в тени персиковых деревьев

Шестиухий вздыхает тяжело, громко, чтобы оппонент всенепременно услышал, но остаётся проигнорированным. Рыжий примат в стороне лишь весело запрыгивает на бордюр и, расставляя руки в стороны, удерживает равновесие, чтобы не сбиться с прямой, тонюсенькой линии. Холодный зимний воздух врезается в лёгкие, заставляя Макака завернуться посильнее в собственный шарф и поднять голову к чёрному-чёрному небу, в высоте которого не видится даже единственной белой точки. Он не привык к такому ещё. Наверное, никогда и не привыкнет – сколько бы лет ни прошло после его оживления, он никак не мог прижиться в современном, полном света мире, таком странно-фальшивом, но бесконечно счастливом. В современном мире, принявшем Укуна в свои объятия легко и крепко. Макак переводит взгляд к Царю, весело шатающему на бордюрчике, что-то напевающему себе под нос. Сегодня был какой-то очередной праздник – макака не слушала особо. То ли годовщина отношений МК, Мэй и Красного сына, то ли выпускной Бай Хэ, то ли обмывали новую монстрину, которую Сэнди собрал. Макаку не было интересно от слова совсем, он просто пользовался чужим гостеприимством: новые пилигримы были на редкость придирчивы к тому, что пили, а потому по празднику у них на столе стоял только лучший алкоголь, да и свин был всегда в готовке, а значит стол был шикарный. От такого вообще грех отказываться! И да, может быть он привязался к ним. Только в самую малюсенькую малость. Укун чутка оступается, почти падает, но выравнивается и смеётся. Совсем как ребёнок. Ему несколько тысяч лет, а он себя так ведёт? Макак фырчит, и ему тошно с того, как непроизвольно губы сами искривляются в улыбке. - Я слышал! – недовольно отзывается расслабленный Царь, не оборачиваясь, и Макак вздыхает. - В следующий раз навернись и разбей себе головешку, - отвечает Макак без едкости. Это что-то вроде традиции уже, это то, как они есть. И это то, как они обожают быть, в каких бы отношениях не состояли. Колкости и резкости теперь были их частью, и это было нормально. Без них Макак уже отказывался жить, и он знал, что Укун разделяет подобные мысли. Царь едва слышно хмычет и продолжает держать путь. Скорее всего он не знает, куда ведёт Макака, и примату не то чтобы есть дело. Пару лет назад он бы возмущался, пытаясь забраться рыжему под шерсть, залезть прямо под кожу, цепляясь клещом. Но сейчас? Уже было неважно. Может быть он предал себя, того себя, только вернувшегося к жизни и полного ненависти, может быть он предал даже того себя, наивного и глупого, что жил бок о бок с Царём и верил тому безропотно. Но ему плевать. Он изменился, Укун изменился. И с этим ничего не поделать. Это надо принять – и прошлый Макак просто этого не мог. Прошлый Макак не мог отпустить образ Укуна из своей головы, отказываясь видеть в окольцованном пилигриме своего товарища, отказываясь признавать в ученике монаха того, кем дорожил. Конечно, смерти он за это не заслуживал, это уж точно, но сейчас-то Макак понимал, что и сам он был тем ещё ублюдком в отношении Укуна. Нынешний Макак смог понять это и принести извинения. И нынешний Укун тоже принёс извинения – искренние и сорванные, но извинения. Они сделали то, что прошлые обезьяны никогда бы не смогли. Уже это достаточная причина игнорировать любые мысли о том, что он предал или подвёл себя как-либо. Укун резко останавливается. Макак замирает рядом, вскидывая бровью. - Я хочу домой, - Мудрец бросает неожиданно, никаких предпосылок к этой мысли не было вообще, ему вроде бы было достаточно весело гулять по городу, откуда это?.. – Макак, я хочу домой. Тень вздрагивает, выдох застревает в глотке. - Как пожелаете. Чёрный портал пожирает две фигуры в тишине ночи и выплёвывает их уже в знакомой, бурлящей жизнью местности. Макак вздыхает полной грудью, приземляясь на ноги ровно. Дом. Его милый дом, его Хуагошань. Он живёт здесь уже пару лет с тех пор, как наладил отношения с Укуном, и всё равно, каждый раз возвращаясь сюда, он чувствует, как сердце щемит. Дом. Это его дом. И он здесь. Он принадлежит ему. Все здесь ему рады. Он дома. Укун плюхается на траву рядом менее грациозно – заплывший алкоголем мозг ему не то чтобы помогает ориентироваться. Макак усмехается, протягивая руку Царю. Тот, немного обождав, хватает примата и поднимается на ноги, отряхиваясь. Лицо рыжего сияет неподдельным восторгом, счастье сочится из каждого жеста. Он широко раскидывает свои руки и обвивает их вокруг макаки. - Вау, ты пьян сильнее, чем я думал, - Макак говорит, и ему абсолютно привычен этот дисплей. Укун всегда проявлял внимание, когда был пьян. Особенно когда напивался вдрызг – в таком случае от его привязанности не сбежишь, даже если попытаешься: он-то найдёт, попробуй от Великого Мудреца сбежать. Ну и в силу их отношений, Макак чаще всего был реципиентом подобного отношения. Конечно, он всегда возмущался. Но для галочки – ему давно перестало быть это противно, но не признаваться же об этом вслух? У него есть репутация, которую он поддерживает! И эта репутация обязывает его зачинать ссоры с Царём Обезьян. (Он знает, что абсолютно всем известно об их отношениях. Собирается он что-то менять? Ни в коем случае. Смотреть, как МК нервно переглядывается с Красным сыном, не зная, как реагировать на очередную ссору между приматами, весело до жути.) - Люэр, - выдыхает Царь в его одежды, морда всё ещё похоронена в ткани. Если бы Макак не был Шестиухим, не услышал бы. – Пойдём смотреть на звёзды. Укун не ждёт ответа и, резко отшатываясь, хватает Макака под руку, ведя в одном из многочисленных направлений – на острове бесконечное множество мест, откуда восхитительно видно небо. - Как всегда думаешь только о себе, - Макак вздыхает, но позволяет себя вести без проблем. Он может остановиться и прекратить это всё, может вырвать свою руку и вернуться в их общий дом. Но он идёт, потому что хочет. Просто вслух об этом говорить до сих пор не может. - Ты смотрел, - просто отвечает Укун, из голоса не пропало и капельки задора. – В городе. На небо. В городе звёзд не видно из-за того, как светло вокруг. Неожиданно Макак забывает, как дышать. - Ты ж ко мне не оборачивался, как ты?.. - Ты любишь звёзды, всегда любил! – Укун смеётся, прыгая по камням и крепче сжимая ладонь Люэра в своей. И больше ничего не говорит, будто эта фраза действительно отвечает на вопрос, а Шестиухий замолкает, не зная, что говорить дальше. Только выдыхает, тяжело и грузно. То есть Царь захотел спонтанно вернуться на гору потому, что решил, что Макаку хочется посмотреть на звёзды? Вот всегда Укун так. Что же этот придурок делает с ним? Макак пристально смотрит на рыжую макушку впереди и сдаётся воле сумасбродного примата. Как делал всегда – как будет делать всегда, через года, сотни лет, тысячелетия. По-другому он просто не умеет. И не будет учиться. Холм встречает приятным ветерком – совсем отличным от того холодного, морозного, что был в городе. Синева возвышается над ними, осыпая драгоценностями, и Укун наконец-то оборачивается. Лицо его сияет гордостью, довольная улыбка тянется от уха к уху, и он очевидно ждёт благодарности или похвалы – чего-нибудь, что почешет его и так огромное эго. Макак усмехается. - Видал и получше. - Как ты смеешь! – оскорблённый Царь сразу переменяется в лице, вырывая свою ладонь и хмурясь. – Нет в тебе чувства прекрасного! - Ну да, с тобой же встречаюсь. Вкуса нет и подавно. Укун пару раз моргает, после чего задыхается возмущением, резко пытаясь пнуть мага теней, но тот быстро реагирует, уворачивается от атаки и в голос смеётся с реакции. - Ночуешь на улице сегодня, – фырчит Укун, плюхаясь на землю и отворачиваясь. - Не-а, ты же знаешь, как для моей шерсти плохо подобное. - Побрейся налысо. - Только после тебя. - Договоришься - и я выпру тебя с Горы! - Только через всеобщее голосование, и ты знаешь, что коротышки меня обожают. - Я ненавижу тебя. - Врёшь. - Вру. Укун смеётся и, позволяя Макаку сесть рядом, резко облокачивается на него, больно ударяя головой в подбородок. Шестиухий себе под нос недовольно мычит какое-то оскорбление, сам не знает какое, но в остальном не имеет проблем с Царём, расположившимся в его личном пространстве. - Как долго? – Укун спрашивает неожиданно, и вопрос криптичен донельзя. Что он имеет в виду? Зачем он это спрашивает? И что именно он спрашивает? Макак не знает. Он знает только ответ. - Столько, сколько мы того хотим. И этого достаточно. Укун расплывается в пьяноватой улыбке, чуть ласкаясь к Макаку, и начинает говорить о чём-то, совсем отвлечённом, глупом и неважном. А какой-то фирме, которая подала на него в суд за что-то? Макак слушает краем уха, иногда вставляя бессмысленные словечки, делая вид, что он часть диалога. Ожидал ли он, что прогулка по городу обернётся посиделками под звёздами на Горе? Нет, конечно. - Но ты всегда полон сюрпризов, верно? – говорит себе под нос Макак, одной рукой сгребая Укуна в охапку, и Царь недоумённо пищит от удивления. После он улыбается, взрываясь радостью. - Всенепременно, Люэр! Я ведь Великий Мудрец, Равный Небу. Нет ничего, что было бы мне не подвластно… Рыжий переходит на восхваления самого себя, и Макак закрывает глаза, нежась в теплоте тела Царя. Ночь юна, и у них всё ещё впереди.