Клуб "Хороших детей"

             Если бы Сакакибара сказал, что Умеко отличалась своей предельной честностью, то он бы точно не соврал. Скорее, убедился бы, что дама говорит все как есть, в лицо.       И когда он стоял на автобусной остановке, видел эти наглые, раздражающие глаза «названной матери», которые ничуть не скрывали её коварных мыслей, за которыми и ехал дзинко, то неимоверно злился.       — Может, хотя бы, дождешься, пока я уеду? — начинает Мураками, недовольно виляя хвостом, словно Озэму не делала это специально.       — Вообще желанием не горю, — хихикала женщина, заставляя лиса пылать от ярости. Но, как он не хотел, Озэму была права, нереально права. Даже она не собирается париться о нём. Вещи собрала, еду положила, на автобус привела. С таким набором, Мураками всё больше был раздавлен образом «Мамы», ибо чувствовал себя неловко, принимая образ «Сыночка».       — Короче, не натвори бед, договорились? — Умеко добродушно хлопает мальчишку по голове, будто нахваливая. И кто только тянул его за язык, согласится работать с этой коварной женщиной.       Мураками послушно кивает, прямо как провинившийся мальчуган, а после берет вещи и поворачивается к подъезжающему автобусу.       — Позвони, как доберешься! И дозвонись Ёсуки! — женщина помахала рукой, дожидаясь уезда автобуса, а после сама направилась на уход.       И теперь, с утра, сидя в автобусе, Мураками хотелось больше всего позвонить именно Ишихаре. Делать ныне было нечего, а зевак, к слову, в автобусе хватало и без него. Пока он спокойно усаживался на свое место, а виды за окном начинали меняться, тем и удерживая любопытных разносчиков ссор на почтительном расстоянии от водителя, дзинко успел подметить множество фактах о присутствующих, которые предпочел сразу же выкинуть из головы, дабы не перенапрягаться.       Последние три года жизни и работы каллиграфистом, особенно у Озэму, Мураками расценивал как день сурка. Единственная череда событий, которая с ним происходила изо дня в день: каллиграфия, Ёсуки, Озэму, дом; и так по кругу все три года.       По сути, Ёсуки и его начальница, которой и являлась Озэму, были его единственными друзьями, с кем ему удалось задержать общение на постоянной основе.       И если с самим Ишихарой лис был знаком чуть ли не со школы, то Умеко встретилась ему лет пять назад, на одном из соревнований. Привыкнуть, так или иначе, он успел и к Ёсуки и к Озэму.       Коим магическим образом подняв себе настроение, Мураками прикрыл слипающиеся глаза, позволяя провалиться в сон, пока есть возможность. Кто знает, может, на новом месте соседи будут предпринимать попытку вытравить непрошенную лису? Оставалось только гадать…

***

      Сутьчжоу — причудливый город, дивных красот и широких видов. Кажется, что идея поехать в Цуристу через это место была одной из лучших, что придумывала Умеко. В прочем, придумывала она их мало, и Мураками, в какой-то степени ей благодарен. Думать — никогда не было её коньком. Да и вообще. В его окружении думать мог только он, Ёсуки Ишихара, Такахаси Сюн и Хроносу Хайрона. И только подумав о последней, дзинко хлопнул в ладоши, словно отгоняя её же духа.       Возможно, Хайроновский призрак бы обиделся, узнав, что лучший друг её прихода не жалует, но не его это ныне дело. По крайней мере, не сейчас.       Автобус остановился, а потому, лис снизошёл до полного пробуждения, стоило только плотной толпе пассажиров повскакивать со своих мест. Такому поведению Мураками усмехался; припоминал нравоучения его Отца: «Никогда не вставай с места до того, как автобус остановится!». Сам младший Сакакибара же, никогда не понимал, когда его Отец шутит, а когда нет, потому и вошло в привычку: следуй каждому наставлению. И если, в сравнении с тем, как «учила» мать, хотя, учением Мураками мог назвать это с трудом, в словах Отца был хотя бы смысл и цели в общественное благо. И Мураками это понимал.       И когда уже даже водитель собирался выйти из транспорта, тогда, Мураками поднялся с кресла, подбирая все собранные в багаж вещи Озэму, а после наконец вышел из автобуса, вдыхая запах весеннего Сутьчжоу, в котором уловил ноты красных паучьих лилий, коих было множество в садах Сутьчжоу, да и прямо на клумбах улиц и домой. Странно, конечно, вроде не сезон, весна, как никак, да и садить их подле домов было не правильно, но Сутьчжоу — исторический город, в котором крови войнов пролилось больше, чем по всему континенту Такахаси. Скажем так, один большой исторический памятник.       Помимо запаха красных паучьих лилий, Сутьчжоу состоял из запаха маков и чая, что так любила Хроносу. Чёрный чай с шиповником и яблоком, витал по каждой улице, особенно на тех, где расположились Чаёвни, специально предназначенные для распития чая забегаловки.       Сутьчжоу — город при море, связанный с торговым портом, из которого с других континентов поступали товары по всему Такахаси. Близ порта, даже из центра города, откуда можно было увидеть море, виднелись чёрные точки — приближающиеся лодки и корабли торговцев. Одними из таких торговцев, поставляющими товары из Атласса и Танпо — были госпожа Айямэ Кагемона и Итибан Хару, странствующие пираты, что вместо разбоя помогали каждому встречному.       До рейса его поезда было много времени, минимум часов шесть, уж очень рано Умеко посадила его на автобус. Мураками предпочел прогуляться по прекрасному весеннему Сутьчжоу, хотя наиболее прекрасным он был в осеннее время, когда распускались паучьи лилии, когда были праздники и когда выпадал первый снег.       С каждой стороны улицы раздавались зазывы опытных продавцов, выкрикивающих различные лозунги и продукты, что были в продаже. В прочем — удивляться нечему, ведь Сутьчжоу — не только город войнов, но и торговли.       Мураками вспомнил, как размышляла по поводу Сутьчжоу Хроносу: почему столицей Такахаси является Тъянкон? Сутьчжоу славился своей причудливой красотой, символизмом, торговлей и имел второе название: «Великий порт Чжоу», буквально означающее собой поддержку других континентов.       И если в Тъянконе главными приоритетами и символом являлись деньги, торговля и контракты, то Сутьчжоу нёс в себе куда больше истории, нежели любой город Такахаси, когда либо претендовавший на столицу.       В прочем, как лис, родом из Тъянкона, Мураками считал собственные взгляды на этот факт странными, ибо не был доволен тому, что Тъянкон — столица. Дружба с наследницей бюро Хайрона изменила каждое его мировоззрение. Без исключений. Как бы сильно Сакакибара не отрицал этой правды.

***

      В том, что Сутьчжоу — город мечты бедной лисицы, Мураками убедился даже тогда, когда решил пройтись по особому торговому кварталу. Причиной убеждения оказалось то, что каллиграфиста не надурили ни единого раза, хотя в Тъянконе это успел бы сделать уже минимум каждый третий торговец.       За это Мураками Сутьчжоу уважал — здесь живут черезчур честные люди. Теперь понятно, почему на столицу он не претендует. В городе лживой торговли — Сутьчжоу — эталон честности и красоты.       Мураками метнул взгляд в сторону телефонной будки, как в голове промелькнула мысль о Ёсуки. И ведь точно! Он должен ему позвонить!       Сорвавшись с места, радостный лис добрался до телефона, набирая номер стационарного телефона Ишихары.       Пошли гудки...       Гудки..       Трубку неожиданно сняли, чему Мураками обрадовался:       — Здравствуйте? — даже через телефон передавалась улыбчивая натура Ёсуки.       — Ёсуки! Ёсуки! Привет! — радостный голос, вещающий о хорошем настроении лиса Ишихара узнал сразу же. В конце концов, долгие годы, которые он так упорно пилил Сакакибару на тему радости и её публичного проявления, не могли не въесться в памяти тёмноволосого ныне каллиграфиста. — Как у тебя с работой? Озэму тебя одобрила? — интересуется Мураками, даже не пытаясь скрыть виляющий в любопытстве хвост. Как никак, повод прелестный — Ёсуки.       — Сакакибара, ты, что-ли? Надо же! Я звонил тебе и Умеко, но никто не отвечал, — начал рассказывать парень. — С работой всё хорошо, она приняла меня, представляешь? — в словах Ишихары проскакивали радость, смешанная с удивлением, что было понятно. Озэму — жёсткий критик. Если ты заполучил её одобрение — твоя жизнь становится наипростейшей, что в каллиграфии, что вне её.       Так вот.       Это совершенно не так. По той жизни, которую вы видите у Мураками Сакакибары, можно сразу же понять, что он в отличных отношениях с Умеко. Проблема и в том, что он её любимчик. И даже дзинко, которому покровительствует сама «Госпожа Удача», теряет свою удачливость при такой женщине.       Мураками мысленно жалеет Ёсуки, но в то же время очень рад за него. Для Ишихары главным приоритетом является карьера. И прямиком со школы он занимался тем, что повышал свои способности и карьеру.       — Сакакибара, доехал хоть нормально? — Ёсуки задаёт вопрос, будто уверен, что над Мураками поиздевалась Умеко, в автобусе кричали, или случилось что-то ещё. Возможно, к счастью, что из плохого случилась только Озэму.       — Нет-нет, всё в порядке, я спокойно доехал, — улыбнувшись, лис проговорил это так, словно эта поездка была самой спокойной и тихой в его жизни. И только он об этом думает, как в телефонную будку стучит мужчина преклонных лет, значительно испугав молодого лиса. — Ёсуки, мне нужно идти. Там уже очередь к телефону собирается, прости, — неловко пытается завершить разговор парень.       — Не страшно! Позвонишь в другой раз! Удачи тебе там, — Ишихара бросает трубку, и Мураками выходит наружу, поклонившись старику, — Извините, это был длинный разговор!       Тот отмахнулся, мол, молодняку извиняться не надо, телефон же общественный, на той ноте лис его и покинул. Вновь шататься по улицам Сутьчжоу, в надежде скоротать время до поезда.

***

      Лёгким темпом этих прогулок, Сакакибара забрёл в какую-то Чаёвню. Радостный лис подумал, что сможет расслабиться перед долгой и тяжёлой поездкой, и надеясь заказать себе излюбленный его подругой чай с яблоком и шиповником.       Посещение было в цветах самого Сяньчжоу. Красный, коричневый, чёрный. Полки и столы со стульями из красного дерева, чёрная лакированная «барная стойка». На секунду, лис задумался, перед тем, как мысленно назвать это место одним из народных достояний Сутьчжоу. Даже название — не настолько броское, как названия в Тъянконе. «Красная лилия». Под стать Сутьчжоу, символом которого был ликорис.       Излюбовавшись подозрительно идеальным сочетанием Чаёвни для этого города, Мураками уселся за барную стойку, когда ему приветливо кивнул бармен:       — Что заказываете? — отозвался взрослый мужчина, с темными короткими волосами. Зелёные глаза, кислые, прямо как незрелое яблоко, смотрели прямиком в душу, лишь источая тепло, которое, сам Сакакибара, почему-то, сравнил с летним Сутьчжоу.       Глаза Сакакибары были бирюзовые. А в темноте и вовсе, отливали авантюрином. Столь ненавистный цвет, доставшийся от матери, но, который так любила Хроносу, что единственное, за чем он стал скрывать этот ужасный цвет — это очки.       Лис перевел свой взгляд на бейджик старшего, заметив имя: «Хасиго Джун». Такое же весело на вывеске перед входом, упомянутое, как имя «Владельца» заведения.       — Здравствуйте, хозяйн! Яблочный чай, с шиповником, пожалуйста, — улыбнувшись, у Мураками снова промелькнула мысль про наследницу Хайроны. Любимый чай его покойной подруги — Яблочный, с шиповником. Но, он лишь отмахнулся от мыслей, услышав ответ бармена:       — Скоро будет сделано, — и, усмехнувшись обращению, мужчина принялся за свою работу.       Продолжая осматривать место, Сакакибара заинтересовался гостями (хотя, раньше никогда бы так не сделал). Напротив него сидела фиолетоволосая девушка, чуть ниже самого Мураками. Выглядела та, лет на девятнадцать, точно не больше. На плечах красовалась, какая-то, длинная, багрового цвета шаль, располагаясь поверх сиреневого хаори, и укрывающая от ветра весеннего Сутьчжоу.       Та, заметив пристальный взгляд, повернулась, строго взглянув на лиса. И, тот ошибся, назвав взгляд просто «строгим». Скорее, он был грубым, нежели строгим. И, только захотела она, что-то сказать безнадежной лисице, как он отвернулся, не желая вступать в конфликт.       — Яблочный чай с шиповником для нашего гостя, — раздался басистый голос хозяина, поставившего кружку с чаем прямо перед Сакакибарой. — Приятного чаепития, — и кивнул младшему.       — Б-большое спасибо! — каллиграфист улыбнулся, словно хозяин спас его от участи быть сожженным этим напористым грубым взглядом сидящей рядом незнакомки, так резко отреагировавшей на то, что Мураками смотрел на нее.       Хасиго стал протирать стаканы, и, попутно барную стойку.       И, только Сакакибара прикоснулся к кружке, горя желанием выпить излюбленный годами и Хроносу чай, как услышал возмущённые возгласы, доносящиеся, как раз, со стороны незнакомой девушки. Проблема была лишь в том, что голоса принадлежали двум мужчинам:       — Эй, девчушка, а ты случаем не из Макото, а? — рука коснулась плеча и шали девушки, — Нам очень хотелось бы поговорить с твоим папашей, не отведешь? — грубо сжав плечо, произнес мужчина. Второй же, стоя в сторонке, просто поддакивал, не говоря ничего путнего.       Девушка возмущённо и раздражённо вздохнула, хотя её лицо не выражало ничего, кроме отвращения. Она поднялась из-за барной стойки, подняв голову:       — Я понятия не имею, с кем Вы меня спутали, и что Вам от меня надо, но если Вы сейчас не уйдете... — вокруг незнакомки повисло электрическое напряжение, и, было ощущение, что место распадается на частички, но, кажись, прилипших недругов это не волновало:       — Ну и, что ты сделаешь? — наконец, заговорил второй, щуплый мужчина. Незнакомка обернулась, сжав руку в кулак, и подняла её, словно готовясь ударить таким разрядом молнии,(как понял Мураками), что сожжёт всю «Красную лилию».       Не желая массового уничтожения обычной Чаёвни, Сакакибара, неожиданно, поднялся, возразив мужчинам:       — Отвалите от девушки! — «бесстрашно» выкрикнул лис, не смея терпеть такого отношения к кому-либо. Такая храбрость разозлила тех двоих, и они переключились на лисицу.       — А ты чё, знаешь её? — парня схатили за воротник рубашки и протянули вверх, от чего Сакакибара случайно уронил стул, напрягся, разумеется, испугавшись, и посмотрел на девушку. Незнакомка закатила глаза, очевидно, не понимая, зачем лис это сделал.       — Знаете... Нам пора! — Сакакибара поднес руку к лицу мужчины, осторожно подув, и в глазах оказался снег, безжалостно заморозив белок наглых глаз. Младшего неожиданно отпустили, под сопровождение из криков, а он, в то время, схватил незнакомую девушку за рукав хаори, выкрикнув, — Бежим! — и, перепрыгивая упавший стул, побежал на выход.       — Какого хе-!! — вскрикнула девушка, не ожидая такой подставы со стороны незнакомого лиса, ведь, быстро следуя за ним, чуть не упала из-за этого же стула.       Чай остался недопитым...

***

      Возмущению не было предела. Впрочем, на самом деле был, но, по взгляду незнакомки, это было непонятно. По голове лиса прилетел удар ладонью, при чём очень сильный. У незнакомки была очень тяжёлая рука:       — И чего это ты учудил, а!? Что это было? — разъярено проговорила та, в конце концов, глубоко вздохнув и успокоившись.       — Извините, я хотел помочь. Не могу смотреть, как кому-то угрожают, — неуверенно, с виноватым тоном произнес Сакакибара, опустив голову и потирая место удара девушки.       Та закатила глаза, скрещивая руки, и, умерив свой пыл, произнесла слова благодарности:       — М, спасибо за «спасение». Я бы и сама справилась, но-о-о, ладно, — отвернув голову, поблагодарила она.       Мураками улыбнулся, радуясь, что не напрасно вступился за незнакомку: — Я Сакакибара Мураками, а Вы..? — вставил паузу, ожидая, пока девушка скажет своё имя.       С ответом она помедлила, но, все же, Мураками услышал:       — Кика, — кивнула та.       — Макото? — задался вопросом Мураками, после чего почувствовал витающее электрическое напряжение.       — Просто Кика, — Сакакибара неловко кивнул. Ему не очень хотелось стать подопытной лисицей, в которую прилетит молния. Да и, никому бы не хотелось такой участи. Кика задумалась, — Откуда Вы?       — Цуристэ Фурай, оттуда. Если захотите когда-нибудь прийти, то.. знаете, большой дом ближе к середине Ятиё и Фурая. Я там живу! — сказал Мураками, вспоминая примерное расположение Дома Умеко, а затем, краем глаза увидел часы на одном из зданий, — Поезд! Простите, я опаздываю, прощайте! — Мураками помахал девушке на прощание, а затем поспешил сбежать, чтобы, как можно скорее оказаться на поезде.       Удивившись резкой смене тона и лисьему побегу Кика не успела сказать и слова, как от никудышного лиса и след простыл...

***

      Запыхавшись, Сакакибара, наконец, сел на свое законное место в поезде, глядя в окно. Остановка на вокзале медленно отдалялась, пока и вовсе не пропала из виду. Мураками показалось, что он видел, как они с Хроносу, Ёсуки и Сюном, когда-то, ездили в Цуристэ Фурай... И помотал головой, выкидывая это из головы. Десять лет прошло. Нечего и поминать тут.       Сакакибару клонило в сон, благо, соседей, способных нарушить спокойные и, столь желанные минуты этой тишины, у него сейчас не было.       За что Мураками был благодарен самой Удаче. Хоть где-то он не чувствовал, что фортуна обделила его, хотя, это таковым и являлось.       С такими мыслями, лис, уткнувшись носом прямо в стол, все таки уснул. На грани сна, казалось, что, кто-то осторожно приобнял его. Но Сакакибара этого не понял, провалившись в пустоту сознания.

      Среди коробок и багажа, в грузовом вагоне, девушка сидела у стены, вглядываясь в приоткрытую дверь вагона, глядя на тянущееся к горизонту солнце, и плачущие облака. Моросил дождь.

      И небо было похоже на залитое кровью глазное яблоко, отчаянно смотрящее в безжалостное и безжизненное будущее. Будет ли это правильным решением? Да кто знает!

Стоящий рядом красный горшок остыл...

***

      Стук в дверь с самого утра не предвещал радости для Сакакибары, ведь, тот даже не был уверен, что люди знают от жильцах этого дома. Даже наоборот: Он был уверен, что люди не знают о жильцах этого дома!       Сонный лис раздражённо открывал парадную дверь, желая возразить пришедшему утром человеку, или не человеку, если того требовала ситуация, и очень удивился, увидев вчерашнюю незнакомку из Чаёвни. Хотя, ныне же, знакомку. Девушку с именем Кика, так настойчиво отказывающуйся называть свою фамилию.       — М? Кика, Вы? — лисица протёрла глаза, пребывая в непонимании происходящего, и в неуверенности факта, Кика ли перед ним.       — Я. — отозвалась девушка, держа руки за спиной. На плечах, по прежнему, красовалась та самая шаль, а неизменное сиреневое хаори и дальше скрывало, что Мураками разглядел только что, матросскую форму. Не точно, что школьную, но точно матросскую, — Вчера немного нагрубила. Ещё раз, спасибо за помощь, — и протянула красный горшок парню.       Удивившись, и, даже обрадовавшись благодарности вновь, Сакакибара взял горшок. Рис. С рыбой. Правда, рыба была не в лучшем состоянии. Рыбу Сакакибара любил. Даже обожал. Вероятно, лисьи корни давали о себе знать не только ушами и хвостом, но и «хищными» предпочтениями.       — Большое спасибо! Я обязательно это попробую! — и стоило ему сказать эти слова, как Кика возразила:       — Не советую... если хотите жить, этого окуня лучше не есть... — и правда. Стоило вглядеться получше, как стало ясно, что рыба была пережарена. И, скорее всего я не просто пережарена на огне, а зажаренная до углей электричеством.       — Ох... Не важно. Зайдёте? — Мураками махнул рукой, держа второй горшок, приглашая девушку в дом. Кика соглашается. Она соглашается, и, Сакакибаре кажется, что он может выполнить хотелку Умеко, прожить с более чем тремя людьми.       И эта мысль, кажется, его радует. А по радио объявляют о речи императрицы Нэнго Овада, что удивительно, не в Тъянконе, а во второй столице Такахаси — ПенъИн....