Надеюсь, это не сон.

— Где твой заместитель, Шион? — Мадараме вздрогнул, переведя омут чёрных глаз на главу Поднебесья. — Она отсутствует по личной проблеме. — на удивление спокойно произнёс блондин, проглотив слюну. — По какой же? — прищурив фиолетовые глаза Изана посмотрел из — под пушистых ресниц на всех присутствующих. — Вы, уважаемые, не поймёте. — хмыкнул тот, закусывая губу. Курокава нахмурил белоснежные брови и Шион тяжко выдохнув встал с деревянного ящика и подойдя к Королю, наклонился к уху. «Месячные, генерал, ме — сяч — ные». Изана посмотрел на того вскинув брови вверх, на что Мадараме несколько раз кивнул головой, мол, да — да — да. — Что ж, — задумчиво протянул Король. — тогда начнём без неё. — кашлянув Курокава натянул ухмылку и сопроводил спину Шиона взглядом, пока тот не присел обратно. — Недавно в Токио прошёл слух, что в Поднебесье завелись крысы, которые распространяют информацию за пределы банды. С этим, соответственно, нужно немедленно разобраться. — Что если Кисаки и является крысой? Он на пару с Ханмой явно что — то не договаривает. — откинув голову назад сказал уверенно Хайтани старший, на что Риндо повернул голову на главу и несколько раз кивнул. — И Санзу. — Отставить, Хайтани. — распахнув омут фиолетовых глаз стиснул челюсть Изана. — Они реально мутные. — вставил Мадараме, изучая свой шрам на подбородке. На что получив испепеляющий взгляд главы Поднебесья отвернулся, бубня что — то под нос, в виде извинений. — Мы уже обсуждали эту тему на прошлом собрании. — переплетая пальцы полукровка напрягся. — Тетта полезен для Королевства, именно с ним пришло основное количество Поднебесья. Кстати о количестве, на следующей неделе во вторник из Йокогамы прибудут ещё около ста человек. — остановив взгляд на Мочидзуки Изана продолжил. — Это на тебе, Моччи. — Канджи кивнул. — А что насчёт Юкисиры Тодоре? — подняв голову спросил Ран. — Это который из Сендай? — вскинул брови Шион, покрываясь тонким слоем пота. Младший Хайтани кивнул, твёрдо смотря в глаза Мадараме, кажется что мысли Риндо не здесь, а далеко за городом, там, где стоит особняк Мадараме, там, где сейчас находится она. — На моё удивление он согласился с нами сотрудничать. — прищурился Курокава, широко улыбаясь достижению. — Обещал приехать в следующем месяце. — Говорят, он связан с Чёрной Сакурой. — подал голос Канджи, разминая шею. — Раз Тодоре соизволил посетить Токио, то стоит отпраздновать? — ухмыльнулся Ран. — Не стоит расслабляться, Короли. — Шион закатил чёрные глаза, полные надежды на отдых. — Какучё. — Хитто встал и положив руки в карманы продолжил начатое Курокавой. — Сейчас у Поднебесья есть враг. — присутствующие затихли и заметно напряглись. — Неизвестная банда точит на нас зуб, есть догадки, что это произошло из — за просечки информации. Какучё уважали все, не только из — за его силы, но и за адекватное отношение к подчинённым. Он является номером два в Поднебесье и круто отличается от своего Короля: если Изана свободный, то Какучё преданный, если Изана своенравный, то Какучё сдержанно ждёт команды, если Изана спокоен в драке, то Какучё становится разъярённым, но их объединяет сила и непредсказуемость. Остальные Небесные Короли по словам Изаны не смогут превзойти его «самого преданного» слугу, хотя все и вся это давно поняли и усвоили, как таблицу умножения. — Поэтому на ближайшие недели планируется не простая драка с малолетками, а кровавая бойня, в их рядах числятся не простые школьники, а токийские авторитеты. — продолжал Хитто. — И в чём проблема? — устало вздохнул Шион. — Проблема в твоей тупости, Мадараме. — не удержавшись Изана швырнул в Бешенного Пса рядом стоящую бутылку. Но тот рывком соскочил с места и гордо хихикнул, уклонившись. Бутылка влетела в стену и ударившись разбилась на сотни осколков, разлетаясь по полу. Шион облокотился об стену и вспомнил сестру. «Шимиро лучше кидает» — пронеслось в голове Мадараме. — Продолжим. — потерев ладони промолвил Какучё. *** Старая девятиэтажка на окраине Токио. Родная, но ненавистная. Этот двор Шимиро снится в кошмарах, снится давно раздолбанная детская площадка рядом и потрёпанная она: длинноволосые чёрные волосы, сбитые костяшки, марихуанна в правом кармане джинс и невыносимый запах дешёвых сигарет, из — за которых щиплет глаза. От старых воспоминаний Мадараме начинает тошнить и покрывать дрожью, а живот скручивать от спазмов. Отвратно. В голове всплывают обрывки памяти, как она, четырнадцатилетняя дура курила у подъезда, в желутке нет ничего, кроме анальгина, а в крови есть маленькая доза наркотика, которая с наступлением ночи станет больше. Рядом стоит старая гитара в чехле, изрисованная перманентным маркером и с десятком наклеенных стикеров. Этот инструмент был дорог и бесценен — в хорошем смысле конечно, но ключевое слово «был». Но он потерял свою надежду быть, а надежда исчезла из души Мадараме, так же внезапно, как появилась. Смотря на ржавые качели Шимиро становится грустно и апатия накрывает с головой, а с ней рядом идёт незаметная ностальгия, безоблачная свобода и детская беззаботность. Вспоминается, как она — черноволосая пятилетняя девочка с разбитыми коленками когда — то качалась на них, весело смеялась и морщилась от противного скрипа, а рядом с ней всегда стоял Шион, он любезно помогал сестре раскачаться, а после наблюдал со стороны. Пока Шимиро бегала со всеми детьми и играла, её старший брат сидел на скамейке, со скучающим лицо. Говорил, что игры — это для малышей, а он уже взрослый, на высказывания Шиона Широ смеялась в кулачок, говоря, что они оба ещё маленькие. Невольно тонкие губы расплываются, создавая подобие улыбки. Как только она переступает порог подъезда, то в нос ударяет резкий запах сигарет и алкоголя, настолько сильный, что Шимиро морщится и на лице появляются еле заметные морщинки. Рука рефлекторно тянется к лицу, закрывая нос и перекрывая поток воздуха; дыша через рот блондинка быстрыми шагами направлялась наверх, иногда переступая ступеньки. Разрисованные стены, бутылки на подоконниках, рядом лежачие окурки с белым порошком, использованные презервативы со спермой внутри и шприцы — ничего не изменилось, всё так же, как и было четыре месяца назад. А ведь когда — то подъезд был ухоженным, красивым и приятным. Свежие цветы всегда украшали вид из окна, которые постоянно поливала старенькая бабулька из соседней квартиры, она всегда была добра к детям и взрослым, могла вынести шоколадные конфетки во двор, они были дешёвыми, но каждый радовался такому ласковому отношению. Старушка жила одна, её муж умер будучи молодым, а она так и не вышла замуж во второй раз, не родила детей, просто жила, жила и поминала покойного супруга. Но и смерть забрала её; Шимиро помнит тот день в минутах. *** Шестнадцатое сентября тысяча девятьсот девяносто шестой год. Мёртвое тело женщины в годах выносили на носилках из подъезда. Тело накрыли лёгкой белой тканью, через которую можно было разглядеть знакомое лицо соседки. Белое, как будто фарфоровое, ненастоящее, не живое. — Шион, — девочка восьми лет дёрнула брата за рукав рубашки. — что с бабушкой Яото? — на лице старшего Мадараме было написано сожаление и печаль. — Ей плохо? — Хуже не куда, Широ. — сморщился мальчик, закрывая маленький ладошкой сестре глаза. — Не смотри. — Но почему? — черноглазая положила на руку Шиона свою, холодную и худую, от чего Мадараме старший вздрогнул. — Потому — что бабушка Яото больше не с нами. — девочка взяв брата за запястье убрала ладонь, смотря на него с непонимание и младой наивностью. — Она умерла? — голос был тихим, как будто Шимиро чего — то боялась и говорила через страх. — Да. — обняв девочку за плечи Шион прижал её к груди, на что та лишь шмыгнула носом и смотрела на то, как в машину скорой помощи заносили тело когда — то живой и на удивление красивой бабули Яото. *** Её квартира до сих пор пустует. Кажется, что и самое хорошее умерло вместе с ней, а может она и была самым хорошим? Шимиро лишь покрывает дрожь и зажмуриваясь она метает головой, продолжая путь. По этим ступенькам она бегала будучи школьницей младшей школы, разбивала коленки и локти, плакала сидя на них, но всё равно чувствовала это место родным и тёплым, хотя здесь частенько отключали отопление. В уголках глаз собрались слёзки, но быстро их вытерев свободной рукой Мадараме зашла на нужную лестничную площадку. Деревянная и разрисованная дверь отдалась болью где — то в области груди, таким колючим и противным толчком, что плечи дрогнули. Уверенными шагами на ватных ногах она подошла к квартире; аэрозольной чёрной краской на дереве был нарисован Будда, перечёркнутый крестом. По спине пробежался табун мурашек, а ладони в миг вспотели. Религиозные убеждения всегда пугали Шимиро, они казалось содержал в себе всё самое таинственное и пугающее, то, чего многие не понимают или не хотят понимать, но оно есть. Убрав ладонь с лица блондинка достала из кармана штанов ключ и немедленно вставила в замочную скважину. Атмосфера давила на плечи и разум кричал, чтобы быстрее скрыться за хлипкой дверью, ибо в данный момент она казалась защитой лучше не куда; будто бы в соседних квартирах прячется что — то страшное и из — за этого глаза начинают бегать, а руки дрожать. — Сука. — шепчет под нос Шимиро, пытаясь повернуть ключ. Делая глубокий вздох она начинает заново, но идея не удаётся и глубоко в душе начинает расти злость, заменяющая страх. Вдруг слышатся шаги, массивные и уверенные, они отдаются по помещению эхом, в ушах звенит. — Блять. Мадараме судорожно дёргает ручку, боясь, что тот, кто поднимается примяком к ней — сама сударыня смерть. Паника накапливается в глазах слезами, которые вот — вот могут потечь по бледным щекам. Он рядом. Скоро будет здесь. Он придёт! Последний рывок и она сидит на полу, облокотившись на дверь и судорожно глотая воздух ртом, подобно рыбе. По щекам текут обжигающие слёзы, а сердце стучит бешенным ритмом. Непонятная паранойя вырывает из головы волосы и заставляет морщится, от отвратительной боли. — Успокоительное, — вдруг сказала в тишину Шимиро. — забыла. — пуская пальцы руки в волосы и оттягивая ими корни она была готова сидеть так вечность. Вот почему она не может подавить панику, вот почему нервы рвутся, как струны, вот почему она сейчас сидит на грязном ковре, ревёт и хнычет. Унизительно. Позорно. Неприемлимо. Сколько времени прошло? Этот вопрос крутился в голове Шимиро третий раз, но она как будто не понимала его значения и продолжала сидеть. Из мыслей её вывел стук дождя о стекло окна и кажется привёл в чувства. Тёмный коридор вёл примяком на кухню, которая была хорошо видна из прихожей. В голове промелькнуло воспоминание, когда чуть не задушила любимого. Зажмурившись Мадараме вскрикнула, ведь ранки на ладонях начали кровоточить. Наконец встав на дрожащие ноги она побрела в гостинную, где в углу комнаты, рядом со старым диваном стояла гитара, пыльная, но не забытая. Достав её Широ села на диван и провела фалангами пальцев по струнам — противный звук пронзил слух, от чего черноглазая дёрнулась и чуть не выронила инструмент из рук. — Ужасно. — хмыкнула та, по щекам потекла последняя слезинка, которую девушка быстро смахнула. Настраивая гитару в груди разливалось какое — то тепло и спокойствие, а может это из — за ностальгии? Комнату наполнила чудесная мелодия, она щекотала уши, от чего на лице засияла радостная улыбка. Приятное чувство играло в черепной коробке, пальцы горели и заливались кровью, а перед чёрными очами стоял силуэт Риндо. Его улыбка, фиалковые глаза через линзы очков и бархатный голос, вскруживший голову. Как будто в внизу живота появились на свет миллионы бабочек, а если те умирали, то рождались новые и эйфлория накрывала вновь. Блаженство, не менее. Вот он, Рай для Шимиро: спокойствие души и тишина старой квартиры, здесь она поистине счастлива и любима. Стены этой квартиры пропитались теплотой и вспоминаниями, какие могли и радовать, и огорчать. Но они были родными. Впрочем, это нельзя передать словами, только прочувствовать, понять или испытать на себе. Закрыв глаза девушка окунулась в мечты, в каких был Риндо, был их общий дом и было забытое счастье. Там, она была любимой — в их идеальной жизни нет скандалов, ссор или непонимания. Там бы круглый год цвела Сакура, не было бы дождей и грязи, царило бы взаимопонимание и любовь. Там нет навязчивых мыслей прошлого и невзгод. Идеальный мир, где нет настоящей её. *** — Ну почему всё так трудно? — положив голову на стол блондин смотрел на бокал с виски, где на поверхности плавал лёд. — Я нихуя её понимаю. — Блять, Риндо, хули ты как школьница? — откинувшись на спинку стула спросил Ран, нахмурив брови. — Я уже говорил, что делать. — Я не могу. — отчаянно вздохнул младший Хайтани. — Просто признайся. — сложив руки на груди старший хмыкнул. — Так сложно сказать «Я тебя люблю»? — Да. — Риндо выпрямив спину взял алкоголь в руку и опустошил бокал залпом, жмурясь. Горло приятно обожгло, на лбу выступила испарина, а глаза защипало от слезинок. — Но Шимиро не такая, как другие девушки. Не забывай, что она стоит в наших рядах. Ран задумчиво посмотрел в окно. — Верно. — старший Хайтани встал и потянувшись направился к выходу с кухни. — Но попробуй. — посмотрев на брата через плечо юноша скрылся в темноте коридора, слышались лишь отделяющие шаги. — Тем более в Японии проживают множество различных дам. Мадараме не единственная девушка в мире. — шептал младший, как бы утешая себя. Тяжело выдохнув Риндо отвернулся к окну, подпирая щёку ладонью. На лице было написано одно: безразлилие, но в душе чувства бушевали, устраивали бунт и требовали общения с ней, почувствовать тепло от её тела и дыхание на шее. Он слишком зависим, а она слишком горда. Гремучая смесь эмоций. Сейчас она — самый сильный наркотик, без которого Риндо плохо, он не может смириться с тем, что её нет рядом, а ведь она нужна, и даже не представляет насколько. В голове только звучит её имя эхом, её размытый силуэт худощавого телосложения стоит перед глазами, а улыбка кажется самой красивой. Аромат коротких волос щекотил нос, ведь запах химических цитрусов Хайтани на дух не переносил, но он становился вкусным, благодаря ей. Она стала причиной его размышлений и измены мнения. Этот факт будоражил и раздражал, что он — младший из великих братьев Роппонги влюбился в сестру Бешенного Пса. Риндо кажется это таким глупым и дурацким, что челюсть неприятно сводит, а на языке появляется привкус горечи. *** Стук отвлёк девушку от игры. Вздрогнув Мадараме положила гитару на диван и уверенными шагами направилась по коридору к двери. Взглотнув ком она дёрнула ручку вниз и подняла голову, встречаясь взглядом. — Ну здравствуй, Шимиро. — открыв дверь шире и толкнув Мадараме в квартиру он переступил порог. — Кента. — округлив глаза блондинка сделала пару шагов назад. — Что тебе нужно? — твёрдо спросила та, хотя покрылась мурашками и дрожала. — Всего лишь одно предложение. — Почему у тебя повязка на глазу? — не удержавшись Шимиро потянулась к лицу Имаи, но тот вздрогнул и схватив её за запястье оттолкнул. — Прости. — Я состою в группировке, — поправив красные пряди волос юноша осмотрел прихожую. — и я хочу, чтобы ты была рядом. Как на это смотришь? — в его глазах не было былой справедливости и доброты, какую Мадараме всегда видела и любила. Он не тот, которым был три года назад. — Нет. — почему она чувствует стыд? Мерзкое чувство разливается где — то в глубине души. Ты отказываешь ему, а ведь он был заменой брата. — Я в Поднебесье. — Кента встрепенулся и покрылся мелкой дрожью. — Одно другому не мешает. — стиснул челюсть Имаи переминаося с ноги на ногу. — Если ты будешь рядом, то Изана не сможет быть тебе опасностью. — Но там мой брат! Тем более, ты же знаешь, я не предам своего Короля! — так хотелось сказать о Риндо, о любимом, о человеке, что украл её сердце безвозвратно. — Хочешь, чтобы я стала крысой?! — О Ямото ты так же говорила! — повышал тон кареглазый. — Но убила его! — по организму Шимиро прошёлся электрический импульс, а глаза в спешке забегали по лицу друга. Бывшего друга. — Откуда?.. — нижняя нуба предательски задрожала. — Ты знаешь. — она была уверенна, что унесёт этот секрет с собой в могилу. — Ханма. Он мне всё рассказал. — Урод. — рыкнула Мадараме, сжав кулаки, чёрные глаза заблестели. — Впрочем, это не важно. — вздохнув Кента подошёл к блондинке и взяв подбородок наклонился. — Я дам тебе время подумать. Надеюсь ты сделаешь правильный выбор. — он отвернулся и направился к выходу. — Хорошенько подумай. — слышались только отдающие шаги вниз, но они звучали в подъезде эхом и отдавались дрожью по стенам. Облокотившись об стену Шимиро сползла вниз, закрывая ладонями лицо. — Сука, сука, сука! — вырывая волосы из головы Мадараме чувствовала ком истерики, что медленно образовывался в горле, сопровождаясь многочисленными спазмами. Позор. Отвращение. Наивность. *** Район Роппонги — это центр, нет, сердце ночной жизни и развлечений. Здесь такие слова, как «криминал», «адреналин» и «роскошь» обыденные. Уличные банды пользуются большим спросом, но каждая находится на коротком поводке у братьев Хайтани. Они здесь высоко уважаемые люди, которые не смотря юный возвраст достигли огромных вершин и стоят бок о бок с якудза. Впрочем, токийских авторитетов полиция знает наизусть, в тайне жалея о своей профессии, ведь каждый второй — подкупной. Японская власть в их хищных глазах как свежий кусок мяса. Шимиро шла по тратуару, разглядывая разноцветные вывески различных заведений. Вечерний Роппонги — это отдельное искусство Японии. В такие моменты разум забывается и просто хочется наслаждаться жизнью, дышать полной грудью и беззаботно улыбаться. Но мокрые щёки, что неприятно обдувает ветер, влажные глаза, что болят от многочисленных слёз и ладони в ранах, что беспрестанно дрожат наоборот, отдаются болью где - то в груди. Она хочет, хочет оказаться сейчас любимой, рассказать Риндо обо всё, признаться, раскаяться, только чтобы он был рядом и обнимал, поглаживая по голове и шепча ласковые слова на ухо. Она дрожит, плачет и повторяет лишь одно имя. Риндо. Но откроет ли он дверь? Захочет ли видеть её? Раскрое ли для неё свои объятия? Но ей всё равно. Она уже напротив его квартиры. Звонок звучит эхом по этажу, трескаясь по швам последних нервов души. Руки дрожат, дыхание спёрло, а в глазах набираются новые слёзы. Она смотрит в пол, иногда поднимая взгляд и из — под ресниц, осматривая железную дверь, которая является лишь одним препятствием между ними. Слышатся шаги и надежда падает в океан чувств и эмоций, чувствуется тот взгляд, родной и болезненно знакомый, слышится тяжёлое дыхание за входом, но никто не открывает. Минута. Пять минут. Десять. Двадцать. Тридцать. Тишина обрушивается на плечи Мадараме с такой силой, что колени подгибаются, а ноги становятся ватными и больше не в силах держаться. Она падает на колени, морщась от резкой боли и тихо стонет. Надежда тонет. Она утопает, а океан замерзает, покрываясь коркой льда на поверхности. Солёные капельки стекают с глаз по носу, попадая на пол и оставляя мокрые следы. В груди сердце как будто разрывается, отдаваясь жгучей болью и паникой по всему телу. Это был сильный удар, удар о пол, при котором Шимиро разбилась, подобно вазе. Риндо сидит облокотившись о дверь. Он обнимает колени, положив на них блондинистую макушку. Боится своих чувств и желаний, не хочет верить, не хочет знать, не хочет думать, но верит, но знает, но думает. Он слышит её беззвучный плач, чувствует, как она страдает и терпит внутреннюю боль, которая образовываясь колючими шипами ранит её душу, такую наивно младую и добрую, что Хайтани морщится, а в груди сердце бьётся болью от шанса, что он грубо проебал. Только сейчас его фиалковые глаза наполняются слезами, а тело покрывает мелкая дрожь.