Гражданин B тоже может сражаться

Март подходил к концу, и Суга думал о том, как ему вернуться в Сендай. До конца месяца оставалась неделя. Они с Кагеямой наслаждались весенними вечерами – теперь стало по-настоящему тепло, и они подолгу гуляли по городу или мерили парк во всех направлениях, привлекая удивленные взгляды. Их так и не нашли, и Суга понял, что Кенма в очередной раз оказался прав – вести самую обычную жизнь было куда надежнее, чем сидеть и прятаться. Они не вызывали подозрений – только любопытство. Вечером в квартире собралась большая компания – высокий и зеленоглазый Лев, миловидный и боевитый Яку, застенчивый Юки и вечные гости-хозяева Куроо и Кенма. Они обсуждали разные планы, подсчитывали прибыль и говорили о новых поставщиках, с которыми еще не успели наладить порядок работы. Потом ребята ушли, а Куроо и Кенма остались. Суга заварил чай, и они уселись в гостиной, закрыв окно и разместившись вокруг низкого столика. – Ушиджима, конечно, отмазал дома Ойкавы, – сказал Кенма. – Теперь Ойкава ему должен. Жаль, никак нельзя проверить, действительно ли у них был секс или они как-то по-другому договорились. Но, судя по тому, что вы рассказали о настоящем авторстве проекта, Ойкаве и так досталось. К тому же, Ушиджима все еще не похож на человека, который просто по душевной щедрости подарит свою протекцию другой компании. И теперь у нас главный вопрос. Куроо ухмыльнулся – он точно уже знал, о чем должна была пойти речь. – Вот такие дела… – со вздохом начал Кенма, – хочу отправить некоторую часть данных в национальное министерство. В главное управление. Ну, по-крупному уже. Чтобы проверки вернулись, но не на региональном уровне. Ага. Кагеяма налил себе чаю и сделал маленький глоток. – Ушиджима его опять отмажет? – спросил он. – Нет. На государственном уровне у Ушиджимы уже нет связей. Я просто говорю об этом, потому что когда я это сделаю, полетит не только Ойкава. Полетят люди, которые брали у него взятки. – Сколько их? – спросил Суга, ежась от прохладного воздуха. Поздновато закрыли окно, наверное – комната успела остыть. – Много, – пожал плечами Кенма. – Но они же знали, что коррупция под запретом. Они знали, что брать взятки нехорошо. Я вот тоже знаю, что привозить лекарства в обход закона нехорошо, и если что я готов к последствиям. – Это к каким? В тюрьму сядешь что ли? – удивился Суга. – Мы уедем, если что-то случится, – сказал Кенма. – У каждого из нас есть инструкции. Где плохая новость застанет нас, оттуда мы и уедем, даже домой не зайдем. Для мелких преступников не заказывают экстрадицию. – А Ойкаве что будет? – поинтересовался Кагеяма. – Штраф и банкротство… по меньшей мере. Поскольку дома стоят и падать не собираются, их поручат переделать. Там много погрешностей, но ни одна из них не касается чего-то серьезного. Ну, вы поняли – опоры, ригеля, состав бетона, фундамент и все прочее в норме. Но если приводить дома хотя бы к границе приемлемого по остальным параметрам, это влетит в огромные деньги. У Ойкавы их нет. А без этого комплекс не разрешат открыть. Покупателям вернут деньги. Инвесторам денег никто не вернет, конечно. Это уже не наши проблемы. – Может, остановимся на том, что есть? – предложил Суга, ощущая боль в животе. – Слишком много людей пострадает. – Пострадают – не умрут, – сказал Кенма. – А Хината вот умер. Смерть нельзя исправить, а все остальное можно. Ойкава тоже не умрет. Если оклемается, начнет бизнес где-то в другой стране, где его не так хорошо знают. В Аргентине, например. Он сейчас там лелеет свою гордость. Поехал отдыхать после всего, что случилось. Если я отправлю все данные сейчас, он из Аргентины уже не вернется. Иваидзуми закончит за него все дела, проведет процедуру банкротства, а Ойкава будет пожирать самого себя на другом конце планеты. Это справедливо. Иваидзуми знал, что Суга-сан был в плену. Он тоже должен пошевелиться. – Что помешает Ойкаве вернуться? – вздохнул Кагеяма. – Преследование правоохранительных органов, – просто ответил Куроо. – Его сцапают с аэропорта, как только он приземлится. За взяточничество и сокрытие информации от комиссии. За противозаконную, по сути, стройку. Там у него хорошо набегает. Может, не на пятьдесят лет тюрьмы, но все равно неприятно. – Если он не вернется, тогда давайте сделаем это, – согласился Кагеяма. – Даже если Суга против. Кенма кивнул и вытащил из своего безразмерного кармана игровую приставку. – Да я бы и так это сделал, – сказал он, запуская игру с сохраненного момента. Суга выдохнул и отпил немного чаю. Живот все не хотел успокаиваться. * Как Кенма и говорил, Ойкава не вернулся из Аргентины. Кагеяма знал, что теперь они были свободны. До возвращения в Сендай оставался день. – Вместо тебя назначили другого студента – всю зиму и начало марта он приходил и занимался с детьми, – сказал Суга, когда они ужинали. – Знаю. Возможно, меня восстановят. – Даже если и нет, не расстраивайся. Тебе придется многое нагонять, когда вернешься, – улыбнулся Суга. – А завтра Куроо и Кенма опять приглашают нас на ужин, – сказал Кагеяма. – В последний раз ночуем здесь. – У меня к тебе просьба, – опуская взгляд, медленно и как будто даже нерешительно признался Суга. – Скажу все сейчас, чтобы ты мог поразмыслить до завтрашнего вечера. Если откажешь, я все пойму. Просьба необычная и бестактная. – Слушаю, – ответил Кагеяма, заканчивая есть свой тофу. За месяцы жизни с Сугой он успел оценить прелести острого мапо-тофу, но так и не привык к супер-острой версии, которую ел его сожитель. То, что было в тарелке у Суги, нельзя было назвать едой – это была расплавленная лава, а не пища. Кагеяма как-то попробовал одну ложку, которую едва заставил себя проглотить, а потом внутренне пообещал себе больше никогда этого не делать. У него даже побаливал живот после всего одной ложки. Суга мог съесть целую порцию, и живот у него никогда не болел. – Я… ты не мог бы… ох, чувствую себя глупо, – перемежая слова с тяжелыми вздохами, начал Суга. – В общем, Тобио. Я хочу заняться с тобой сексом. В последний вечер, пока мы в Токио. Вернувшись в Сендай, мы наверняка разойдемся, а потом больше не будем проводить вместе так много времени. – Подожди, подожди, – хмурясь, попросил Кагеяма. – Ты точно именно этого хочешь? – Да, только у меня есть еще дополнительная просьба. Понимаешь… я хочу кое-что стереть из памяти или заместить это воспоминание. Поэтому моя просьба морально неэтична, но я хочу, чтобы ты знал все. Мой первый секс с Ойкавой был… я был привязан к кровати, у меня были закрыты глаза. Это может быть и игрой, если партнеры хорошо знают друг друга, но сам факт того, что единственный опыт такого плана у меня состоялся именно с ним – не очень-то приятная вещь. – Ты хочешь, чтобы я сделал это так же – завязал тебе глаза и руки? – уточнил Кагеяма. Внутри поднялась целая буря чувств. Конечно, он хотел заняться любовью с Сугой – это желание преследовало его все время, пока они спали в одной кровати, а это продолжалось уже черт знает, сколько времени. Но он никак не думал, что Суга сам сделает первый шаг, да еще и в такой странной манере. – Да, – кивнул Суга. – И привязал мои руки к спинке кровати. Ты должен все хорошо понимать. То, что я хочу создать с тобой воспоминание, которое призвано вытеснить другой опыт или перебить его – это уже неэтично. А если для тебя секс со связанным человеком совсем неприемлем… – Все в порядке, – перебил его Кагеяма. – Меня вопросы этики в сексе не волнуют. Главное, если ты на это согласен. – А ты? – поднимая, наконец, открытый и ожидающий взгляд, спросил Суга. – Сейчас самое главное – что скажешь ты. – Я хочу этого, – ответил Кагеяма. – Чувствую, что буду жалеть, если откажусь. Можно было бы сказать, что он хотел секса, но по-другому – без связывания и всей прочей фигни. Признаться, что весь последний месяц дрочил, представляя, как они могли бы целовать друг друга, обниматься в постели, заниматься сексом лицом к лицу. Особенно Кагеяме нравилась фантазия, в которой Суга садился бы на него верхом, а он, поддерживая его за талию, двигался бы вверх – осторожно, наблюдая за выражением его лица. Ему казалось, что в такой позиции Суга дразнил бы его – обязательно приподнимался бы чуть выше, чем следует, едва не соскальзывая с члена. Потом опускался бы глубже, принимая в себя и вознаграждая за терпение. Кагеяма планировал показать себя с лучшей стороны – терпеть и не срываться. Но жизнь такова, что мечты не всегда сбываются. Если Суга хочет секса, но на таких странных условиях, Кагеяма может дать ему это. – Если тебе противна мысль о связывании, не соглашайся, – попросил Суга. – У меня проблем не возникнет, – сказал Кагеяма, нисколько не красуясь. Связанные руки и глаза – это еще далековато от критической границы того, что Кагеяма мог себе позволить. К тому же, он был молод и влюблен, ему хотелось близости, хотелось прикосновений и обладания. Он знал, что тело не подведет его. – Если тебе неприятно, что я подхожу к тебе не как нормальный партнер, а как нуждающийся в помощи, тоже откажись, – продолжил Суга. Зачем отказываться именно по этой причине? Это было совсем уж непонятно. Именно то, что Суга доверился ему настолько, чтобы попросить о столь личном, и побудило Кагеяму согласиться. Свои желания были уже вторичными. К кому еще Суга обратится с такой просьбой? Кому позволит связать себя? А если он этого не сделает, то ему придется жить долгие годы, храня это уродливое воспоминание о сексе с Ойкавой – оно будет единственным, ни с чем не смешанным. От одних мыслей об этом внутри поднималась ревность. Оставить Ойкаву единственным? Отдать Сугу кому-то другому? Нет. Категорически нет. – Нормальный партнер тоже может нуждаться в помощи, – ответил Кагеяма. – Я буду ждать завтрашнего вечера. После ужина у Куроо и Кенмы вернемся сюда? Суга кивнул с видимым облегчением. Может быть, это было и неловко, но Кагеяма со свойственной ему подлинной невозмутимостью ничего особенного не почувствовал. Утром они собрали вещи, в обед сходили на места работы и попрощались с временными коллегами, а вечером отправились к Куроо и Кенме. Те успели подготовиться – заказали много еды, освободили гостиную. Первую половину вечера они должны были провести с другими ребятами, а потом остаться еще на немного, обсудить дела в последний раз перед отбытием. Куроо думал, что они останутся на ночь, но Кагеяма сразу предупредил, что ничего такого не будет – они вернутся в квартиру. – Ойкава, как мы и думали, остался в Аргентине, – сообщил Кенма, когда другие ребята ушли. – Вряд ли он вернется в ближайшие двадцать лет. Это неплохой вариант. Ради него тоже не будут оформлять запрос на экстрадицию, он же не сливал кому-то секретные данные и не работал на террористов. Меня беспокоит только то, что Суга-сан не сможет поехать в Аргентину, если ему это понадобится. Да и вообще… выезд за границу теперь для вас обоих – довольно рискованная затея. – Если захочет, достанет и в Японии – не сам, так через кого-нибудь, – сказал Куроо. – Какая разница? Жить вообще опасно. Кенма кивнул: – Это понятно. Любой вариант кроме убийства все равно оставляет эти лазейки для Ойкавы – как-нибудь вас достать. Конечно, вряд ли он подозревает, что его разорение связано с вами. Просто… в общем, ладно. Хватит об этом. Все мы живем с риском развития смертельных заболеваний по самым разным причинам. Если думать об этом постоянно, можно умереть еще до того, как опасность реально нависнет над головой. Так что не будем рассуждать о плохом. Суга улыбнулся – он явно был согласен с этим. Кагеяма не понимал, почему Суга не захотел убить Ойкаву, сейчас он бы с удовольствием успокоился и принялся жить дальше, а не тревожился о том, что этот человек достанет Сугу откуда-нибудь с другого конца мира, украдет и спрячет его. Наверное, должно пройти время, прежде чем они оба успокоятся. – И потом, ребята, сейчас у Ойкавы нет денег и ресурсов для каких-то странных телодвижений, – сказал Куроо. – Так что не бойтесь. В чужой стране он не очень скоро обрастет всем необходимым, чтобы вернуться за Сугой-чаном. Даже такой гигант как Ушиджима едва уцелел после всей этой шумихи с комплексом. Его компания пострадала, но хотя бы не закрылась – формально проект предоставил застройщик, а генподрядчик просто выполнил его требования. По закону генподрядчик, имея одобренный документ на руках, не обязан его проверять на соответствия. Тут по документам получается, что Ойкава как будто обманул Ушиджиму. Получалось совсем уж некрасиво – Ушиджима, который сам был автором проекта, формально уцелел, а Ойкава пострадал. Наверное, для Ушиджимы это было очень больно. Впрочем, в любом случае он мог это пережить. Он же не умер. – Зато это дает вам свободу в несколько лет как минимум, – сказал Кенма. – А за несколько лет Ойкава может остыть и переключиться с Суги-сана на кого-то другого. Это утешало. Хотя бы сегодня вечером можно было не беспокоиться. Они были так далеко от Сендая, еще дальше от Аргентины – у них все было хорошо. Именно сегодня был идеальный вечер для того, что они задумали. Квартира, в которой они прожили последние месяцы, не была связана ни с Хинатой, ни с Савамурой. Ни одного из них не преследовали бы тягостные воспоминания и угрызения совести, если бы они занялись сексом в той спальне. Поэтому хотелось скорее вернуться туда, чтобы провести там как можно больше времени. * Удивительно, но Куроо отпустил их без едких комментариев – он просто подвез их до дома и пожелал спокойной ночи. Поднимаясь на этаж, Суга подумал, что наступил самый сложный момент в их совместном проживании – они оба знали, что должно было произойти, но понятия не имели, с чего начать, и как все вообще будет протекать. – Сходи в душ первым, – сказал он, разувшись и прислонившись к стене в прихожей. Кагеяма кивнул и расстегнул куртку. – Повязку для глаз и ленту для рук я уже подготовил, – сказал он, словно между делом. – Я не хочу пользоваться наручниками – они твердые, и мне кажется, что с ними будет больно. Постель перестилать не обязательно, но сделай это, только если сам хочешь. Или если ты слишком сильно нервничаешь, чтобы просто ждать, когда я выйду из душа. Все-таки он был удивительным – настолько, что Суга до сих пор еще не мог привыкнуть ко всему, что мог сделать Кагеяма. Самым примечательным было то, что Кагеяма, очевидно, и не рассчитывал на какой-то взрывной эффект – он просто делал и говорил то, что считал нужным. Но получалось у него, конечно, просто здорово. – Пожалуй, я все-таки сменю простыню, – ответил Суга, улыбаясь. – Не торопись. Время тянулось медленно, Суга успел обновить простыню, проверить почту и график транспорта на завтрашний день, а Кагеяма все не возвращался. Наверное, Кагеяме требовалось время настроиться. Суга понимал, что его просьба была очень странной и неудобной. Кагеяма наверняка не рассматривал его как сексуального партнера – когда они спали рядом, они ни разу не соприкоснулись в кровати, да и никаких взглядов он на себе не ловил. И все-таки он не мог поступить иначе. Для него эта ночь была последним шансом. Сможет ли он когда-то верить кому-то больше, чем Кагеяме? Верить очень важно, когда собираешься отдаться человеку. Он хотел вернуться к нормальному сексу, а не жить, неся в себе тягостные и стыдные воспоминания. Для этого он хотел стереть присутствие Ойкавы, которое сильнее всего ощущалось во сне – по ночам он просыпался, ощущая вес чужого тела на себе, горячее дыхание на шее и лице. Зрительных образов в таких снах было мало, и Суга понимал, что причина крылась в самом первом разе – в том, что произошло, когда он впервые оказался в постели Ойкавы. Это был первый и единственный раз, когда Суга занимался сексом в таких условиях. Может быть, когда-то он сможет сделать это с кем-то другим, но для начала нужно сломать стену и убить эти воспоминания. Пусть не полностью вытравить их, а просто победить при помощи других – новых и по возможности приятных. Конечно, был шанс, что ничего не поможет, либо Кагеяма не захочет этого. Могло случиться и так, что воспоминания об Ойкаве не померкнут. А еще это было непорядочно. Но ведь Кагеяма наверняка занимался сексом с теми, кого не любил? Хината не был его единственным партнером, а любил он только его. Скрипнула дверь ванной, Кагеяма в своей обычной одежде показался на пороге – его голова была накрыта полотенцем. Суга отвернулся от окна, у которого стоял, пока ждал его. – Твоя очередь, – сказал Кагеяма, снимая с головы полотенце. – Не спеши. Суга только кивнул. Пора было признаться себе, что Кагеяма очень его привлекал. Поначалу он думал, что его желания притупятся или вообще временно исчезнут после того, как он довольно долго подчинялся человеку, которого не хотел. Сугу беспокоило, что он мог никогда не восстановиться и утратить привлекательность и вообще способность строить хоть какие-то отношения. Но жизнь с Кагеямой показала, что Сугу все еще волновали прикосновения и взгляды. Наблюдая за Кагеямой в повседневной жизни – видя, как он одевался, как поправлял постель, как смущался или подбирал слова, Суга ощущал что-то теплое и нежное, так что начинало щемить сердце. Постепенно в нем начали пробуждаться и другие чувства – он понял, что хотел Кагеяму. Да и кто бы не захотел? Кагеяма был красивым, сильным, спокойным. Теплая вода не успокоила, но согрела и сгладила мысли. Он все еще очень сильно волновался, но теперь его уже не пугало то, что должно было произойти. Он вышел из душа и нашел Кагеяму в спальне – верхний свет был погашен, теперь горел только торшер рядом с кроватью. Через витые узоры спинки кровати была пропущена лента, два длинных конца которой лежали на подушке. Кагеяма держал в руках повязку для сна – простую, из черного шелка без вышивки. Суга подошел к нему, чувствуя, как просторная футболка тяжело прилипла к влажному телу. Вроде, он хорошо вытерся, но ткань все равно пристала к коже. Кагеяма коротко выдохнул и поднялся с постели. Суга подошел ближе и опустился на край кровати. – Теперь я прошу верить мне, – сказал Кагеяма. – Я верю, – ответил Суга, позволив уложить себя и поднимая обе руки. Лента была широкой и мягкой, она довольно приятно обхватила запястья, когда Кагеяма затянул петли. Суга подумал, не забыл ли он о повязке для глаз, и в этот момент Кагеяма встал на колени, наклоняясь к нему и держа в руках повязку. – Нечестно делать это, когда ты связан, но я все-таки пойду на такой риск, – сказал он, взяв лицо Суги в ладони и приближаясь к его лицу. Это было неожиданно, и Суга даже не успел решить, как стоило отреагировать. Тело сделало все само – губы приоткрылись, впуская Кагеяму без всяких споров и заминок. Сердце тяжело забилось в груди, словно с оттяжкой, почти больно, делая дыхание рваным и шумным. Кагеяма целовал его совершенно без робости, сразу же проникая внутрь и углубляясь. Это был долгий и очень теплый поцелуй, в котором Суга предпочел утонуть – он позволил себе утонуть в нахлынувших чувствах, потому что понимал, как важно сейчас отказаться от сомнений. Все сожаления и метания следует оставить на потом. Сейчас было важно только то, что он и Кагеяма были рядом. – Ты очень красивый, – сказал Кагеяма, оторвавшись от него. – Очень. Мне жаль, что приходится закрывать твои глаза повязкой, но я должен это сделать, если ты хочешь. На очень короткий момент Суга почувствовал желание остановить его – попросить отложить повязку и развязать руки, чтобы быть вместе по-обычному, без всех этих атрибутов. Однако это желание быстро исчезло, когда на глаза осторожно опустилась повязка – прохладная ткань скользнула по лицу, и через секунду Кагеяма аккуратно поправил волосы, которые она придавила. Он осторожно и медленно вытянул пряди из-под повязки, и Суга улыбнулся, чувствуя, как он распределял их, стараясь сделать так, чтобы они лежали как обычно. – Кагеяма, ты удивительный, – прошептал он. Он не знал, каким Кагеяма был в сексе – что ему нравилось, о чем он мечтал, чему отдавал предпочтение. Самое время начать бояться? Страха почему-то не было. Суга понимал, что в повседневной жизни человек может быть одним, а в сексе совершенно другим. Куроо носился к Кенмой как писаной торбой в обычное время, причем даже когда думал, что их никто не видел – Суга несколько раз заставал их, когда Куроо кормил Кенму или расчесывал его волосы. Однако в сексе Куроо предпочитал доминировать, создавая иллюзию подавления. Это прекрасно. Есть ли что-то подобное у Кагеямы? У каждого человека есть. Наверное. Любопытство проснулось в груди, и страх почему-то так и не появился. Что сделает Кагеяма дальше? Суга собирался ждать и не возражать, что бы ни произошло. В конце концов, он этого сам захотел и даже решился попросить. Кагеяма никуда не уходил, но почему-то на целую минуту (или, может, час?) остановился. Он просто был рядом, и Суга мучился от ожидания. Потом ладонь осторожно легла на его живот, и он расслабился. Появилось приятное ощущение от прикосновения – Кагеяма собрал подол футболки. А потом звякнул металлом. Захотелось спросить, что он там задумал, но слова не шли с языка. Суга притаился, ощущая, как живота коснулось что-то холодное и тонкое. Потом с характерным полухрустом-полулязгом на ткани сомкнулись ножницы. Кагеяма решил разрезать на нем футболку, потому что снять ее через голову теперь было нельзя. Если бы в тот день Ойкава решил вытащить откуда-нибудь ножницы, Суга умер бы от страха, не дожив до проникновения. Сейчас холод ножниц даже волновал его. Кагеяма приподнимал ткань футболки так, чтобы острые концы не касались его кожи, но ручки и ножниц иногда все-таки задевали Сугу, заставляя задерживать дыхание. Что-то волнующее в этом определенно было. Или просто он стал извращенцем. Кагеяма разрезал футболку так, чтобы можно было снять ее полностью, а потом обнял Сугу обеими руками, приподнимая к себе. Он оставил поцелуй прямо под подбородком, потом двинулся ниже, и только сейчас, ощущая дрожь в его руках, Суга понял, что он тоже волновался. – Ты готовился в душе? – спросил Кагеяма, сползая к низу живота. – Нет. – Хорошо. Я забыл попросить тебя, чтобы ты оставил это мне. Хорошо, что ты не готовился. Ладони со слегка прохладными пальцами скользили по телу Суги от шеи и плеч вниз, Кагеяма водил по его животу и груди руками, словно стараясь обвести или запомнить. Чувство было захватывающим и приятным. Не только сами прикосновения, которые, безусловно, будили желания, но и мысли, которые возникали вместе с ними – все, что Кагеяма дарил ему сейчас, было прекрасным. Поскольку Кагеяма не отстранялся от него ни на миг, Суга знал, куда он двинется дальше – несмотря на закрытые глаза, неизвестности не было. Тепло дыхания и прикосновения не исчезали, а стелились по его телу, и Суга знал, чего мог ожидать. Кагеяма, наконец, переместился наверх, разводя его колени. Ладони заскользили по бокам вниз, добираясь до штанов. Пальцы схватились за резинку, стягивая ее вниз, и Суга пошевелил ногами, помогая ему раздеть себя. Скомканная одежда полетела вниз с легким шорохом. Холод ночного воздуха коснулся бедер, и Суга вскинулся на постели, делая короткий и рваный вдох. – Все хорошо, – прошептал Кагеяма, прежде чем склониться и поцеловать его колено. «Поцелуй меня еще, куда угодно и как угодно, только коснись меня еще раз», – мысленно просил Суга. Сильные руки оказались на коленях, мягко разводя их в стороны, и теплое дыхание теперь коснулось внутренней стороны левого бедра. Кагема поцеловал это место, провел по нему кончиком носа, а потом, кажется, лизнул – ощущение было теплым и влажным, почти скользким. Суга прижал голову к подушке, делая долгий вдох. – Тобио. Имя вырвалось само. Он так хотел позвать Кагеяму по имени, что даже не понял, зачем сделал это. Без разумной причины. Просто очень захотелось произнести это имя. – Коши, – ответил Кагеяма. Так было правильно. Суга почувствовал спокойствие, согревавшее его изнутри. Больше не нужно было ничего контролировать или хотя бы думать о контроле. Не нужно было ничего анализировать. Кагеяма назвал его по имени, как будто завершив пароль, отпускавший все на волю и снимавший все страхи. Суга разрешил себе совсем отключиться и довериться. Нужно было только принимать, и Суга был готов охотно это делать – отзываться на прикосновения и поцелуи, расслабляться, впуская в себя язык и пальцы одновременно. Кагеяма пользовался своим ростом в самом лучшем виде – он глубоко целовал его, одновременно проталкивая один палец внизу и действуя при этом предельно осторожно. Хотелось даже поторопить его, но губы были заняты, и Суга ждал, когда Кагеяма проникнет глубже. Внутри живота накапливалось тепло. Он уже и забыл, как это бывает прекрасно, когда соединяешься с другим человеком – с тем, кого ты выбрал сам, с желанием и доверием. Да, он никогда больше не сможет заняться любовью с Дайчи. Но жизнь продолжается, и вряд ли Дайчи хотел бы, чтобы он провел десятки лет в одиночестве, предаваясь воспоминаниям и сожалениям. Кагеяма был здесь, он был живым и теплым, и с ним можно было хотя бы на одну ночь забыться, отказавшись от сожалений и стыда. Суга услышал шелест фольги и понял, что Кагеяма взялся за презерватив. Одноразовый пакетик смазки был уже израсходован, и оставалось последнее – на время соединиться и влиться друг в друга, чтобы провести ближайшие минуты в странном состоянии, не будучи ни единым целым, ни двумя отдельными людьми. – Если будет больно… ты знаешь, что делать, – сказал Кагеяма, отводя его ногу еще дальше, чтобы прижаться к нему бедрами. – Да, – ответил Суга. Он ждал этого с нетерпением. Такое с ним точно уже не могло повториться – он ни разу не видел, каким был член Кагеямы, и вот теперь его тело должно было почувствовать его. Чувства обострялись, и Суга даже облизнулся, стараясь подготовиться. Кагеяма очень нежно поцеловал его в губы, на этот раз не стараясь проникнуть глубже, и Суга почувствовал первое прикосновение – Кагеяма прижался внизу и слегка надавил, словно давая ему время познакомиться. – Тобио… – Да? – Прикоснись им к моему бедру. Проведи по бедру или животу. Пожалуйста. Все-таки Суга хотел хотя бы так представить размеры Кагеямы. Он не мог взять его в руку, не мог увидеть, но хотя бы ощутить вес и прикосновение было возможно. Кагеяма сразу же приподнялся, а затем действительно провел членом по внутренней стороне его бедра. Суга зажмурился под повязкой, сосредоточиваясь только на теплом и гладком члене. Конечно, он был уже в презервативе, но ведь главная суть оставалась неизменной. – Большой, – прошептал он. – Спасибо. Продолжай. Кагеяма вернулся к нему и опять почти улегся сверху, упираясь в постель только одной рукой, чтобы совсем уж его не придавить. Суга подался немного вверх, прижимаясь к нему теснее. Первый толчок ни к чему не привел, и Кагеяме пришлось немного приподняться, взять член в руку и вновь прижаться к входу, чтобы не соскользнуть. Второй толчок принес с собой легкую боль, но Суга знал, что это было нормально – не стоило тревожить Тобио словами или вздохами. А потом он почувствовал, что тело сдалось и впустило чужую плоть, пусть даже и совсем немного. Кагеяма принялся поглаживать пальцами растягивавшиеся складки отверстия, и это чувство было совершенно незабываемым – щекочущим и приятным, не позволявшим сосредоточиваться только на ощущении проникновения. Палец гладил внизу все, даже промежность, и Суга кусал губы, стараясь удержаться от стонов. Может быть, все было именно так, потому что он все еще не знал, насколько длинным был член, а может, ожидание сделало чувства именно такими – Суге показалось, что Тобио входил в него бесконечно долго. Это было здорово. – Эй, Тобио, ты смотришь аниме? – спросил Суга, когда почувствовал, что Кагеяма вошел полностью, и их бедра соприкоснулись. – Нет. – Тогда ты не знаешь, что есть такое… фильм… «Поезд «Бесконечный»… это часть «Клинка, рассекающего демонов»… это… я подумал, что это тебе подходит. Оба варианта. И клинок, и бесконечный. – Приму как комплимент, – сказал Тобио, – а теперь я начну двигаться. И потом было уже совсем не до шуток. Суга совсем ничего не говорил и просто ждал каждого движения Тобио, встречая его с готовностью и радостью. Первые движения были мучительно медленными, но потом, когда они оба привыкли, Кагеяма начал толкаться быстрее, ни разу не выйдя при этом до конца. В какой-то момент, Суга так и не понял, когда именно, он начал дышать ртом, из-за чего иногда стали вырываться стоны – пока еще тихие, похожие на короткие всхлипы. Было так хорошо, что хотелось умереть. Или даже не умереть, а просто исчезнуть здесь и сейчас, чтобы заполнить всего себя этим чувством и поставить точку на этом. Он уперся одной ступней в постель, приподнимаясь навстречу Тобио и прикусывая губу. Это был конец. Тепло, которое до этого только накапливалось и распирало его изнутри, теперь будто лопнуло и растеклось по телу. Суга не слышал точно, но ему показалось, что он застонал – громко и бесстыдно. Тело еще продолжало двигаться, и он даже успел немного прийти в себя, когда Кагеяма тоже кончил, сжимая его обеими руками и дыша в его шею. Через секунду с глаз исчезла повязка, и Суга медленно открыл их, позволяя теплому свету торшера очертить линии лица Кагеямы, нависавшего над ним. – Я подрочил в душе, чтобы не кончить раньше времени, – сказал Кагеяма, когда Суга потянулся вверх и поцеловал его, просто чмокнув в губы. – Поэтому я хоть как-то продержался. – Ого, какая предусмотрительность. – Суга, – приложив ладонь к его щеке, прошептал Кагеяма, – я хочу еще. Ты разрешишь мне, когда я отвяжу руки? – Конечно. Давай скорее, я хочу тебя обнять. – И еще… не только сегодня. Да? Мы будем делать это не только сегодня. Даже когда я закончу учиться и буду играть за клуб, пожалуйста… Я хочу сказать, что все равно буду возвращаться к тебе. Всегда. Ты же будешь ждать меня? – Буду. Ленты осторожно соскользнули с запястий, и Суга пошевелил руками, прежде чем обнять Кагеяму. Завтра вернутся сомнения и страхи – они всегда будут с ним, с этим ничего не поделать. Возможно, когда-то они станут слабыми и почти незаметными, но Суга знал, что больше никогда не будет таким, как до похищения. Это не главное. Главное – теперь они не по одному. Возможно, одиночество каждого из них закончилось раньше, чем они сумели это понять, но теперь они совершенно точно все осознавали. Суга обнимал Кагеяму и гладил его спину, думая о том, как много всего им предстояло сделать вместе.