Долгая дорога к Олимпийскому золоту 2

Тридцатого числа, поздно вечером, к нам с Даней в квартиру заваливается Сергей, но не один, а с верным в такой момент другом – алкоголем. Он, не снимая куртки и обуви, проходит в гостиную и падает на кровать, начинает рыдать навзрыд. У меня сжимается сердце от того, что я вижу, самой плакать хочется, но я держусь и начинаю успокаивать друга. Получается это, откровенно говоря, отвратительно, Серёжа ставит бутылку на стеклянный столик и просит стакан. Я бы ему отказала, также, как и Даниил, но сейчас мы оба понимали – ему это необходимо. Именно поэтому Волков исчезает на кухне, а через пару секунд появляется с двумя стаканами. — Я такой несчастный, Боже мой, — ноет Серёжа, пока Даня разливает тёмную жидкость по ёмкостям. Мы молчим, ничего не отвечая. Я ухожу на кухню, пока парни в гостиной разговаривают. На завтра я назначала встречу с Вероникой, потому что гулянки перед Новым годом теперь наша традиция. К сожалению, в этом году её придётся пропустить, нельзя оставить Серого одного. Мало ли что натворит. Так как времени уже – почти одиннадцать вечера, я решаю сказать все Нике завтра утром, чтобы не будить её сегодня. В гостиной тем временем продолжают разговаривать парни, но уже на абсолютно различные темы. Я предупреждаю их, пьяных где-то на средненьком уровне, мол, пошла спать. Серёжа, кажется, даже понимает, про что я говорю, но вот Даню изрядно пошатало, пить он не умел. К слову, до утра я их и не слышала, а проснулась от звонка на телефон. Входящий был от Ники, который я поспешила принять, чтобы звук не распространился до гостиной. — Да? — заспанно спрашиваю я, хотя время почти полдень. — Вит, вы спите что-ли? — бодро спрашивает Ника. — Мы договорились встретиться в десять, уже почти двенадцать, — напоминает она. — Прости, встретиться не получится, — отвечаю я. — Ты хочешь спать? — Прости, я уснула поздно, Серёга пришёл вечером. Ты понимаешь сама, зачем, — извиняюсь. — Мы можем погулять потом. — Ну я уже у мамы отпросилась, — стонет сестра. — Она меня потом не отпустит. — Ну тогда иди к нам, — сдаюсь я и слышу радостный визг. — Все, давай, ждём. Странно, но на пороге квартиры Вероника появляется уже через пару минут. За это время я успеваю лишь привести себя в порядок. Ника кидается на меня с крепкими объятиями, и мне остаётся ответить тем же. Ростом она чуть ниже меня, но роли это не играет. Девочка кладёт подбородок на моё плечо, привставая на носочки и тихо шепчет: — Я скучала. Я же уже говорила, что люблю это маленькое солнышко? Да? Но это можно повторять миллионы раз и не устать, потому что это правда. Вероника снимает серую куртку, оставаясь в чёрной толстовке, дёргает за шнурки белые кроссовки, ступая на пол чёрными носками. С десяти лет у сестры появилась странная мания к тёмным цветам и белым кроссовкам. Вторую зиму подряд она ходила в зимней обуви чисто белого цвета, умудряясь не портить ни подошву, ни саму ткань. Где-то до часу дня мы с Никой просто разговаривали и пили чай. На абсолютно различные темы вели интеллектуальные беседы, пока на кухню не зашёл Сергей. Волосы его были взъерошены, глаза красные, а голос хриплый. — Витюх, прости... Я тебе там Даню споил, саму чуть не это самое, — мямлил парень, пытаясь оправдаться. — Я тебе уберу все, только надо подождать, пока Даня проснется... — Все нормально, — убеждаю его я. — Я понимаю, что вчера было, понимаю причины, так что все хорошо. — Надеюсь, — чешет шею друг и наконец замечает Нику. — Привет, Ник. Та здоровается кивком. Если вы помните, то сестра с Серёжей общались раньше очень хорошо. Я бы сказала, что мы были, как одна большая семья, но Ника выросла, и интересы поменялись. Больше между ребятами не было объятий, как раньше, а причину этому никто так и не нашел. — Новый год с родителями отмечать будешь? — спрашивает Серёга у Вероники, и та кивает. — А че так, без сестры? — Мама не отпустит, — поясняет она. — А Вита все равно с вами будет. Её, болеющую бактерию, мама дома не ждёт. Что-то там, в сердечке, защемляет. Серёжа закусывает нижнюю губу и опускает голову. Потом поднимает глаза и глядит на меня осторожно. Я смотрю на него в ответ, молчу, и эта тишина тяготит. Давит, убивает морально и мне невероятно тяжело от этого давления. Психологически я уже не справляюсь, хотя ничего такого не произошло. На кухне все такая же тишина. Скоро, пока мы трое сидим за столом, Серёжа пьёт кофе, а я и Ника чай, заходит Даниил, выпивает три стакана воды и заглатывает две таблетки аспирина. — Че сидим? — спрашивает парень. — Новый год скоро. ***** В квартире у парня все также тепло и уютно, пахнет корицей и имбирным печеньем, а также ароматным глинтвейном, который варит Алина. Она стоит у плиты, я нарезаю крабовый салат, тётя Лена бегает из кухни в гостиную и накрывает на стол. В комнате стоит зеленая искуственная ель, наряженная белыми шарами и гирляндой, мигающей таким же цветом. Год белой металлической собаки, поэтому именно этот оттенок в этом году будет удачливым. Когда до речи Владимира Владимировича остаётся буквально полчаса, мы включаем всеми любимый «Голубой огонёк», который не исчезает из топов никогда. Люди по телевизору говорят на фоне, мы обсуждаем разные вещи и в основном прошедший год. Пару тарелок салата уже опустело, коробка апельсинового сока тоже заканчивается, и Алина уходит за другой. Я юркаю следом за ней. Лина сегодня в красивом белом платье, которое ей длиной до колен, с открытыми плечами и бантом на талии. Её светлые волосы вьются кудряшками до лопаток, на челке белая заколка. Никогда не видела девушку в таком наряде. Она берёт из шкафа коробку сока со вкусом яблока, сразу наливая себе в стакан. — Как ощущения от прошедшего года? — спрашивает у меня Алина, а я пожимаю плечами. — Грустно, — говорю я. — Мне этот год столько побед подарил, в феврале в Финляндии на чемпионате мира, недавно на России. Грустно расставаться с такими событиями. — Зато ты запомнила их навсегда. Наконец ты имеешь все титулы, а на Олимпиаде ещё один возьмёшь. Ты молодец, с каждым годом решаешься продолжать кататься, а ведь возраст уже немолодой, извини. Ты сильная, сможешь жить дальше, продолжишь кататься и выиграешь. Я в тебя верю. Кажется, с глаз пошли слезы, потому что зрение помутнилось. Я осторожно прислонилась к Алине, боясь испортить её платье и заплакала. Страх того, что меня ждёт в следующем году, медленно наступал также, как и сам год. Мне было боязно, по настоящему страшно за своё будущее и карьеру, но по голове било осознание конца. Скоро конец карьеры и надеюсь, он будет счастливым. — По другому быть и не может, — тихо подтверждает Алина и гладит меня по спине через тонкую белую рубашку. ***** — С новым годом! — дружно кричим мы, ударяясь бокалами и сразу выпивая напитки. У кого алкоголь, у меня сок, но оттого не менее весело. Мы, все пять человек, выходим на балкон и смотрим на фейерверки, искры которых видны почти везде. На моём лице широкая улыбка, пока что я могу позволить себе забыть о проблемах и просто радоваться. Хотя скоро эта радость и пропадёт, возможно. Записываю кружок в телеграме в группу с девочками, поздравляю Юлю, Ульяну и Лизу, Алену и Василису, Миру, Соню и Леру, Катю Фролову. Также пишу поздравление тренерам и оповещаю их о своём скором выходе – уже сегодня утром. Позже идём дарить друг другу подарки. Я не есть фантазёр, поэтому тёте Лене дарю банально набор кухонных ножей, которые в целом-то ей и не нужны, но она хирург, и я посчитала это нужной вещью. Серый от меня получает бутылку красного полусладкого, которое он так любит, а Даня футболку с принтом, которого в магазинах не было и мне пришлось до чемпионата России бегать и искать людей, которые бы этот принт изобразили на футболке. Я получаю в подарок от Серёжи цепочку, которую он сразу помогает надеть. Мне думается, что украшение снимать не придётся и можно выступать прямо в нём. Даня дарит чёрную тёплую кофту, и я обещаю себе, что в Бельгию поеду именно в ней, а если удастся, то и на Олимпиаду. В последнее время я дорожу подарками родных. ***** К десяти утра я собираюсь, заезжаю на квартиру за вещами и еду на тренировку. Она в одиннадцать, но когда я сижу в раздевалке, у меня есть вагон времени. Завязываю шнурки на коньках и сижу, думаю. Чуть позже начинают приходить девочки и раздевалка наполняется шумом и разговорами. Алёна разминается, прыгает на скакалке, параллельно разговаривая с Василисой. Когда время подходит к одиннадцати, мы выходим на лёд и раскатываемся. Я чувствую себя слегка неуверенно, все же пролежала две недели просто так, но это мало кого сейчас волнует. Когда все «рассасываются» по разным концам катка, я принимаюсь сначала за тройные, а после и за четверные прыжки. Единственный, который не получается, это лутц, и выехать его я не могу долго. Он выходит какой-то жалкий, неустойчивый и кривой, вечно недокрученный и со степ-аутами. Оксана Дмитриевна смотрит на мои попытки лутца поджав губы, мне становится неуютно, и я подъезжаю к ней. — Что не так? — спрашиваю. — Ребро верное, сила та, толчок тот же. Почему выехать-то не получается? — Тебе сейчас вообще тяжело будет, — внезапно говорит она. — Собери пока тройные, потом прогонишь с ними же программу, а на второй тренировке посмотрим, что не так. Я киваю и уезжаю. Собираю тройные лутц, флип, тулуп и аксели, риттбергер в каскаде и, на всякий случай, сальхов. Быстро прогоняю короткую программу под музыку, мне объясняют недочёты и на этом заканчиваю. Нужно подождать, когда остальные прокатают, а потом идти на произвольную. Следующая за мной катала Алёна, а когда она закончила, то подъехала ко мне и уселась рядом на лавке. — Сильно болела ты, полторы недели не видно было, — сказала она, развалившись на лавке. — Как здоровье? — Да отвратительно, — отвечаю я. — Спать хочу, не могу. Ничего не получается. — Ну, получится, — успокаивает Алёна. — Ты восстановишься, пару дней тебе хватит, а там уже и на Европу едем. Давай, удачи, — хлопает меня по плечу и отходит к Василисе. Скоро опять подходит моя очередь, и приходится выйти, начать катать произвольную. Конечно, с тройными она получается намного легче, но оттого не менее красивей. Секвенции, каскады, вращения – все элементы на высшем уровне, но опять же, этот уровень легче. Я прощаюсь с тренерами до второй тренировки, быстро переодеваюсь. Попутно набираю Ульяне и прошу её подвезти меня до квартиры. Девушка соглашается и буквально через пятнадцать минут я уже сижу у неё в машине. — С прошедшим, — сразу поздравляю и вытягиваю из рюкзака книгу по психологии. — Ничего лучше я не придумала, извини. — Да мне все равно, если честно, — пожимает плечами Ульяна. — Сорян, у меня для тебя ничего нет, подарок дома. — Потом отдашь, — отмахиваюсь по-доброму я и наблюдаю за городом, мелькающим за окном. Некоторое время мы молчим. Стоим на светофорах, пропуская множество людей на пешеходном переходе, я слушаю ругательства подруги по поводу этих «тупых водил, у которых руки растут гораздо ниже ремня». Когда наконец Ульяна высаживает меня у дома, то прежде чем я выйду, кидает вдогонку фразу: — Удачи на Европе, — и мне становится плохо.