Когда луна будет высоко в небе, я увижу тебя вновь

Сынмин резко открыл глаза, но яркий свет ослепил подростка. Он лежал на поле из ромашек, небо было небесно-голубым, а солнце светило так сильно, что, казалось, вот-вот спалит тут все под чистую. На парне была его синяя пижама, ледяные ноги щекотала зеленая трава, покрытая утренней росой. На одном из малюсеньких кустиков сидела божья коровка, которую юноша хотел усадить себе на палец, но та, к сожалению, улетела прочь. Поднявшись на ноги, Ким увидел небольшую березовую рощу неподалеку, которая также была усыпана цветами. Парень решил отправиться в лесок, надеясь найти хотя бы кого-то, потому что поле казалось бесконечным, да и в теньке спрятаться можно. Сынмо разглядывал кору, касаясь её нежными подушечками избитых рук. Вдруг в голову что-то прилетело, бегло пробежавшись глазами, парень ничего не заметил и побрёл дальше. Опять лёгкий удар, но уже по спине. Шатен резко обернулся и поднял взгляд вверх. На толстой ветке сидел мальчишка с розовыми волосами, в белой рубашке с коротким рукавом и шортами того же цвета. Босой. На его ногах лежал небольшой мешочек с камнями, которые попадали, может не чётко, но в цель. На вид ему было лет пятнадцать, не больше. Белоснежная кожа на коленях и локтях была жестоко исцарапана и из маленьких ранок выступали красные точки. Он выглядел, как ангел в облике непослушного подростка, невинность и ребячество так и искрились в его взгляде. Лёгкий румянец на щеках и попытка сделать устрашающий вид заставили Сынмина улыбнуться. — Чего смеёшься? — вдруг воскликнул ангелок, будучи готовым кинуть очередной камешек, только уже в лицо страннику. — Тихо-тихо, — Ким поднял руки в качестве капитуляции и стал делать медленные шаги назад, — я не желаю тебе зла, я…я просто потерялся… Вдруг мальчик резво спустился с убежища, оставив там свое оружие. Розовые волосы были растрепаны настолько, что в них можно было увидеть цветы и листочки, живущие там, наверное, с очень давних времен. Незнакомец протянул руку, ладонь которой была покрыта ссадинами, но, кажется, его это не особо беспокоило. Единственное, что выделялось на фоне этого белоснежно-красного вида — тёмные, словно ночь, глаза. Солнце яростно пыталось отразиться в них, но они смело отвоевывали свою черноту. — Йенни, меня зовут Йенни, — он улыбнулся и на его румяных щеках появились глубокие ямочки, а узкие лисьи глаза закрылись в улыбке, — Я с кем говорю? Эй! — наклонив голову вправо и махая руками перед лицом собеседника, говорил ангел. Сынмин словно упал замертво. Голова неистово заболела, а в ушах стоял звон с такой силой, что способна разорвать его на куски. Юноша резко подскочил на кровати и приложил руку к вспотевшему лбу. Спустя некоторое время он все же пришёл в себя, восстановив дыхание, как ему говорила психотерапевт. В глаза непривычно ударила темнота. Единственное окно, которое находилось напротив кровати, было закрыто чёрными шторами. Рабочий стол усыпан кружками из-под кофе и парой учебников. Старый ноутбук лежал на полу около постели; Сынмин вчера слишком поздно закончил делать доклад по физике. Подросток откинул одеяло в сторону и подошёл к шкафу, чтобы выбрать одежду на сегодня. Взгляд пал на белую рубашку, чёрную толстовку и классические брюки того же цвета. Удостоверившись в том, что вещи поглажены и чисты, он пошёл в ванну. Солнце ещё не встало, поэтому в коридоре стояла удручающая тьма и Сынмо показалось, что оттуда на него кто-то глазеет. Надо выпить таблетки. Свет в уборной включился и юноша достал зубную щётку, после чего намазал её мятной пастой, от которой сжимало челюсти. После чистки следовал ежедневный уход: сыворотка и крем, чтобы в холодное время года кожа не засохла на совсем. Когда Ким наклонился, чтобы умыть лицо, на полке, где лежали шампуни и всякие другие штуки для тела, показалась маленькая ромашка, что тут же исчезла после того, как холодная вода попала на глаза. Не придав должного внимания к очередной галлюцинации, школьник пошел на кухню. Комнату освещало утреннее солнце, которое только будило свои лучи. Запах кофе и сигарет настолько въелся в стены, что даже постоянное проветривание не помогало. Сынмин ненавидел каждое утро заходить сюда и повторять одни и те же действия: взять любимую кружку с щеночком, насыпать две ложки сухого кофе и одну ложку сахара, после поставить чайник и ждать проклятые пять минут, пока тот будет в состоянии дать ему горячей воды. И вот, спустя мучительно долгую рутину, шатен сидит за столом, делая небольшие глотки свежего напитка и поедая бутерброд с маслом, хлеб которого засох так сильно, что вот-вот мог сломать зубы. После скудного приёма пищи ещё одна чистка. Из-за брекетов Киму приходилось чистить зубы почти пять раз в сутки, его это очень сильно раздражало. Юноша вернулся в спальню, оделся и собрал старенький портфель с нашивкой в виде щенка, сделанная старшим братом. Каждый раз смотря на это неудавшееся произведение Сынмин улыбался, хоть устало и слабо, но улыбался. Воспоминания о братишке заставляли жить. Мать все ещё спала после ночной смены, поэтому парень аккуратно надел куртку и ботинки, накинув на голову шарф и отправился в школу. На улице спокойно шёл снег, покрывая грязные улицы. На красный от холода нос упала снежинка, что заставило парня поморщиться и ещё плотнее укутать голову шарфом. Пальцы на ногах и руках онемели, и все лицо покрылось красной краской от столь сильного мороза. До школы оставалось ещё минут семь, так что Сынмин про себя проклинал зиму и молился о скорейшей возможности зайти в тёплое здание и отогреться. Уже подходя к воротам школы, Сынмина вдруг окликнул какой-то противный голос. Он заставлял сердце подростка биться все чаще и упрекать себя в том, что тот остановился и вообще стал его слушать. Ким в этот раз решил проигнорировать его и спокойно дойти до учебного заведения, однако позади послышались агрессивные шаги. — Ты совсем ахренел меня игнорировать, сопляк? Давно по морде не получал? — схватив парня за капюшон большой куртки, рычал обидчик. Шатен от страха закрыл глаза и принял факт того, что домой он целый уже не придет и что снова нужно будет объясняться перед мамой откуда появились новые синяки. Словно откуда не возьмись, появилась компания младшеклассников, которая уже собиралась бежать за учителем и говорить, что прямо на территории намечается драка. Сынмин резво выбрался из хватки противника и побежал, что было мочи. Морозный воздух резал носовую полость и горло. В лёгких уже не оставалось кислорода, но страх быть избитым вновь преодолевал боль. Ким летел с закрытыми глазами и махал руками в стороны, чтобы никто в него не врезался. Преодолев большое расстояние от ворот школы до кабинета истории, парень все же остановился, дабы восстановить дыхание. Одноклассники смотрели на него как на умалишенного, девочки шептались друг с другом и хихикали, а парни кричали оскорбления и кидались свертками бумаги. Что ж, вот и началась любимая рутина. Ничего, кроме унижения, Сынмо не испытывал, поэтому опустив взгляд вниз, он направился к последней парте. Все в классе считали его странным, потому что он никогда ни с кем не общался, вечно сидел один на обеде, да и вид у него был не особо лицеприятным. Волосы пушистые и непричесанные, вместо улыбки куча непонятных железок во рту, тело хлипкое и бледное. Он был словно ходячий мертвец. Подросток уже смирился с фактом того, что он будет один всю жизнь, а может он и вовсе не доживет до своего совершеннолетия. Уж слишком много предпосылок было для подобной судьбы. Сынмин не хотел огорчать маму и старшего брата. Хоть никаких надежд они на него не возлагали из-за болезни. Всю семью на своих плечах нёс Чан. Пусть он не был родным сыном для матери, но из-за смерти отца она его усыновила и вырастила, как собственного. Он сейчас работает в Сеуле продюсером и зарабатывает нехилые деньги, создавая свою музыку. Приезжает Бан нечасто, но каждый раз привозит всякие интересные штучки. Вот в прошлый приезд братец подарил Сынмину ту самую нашивку в виде собачки и большую черную толстовку с капюшоном. Он немного прогадал с размером, поэтому младший выглядел в ней, как мешок с картошкой. Каждое прибытие Чана в родной город проходило чудесно. Они с Кимом смотрели ужастики по ночам и не спали до самого утра. Братья гуляли по городу, фотографировали друг друга, играли в баскетбол на площадке около дома. Однако это время, проведенное вместе, пролетало слишком быстро и уже наступало время прощаться. Сынмин каждый раз сдерживал слезы и смотрел вверх, дабы не дать волю чувствам, но не получалось. Чан так крепко обнимал младшенького, что соленые капельки сами лились из темных глаз, а подбородок начинал трястись. Ради такого человека, как Бан Чан и стоило жить. Для юноши он был больше, чем просто братом или другом. Казалось, что Сынмо был готов пожертвовать своей жизнью ради счастья старшего. И даже если он перестанет писать, звонить и приезжать, даже если оборвет все связи в один миг и отречётся от него, Ким не перестанет помнить и верить в счастье брата. *** Наконец очередной серый школьный день кончился. Домашнего задания, как всегда, было немерено. Сынмин медленно собрал портфель, надел куртку и накинул сверху теплый шарф. Молясь про себя о том, чтобы его не встретили неприятели, парень вышел на улицу и быстро пошел в сторону дома. Снег уже давно прекратился, однако вслед за ним начал идти отвратительный дождь, сопровождаемый сильнейшим ветром. В такую погоду лучше всего сидеть дома, попивая горячий кофе с любимой шоколадкой, а не идти уставшим со школы, мечтая побыстрее лечь спать и позабыть о существовании суровой реальности. Солнце уже заходило за горизонт, поэтому среди угрюмых туч пытались прорваться яркие красные лучи и разбавить тусклую атмосферу. Вот уже виднеется подъезд дома. Пошарпанная дверь с кучей оборванных листовок и реклам. Черная краска давно облезла и железная защита покрылась противной ржавчиной. Коридор к квартире тоже не выглядел приятно. Те же самые рекламки и куча разбросанных конвертов от прочитанных писем. Или же получатель увидел от кого оно и решил разорвать в клочья? Вдруг кто-то узнал что-то страшное, например о смерти своего близкого. Хотя кто о таком будет писать в письме, все давно пользуются телефонами или на крайний случай пишут на электронную почту. Сынмин не знал, да и знать особо не хотел, но почему-то эта мысль въелась в стенки мозга и разъедала его медленно, но чертовски больно. *** — Сынмо, как твои дела? — знакомая мордашка, кучерявые волосы, закрывающие лоб и улыбка во все тридцать два. Чан такой Чан. Старший пытался настроить камеру так, чтобы она не падала, но попытки были тщетны. Телефон несколько раз падал и все, что было видно в кадре — белый потолок. Кима забавляла эта особенность брата. Он каждый день работает с компьютером и всякой техникой, но телефон поставить не может. Чан такой Чан. — Все хорошо, ты там как? — запустив руку в мокрые волосы, спросил младший. Если честно, то желание рассказать о неизвестном парнишке из сна очень сильно било по голове, но Бан выглядел слишком уставшим, так что братишка решил его не тревожить своим воображаемым…другом? Все, что Сынмин знал об ангелочке, так только его имя — Йенни. Вряд ли Чану было бы интересно слушать про него. Все-таки это всего лишь сны. — Взялся за новую песню, правда, название пока не придумал, но мы с трирачей уже работаем над этим. — хвалился собой продюсер. Трирача — это одни из самых известных южно-корейских продюсеров. Они пишут много музыки для кпоп групп, беря на себя разве что маленькие выступления с личными песнями. Подросток мало что понимал в кпоп индустрии, но Чану это нравилось, значит нравилось и Сынмину. Чан такой Чан. — Как мама? Не ругаетесь? — не дав и минуты на раздумье, сказал кучерявый. Его глаза бегали по компьютеру, а рука металась в разные стороны из-за мышки, но это не заставляло младшего думать, что тот не заинтересован в диалоге. Чан часто так делал, потому что свободного времени практически не было. Он вечно за работой и никогда ни на что не жалуется, даже если выглядит как труп. Чан такой Чан. — Все нормально, она сейчас на смене. Мы не разговариваем… — вдруг признался Ким. Он ненавидел ныть, но раздор с матерью его явно беспокоил. Или же он честно признался, чтобы Чан потом не докапывался? Да черт его знает, юноше было плевать на все происходящее. Бан отвёл взгляд от экрана компьютера и посмотрел прямо в глаза. Казалось, он вот-вот вылезет из телефона и начнёт читать лекции. Да ему и расстояние не мешало их ежедневно читать. Чан такой Чан. — Сынмин, — начал тот, а внутри все сжалось, в такие моменты хотелось вырвать себе ушные перепонки и выколоть глаза, дабы строгий взгляд брата его не мучал, а уши не слышали причетаний, — Тебе надо с ней помириться, ты же знаешь, как ей тяжело. Чан явно был расстроен такому раскладу. Глаза приняли уставший вид, однако улыбка не уходила, она стала грустной. Как же Сынмин ненавидел себя в такие моменты. Брат никогда не показывал своих настоящих эмоций и чувств. Ну, разве что любовь к семье сочилась отовсюду. Чан такой Чан. — Я пытался, она не хочет со мной разговаривать, я не знаю, что я сделал, но её раздражает каждое моё действие и слово. — ком заполонил горло, стало тяжело дышать. Отвратительное чувство беспомощности било по сердцу чертовски больно. Вдруг Сынмин неожиданно, даже для самого себя, нажал на красную кнопку и откинул телефон на кровать, положив голову на рабочий стол. Как же хотелось просто исчезнуть. Каждый день одно и то же: подъем, школа, издевательства, домашнее задание, ругань с матерью, сон. Грудь очень сильно ныла, а мысли в голове устроили гонку. Как же Сынмин желал пропасть, дабы ни одна душа не знала о его существовании. *** Глаза распахнулись и первое, что попало в их оковы — деревянные стены, покрытые мхом и лианами. Запах листвы приятно проходил через ноздри. Сынмо лежал на полу, который, на удивление, не был холодным или твёрдым. Через маленькое окошко проходил солнечный свет, освещая помещение. Ким аккуратно привстал на локтях, боли в груди будто бы никогда и не было. Голова ясная и чистая, словно парень попал в параллельную вселенную, где у него не было проблем, где все было хорошо. Вдруг юноша услышал кого-то, кто, кажется, поднимался по лестнице. Та лестница явно была не из самых надёжных, и, казалось, вот-вот должна была рухнуть с огромным шумом. Однако в маленьком проёме, который предназначался для двери, показался уже знакомый силуэт. Те самые разодранные коленки, розовые щечки и волосы того же цвета. Мальчишка держал в худых руках свой мешок, из которого кидался в знакомого камнями в прошлый раз, но там явно были не они. ‐ Я уже боялся, что ты не проснёшься ‐ аккуратно положив сумку, сказал ангелок и улыбнулся. Проснусь? Но это ведь все сон, о чем он? Ладно, Чан говорил, что тем, кто снится, нельзя говорить, что это все сон. — Где я? — Сынмин прижал колени к себе, положив голову на них. Обычно он так делал, когда тревожился, но почему-то здесь, в компании нового озорного знакомого, сердце уже не так болело, руки не тряслись, не хотелось взять и убежать, Ким хотел подольше побыть здесь, избегая того мира. — Ты в секретном месте! — шутил парнишка, усевжись напротив Сынмо, ‐ ладно, я шучу, на самом деле, у тебя глаза закрылись и ты упал. Я решил притащить тебя в свой домик, чтобы дождаться пробуждения, но ты проспал целый день! Я уже думал, что ты коньки решил сдвинуть. Йенни доставал из мешочка маленькие красные ягоды во время рассказа и клал себе в рот, пританцовывая от приятного вкуса. Ким поймал себя на мысли, что тоже хочет попробовать. — Можно? — аккуратно спросил подросток, боясь выразиться грубо. — Конечно! Я же их для тебя и собирал! — розововолосый протянул сумочку двумя руками. Такой невинный, такой чистый, возможно, даже глупенький. Сынмина обычно раздражало такое поведение у уже почти состоявшихся личностей, но Йенни казался нетронутым, создавалось ощущение, что он как Питер Пэн, который никогда не повзрослеет. — Ты так и не сказал мне своего имени, — прижав колени к себе, тем самым повторив позу собеседника, сказал парнишка. — Ким Сынмин, — шатен пробурчал собственное имя, будто стесняясь его. — Сынмин… — ангелок поднял взгляд вверх, зудмавшись над новым словом. Лисьи глазки прищурились. Такая реакция слегка встревожила шатена. Обычно никто даже не интересовался его именем, все называли его по глупым прозвищам, которые были придуманы местной шайкой хулиганов, — Ким Сынмин, у тебя очень красивое имя! — парнишка на разодранных коленках дополз до нового друга и уселся рядом, положив ноги в позу бабочки. Оба замолчали. Йенни разглядывал свои синяки, вдумчиво пытаясь понять, откуда они появились. Шатен же бросил взгляд на него и заметил огромное количество белых полос на его тощих руках и ногах. Шрамы очень сильно выделялись, даже будучи на белоснежной коже. — Пойдём я тебе кое-что покажу! — взяв подростка за руку, крикнул ангелок и потащил друга к выходу из домика. Жаль, что они не смогли остаться там подольше, Сынмину нравилось убежище Питера Пэна. Ребята быстро спустились со старой лестницы, младший не отпускал руки. Пальцы переплелись и грелись друг об друга. Не сказать, что было холодно, просто ладони Кима всегда были ледяными. Йенни делал большие шаги, обходя ямки, таща старшего за собой. — Закрой глаза! — ангелок встал перед парнем прямо впритык. Тёмные лисьи глазки так очаровывали, что хотелось в них утонуть. Разницы в росте практически не было, поэтому Сынмин не видел, что было за знакомым, — ну, давай, закрывай уже! — мальчишка взял обе ладони друга и приложил их к своим глазам, — вот так, теперь ты, — Питер Пэн отпустил чужие запястья и стал ждать желаемого. Шатен беспрекословно закрыл глаза избитыми руками. Стало немного тревожно, но это скорее ощущение грядущего. В голове не пролетали мысли о чем-то плохом, Сынмин верил ангелу из своего сна. Он бы не сделал с ним что-то ужасное. Младшенький аккуратно положил руки на плечи друга и повел вперёд, стараясь предупреждать о препятствиях. Через пару секунд в нос ударил запах воды и её же шум. Приятная свежесть охлаждала. Вдруг Ким обо что-то споткнулся, но не упал, успел схватиться рукой за ближайшее дерево, но глаза не открыл. Не хотелось портить сюрприз. Йенни все ещё вёл его куда-то, обещая, что они вот-вот будут на месте. — Ким Сынмин, ты можешь открыть глаза! — восторженно воскликнул юноша. Согретые руки слезли с лица. Вид был шикарнейший. Маленькое озеро окружали огромные деревья, касающиеся облаков. По воде плавали уточки, а по небу летали птицы. Всё те же ромашки украшали полянку. Уголки губ расплылись в улыбке и подступили слёзы. Нет, это не те, что проливал школьник, сидя в ванне с лезвием в руке. Это не те, что он лил, когда прощался с братом или ругался с матерью. Это были слёзы счастья. — Как тебе? — покачиваясь из стороны в сторону, спросил черноглазый. — Это… Это неописуемо… — и правда, большего из себя вытащить Сынмо был не в состоянии, уж слишком его зацепила красота пейзажа. Неужели его депрессивный и больной мозг способен придумать такое место? Место, где подросток был бы счастлив. Был бы счастлив вместе с мальчиком, который никогда не повзрослеет. С его Питером Пэном. Друзья решили подойти к воде. Босые ноги накрыла тёплая вода. Йенни же стоял слегка в стороне, тревожно поглядывая на воду. Он выглядел испуганным. — Ты чего? — поинтересовался подросток, повернув лишь голову к приятелю. — А? Все хорошо! Как водичка? — ангелок припрыгал к шатену и уселся рядом, прижав колени к себе. В его тёмных, как ночь, глазах отражались блики воды. Улыбка не слезала с лица у обоих. Сынмин заметил, что у младшего на щеках есть милые ямочки, которые так и просят, чтобы кто-то в них ткнул пальцем. Парни молча сидели, наблюдая за обитателями озера. За мамой уткой плыло ещё пятеро таких же маленьких созданий. Они окунали свои головушки в воду, издавая смешные возгласы. Такой мир нравился Сынмину куда больше. Мир, где количество ромашек невозможно сосчитать. Мир, где всегда светило солнце, но не обжигало жителей. Мир, где птицы пели серенады, а белки могли спокойно бегать, не боясь истребления. Мир, где есть мальчик с розовыми волосами, подранными коленями и очаровательной улыбкой. Мир, где было бесконечное лето. Веки стали медленно закрываться, а тело тяжелеть. — Сынмин? Сынмин, не засыпай! — друг тряс шатена за плечи. Его приятный голос стал дрожать, — не оставляй меня здесь одного! *** — Ким Сынмин, вставай немедленно! — в груди снова появилась боль, а голова начала ныть. Противный возглас матери заставил поднять взгляд. Юноша уснул, даже не сделав домашнее задание. Телефон все также лежал на заправленной кровати. Подросток потёр глаза руками. Тёплые. Сынмо никогда не засыпал после учёбы. Да и со сном всегда были проблемы, он часто просыпался в холодном поту от очередного кошмара и плакал. Все тело тряслось. Обычно в такие ужасные моменты приходил Чан и успокаивал брата. Они вместе шли на кухню, пили тёплый чай с мёдом и обсуждали все на свете. Но уже три года Ким оставался с самим собой после плохих снов. Парень сам шёл на кухню и ждал рассвета, дабы начать готовиться к школе. Он боялся засыпать. Боялся, пока в них не появился мальчик с разодранными коленками. На часах семь утра. И по классике — чистка зубов, уход за лицом, чашка кофе, что совершенно не бодрило, чистая одежда и собранный рюкзак с щеночком. Юноша уже было вышел из квартиры, как тут его окликнул женский голос. — Ты забыл, — мать протянула телефон. Она выглядела обиженной, но не настолько, чтобы ругаться с самого утра, — хорошего дня, — и она исчезла в проходе на кухню. Сынмин окинул мобильник взглядом и включил его. Десять пропущенных звонков от Чана и пятьдесят сообщений. Класс. Школьник виновато выдохнул и засунул устройство в карман куртки. И снова противный дождь со снегом и ветром, который проникал под одежду, касаясь костей. Под ногами хрустели замерзшие лужи. На территории школы младшеклассники кидались снежками и валялись в подтаявших сугробах. Около забора стояла компания из параллельного класса, выдыхая дым. Девочки были в коротких юбках и куртках. — Ради парней так одеваться…идиотизм, — прошептал в шарф шатен, презрительно окидывая взглядом группу подростков. Путь до кабинета химии прошёл без приключений, однако парочка бумажек все же прилетела юноше в лицо по прибытии в класс. *** Сынмин преспокойно вышел из здания, все ещё размышляя, что сказать Чану в свое оправдание. Сообщения он так и не прочёл. Наверное, брат очень сильно сердится на него сейчас. Калитка уже была позади, осталось буквально десять минут и Ким будет дома, будет сидеть на кухне и пить тёплый кофе, просматривая ленту в соцсетях. — Эй, придурок, — твёрдый снежок прилетел прямо в затылок, от чего голова стала слегка кружится. Кажется, это был настоящий кусок льда, а не снега. Все тело окаменело. Надо бежать, иначе он изобьет Сынмина похлеще, чем в прошлый раз. Синяки будет труднее скрыть. Надо… Удар по голове чем-то тяжелым и Ким уже лежит лицом вниз на холодной земле. Ещё удар, но уже в живот. Во рту появился противный вкус крови. Пушистые волосы кто-то грубо схватил и начал кричать прямо на ухо. Как же Сынмин ненавидел громкие звуки. С самого детства мальчик хватался за подол материнской юбки и прикрывал маленькие уши её руками, пытаясь спасти себя от боли. С самого детства кареглазый и слабый мальчишка просил со слезами на глазах папу не кричать на маму. С самого детства Сынмин ненавидел громкие звуки и тех, кто их создавал. Удар за ударом, боль в груди утихала. Кажется, нос был сломан. Кислорода не хватало, неужели я вот так умру? Нет, я ведь не извинился перед Чаном, перед мамой. Я толком не узнал того мальчика из сна. Слишком рано. Кулак сжался и прошёлся прямо по чужому лицу, после чего послышался громкое падение на твёрдую землю. Рука болит. Трясущиеся ноги сами бежали к дому. Из носа текла горячая струйка прямо в рот. Отвратительный вкус. Сам того не заметив, подросток оказался дома. Он быстро закрыл входную дверь на все замки и спустился по ней вниз, держась за голову. Что скажет мама. Что скажет Чан, она ведь точно ему расскажет. Нельзя его беспокоить, он и так работает, не покладая рук, чтобы помочь нам. Нет, я не могу, не могу вот так всех подвести! Из глаз потекли слезы, подбородок трясся. Нет, Сынмин плакал не из-за боли, он плакал из-за своей беспомощности и слабости. Он ненавидел в себе каждый сантиметр. Телефон завибрировал. Это Чан. — Ало? — еле как из себя выдавил подросток, стараясь не уронить устройство из трясущихся рук. — Сынмо! Почему ты не отвечал на звонки и сообщения? Я уже поседеть успел из-за тебя! Мама сказала, что ты уснул за рабочим столом, что происходит, Сынмо? Ты в порядке? — старший буквально осыпал брата вопросами, но сил у юноши для ответа не было, все, что он смог сказать это:"Со мной все хорошо, Чан, я устал, пойду отдохну» и сбросил. Из носа все также шла кровь, но ноги отказывались работать, поэтому Ким пополз в ванну на руках, еле как достал ватные диски и небрежно засунул их вату в ноздри. Чувство полной беспомощности поедало разум. Боль в груди вернулась с большей силой. Сердце стало колоть. Боязнь застать мать в таком состоянии взяла верх, поэтому Ким медленно встал и облокотился на раковину, осматривая увечья. Кровотечение прекратилось, оставив за собой только следы на белых губах и зубах. Подросток осмотрел брекеты. Целые, отлично. На носу красовалась глубокая рана. Шрам уж точно останется. Сынмин нашёл пластырь и бережно заклеил место удара. Небольшой синяк на лбу, который закрывала чёлка и разбитый подбородок, что медленно синел. Солёная вода продолжала неумолимо течь из темных глаз, пока парень проходился мокрой салфеткой по лицу, убирая следы красной краски. Все же Сынмин не хотел такой судьбы. Неужели, он заслужил подобного? Почему он не мог быть, как Чан? Таким же сильным, добрым, весёлым. Почему жизнь предоставила ему такие условия? Может, он сделал что-то ужасное в прошлом, которое он толком и не помнит, и из-за него в настоящем его преследуют только неудачи? Тёплая вода накрыла, горящую от мыслей и боли, голову. Ким сел на пол ванны, прижав ноги к себе. Слезы смешались с течением из крана. Все же Сынмин ненавидел людей. Не всех, но ненавидел. Ему нравился свой старший брат, от которого старый сотовый разрывался уже битый час. Ему нравились люди, добившиеся чего-то в жизни, знаменитости. Ким часто следил за айдолами, он хотел быть, как они. Да, ребятам приходится много работать, но юноше казалось это очень увлекательным. Если бы не его слабость, то он мог бы попросить Чана ему помочь с этим. Если бы в его жизни все было хорошо. Все же пересилив себя, парень вышел из душа и накрыл волосы полотенцем. Приятно пахнущая средством для стирки, толстовка покрыла худощавое тело. Это та самая кофта на несколько размеров больше, которую подарил старший. Длинные чёрные шорты прикрывали свежие полосы на бледных и ослабевших ногах. Куча пропущенных от Бана. Да пошли они. Пошло оно все к черту. За окном уже стемнело, а матери всё нет. Наверное, в очередной раз забрела в какой-нибудь бар и вернётся только под утро. Слабый свет ноутбука запрещал юноше спать. Сынмин смотрел какую-то дораму. Он делал все, чтобы не заснуть снова. Почему-то парню казалось, что если он не будет спать и видеть утопию, что создало бурное воображение подростка, то желание избегать реальности покинет его. Ким боялся такой судьбы. Он не хотел бежать, но по-другому не получалось. Кареглазый отчаянно сражался за свое светлое будущее, но каждый раз его, заново отросшие, крылья кто-то ломал. На часах два ночи. В двери грубо прокручивался ключ. Сынмин сидел на кухне и пил уже четвертую кружку противного кофе, что не сделаешь, ради ночи без сна. Знакомый силуэт появился в дверном проёме. Стеклянные глаза пронзили молодое сердце, словно тысяча стрел. Сынмин резко встал со стула, смотря в пол, не желая пересекаться взглядами и уже хотел выйти из комнаты, как тут женщина схватила парня за локоть. Нет, не схватила, она аккуратно положила трясущуюся руку, моля о разговоре. — Сынок, — она выглядела измученной, огромные синяки под глазами, бледная кожа и истощенное лицо, которое жёстко обрезали худые скулы, — прости меня… Её карие глаза наполнились знакомой солёной водой, которая текла из таких же юных глаз пару часов назад в холодной ванне, пока носитель проходился ледяным лезвием по хрупким ногам. Полосы все ещё ныли, не давая о себе забыть. — Прости меня, сыночек… Я не смогла быть с тобой в момент, когда ты во мне нуждался. Я видела, как тебе плохо, когда умер папа и Чан уехал в Сеул работать… Я все видела, маленький мой, но была не в силах помочь, — она смотрела в пол, сжимая ткань своих чёрных брюк. Ким не знал, что сказать. Мать никогда не говорила таких слов. Все, что младший слышал от неё каждый такой вечер это то, что он отвратительная растяпа и что лучше бы она его никогда не рожала. Сейчас это все депрессивный мозг воспринимал, как вранье, но сердце говорило об обратном. Ему хотелось ей верить, пусть мама говорит это с пьяной головы, но все же она это говорит. Говорит, пытаясь сдержать наступающие слезы. Говорит, пытаясь унять дрожь в теле и голосе. — Мам, ты пьяна, тебе нужно поспать. Давай, я отведу тебя в комнату? — положив тонкие руки на хрупкие материнские плечи, практически прошептал юноша. Его голос успокаивал. Такой нежный, спокойный, слегка сонный и домашний. — Нет! Послушай меня, прошу тебя, не отталкивай меня, Сынмин! — она подняла глаза и парнишка все тут же понял — она винила себя. Винила каждый сантиметр в себе за то, что позволила одноклассникам издеваться над ним, что позволила юноше загнать себя в состояние, из которого не выбираются, что позволила сыну изрезать свое молодое тело так, что места для новых порезов не осталось, что позволила заиметь проблемы с едой и со сном. Это её вина и только её, ничья больше. Нежные материнские руки легли на худые щёки. Большие пальцы поглаживали их, от чего Сынмо, сам того не заметив, начал трястись. Ненависть к самому себе поглощала мозг все сильнее, не оставляя шанса на спокойствие. — Я знаю, что я ужасная мать, но, прошу тебя, дай мне шанс, я исправлюсь, сыночек, я клянусь, только дай мне последний шанс, у нас все будет хорошо, я тебе обещаю, — она улыбалась. Улыбалась сквозь слезы, которые оставляли за собой красные полосы на щеках, попадая прямо на опухшие губы. Сынмин ещё не видел женщину такой…такой искренней? Родной запах любимого парфюма ударил в нос, а мягкие волосы защекотали лицо. Внезапное тепло разлилось по всему телу. Впервые за столько лет Ким почувствовал безопасность. Безопасность и комфорт в родительских объятиях. Женщина тихо плакала, её плечи тряслись, но парнишка чувствовал, что она очень старается не зарыдать во всю силу. Сынмо не помнил, как оказался в материнской постели под тёплым одеялом. Мокрые ресницы касались щёк. Перед глазами только темнота, но страха не было. Ким точно знал, что проснётся. Проснётся в любимой комнате без боли в груди и сердце. *** Нос кто-то слегка царапал маленькими коготками. Шатен поморщился, от чего существо быстро убежало. Кажется, это был бельчонок. Подросток все также лежал на тёплой траве, а его босые ноги покрывала блестящая вода. Ни души. Голова крутилась во все стороны, а глаза бегали от деревьев, что касались небес, до пути, откуда он пришёл с загадочным другом. Но Йенни не было. Сынмин перестал чувствовать спокойствие, его сердце забилось чаще, а руки затряслись. Где же ты, Питер Пэн. Ким подорвался с колен и принялся осматривать самые потайные закутки, где мальчишка мог спрятаться, но все же тревога брала свое. Плохое предчувствие не покидало голову. Дыши. Один, два, три. Отлично. Потерев пальцами виски, Сынмин понял, где может быть ангел. Тот самый домик на дереве. Словно пуля подросток устремился к убежищу парня. Ветер начал усиливаться, а небо становилось все более угрюмым и пугающим. Тучи сгущались и превращались в огромное чёрное пятно, через которое пыталось пробиться солнце, но, кажется, победа явно будет не за ним. — Не нравится мне это всё. — прошептал себе под нос юноша, взглянув на небо. Когда Йенни был с ним, оно было чистым, светлым и внушающим надежду. Сейчас лишь оставалось надеяться, что солнышко все-таки сможет отвоевать свое место на небосводе и снова будет освещать березовую рощу и поле из тысячи ромашек. Вот уже виднеется, покрытый яркой травой, домик, возле которого стояла та самая лестница, что не внушала доверия от слова совсем. Пока Сынмо поднимался по хрупкой конструкции, он успел загнать кучу заноз, от чего руки предательски ныли. Глаза полные надежды покинули маленькую комнату. Пусто. Лишь маленький мешочек с недоеденными ягодами валялся на полу. Возле ушей прогремел гром и тучи стали стрелять яркими вспышками. Ким не знал, куда бежать и что делать. В голове все также стоял образ розоволосого парнишки, чья улыбка могла бы заменить солнце. Эти тёмные, как ночь, лисьи глазки впились в сердце, словно миллионы пиявок, что медленно высасывали молодую душу. Ноги сами вели в неизвестном направлении. Юные очи наполнялись водой, что смешивалась с наступающим дождём. Полностью мокрый, уставший и потерявший надежду, парнишка упал на колени и закрыл лицо руками, усыпанными занозами от той дурацкой старой лестницы. Прошло минут десять? Пятнадцать? Сынмин не знал, он не хотел знать, сколько сейчас время, какой год, как дела у мамы и Чана. Кареглазый хотел ещё раз увидеть улыбку маленького ангела, коснуться его тёплых рук и все же узнать, откуда он появился и почему именно ему достался такой чудесный мир, полный неизвестного, но такого манящего. Мир, где подросток мог не стесняться себя. Мир, где лето было вечным. Вдруг в глаза ударил резкий свет. Невысокий силуэт в белой одежде искрился лучами света, словно солнце. Шатен протёр лицо от натекшей воды и убрал липкие волосы. — Йенни? Йенни, где ты был? — свечение ушло, оставив за собой неприятные пятна в глазах, что появлялись при каждом моргании. Он молчал. Молчал и улыбался, пока на него капал холодный дождь. Его содранные в кровь коленки стали трястись от холода, розовые волосы намокли и начали сползать на белоснежное лицо, закрывая лисий взгляд, который так полюбил старший. — Обними меня, Ким Сынмин. — сказал ангелок, пытаясь перекричать сильнейший дождь. Ни слова больше, старший уже держал в замерзших такое же, как он сам, хрупкое тельце, прижимая к себе все сильнее, чувствуя на шее тёплое дыхание. Сынмин ненавидел тактильность. Все эти объятия, ходьба за руку, поцелуи. С самого детства это было чуждо ему. Однако Йенни он действительно захотел обнять. Обнять и больше никогда не отпускать своего Питера Пэна из больной головы. Ангел обнимал крепко, прижимаясь всем телом, стараясь согреть друга, прямо как Чан в очередной приступ тревоги или после страшного сна. Его худенькие плечи и спина тряслись, словно стиральная машинка, которая перебивала крики родителей в соседней комнате. По голове стекали холодные капли дождя, которые напоминали душевую кабину, где подросток пытался неоднократно убить себя всеми возможными способами. В глаза снова ударило свечение и вокруг, прижатых друг к другу, тел, стали появляться маленькие белые частицы, улетающие куда-то ввысь, перебарывая сильнейшую грозу. Сынмин перестал чувствовать крепкую хватку и увидел перед собой заплаканное лицо друга, что все также улыбался так широко, как только мог. — Пора прощаться, Ким Сынмин, — ангел поднял руку, что постепенно исчезала, оставляя за собой яркие искорки. — Йенни, я могу тебя попросить кое о чем в последний раз? — шатен поник, но в его глазах, которые почти ничего не видели из-за дурацкого дождя и противных липких волос, читалась надежда. Он взял мальчика за угасающие руки. Взгляд пал на босые ступни — искры исходили и от них, — скажи мне свое полное имя, прошу, я попробую найти тебя в своём мире, мы подружимся и все будет хорошо, я тебе обещаю! — голос предательски трясся, а щеки принимали все больше и больше слёз, что оставляли красные полосы на них. — Сынмин, послушай… — начал младший, как тут на его бледное личико легли избитые ладони. Улыбка получила уставший вид, а глаза… В его глазах отражались сотни светлячков, кружащие вокруг пары на ромашковом поле. — Нет, Йенни, пожалуйста, я не хочу тебя терять! — он кричал, что было мочи, дабы его голос было слышно сквозь сильнешую бурю. Последние слова ударили прямо в сердце, но эта боль, она приятно обжигала душу, оставляя маленькие поцелуи прямо внутри, от чего хотелось летать. Ангел сделал пару шагов назад, не отрывая взгляда. Его, практически исчезнувшая, рука махала, пока все тело наполнялось светом. — Ян Чонин, — из-за шума и достаточного расстояния тихий крик не было толком слышно. — Ян Чонин, я найду тебя! — воскликнул в ответ Сынмин. Горло очень сильно ныло от такого напряжения. Взор все также не уходил от картины, что происходила прямо перед парнем. Мальчишка с ободранными коленями и локтями, чья улыбка и глаза заставляли сердце биться чаще, исчезал на глазах. Он уходил, медленно расщепляясь на лучи украденного тучами солнца. Уходил, счастливо махая рукой. Но Ким чувствовал его страх, чувствовал каждой клеткой тела. Он знал, как ему тревожно, но этот маленький дурак все также улыбается. Какой глупый. Опустив голову, улыбнулся шатен. Если бы он знал, что после своей мысли вернётся в материнскую кровать сухой, с раной на носу и синяками на лбу и подбородке, с опустошением на душе и головной болью, то не просыпался бы. Подросток быстро подорвался с кровати, где все ещё спала мама и побежал в свою комнату. Как назло пишущей ручки рядом не оказалось, поэтому пришлось перерыть весь рюкзак и рабочий стол, дабы найти хотя бы карандаш. На неопрятном куске бумаги теперь красовалось имя — Ян Чонин. Сынмин решил потереть глаза. Мокрые. Они мокрые, как и все лицо. Ноги побежали в ванну. Все лицо красное, словно после десятичасовой истерики. Белок на глазах был покрыт алыми полосками, что выходили из-под век. Притянув горло кофты к носу для проверки запаха и нужды в душе, Сынмо почувствовал аромат берёзы, ромашек и чего-то сладкого и до безумия родного… Это был запах хлеба. Той самой буханки, которую пекла бабушка летом, когда парнишка оставался погостить. Озорник хватал свежую выпечку и выбегал во двор к другим таким же маленьким дурочкам, которые тащили из дома все, что угодно — от пледов и подушек, заканчивая картами и даже машинками на пультах управления. Ким улыбнулся, слабо и слегка натянуто, но все же улыбнулся. *** — Чан, привет! Мне нужна твоя помощь. — Сынмо выглядел взбудораженным. На учёбу он сегодня не пошёл по разрешению матери, так что и об издевательствах на один день можно позабыть и заняться своими делами. — Объясниться, для начала, не хочешь? — старший обиженно сложил руки на груди, прикрыв глаза и голову кепкой. Точно, парень ведь так и не перезвонил, не ответил ни на одно сообщение от брата с того самого вечера, когда его избили, — что у тебя на носу? Пластырь? Тебя бьют? Ты из-за этого звонишь? — у кого, у кого, так у Чана болтливости и заботливости хоть отбавляй. Уж слишком он был обеспокоен родственником. Это порой даже раздражало. — Чан, я не за этим звоню, мне надо, чтобы ты нашёл одного человека, — прямо в лоб выкинул Ким-младший, сам того не ожидая. Он переминал пальцы, стараясь ими хрустнуть, но не получалось. Несмотря на тревогу, его взгляд был уверенным и целеустремленным. Такой силы во взгляде парнишки Бан ещё не видел, — его имя Ян Чонин. Я почему-то уверен, что он живёт здесь, в Пусане. Ему около пятнадцати лет, может чуть больше, рост около ста семидесяти сантиметров, возможно, чуть выше. Поможешь? Чан снял кепку и посмотрел прямо в душу. Если он опять начнёт читать нотации, я сразу же отключусь и больше никогда не позвоню! — Хорошо, я записал все, что ты сказал и постараюсь сделать все возможное, чтобы найти твоего Ян Чонина, — брат улыбнулся, от чего его глаза прищурились, — а теперь может объяснишь, откуда у тебя пластырь на носу и синяки по всему лицу? Мама на тебя руку снова подняла? Да, насилие частенько посещало прокуренную и одинокую квартиру. Но это было ровно до того момента, как погиб отец семейства. Женщина не трогала сына уже долгие года. Ким и вовсе успел позабыть какого это — чувствовать удар самого близкого человека на своём теле. Но все же чужие, противные и ужасно болезненные удары не прекращались с начала старшей школы. Одноклассникам уж больно сильно Сынмин не пришелся по вкусу. Его внешность отталкивала, голос заставлял тысячу, если не миллион, мурашек пробежаться по телу, что уж говорить об улыбке. Ким ненавидел её из-за чёртовых брекетов, что были поставлены по наказу старшего брата спустя год после отъезда. Челюсть первый месяц безумно ныла, не давая спать и есть. Обезболивающее не помогало, от слова совсем, но все же подросток пил дурацкие таблетки, стараясь внушить, что они уносят за собой давление на зубы в далекие недра сознания. Все, что мог юноша так это пить воду и изредка стараться прожевать картофельное пюре с комочками. Ким-старшая плохо готовила. Может поэтому они с папой так много ругались. — Мы помирились. — с ноткой стыда сказал парнишка. Почему ему неловко говорить об этом? Почему отношения с матерью вдруг стали для его мозга неким табу, о котором даже родному, не по крови, а по моральной составляющей, брату он рассказать не может? Это заставило задуматься, но не успел Ким впасть в собственный мир, как тут послышался тихий и облегчённый выдох. — Я рад. Когда приеду, мы с тобой поговорим насчёт этих побоев, ладно? — он снял кепку, которая закрывала ненавистные старшему коричневые кучеряшки. Сынмин в детстве любил их аккуратно расчесывать после душа и бережно сушить феном, проявляя заботу к любимому братишке. Чан становился похожим на сгоревший одуванчик, не успевший сбросить свои лепесточки во время пожара. Братья постоянно смеялись с этого. Бан даже один раз попытался сделать младшенькому кудри в школу, но из-за ужасно непослушной структуры волос выходили лишь жидкие волнистые локоны, закрывающие узкие глазки. — Да, спасибо, Чан. *** Прошла неделя, две или три, Сынмин не считал. Все, чем был загружен больной мозг так это мальчиком из сна с достаточно распространённым именем, от чего его поиски отняли гораздо больше времени, чем братья думали. Поздняя ночь. Ким сидит за компьютером, выискивая информацию о похожих подростках. С чего вообще юноша взял, что Чонину пятнадцать лет? С чего он взял, что тот живёт в Пусане и, возможно, даже учиться в его школе? Черт его знает, откуда шатен понял это. Он просто знал. Чувствовал, что Питер Пэн где-то рядом. Настолько близко, что ледяные руки могли бы снова заключить хрупкое тело в объятия и больше никогда не отпускать. Но настолько далеко, что от мальчишки видны лишь белые искры и глупая улыбка, отдающая нотками грусти и даже страха? Знакомая вибрация пронзила разум. Входящий звонок от абонента — Чан. Тонкий пальчик проскальзывает по кнопке принять. Твою мать, Бан вообще спал последние несколько недель? Огромные синяки под глазами, опухшее лицо. В один миг тревога опять завладела младшим, напоминая, что она здесь главная. — Я нашёл старшего брата твоего парнишки. Ян Юн зовут, контакты уже скинул. Ещё что-то от меня требуется? — тон такой уставший, но не грубый, нет, он не посмел бы ругаться на Сынмина из-за просьбы, на которую тут же согласился. Младший несколько раз дёргал губами в попытке задать вопрос и не обидеть брата. Чан хоть и выглядел как непробиваемая крепость, но некорректная речь, особенно в момент полного истощения и отсутствия сил, могла хорошенько ударить по голове, оставив за собой неприятный осадок. — Как ты себя чувствуешь? — Сынмо вдруг осознал, что не спрашивал о состояние единственного друга уже около пяти месяцев. Подросток не интересовался жизнью брата, только если он сам не соизволит посвятить час, а то и более своей любимой трираче и компании, в которой работает. Ким совершенно ничего не знал о новой жизни старшего. Переезд сильно сказался на психическом расстройстве подростка и на отношениях между членами семьи. Если после смерти отца Бан все ещё был в дома, то спустя какой-то год просто взял и свалил. Нет. Он поехал осуществлять надежды отца и свою мечту. Чан хотел, чтобы папа смотрел на него с небес и гордился своим сыном. Кучеряшка знал, что он присматривает за всем семейством, ну или по крайней мере, пытается. — Я не спал пару тройку суток, но это не из-за твоей просьбы, не подумай! — старший говорил спокойно, грамотно расставляя акценты на нужных словах, от чего его речь совсем не цепляла. Чувство вины словно испарилось, — мы просто с трирачей готовим огромный проект, так что приходится работать, не покладая рук. — и снова эта дурацкая уставшая улыбка. Глубокие ямочки на щеках очень умиляли. Ямочки. Сон. Чонин. Ему надо найти его. Сынмо ещё пару минут поговорил с братом о новой затее компании и бросив короткое:"спокойной ночи, Чан», отключился, аккуратно положив телефон на стол. Спать совсем не хотелось. За окном стал проглядываться знакомый свет, обжигающий глаза. Обозначение нового официального дня. Однако это был не тот единственный выходной, который Ким проводил за учебниками или работой по дому. Сегодня он найдёт парнишку из своего сна. Только вот как начать диалог? Привет, ты мне приснился, давай дружить. Бредятина, да и только. Подросток потрепал себя за волосы. Сальные. Надо бы помыть перед походом в гости. Как никак, возможно, эта встреча решит дальнейшую судьбу мальчика. Возможно, юноша найдёт того самого человека и будет счастлив. Или хотя бы попытается таковым стать. Сердце нетерпеливо колотилось. *** Старые проводные наушники, любимый рюкзак, немного денег на проезд. Сынмо надел белую кофту в синюю полоску и чёрные штаны, больше напоминающие шаровары. На удивление волосы сегодня решили сделать владельцу праздник. Не пушились, не магнитились. Просто сказка. Этот день обещает быть чудесным. Ким-младший оставил сообщение в чате с мамой: «Я ушёл гулять, если что звони» Сердце все также неумолимо билось, пробивая током худые ноги, покрытые широкой, но приятной тканью. На улице подростка встретило тёплое январское солнце, что растапливало снег, выпавший вчера ночью. Птицы пели серенады, а дети резвились на площадках, скатываясь по горке и качаясь на качелях. На душе стало легко, кошки перестали безжалостно царапать внутренние стенки диафрагмы. Дышать в разы проще и приятнее. Холодный зимний воздух отрезвлял сонный мозг, не давая повалиться с ног. Носик и щёчки покрылись розовой краской, несмотря на согревающий, как думал юноша, шарф темно-коричневого цвета. Сынмин заранее договорился о встрече со старшим братом Чонина. Он сначала хотел убедиться, существует ли мальчишка вовсе, может просто однофамильцы. Белые проводные наушники, утратившие чистоту цвета, проигрывали любимый плейлист. Школьник мог позволить себе купить новые, но с этими тонкими проводами связано очень приятное воспоминание. Хорошим оно не было, от слова совсем, но Сынмо бережно положил его на полку с теми, которые хочется вспоминать, несмотря на детали истории. *** Когда парнишке было двенадцать, а Чану семнадцать, они часто вместе гуляли, пока родители ругались за стеной, круша всё вокруг. Но в то время осень показала все свои возможности. В начале октября даже пошёл снег, так что старший не мог позволить им пойти гулять, потому что у Сынмина тогда ещё не было достаточно тёплой куртки и ботинок. Вероятность заболеть была крайне высока. Парни сидели в комнате Кима-младшего и собирали пазлы с красивым пейзажем. Вдруг на кухне послышался жёсткий удар о кафель. Будто рухнуло что-то очень тяжёлое. Подросток никогда не был глупым, он все прекрасно понимал. Он знал, почему у Чана появляются синяки по всему телу. Он знал, почему папа задерживается на работе допоздна. Он знал, почему мама постоянно уходит из дома к своим подругам, а потом возвращается под утро в отвратительном состоянии. Сынмо все знал, но делал вид, что ничего не замечает. Так было проще, ведь когда он начинал раздумывать и задавать самому себе вопросы, голова начинала неистово болеть, а в ушах стоял мерзкий звон, мешающий слышать все, что происходит вокруг. Старший подорвался с места и быстро ушёл куда-то, не проронив ни слова. Шатен продолжал заниматься своими делами, как тут в холодные уши поступила приятная мелодия. Чан присел на корточки напротив братишки и положил большие руки на хрупкие коленки. — Послушай музыку пока что, я вернусь и мы пойдём в гости к тёте Ли, хорошо? — тот момент помог найти парнишке спасение от собственных мыслей — музыка. Кажется, это были зарисовки брата, которые он не хотел никому показывать. Видимо, Чан и сам не заметил, как включил скрытый плейлист. Или он сделал это специально, ведь знал, что его голос успокаивает Сынмина? Пока мальчик спокойно слушал приятную мелодию, буквально в паре метров от него билась посуда, чувствовались сухие удары по юной коже, плач и крики. Чан никогда не плакал. Или плакал, но не позволял кому-то это видеть, особенно Сынмо. Старший хотел выстроить в семье образ неприступной стены, однако иногда эмоции все же брали верх. Ким-младший не помнит, что было дальше, он лишь чувствовал на своей шее трясущееся дыхание, маленькую спину обхватили большие руки, а над ухом были слышны тихие всхлипы. На утро школьник проснулся один в холодной постели, окружённый тревогой и прокуренными стенами, на которых красовались маленькие зверьки, чьи образы летали перед сном в голове маленького Сынмина. Сынмина, который не хотел, чтобы мама с папой ругались. Сынмина, который старался поддержать брата после очередной ссоры. Сынмина, который видел хорошее в людях и не чувствовал себя последним человеком в мире. *** Чудеснейший запах кофе и свежей выпечки приятно обволакивал носовую полость и проникал внутрь, создавая образ безопасности и уюта. Сынмин любил подобные заведения. Они с Баном очень часто укрывались в таких кафешках от дождя и пили горячий шоколад, на который старший тратил немалые деньги из своего же кошелька. Помещение было наполнено успокаивающим бледно-бежевым светом. Маленькие столики украшены горшками с цветами, возле которых стояли бутылочки с обеззараживающим средством. За барной стойкой была пара ребят. Кажется, они ровесники Чана. Миловидная девушка небольшого роста протирала стаканы. Её длинные нежно-розовые волосы собраны в неаккуратный пучок, локоны из которого постоянно падали на бледное личико, покрытое румянцем. Рядом с ней татуированный парень с большими руками. Чан тоже хотел себе татуировку, но из-за того, что участвует в проекте по донорству, не может себе позволить такую красоту. Киму-младшему никогда не нравились рисунки на теле, но на таких парнях, как брат, они бы выглядели просто изумительно. Бармен стоял спиной, так что черт лица Сынмо уловить не смог. За дальним столиком сидел молодой человек лет двадцати трех в серой толстовке и штанах темно-коричневого цвета, что напоминал растопленный горький шоколад. Его волосы были неестественно белыми, даже седыми. Правую сторону лица "украшал" длинный белый шрам. На ногах — красные кроссовки с жёлтой шнуровкой. Это он. Под рёбрами защемило. Ноги не слушались. Ну же, подойди, скажи, что тебя гложет, спроси контакты и всё. Но что-то внутри говорило — Нет, Сынмин, оно тебе не нужно. Любопытство и желание увидеть Питера Пэна вживую взяли верх. — Здравствуйте, Юн-хён, — шатен поклонился, сняв куртку — меня зовут Ким Сынмин, я вам писал насчёт вашего брата. Сердце все также неумолимо болело, однако подросток всячески подавлял чувство тревоги, дабы не выдавать свое нетерпение. — Здравствуй, Сынмин, присаживайся, — парень приветливо улыбнулся и указал телефоном на стул напротив, — хочешь чего-нибудь? Кофе, чай, горячего шоколада? — Ян-старший был до чёртиков вежливым. От последних двух слов в горле встал ком. Нет, Сынмин, ты не можешь просто взять и убежать. Только не сейчас. — Нет-нет, спасибо, я поел перед выходом, — ага, целую тарелку ничего. Юн-хён молчал, перебирая кольцо с пальца на палец. Его глаза не проявляли никаких эмоций. Кажется, что ему и вовсе неинтересно, зачем его младшего брата ищет какой-то непонятный мальчишка. Обидно, но справедливо. Старший мог возмущаться, мог критиковать, мог допрашивать. Только вот — он молчал. Убийственная тишина поедала внутренние органы один за другим. Сначала кишечник, потом почки и печень, а за ними лёгкие и уже в самом конце — слабое юное сердце, что вот-вот готовилось вырваться и наорать на собеседника. — Как ты нашёл моего брата? — наконец-то он сказал хоть что-то. Ким даже успел обрадоваться тому, что вечное молчание кончилось, однако вопрос слегка поставил в тупик. Не подумайте, Ким-младший готовился к подобному. — У меня есть друг, который хотел бы познакомить нас. Видите ли, Юн-хён, я только недавно переехал и хотел бы завести новых друзей, — беспроигрышный вариант. Неважно, что Сынмин знал Пусан, как собственные пальцы на руках и ногах. Сейчас главное — узнать, где Чонин. Ян-старший выдохнул через нос, его плечи опустились. Длинная чёлка закрыла знакомые лисьи глаза чёрного окраса. Окольцованная рука потерялась в седых локонах. — Сынмин, дело в том…