Дорожка во тьме

      У Вэй Усяня-человека не было особых амбиций. Конечно, он стремился выделиться и побеждать на соревнованиях, он не зря назывался Первым учеником, но все же стать кем-то большим, нежели «правой рукой» своего будущего главы, он не желал.       Но демон-лорд — не человек, и амбиции у него есть. Он намерен как минимум основать собственный клан, а позже и возвысить его до ордена. В идеале — Великого. Это не такая уж и неосуществимая идея, особенно теперь, когда в упадке все прежние Великие ордена.       Второе по счету, но не по значимости — это возрождение клана Вэнь. Он уже, по сути, начал его, когда подтолкнул сына к принятию Мо Сюаньюя своим первым адептом с дарованием ему кланового имени. Это, конечно, преследовало собой не одну цель. И означенная не была даже первоочередной. В первую очередь он хотел научить А-Юаня ответственности за чужую жизнь. В Гусу Лань, с их запретом иметь домашних животных, этому научить попросту не могли, вот и вырастали в итоге из обычных детей бездушные живые мертвецы, способные действовать лишь в рамках правил, любое отступление от которых становилось для них болезненным испытанием — и не все его выдерживали.       А-Юань не стал таким лишь благодаря своей демонической природе и неутихающей ненависти. Но сейчас его нужно научить иному — и Вэй Усянь учит.       Он демон-лорд без привязанностей к смертным, но это не значит, что он все забыл. Он помнит, как важны и сколь сильное влияние на человека оказывают проявленные милосердие и забота. И сколь мало их на самом деле нужно, чтобы получить безоговорочную преданность того, к кому прежде их не проявляли.       Вэнь Сюаньюй без малейших колебаний выпустит себе кишки, если только уловит намек на то, что это сделает счастливым его молодого господина. Вэй Усянь учит своего сына четкой формулировке приказов и просьб. Учит продумывать свои действия на много шагов вперед, обдумывать свои слова с точки зрения их восприятия любым человеком: от последнего нищего до императорского наместника.       Когда он был человеком, ему это не было свойственно. Но тьма учила его едва ли не столько же, сколько он прожил — три военных года, хотя тогда это были тактика и стратегия, и сугубо практическое применение темной энергии; тринадцать лет сна в ее сердце, где он впитывал знания всех тех душ, что когда-то поглотила тьма. Они проходили перед ним бесконечной вереницей, становясь его учителями — он помнит каждое имя, намеренный после, основав свой клан, написать их на поминальной доске в том, что заменит ему храм предков.              К слову о постройках: на Луаньцзане кипит работа. Мертвецы, согнанные со всего могильника (их тут тысяч пять, правда, в нормальном состоянии всего от силы штук сто, но количество пока заменяет качество), дружно расчищают площадь, дробят камень, выравнивают землю и насыпают террасы на склонах, обтесывают блоки, копают глинистую почву и разводят раствор... Строительство поместья, с которого начнется клан Илин Вэй, в самом разгаре.       У мертвецов есть и особое задание: выстроить кузницу. Ради него Ушансе-цзунь обыскал примерно десяток кладбищ, пока не нашел не особенно давнее захоронение деревенского кузнеца: он сам не имеет ни малейшего понятия, как нужно оную кузницу строить. Сейчас бедняга-кузнец, хорошенько подлатанный темной энергией, с возвращенной душой-хунь, командует своими подручными. И — нет, душу кузнеца демон-лорд не крал, хотя мог. Пришел к родичам усопшего и выкупил честь по чести вместе с поминальной табличкой. Страшное святотатство, конечно, но нищим крестьянам, потерявшим кормильца, серебро оказалось важнее сыновней почтительности. Старик Ли почти даже и не злится на них, своему новому хозяину почтительно кланяется и говорит, что к середине сезона лидун кузница будет готова.       Это важно: Вэй Усянь знает, что его сын не любит свой меч и хотел бы перековать его и дать новое имя. Демон-лорд намерен ему в этом поспособствовать всем, чем возможно. До середины сяохань А-Юань будет учиться у старика Ли, как работать с металлом, а Вэй Усянь научит его, как вплести в него тьму и подготовит к принятию своей силы. Тьма уверена, что снять печать с демонической крови и огненного дара можно и к семнадцати, мальчик уже способен с ними справиться. Так что после шестого дня сяохань А-Юань будет работать со своим мечом уже не хуже, чем прославленные кузнецы его клана, ковавшие свои мечи в вулканическом пламени.       

***

      Время пролетает так быстро... Вот вроде только что был Чжунцю, и А-Юй весь день провозился, готовя юэбины, а они вдвоем ему больше мешали, нежели помогали, зато после запустили в небо фонарики все втроем, а вот уже на расчищенном от снега тренировочном поле — маленьком, зато почти настоящем! — сложена гора дров из мертвых деревьев Луаньцзана, пропитанных тьмой.       Демон-лорд — в праздничном наряде, с самым торжественным видом поджигает их собственной ци, и над костром пляшет мертвенно-зеленый и обычный, ало-золотой огонь, сплетаясь в причудливом танце. Пока дрова не прогорают, распадаясь на угли. Демон-лорд кивает сыну и тот, в одних лишь нательных ку, босиком ступает на эти угли. Кровь ведет его, кровь поет в его жилах, сила струится по духовным венам, ее ореол охватывает, укрывает тело, как легкие покрывала: тьма и пламя, черный туман и алое марево. Юный демон танцует так, как когда-то века назад танцевал его предок, кружась на углях, легко ступая по огнедышащей лаве...       С погасшего костра он сходит, как новорожденное божество: обнаженным. Его глаза горят вишневыми рубинами, с губ рвется торжествующий смех. Силы покидают его, позволяя упасть в руки отца и тотчас уснуть. Ушансе-цзунь знает, что спать он будет, пока не уляжется, не войдет в русло вся взбаламученная ци. Но это не страшно, это хорошо. Он на руках относит своего любимого демоненка в постель, укрывает и остается рядом, чутко отслеживая все изменения.       Три дня спустя Юань просыпается обновленным и полным сил.              — Доброе утро, Вэнь Цзайшэн, глава Вэнь, — говорит ему Вэй Усянь. И почти падает на спину, когда сын едва не в прыжке бросается ему на шею и обнимает что есть мочи.       

***

      Вэнь Цзайшэн перековывает свой ланьский клинок. На это уходит достаточно много времени, несколько попыток, долгий кропотливый труд по очищению духа меча от всего, чем пришлось травить его в Гусу Лань почти пять лет, с того дня, как «Лань Сычжую» вручили его вместе с ненавистным именем-в-быту. Но в итоге рождается цзянь, совсем не похожий на Ицин. Он уже, длиннее, его лезвие, как и лезвие Суйбяня, покрыто муаром от вплетенной в металл тьмы, а гарда походит на загнутые к лезвию вороньи когти. Знаки его имени мерцают на клинке всполохами огненной ци: Яньсин.       Пламя, живущее в Вэнь Юане, Вэнь Цзайшэне, никогда не забудет, на чьих костях оно горит.