет, — обещал Киоши, ощупывая ее плечи. — Не сможет. Все позади. Ты абсолютно цела, хорошо, что он не успел. Ты должна оставаться целой...       Что-то в его голосе насторожило Аджисай, но она, ослепленная рыданиями, только судорожно закивала.       Все ведь и вправду хорошо, — Одзава сделала несколько рваных вдохов, уверенная, что почти освободилась. Ее мысли уже направились к долгожданной свободе: они с Киоши сбегут, она поможет ему... Он всегда был к ней так добр, так заботлив; радужный настрой немного разбавляла смерть Сатоши — но Аджи тут же попыталась оправдать чудовищный поступок: возможно, у него не было выбора — он увидел ножницы, услышал ее отчаянный крик...       — Теперь-то нам никто не помешает, — тем временем лепетал что-то несвязное Киоши.       Одзава попыталась улыбнуться дрожащими губами, но вышло что-то похожее на оскал.       — Да, нам надо бежать, Киоши. Когда Ран узнает, что ты сделал...       Против воли ее взгляд устремился к лежащему на полу телу. Нож вонзился так глубоко, что была видна только рукоять — с какой силой нужно было воткнуть оружие, чтобы проткнуть горло насквозь? Аджисай отогнала эти мысли.       Киоши спас ее, и точка.       — Бежать? Непременно. Но сначала нужно дождаться Хайтани.       — Что? — переспросила Одзава.       Ей показалось?       Киоши радостно улыбнулся.       — Дождаться Хайтани. Такой шанс нельзя упускать.       — Какой... Шанс?       — Поквитаться с ним, разумеется, — ответил Киоши так, словно с самого начала это и планировал.       Отступивший ужас вновь сковал Аджи в своих объятиях. Теплые руки Киоши внезапно стали отвратительными — мерзкими, влажными; точно щупальца осминога, они крепко обхватили ее, не давая дышать.       — Ты не справишься с Раном, — выдавила она. — Он тебя убьет.       — У меня есть ты, — напомнил Киоши все с той же странной, пугающей улыбкой. Он погладил ее по плечу. — Благодаря тебе я заставлю Хайтани ответить за то, что он сделал. А потом, Аджисай Кагава, мы сбежим. Вместе.       Собственный язык отказывался ей повиноваться, и вместо убедительных аргументов получилось только жалкое:       — Ты не понимаешь, о чем говоришь. Ран, он... Чудовище. Тебе с ним не совладать. С Сатоши просто повезло, разве ты сам не видишь?       — Я же сказал, — Киоши любовно убрал прядь ее волос, — у меня есть ты.       — При чем тут я? — голос Аджи упал до шепота. — Чего ты хочешь? За что мстишь Рану? За меня? Не надо, Киоши, поверь мне...       — Он плохо обращался с тобой, это правда, но свою смерть он заслужил еще раньше — когда убил моего отца.       — Он убил твоего отца? — с ужасом уточнила Одзава. — Мне так жаль, Киоши...       Она поперхнулась словами, не договорив, когда Киоши перебил ее:       — Ты его тоже знала, даже присутствовала во время казни. Хайтани сжег моего отца заживо вместе со своим братом.       В глазах Аджисай — шок вперемешку с болью, которую причинило его откровение. Ей показалось, будто кто-то безжалостно дал ей в солнечное сплетение и протащил по асфальту лицом вниз.       — Да, — кивнул Киоши. — Ты все правильно поняла. Моя фамилия по отцу — Кодзима.