Метки
Описание
Жене такое даже потенциально не нравится, у него попросту нет на это времени, потому что впереди довольно отчетливо маячат экзамены. Да и мнение у него на этот счет однозначное: если уж пить, то либо с близкими, либо со своими проблемами, а не с кем попало и где попало. Пацан же, какого-то черта привязавшийся к нему, не то пьяный, не то под спидами, не то просто отъебнутый — ведет себя странно и перевозбужденно, а главное чувствует себя на вписке как рыба в воде. Женю аж зависть берет.
Мальчик из Питера
13 февраля 2023, 07:35
Мальчик из Питера, только жди меня, жди меня
Я сбегу от родителей по проспектам и линиям
Кир через заваленный всяким хламом стол влезает на подоконник, чуть не сносит лампу, открывает форточку и закуривает. Он вообще-то не курит дома, но блять. Господи. Женечке, наверное, это бы не понравилось. Женечка. Имя на губах сладковатое, как яблочный Чапман, но без ядовитости табака. Кир затягивается нервно и глубоко, кашляет, прикрывшись по привычке рукавом, и стряхивает пепел в граненый стакан с серой акварельной водой. Он не может переварить столько информации за раз. Не может. Никак. Он ведь глупый, он так не умеет. Кир на пробу хихикает. Не работает. Он снова затягивается. Правая рука с сигаретой побаливает и подрагивает. Надо будет как-то помягче вбросить, что он в Питер уезжает между экзаменами. Так, чтобы не вызвать гнева богов. Однажды на Парнас обрушилась метель… Кир вообще-то думал, что Женя не захочет с ним общаться после всех этих выкрутасов. Женя общаться не перестал, Женя оказался невыносимо трогательным в своей заботе, Женя плакал сегодня и предложил встречаться. У Кира мысли путаются цветными пятнами и обжигаются о рыжую звездочку кончика сигареты. Он смотрит в темноту улицы и дышит дымом и холодом ночи. Волосы от ветра треплются и щекочут лицо. От сумятицы в голове и сигаретного жара у него печет небо. Кирпичная крошка. Вспышка — ненависть и горечь. До встречи в Гааге — каждому, кто. Камель. Ряд а и гряда. Череда событий — это как шоколадные конфеты «Резида», которые лежали у Артема на кухне. Киноварь соленая и железная. Синий Элис. Лисенок. Хочется прижать к себе и зажать ему уши ладонями, чтобы никто не отравлял и не ранил — он нежный. Орхидея. Я тебя люблю. Зелёный чай похож на пух, цифру четыре и пятницу. Серый шифер. Сапсан. Тициановый. Даша. Темный индиго. Скоро ЕГЭ, но в целом — все равно. Между экзаменами — Питер. Гуммигут — ЕГЭ. Синяя сталь. Питер. Барвинок — сладковато-вишневый, сонный, принц Дезире, французский язык и целоваться. Сердце колотится слишком быстро, до головной боли и рези в глазах. Кир высовывает руку, тушит сигарету о кирпич и кидает бычок в воду. Он совсем не понимает себя. Хочется спать, курить и чего-то еще. Он счастлив? Кир трогает свое лицо и пытается поверить, что все это сейчас ему не померещилось. Ему же постоянно кажется то, чего нет на самом деле — это точно было правдой? Кир плохо помнит слова, они сливаются и теряют смыслы, превращаясь в лиловые звуки, но он четко помнит ощущения, сменяющие друг друга. Так бывает, когда долго, не моргая, смотришь на огоньки гирлянды. Он трясет головой, касается лба тыльной стороной ладони, — может, все бред и безумие? — но лоб прохладный и сухой. Кир не доверяет сам себе, своим ощущениям, воспоминаниям и своей воспаленной реальности. Он стягивает по одному с дрожащих пальцев все колечки, снимает серьги и цепочки, раскладывает все эти сорочиные сокровища перед собой и долго-долго их разглядывает. Весь его ювелирный магазин — свидетель того, что все сказано взаправду. Он все ведь нацепил, чтобы было красивое. Кир пальцем тыкает в красные с синими прожилками сердца, поворачивает, рассматривает, прищурясь, клапаны. Жене они нравятся, он говорит — очень похоже. Кир улыбается и гладит длинные цепочки сережек. Надо будет что-то Жене привезти такое… особенное. Он смотрит на израильское кольцо со странным, папоротниково-зеленым камушком и тонким и резным плетением бронзовых веточек. Кольцо похоже на глаза Жени. У Кира оно держится только на среднем пальце правой руки, а со всех остальных слетает. Киру очень хочется верить, что Жене оно будет как раз. В прошлый раз он влетел в отношения неосознанно, проснувшись после тяжелой пьянки с тем самым полузнакомым сыном маминой подруги. Потом… Кир морщится, машинально шарится в карманах спортивок, раскладывает рядом с побрякушками всякий хлам. Пожалуй, хуже всего было после ночи в Централ Стейшн, но это ладно, он сам виноват. В карманах у него куча какого-то хлама: пачка вьетнамских бритвенных лезвий «Dorco», салфетки, корейские капли для глаз, две зажигалки, балабановские спички, — Кир задумывается, но вспомнить, на кой черт они ему были нужны, не может, — какие-то бумажки, чек из пятерочки, крышка от клюквенного Гаража, розовый мелок, карандаш из «Икеи» и остатки «Таблерона». Ашки в карманах не находится. Кир щурится, оглядывается, но так найти не выходит: без линз все начинает расплываться на расстоянии вытянутой руки. Приходится наклоняться и шариться по столу, согнувшись в три погибели. Ашка находится в кармане толстовки. Кир чувствует себя очень тупым, но он выдыхает пар и вдруг понимает: все теперь хорошо? Он щурится и улыбается. Да, теперь — хорошо. Женя его любит. Женя сам предложил встречаться. Не хотел бы — не предлагал, так? Кир знает, что позже придет мысль о том, что это из жалости, но это будет потом. Щеки начинают гореть, сердце бьется часто-часто — Кир открывает переписку и шепчет в войсе много раз «спасибо» и «люблю». Что-то в груди мелко-мелко дрожит и трепещет, и кажется, что это совсем не от холода из открытого окна. «И я тебя сильно» «За что спасибо-то?» «И давай пожалуйста спать» «Отдыхать надо» Господи, нет. Кир этого не заслуживает. Абсолютно нет. Женечка, господи, Женечка ведь золотой. Бесценный. Женечка ведь заботится, боже. Робким и неизведанным кроет пьяно-розовой волной, Кир вдыхает ее как пыльцу, и голову у него ведет. Люб-лю. Губы на «ю» так смешно вытягиваются, будто он хочет по-дурацки кого-то (кого, интересно?) поцеловать в щеку. Его один раз поцеловала девочка в детском саду. Он хихикает. В этот раз выходит легко и правильно. Кир примеряется, пробует на вкус новые слова, потому что все отношения до этого не давали им звучать так, и да. Он правда счастлив, несмотря на смутную тревожность. В темноте частных домов огонечки светятся совсем мало где. Тихо очень, но где-то собака лает. Глаза, на самом деле, слипаются, и Женя прав — надо идти спать. Женечка вообще умница. Даже засыпая, почти зарывшись с головой в одеяло, спрятав под рукой по-ночному больную голову, привычно чувствуя, что в спину кто-то смотрит, он как будто бы даже ничего не боится и честно сам себе шепчет что-то бессвязное и ласковое про любовь. У Кира такое в первый раз: отношения, оказывается, и правда окрыляют — а он думал, что это тупо затертая метафора. Женя шутит, что ЕГЭ они будут писать на силе любви. Кир думает, что Женечка-то, может, и нет, потому что просто умный, а вот ему самому кроме этого надеяться не на что. Вместо умных мыслей у него в голове либо какой-то бред, либо «Кир, мы с тобой в Австралию уедем вот и все», либо тихое и нежное волнение — Женя зашивается, хотя результаты пробников у него почти космические какие-то. Кир не спит ночами из-за того, что он киннит «Агента» Оксимирона, Женя — из-за того, что пытается, видимо, прорешать все существующие на свете задания по химии. Женечка божится, что он о себе думает, знает, что делает, и вообще, но не тревожиться совсем не выходит. Да и за его — за чьи угодно — экзамены Кир переживает больше, чем за свои (потому что еще и в голове зреет безумный план, но он сам себе пока боится проговаривать это). Кир бездумно тыкается в Решу ЕГЭ и понимает, что ничего-то он не решит. «Найдите предложения, в которых тире ставится в соответствии с одним и тем же правилом пунктуации…» — вот это самая ебаная и тупая херня. Вот это что, это все что они там проходили, надо знать, как называется, или что? Кир ставит запятые интуитивно и верит, что авторская пунктуация делает больше смысла. А еще однажды там текст про Крым попался, он делать не стал, но тогда появился еще один страх: вдруг будет какая-то мерзость в сочинении, тогда что? Он в тетрадке рисует какие-то облака и звездочки. Пиздец, откровенный пиздец. В варианте ЕГЭ тикает таймер. Блять, нет, это какой-то пиздец. Еще раз.1) Бег — самый древний вид лёгкой атлетики. 2) На Олимпийском стадионе в древней Элладе первыми выходили на арену бегуны, начинающие легкоатлетические состязания. 3) На приволье: в поле, в лесу или парке на беговой дорожке стадиона — начинается путь будущих чемпионов и рекордсменов…
А еще в Элладе были смешно раскрашенные статуи голых мужчин с маленькими членами. И легкоатлетов тоже. Господи, ну не это же он будет писать в бланке ЕГЭ. Кира пробивает на нервный смех, потому что до русского, блять, несколько дней. А у него в голове одни хуи во всех смыслах слова. Он откидывает голову, закрывает лицо руками, пытается перестать хихикать, трет глаза и понимает, что нужно уже точно писать Медке и решать некоторые вопросы уже сейчас. Потому что шанса сдать ЕГЭ на что-то приличное у него нет. Он кромешно тупой, блять, просто фантастически. Он берет телефон, вздыхает, чтобы опять не начать смеяться, и пишет Жене. Не Медведевой, а своему. Кира постоянно тянет называть его лисенком, но ему до краснеющих щек неловко. Женя просто правда похож на лисенка. Кир не может это рационально объяснить, потому что хитрого в нем нет совсем ничего, только наоборот, очень честное, нежное и открытое. Кир может только кусать заусенцы и пытаться понять: а как так вышло-то? Женечка удивительно хорош. Кир иногда включает его голосовые и слушает, слушает — просто потому что они успокаивают его лучше чая с ромашкой и видео Екатерины Михайловны. Кир любит его мысли, Кир никогда никому не писал так в твиттере, но его мысли он целует, потому что они золотые. Не потому что какие-то гениальные, а потому что он так спокойно и серьезно говорит: «Зачем я буду делать то, чего я не хочу? Я не буду этого делать, ну типа. Я же не хочу». И это просто совсем и очевидно, но при этом совсем нет. Женя правда думает о себе (когда не готовится к этой химии — блять, проклято), а еще улыбается так, что у него глаза становятся совсем в щелочку. Может, поэтому на лисенка и похож. Женя немного забавно пожимает плечами. А еще он один раз сказал, что Кир потешный бывает. И от этого очень хорошо. — Жень, я понимаю примерно ни-ху-я, это такой пиздец, боже, а это русский… ну типа блять, мне кажется, что на все остальное проще не ходить, если честно. Ты как, кстати? Ты не спишь? Блин, а если ты спишь, я надеюсь, что тебя увед не разбудит. Прости пожалуйста! Я как-то бля не подумал. Почти сразу же приходят сообщения от Женечки. Кир кусает губу и надеется, что правда не разбудил случайно. «не» «не сплю» «че там у тебя» «не переживай пожалуйста» «сдашь нормально я знаю» Кир щурит правый глаз и улыбается. Ну все-то он знает, боже. Не, не сдаст. Точно не сдаст. Кир фоткает тетрадку с облачками и заданием на ноуте.-вложение-
«Я ценю твою веру в меня но это уже край»
Кир шарится по пинтересту и отправляет фотку цветной статуи, только не голого мужчины — как-то неправильно и как будто с намеком — а всратого какого-то льва.«мысли какие-то такие если честно»
«Ща подожди две минуты»Кир растерянно хлопает глазами. Это че, из-за льва?
«ой чево»
«ща» Наверное, Женечка все же ебнулся на фоне ЕГЭ, потому что понять, что хотел сказать автор, и выделить главную мысль текста Кир не может — чего «ща»-то? Слово «ща» утрачивает смысл. Кир пялит на отправленного льва, но до него все еще не доходит. Это из-за того, что лев желтый с синей гривой?.. Неуместно? Или что, или почему? Кир себя чувствует кромешно тупым, а заодно вдруг осознает, как ощущают себя люди вокруг него, когда он вкидывает невнятные загадочные сообщения. Ох ну пиздец? Пидец, конечно. Кир кладет руку на немного болящее подрагивающее колено и пытается понять, почему вдруг начинает переживать, но рефлексия почти сразу заходит в тупик. А еще Женя наконец отвечает.-вложение-
ЕБАТЬ. Ничего такого. Голая коленка, часть бедра, ткань светлых шорт, открытая тетрадка, ладони с длинными пальцами, тонкая красная нитка, обвившая изящное запястье. Ничего такого. Нет, правда, ничего такого. Он все это видел. Это абсолютно невинно, учитывая что за последние несколько месяцев Кир даже уверовал в свою абсолютную асексуальность. Нет, правда, он думал, что после всего — нет, нет и нет, ему больше никогда и ничего. А тут — ну бедро испуганной нимфы, ну рука… эта рука. Он не знает, как еще сказать — абсолютное блядство. Все — от свадебно-розовых костяшек до синеватых просвечивающих венок — совершенство и наивное, не осознающее себя распутство. Киру становится жарко и невыносимо. Кроме любви новые смыслы обретает и стыдливо-нежное возбуждение.«Жень выеби🙏»
«Жень я серьезно»
«Оч надо😔😔»
«Я ничего не сдам так»
«Я не учусь я возбуждаюсь»
«я ночью плачу и дрочу?» Женечка, кажется, не выкупает. Точнее как — выкупает, но не знает, насколько он попадает в точку. Возможно, в какой-то аналог мифической точки джи.«завали»
«потому что ну»
«правда»
Слава, блять, богу — наверное, Приапу или Эроту — за то, что никто не услышит и в комнату не заглянет. Зато у него, как в мерзких фанфиках и совсем не как у безалаберного Артемика, есть закрытый на ключик ящик стола. Колец на руках до раздражающего много. Они падают со звоном, как дождевые капли на асфальт. Проблемы чистоты — проблемы Кира в будущем. Проблема Кира сейчас — сбивающее дыхание исступление. Навык есть лет с одиннадцати – влияет ли рукоблудие на мозг, рост и прыщи? — но выходит как-то судорожно. Он толкается в ладонь и давит скулеж. Есть что-то кромешное в том, что это просто рука и открытая совсем слегка внутренняя часть бедра. Наверное, Женя сидит по-турецки. Блядство какое. Кир правда был уверен, что все, что можно было убить, в нем убито. А тут — ладонь и бедро. Ладонь и бедро. У него все сводит от мыслей об этих руках да на… ох блять. Хочется почти разрыдаться, а еще у него трепещут веки от смутного напряжения. Дрочка в пару минут в первый раз за сколько-то за долго. На бедро и ладонь. Ахуеть. «Кир?» «все хорошо?» Ох, знал бы Женя. Знал бы Женя. Святая простота. А ведь Женя девственник… ладно, это концепт и конструкт, продукт токсичной маскулинности. Киру хочется взвыть, блять, он почему-то вымотан до того, что душа в груди дрожит. Его словно лихорадит, он не может успокоиться, он пытается пересобрать себя, но не выходит. Черт знает, что это такое, но от акта блядования (любовь как акт лишена глагола — это про другое или про это же, интересно) его тянет на ласку и нытье. Уже спустя время, перейдя через себя настоящего и чистоту, посидев тупя в стенку и выдыхая клубы клубничного пара, он пишет Жене, что все хорошо, просто очень невовремя случились технические шоколадки. А еще шутки шутками, но секс это хорошо, но впереди только жесткая ебля с ЕГЭ. И поэтому спасибо большое ему за задание. Женя скидывает стикер с курсед смайликом. Женя записывает голосовое сообщение. Спасибо, блять, что не кружочек — Кир бы ебнулся. Больше, правда, этот аттракцион не повторяется (Кир не знает, радоваться или плакать). Вопросы сексуального характера отходят на второй план, как, собственно, вообще любые, кроме вопросов из Единого Государственного Экзамена. В следующий раз он стаскивает кольца не из-за этого — стоя у рамки перед первым экзаменом. Думает он не про хуи, а про десять способов откосить, потому что вариант написать что-то приличное отпадает. — Сережки тоже снимать? — он смотрит на хмурую тетку в безвкусных бусах, которая морщится, разглядывая его вызывающе-зеленые ногти. — И сережки, и цепочки — все украшения снимаем, — еще голос такой мерзкий, прям пиздец. Вайбы русреальной Амбридж или кого-то вроде. Поистрепавшуюся от почти постоянного ношения ленточку, сегодня прячущую татуировку и пару мелких шрамов, правда, снимать не заставляет. Кир сомневается, что это из-за активной гражданской позиции, скорее от незнания и от того, что задолбалась ждать, пока он все свои браслетики-бирюльки снимет. А Глеб стоит и хихикает, придурок. Кира прошибает на нежность, но тетка слишком противная и весь настрой уничтожает своим «поскорее!» Она чем-то похожа на Камиллкину Нельку. Пизда. И лапша у нее на голове такая же перегидрольная. Русский он пишет за два часа. По ощущениям — все слишком просто. Потом выясняется, что у них с Дашей был один вариант, Даша говорит свои ответы, и Кир хочет убить себя. Вроде как он и не рассчитывал, но ощущения слишком неприятные. Он же вроде даже готовился… Женечка говорит не паниковать, но Женечке говорить легко — он в своих ответах уверен. Но вообще-то Женечка умничка, и это единственное, что его радует. Ну, еще, может быть, то, что Глеб сверился с Анютием и тоже ахуел. Ну хоть не в одиночестве страдать. Глеб, правда, не страдает. Глеб сует ему бокал, Кир, не подумав, залпом херачит вискарь и чуть не откидывается на месте. Потом они с Глебом ссорятся, потом пьют еще, потом курят одну сигарету на двоих в подъезде, потому что балкона в Аленкиной студии нет, и пиздят о жизни, девочках, мальчиках и о том, что перспектив у них с голову от хуя на двоих. Кир плачет ему в плечо, а Глеб рассказывает, что это он у него в первом классе сменку спрятал. — Ну бесился ты смешно. — Не по-христиански это, — Кир его пихает в плечо и фыркает, — не по-православному. И вообще, волк волку — не волк. Глеб смотрит на него как на кончелыгу последнего — Кир сначала думает, это потому что он иудей треклятый. Оказывается — нет. Просто классики не знает. — Ты че, там не так было, ты че, — Глеб даже гуглить лезет, чтобы проверить, но Кир отбирает у него телефон и говорит, что прав, потому что жертва наглого грабежа. — А сдавать можно только пацанов, а не экзамены… — Глеб пьяно ржет и ложится на ступеньки. Кир пялится на развязанные кроссовки, но нихуя не понимает. — Спасибо, пожалуйста, Богдана не любят, — он тоже ложится, но ответов больше не становится, только голову сильнее ведет. Глеб на него косится многозначительно. — Это еще не это, это ты радуйся, что не про короля в жопе. — Ну король — это не хуй. Но хуй, может, и король. Дверь на площадке хлопает и выходит Даша, слегка пошатываясь на километровых шпильках. Интересно, она их у Лизы отжала? Она присаживается на кортаны, отдергивает платье, а потом садится на ступеньку рядом. Кир затягивается, но ашка работает уже плохо. Неприкольна. Фу. — Вы че тут о чем? — Даша курилку из пальцев вытаскивает, но сопротивляться не того. Не выходит. Дашенька затягивается. Бля, непривычная она, вот и давится. Кир смотрит на нее с нежностью и мямлит: — Даша, я тебя люблю. А еще мы о хуях. — Мне тоже расскажите. Глеб садится, смеется чему-то там своему и спрашивает, с каких это пор ей интересны хуи. — Не твое собачье дело, — блять, разъебщица, ну его девочка, — а вот я всегда хотела узнать, правда ли хуй соленый. — Ну так… — Глеб не договаривает, потому что Кир перебивает. — Ты не это. Это же она того, теоретически. Я вот это, я вот того. Короче, бля, Дарь. Я вот пробовал. Ощущение — ху-е-та. Реально хуевые, но это потому что не по любви. А вот если по любви — то этого я еще не пробовал. Вот я в Питер поеду, может, расскажу. Но блять, короче, того. Даша обнимает его за коленку и смотрит выжидающе: — Я так и не поняла, он соленый? — Ну если чистый — то нет, а если нет, то ну это. Глеб обнимает его за другую коленку. — А захотелось… — Ой, иди в пизду. Я вас люблю, ебануться. Это ж бля пиздец, ну. Кир даже плакать готов. Вот Даша со своими волосами, которые красиво так по бетону вжух, вот Глеб, этот ну отдельная песня. Он вот рядом. Это же приятно. А там в Питере Женечка и, может быть, минет по любви. — А зачем его, который хуй, доедают с солью… —Дарь, не порти момент, а? — Ну любопытно человеку, ну че ты как это, как дед. — Вот сам про хуи и рассказывай. — Не буду я про хуи, я только про нарды могу. — А они тоже соленые?.. Дверь снова хлопает, Аннушка тыкает Саню и говорит, что они тут себе жопы отморозят. Кир лезет Аннушку целовать. Аленку тоже — она того, выходит выяснять, куда все съебали. — Виды орального секса можно и дома, вообще-то, может, я тоже могу рассказать, у меня может тоже опыт. Кир, ты ведь не звезда. — Пизда? — И не пизда. На утро они дружно радуются, что математику пишут не в один день, у Алены вообще начинается сессия, а Кир уебывает в Питер. Даша дышит ему куда-то в ключицу и бормочет что-то, кажется, из Анакондазов и про ебыря. Кир только соглашается, потому что после алкошабаша стабильно хочется только сдохнуть. Профиль Кир уже пишет чисто на похую с осознанием, что никуда не поступит, зато завтра он едет к Женечке. Мать, на удивление, не нервничает даже, а говорит, что наоборот, хорошо, он развеется, не будет все время в напряжении, и Кир, ласкаясь под ее руки, чувствует себя даже счастливым. Кир любит ее внимание бесконечно сильно, Кир любит маму и честно ей про это говорит. Она улыбается красиво, сверкая огромными глазами, и говорит: — Ну и я тебя люблю, а как же? Ты ведь ребенок мой, родной, маленький такой еще. — Не маленький, — Кир вскидывает брови домиком, смотрит на нее, хитровато улыбаясь, и ощущает себя совсем-совсем ребенком. — Маленький, маленький. Вы всегда для меня маленькие. Он не плачет только потому что она этого не любит. И еще так стыдно, потому что он слишком часто на нее злится — и злится совершенно неоправданно. У него, блять, даже права на это нет. Потому что мама одна, а он просто дурак с расшатанными нервами. Пиздец. Кир ничего не ненавидит так, как собственную ебанцу. Вьетнамские лезвия «Dorco» для опасной бритвы остаются, правда, лежать между Библией и Пелевиным — завтра они встретятся с Женечкой, и ну мало ли, что и как там сложится. Они как-то неловко разговаривают о том, что встретятся. Кир не может понять, откуда напряжение, но напряжение есть, и от этого подташнивает. Женя сдержанно-нежный, Женя желает ему доброй ночи и говорит, что любит, но как будто что-то не так. Кир не знает, что именно, но ему так кажется. И он хотел бы успокоиться, но успокоиться не выходит, и он только бессмысленно вертится среди горячих простыней и прокручивает в голове разговор. Ничего такого, ничего такого, но, может, Женя слишком устал? Или устанет после математики… Кир грызет пальцы и чувствует медный привкус. Ебаные экзамены. Кир волнуется и думает, думает, думает. Хочется, чтобы Жене завтра было хорошо и комфортно. Хочется что-то такое, такое, чтобы он выдохнул и расслабился. Кир чувствует, что что-то не так. Нет, понятно, что может быть так, когда сдаешь экзамены, а где-то рядом — ебаная война? Паника ударяет треугольным матросским ножом в легкое. Жене недавно так было плохо от этого, а Кир не знает, совсем не знает, смог ли он ему помочь. Он слишком часто ловит страшную мысль: жить просто невозможно. Совершенно невозможно. И странный парадокс: раньше жить было можно, но не хотелось. Теперь хочется, но как? Кир глотает слезы и засыпает, чтобы практически сразу вскинуться. Он нервно беззвучно смеется, схватившись пальцами за волосы, потому что стук сердца больное воображение превращает в стук в дверь. Очень хочется убиться, но смысл жить слишком ощутимо-близко, поэтому он просто опять плачет, бессильно злясь на слезы. Кир лужи уже не обходит: а смысл? Тканевые кеды и так уже мокрые насквозь и натирают пятки и мизинцы. Решение идти до Пушкинской пешком было спонтанным, решение идти дальше, до вокзала — уже чуть более осмысленным, но все потому что Кир понял, что ждать Женю полчаса он бы не выдержал и сошел с ума. А еще можно подумать. Наверное, это будет неловко. Вчера было неловко. Сегодня утром — тоже. И когда Женечка с матеши выходил. Вообще все время — неловко. Киру отчего-то кажется, что сейчас все и закончится. Будет плохо и больно, но тут уж он сам виноват абсолютно во всем, ныть-страдать нечего. И вообще, он уже и так до нитки весь вымок, если разревется — Женя, может, и не заметит, и хорошо, если так. Главное, чтобы ноутбук не промок и альбом, — реально альбом, дурацкий, с лошадью, за тридцать два рубля, купленный на вокзале и неожиданно сильно уже изрисованный — а все остальное не жалко. И себя не жалко, хотя холодно жесть и недавно только долеченное горло опять свербит. Кир знает, во сколько у Жени приезжает электричка, Кир еще злится на себя: надо было, наверное, сказать, что он сам до него доедет и нечего Жене в такую даль тащиться. Ох ебать. Пиздец-пиздец-пиздец. Он увидит Женю. Живого-настоящего-теплого, да, наверное, все по пизде пойдет, да, может быть, он его к черту пошлет, да, может быть, не будет как всегда легко и спокойно на душе, но они хоть лично поговорят, ну и что, что, может быть, в последний раз, ну и что, что после этого все станет как месяц назад, ну и что, зато он вот сейчас с ним поговорит, и, может, быть… нет, не может. Кир боится думать о том, что все хорошо и он все надумал, потому что может стать еще больнее. Больно идти, правая нога, кажется, уже просто в пиздец, но он торопится и сжимает постукивающие зубы. Почему все плохо-то может закончиться? Все ведь даже было как будто бы нормально. Вот именно, что как будто бы, в этом вся и загвоздка. Блять, Кир, ну Кир, ну вы же встречаетесь. Встречаетесь, блять. Он сам тебе предложил. Кир трясет головой. Женя чудесный и солнце, и вообще, ну блять, ну вот этот вчерашний разговор, да и все после той его истерики — все какая-то херня, да и вся жизнь в залупе какой-то, господи, да блять, пиздец. Спокойно. Надо успеть к Жениной электричке, чтобы он не мок тут. Блять, Женя-Женечка, господи, вчера было так неловко, а как будет сегодня? Кир старается не думать об этом, но Питер встретил его ледяным ливнем, а сознание у Кира заточено, как и положено творческим ебанутым, на символизм. Он стирает со щек не то слезы, не то дождь и, поправив на плече рюкзак, ввинчивается в толпу у платформы и пролезает ко входу между людей с зонтами. Иногда есть все же польза какая-то в том, чтобы быть последним среди мальчиков в построении по росту на физре. Ебать, даже как-то грустно, что больше школьной физры не будет. Он залетает под крышу, и телефон в кармане — как только не утоп? — вибрирует в этот же момент. Кир вытирает руку о штанину, это не сильно помогает, но все же так попадать по клавиатуре попроще, и кусает губы, быстро печатая ответ, ощущая, как колотится в горле сердце, и как, несмотря на холод, изодранные щеки начинают гореть огнем. «я вот доехал, из электрички выхожу, прости, пожалуйста, если ждать заставляю» «ты до метро успел до дождя?»«я у выхода из витебского вокзала!»
«я пешком дошел😫»
«господи» «Кир» «у какого выхода» Кир не понимает, ему рыдать или радоваться, потому что эмоцию Жени считать он не может, поэтому просто скидывает ему фотку дверей рядом. Наверное, он пиздец как Женю заебал, господи, ну нет, ну все, это, ебать, что такое? Кир за последние несколько часов успел накрутиться так, что, кажется, завихрений в голове больше, чем на ней. Волосы тоже в пизду, наверное, сейчас и во что высохнут — непонятно. Бляздец. Ну он же точно нравится Жене… ага, а еще Кир устраивает ему ежедневные эмоциональные качели. Туда-сюда, блять. Кир, ты мудло хуже Артема, и нечего тут из себя строить. Надо было не в Сапсан садиться, а под него бросаться. Было бы красиво. Как в Карениной. И еще есть такое чувство, что он уже про это думал. Когда-то.«Окружающий мир»
-вложение-
«3 класс»
«стой там где стоишь» «пожалуйста» Господи, ну а зачем он тогда приехал, если Кир так его заебал? Да за тем и приехал, потому что хороший и к Киру, несмотря на всю хуйню, с уважением относится. Хотя как, блять, это возможно? Женя, наверное, святой или типа того. Готов вот лично поговорить и притащиться из пригорода. А может, все-таки Кир не все успел разъебать? А даже если не все, то не надо Женю в эти отношения тащить, что вот он решил? Что Жене ломать все не нужно, и вообще в отношения не нужно с таким характером ебаным и шизой… Кир, когда видит в толпе людей потеряно озирающегося Женечку, забывает, как думать, и едва не кидается ему на шею, но спохватывается, тормозит и чуть не врезается в какую-то бабушку. — Извините, пожалуйста! — Упрутся в свои телефоны и не видят ничего! — Кир! Женя тянет его назад под крышу и сам прижимает его к себе. Руки через мокрую толстовку кажутся горячими. Женя пахнет чем-то родным и домашним, незнакомо-тёплым и немного терпким. У Кира подгибаются колени, когда Женя тычется носом ему в макушку, но его держат крепко и надежно. Сердце пиздошит. Руки трясутся. Уши горят. Женя сейчас тоже, наверное, вымокнет окончательно из-за дурости Кира. Ебануться. Почему? Ох ты господи блять. Кир лбом касается мягкой теплой щеки Жени, пытаясь поверить, что это все реально. Ткань толстовки Жени немного шершавая. Кир пытается нащупать понимание — какая она? Женина. Только так. Женя похож на поздний августовский пахнущий полынью вечер у Дашки на даче. Ткань кажется такой же. — Ты чего напридумывать успел, ты зачем вот, черт, ну ты… — Я не напридумывал, я подумал. И вообще, что надо поговорить, — Кир вскидывает голову и у него все плывет от того, что лисеночье лицо Жени слишком близко. Нереально близко. — Ну чего подумал, ты же как водяной! — Кикимора, ну Жень, Женя… Кир совсем плохо осознает, что, как и где он делает, когда поднимается на цыпочки и губами касается теплых дымчато-коралловых губ. Кир дальше не видит, потому что жмурится, потому что все, потому что сердце сейчас остановится — Женина ладонь обжигает щеку, Женя все целует, целует, так, что Кир боится, что это просто бред, что он просто окончательно сошел с ума. Не может быть так по-настоящему. Так просто не бывает. Женя целует растрескавшиеся губы, разодранные щеки, задевает кончиком носа челку. Кажется, Кира шатает от окситоцинового хмеля, потому что Женя опять двумя руками подхватывает его под локти. В ушах шумит. — …что такое? Плохо? Он заставляет себя открыть глаза и увериться: встревоженный Женя — это не галлюцинация. А если и галлюцинация, то очень-очень реалистичная. Такая, в которую хочется верить. — Не-не-не, все нормально, все даже слишком, блять, Жень… прости пожалуйста, — Кир совсем дурацки лыбится и хлопает глазами, — ты такой красивый, это пиздец. Женя приоткрывает рот, вскидывает светлые брови и хлопает ресницами. — А ты? — Что я? — вопрос такой глупый-глупый, но Кир совсем не может заставить себя думать. Женя звонко-ясный, летний и как-то кротко-привлекательный. Дашка говорит, смазливый. Ну, может быть и так, только Кира он завораживает. Он разглядывает, разглядывает его и не может насмотреться — это так замылено и затерто, это такое неправильное слово по отношению к Жене, такая затасканная форма. Смотрит и никак не налюбуется. А Женя он один такой. У него растрепаны мягкие волосы, — Кир еще их не коснулся, но он знает, что они мягкие, почти как у маленьких детей — а еще у него розоватая переносица прямо между бровями. Кир знает, что это так бывает, когда пинцетом их выщипываешь. Это значит, он это перед выходом? Господи, хороший, хороший. — Ты? — Женя тоже выглядит немного растерянным, и от этого собственные губы ломаются в кривоватую улыбку. — Ты тоже очень красивый. Женя почти шепчет, но у Кира все равно от этого так колотится сердце, что щеки, кончики ушей и шея вспыхивают огнем. Они так близко-близко, что чужое дыхание опаляет губы. Кир околдовано тянется опять к его губам, но поцелуй выходит совсем смазанным, потому что какая-то женщина решает проявить активную гражданскую позицию и доебаться, блять, до незнакомых людей. Ну че, реально же главная проблема — целующиеся пацаны, других в стране нет. — Идите-идите отсюда, здесь вообще-то общественное место, здесь дети ходят! Идите, я сейчас полицию а то вызову, вот будете знать! — и главное, приличная такая женщина, то, что в классической литературе зовется «с остатками былой красоты». А кричит, бранится и советует с пидорством валить из расиюшки в гейропу. — Да с радостью, только с визой помогите, — Женя дергает его за рукав, и Кир прикусывает язык. Нет, ну так-то лучше действительно не нарываться. У Кира не шоппер, а состав на несколько преступлений, потому что там среди значков все: от Шиеса и Мемориала до пацифика. А тут такой мордор, что черт его знает, за что система сожрет. Кир, правда, все равно бесится, потому что это кощунственно было разрушать такой момент, но Женя, слава богу, спокоен и в своем уме: — Женщина, вы идите своей дорогой. И мы пойдем. — Вот и идите, а пропагандировать тут не надо! Она и правда уходит — чего хотела, чего доебалась, вообще непонятно. Ну ладно бы еще до того, что тут люди ходят, а они стоят почти на пути, а так совсем непонятно. И даже до конца не довела. — Ебанутая, — констатирует Женя и вдруг улыбается, — ну и ладно, знаешь, я соскучился. А еще я очень-очень рад. Кира все еще от эйфории потряхивает. Соображает ли он? Вообще нет. Пиздец, пиздец, пиздец, пиздец, пиздец. Это все реальность, а еще их опять пидорасами обозвали. А они и правда пидорасы. — И я тоже так сильно… и чего, куда мы? К финской границе? — Кир вглядывается в его светлое лицо, сжимает теплую руку своей унизанной колечками и понимает, что вообще ни одна ебанутая женщина и даже ни один ебанутый дед испортить по крайней мере сегодня не смогут. Это же своего рода тоже протест, на самом-то деле. Как там было? Даже в темные времена надо обращаться к свету? Вот именно оно. — Не, к финской границе — это в другую сторону, — Женя щурится и наклоняет голову набок, опять становясь ужасно похожим на ребенка лисички, — а мы пока домой. А еще у тебя руки холодные, это ведь не дело… — Ну согреешь? — Кир заигрывает совсем неловко, но Женя вспыхивает тоже, улыбается шире, — до ямочек и сощуренно-блестящих глаз — и уже только от этого становится правда теплее.