Надеюсь, это не сон.

Риндо переминался с ноги на ногу, чувствуя, как осенний ветер пробирался под одежду и вынуждал смуглую кожу покрыться мурашками. Шмыгнув носом он вытащил из кармана длинного плаща пачку сигарет, с ярко выраженной надписью «Mevius Original». Горький запах заполнил каждую пору на лице, разгуливаясь в ротовой полости и оставляясь на языке. Через линзы очков фиолетовые глаза защипало, что заставило прикрыть их, а светлые брови свести к переносице, из-за чего на лбу появились морщинки. Трубочка в пальцах стала коротать время, пока чёрный пакет раздражительно шуршал, на дне которого находилась проклятая книжонка. Рука начала затекать от букета голубых незабудок под мышкой. Лёгкое молочное послевкусие Хайтани запомнил и хранил в памяти, как худую фигуру Шимиро, и будь это фотографией точно бы прикрепил его на холодильник милым магнитиком. Проподняв уголки губ своим мыслям он и не заметил приближающийся силуэт, уверенно балансирующий походкой преодолевающий расстояние между ними. Стук тонких каблуков отдавался где-то позади эхом, который перебивала шумная толпа людей, а точнее: топот их ног и вечное бормотание. Риндо сделал затяжку и приподнял блондинистую макушку вверх, освобождая лёгкие из плена убивающего никотина, краем глаза замечая рядом стоящего. На сером небе, сквозь туманные тучи светилась Луна, а тускло мерцающие звёзды кружились в воздухе, подобно планетам вокруг Солнца. Короткие волосы ярко-жёлтого цвета — напоминавшие Хайтани младшему его любимое вино «Decanter» — были аккуратно уложены, блестя на свету разноцветных вывесок. Густо накрашенные ресницы подрагивали от напора ветра, а пряди волос закрывали лицо, смущённо опущенное куда-то в тратуар. Тонкую бледную шею девушки украшал небрежно завязанный шарф, из хлопка молочного цвета. Чёрное пальто с длинными рукавами, закатанными на несколько раз часто вздымалось в районе груди, а из-за рта вырывался белый пар, уходящий далеко вверх, растворяясь во влажном воздухе. Ботинки, из чёрного бархата на остром каблуке доходящие до колен и обшитые внутри мехом добавляли к росту пару сантиметров. Костлявые пальцы рук сжимали в руках миниатюрную кожаную сумочку — клатч, с золотой застёжкой. Хайтани взглотнул, когда ушные перепонки приласкал девичий голос, а точнее — его дрожащие, низкие для девушки ноты. — Осень такая холодная — блондинистая голова покачнулась и повернулас. Тонкие губы, накрашенные тонким слоем блеска расплылись в улыбке, а на щеках заиграли неглубокие ямочки. Чёрные омуты, сияющие, как искры бенгальских огней прищурились. В них Риндо читал по строчкам немую и невидимую близость, которая, как приятная мелодия звучала отдалённо, но сладко и желанно. — Не слишком ли ты легко одета? — выбросив окурок в рядом стоящую урну юноша протянул Шимиро цветы, обвязанные милой ленточной с бантиком. — Перестань, — поджав губы Мадараме пробурчала. — ты как Шион. — он вздохнул. Приняв букет девушка приблизилась к Хайтани и обвила мужскую талию, прижимаясь к груди, утыкаясь в шею и чувствуя, как ноздри щекочит ароматный одеколон, вперемешку с лёгким едким запахом сигарет. — Ты очень красивая. — шепнул Риндо, покрывая горячим дыханием бледную кожу мурашками. — Спасибо. — после неловкого молчания ответила Шимиро, ощущая, как горят щёки и дрожат ладони. Лицо юноши осторожно начало приближаться к её, и поняв, к чему всё идёт она зажмурилась, сомкнув губы намертво, да так, что подбородок поморщился. Риндо слегка покраснел и захотел уж ударить себя по лицу, так как смутная картина вечера его позора всплыла в памяти. — Как насчёт того, чтобы прогуляться до ресторана? — девушка кивнула и отстранилась, стараясь не смотреть в фиолетовые огоньки. — Ты точно не замёрзла, м? — Нет. — вглядываясь в толпу спешивших куда-то людей Мадараме поёжилась от общественной суматохи. — Всё нормально. Пошли. — Пошли. — одними губами повторил Хайтани, смотря на выражение лица возлюбленной. Силуэты, лица которых были будто бы перечеркнуты чёрным фломастером, проходили мимо, погибая в пожаре своих размышлений, далёких от этого мира. Шимиро знает, что их не потушить водой или содержимым огнетушителя, нет, они вечны и неподвластны социальному противостоянию. Царившая на улицах города сдавила грудную клетку, не позволяя вздохнуть. Сырость надавила на веки, губы пренебрежительно сомкнулись, а слюна стала тошнотворно сладкой, с послевкусием кислоты. Кончики пальцев начали замерзать, краснея и отдаваяясь импульсами под одежду. Ледяной воздух гладил по лёгким с новым вдохом и выдохом, будто бы покрывая их инеем. Мадараме чуть приподняла уголки губ и прижала цветы к себе, ощущая, как очередной поток крови приливает к лицу, а под ложечкой становится тепло. Атмосфера между их душами согревала пледом на плечах — точно в пробивающийся морозный вечер — освобождая от проблем и навязанных мыслей. Стаи беззаботных птиц пролетали над серым Токио, свободные и чистые, не знающие людских стереотипов и ядовитых обществ. Они живут лишь заложенными их древними предками инстинктами, не понимая смысла своего существования, похожего на тысячи других. Живёт и не подозревает, что он или она — это очередная, не отличающаяся особыми чертами особь, проживающая не более двадцати лет и умирающая, ни для кого не значимая и нужная. Эти красивые существа не имеют какой-либо индивидуальности или выбора, которым пользуются люди, права которых усовершенствоваются с каждым годом и подстраиваются под их стопы. Птицы могут летать в сером небе осенней Японии, наблюдая на горящие города с высоты, чувствуя, как холодает воздух, пока туманные тучи закрывают сияние звёзд. «А всё-таки жаль, что я не птица». Лететь от проблем — не их решение, но Шимиро слишком устала, ей хочется, чтобы из спины, покрытой жизненными шрамами выросли новые крылья, которые когда-то силой вырвали. Будто бы на эти кровоточащие раны льют жгучий спирт, насильно добиваясь, чтобы её тело билось в судорогах страшной боли, а душа уходила в глубь тени, тень, которая стала её утешением, крышей от проливного и морозного дождя. Вдруг, холодная ладонь и ледяные фаланги пальцев почувствовали констраст, ведь горячая рука Риндо сжала её, взрывая перед глазами миллионы фейерверков, и нажимая на грудь, вынуждая громко выдохнуть. Слегка сгорбившись, девушка невольно улыбнулась, улыбкой, с признаками смущения, очарования и яркости, краски которой — думала она и надеялась — засохли, и стали непригодны к использованию. Сердце протяжно защемило, а где-то внизу живота затянуло, что ноги перестали чувствовать опору. «Нет, не хочу быть птицей, хочу, чтобы меня запомнили. Любили и ценили, не жалея голоса кричали за ошибки и проступки, выбивали всю жизнь из моих глаз, заставляя плакать и сквозь боль смеяться, давиться горечью несправедливости мира ко мне и слушать стук собственного сердца, которое бьётся чаще, когда в памяти всплывает мусор — обрывки прошлого. Хочу, чтобы неудачи ставили мне подножку, заставляя падать и разбиваться о землю, пачкаясь в грязи юности. Хочу, чтобы были те, кто бережно бы притягивал к себе, убаюкивающе гладил по голове и нежно шептал слова утешения, зная, что в той дыре где я — нет выхода, но всё равно тянул мне руку помощи. Хочу, чтобы на моих похоронах люди рыдали, стоя на коленях у моей могилы, невольно улыбались сквозь слёзы, вспоминая меня и мою безумно глупую улыбку. Хочу, чтобы близкие держали подбородок прямо, когда говорили обо мне, ощущая моё присутствие — мутный силуэт, тощей девчонки с соломой вместо волос — и гордость моих чёрных, некрасивых глаз. Хочу, чтобы люди говорили обо мне, зная, что я пошла поперёк дороги, дабы быть похожей на неё — мою отчаянную Богиню превосходства и самого чудесного на свете, она была моей музой, была частичкой моего растоптанного счастья, была белой искоркой в тьме сырости и отчуждённости. Она зашила мою душу — аккуратно и с любовью — и также внезапно её разорвала из-за неровного шва неопытности». *** — Тебе не хватает мужских прикосновений. — фыркнула Торика, пока её пухлые губы расплывались в пошлой ухмылке. — Ты девственница? — Что? — поперхнулась слюной блондинка, ошарашено бегая взглядом по лицу собеседницы, чувствуя, как щёки начинают пылать огнём. — Не думаешь, что это слишком интимная тема? — О, да ладно! — удивлённо вскинула брови Гим. — Так у тебя никогда не было парня! — Шимиро нахмурилась и отвела взгляд. — Ой ну хватит смущаться! Вы с Риндо, серьёзно, никогда не занимались сексом? — острые глаза впились в фигуру рыжеволосой, точно тысячами иглами, от чего та даже поморщилась. — Понятно. Значит — нет? — Какая вообще разница? — поглаживая холодными пальцами щёки, спросила Мадараме. — Ну знаешь. — откинувшись на спинку стула Торика выпила остатки вина из бокала и взяв из стеклянной вазочки сладкий виноград положила его в рот. — Просто я переживаю насчёт тебя. — Я не пятилетний ребёнок. — буркнула Широ, чувствуя лёгкую обиду. — Не перебивай. — щёлкнула языком рыжеволосая. — Ты, Широчка, как распустившийся бутон, и как бы Риндо — тварь редкостная, как его называет Ши — не раздавил своей аморальностью твои лепестки. — Хватит! — вскочила со стула та, хлопнув ладонями о деревянную поверхность стола, сморщившись от резкой боли. — Я сама разберусь как и что делать, о своих отношениях сначала подумайте! — оскалилась Мадараме младшая. — О Боже! — вскинула брови вверх Гим. — Да ты, милочка, совсем не понимаешь! Ну так я тебе объясню: сними штаны и надень юбку! Ты уже переняла все дурные повадки, но попробуй быть женщиной, а не Шионом номер два! — Много ты понимаешь! — губы Шимиро искривились в жесте отрицающего отвращения, которое защипало нос. — Ну явно больше, чем ты. — закатила зелёные очи Торика. — Прислушайся к моим словам, крошечка, я не желаю тебе зла. — Я не знаю тебя. — распахнула свои чёрные глаза Мадараме, покрытые оболочкой стали жёсткости и насильственной крови в венах. — И не хочу доверять твоей шкуре, слишком рискованное занятие, а мне по душе комфорт. — М. — горько хмыкнула девушка. — Но Шимиро, я хочу иметь хорошие отношения с тобой, поэтому, попытайся мне довериться. — стук сердца прозвучал где-то далеко, не здесь, не в этом мире, а где-то там, в мягких облаках беспечности — в объятиях неведомого. Блондинка пошатнулась и со страхом в глазах различила в силуэте Гим её. — «Нет! Они противоположности, не похожи, нет! У неё русые длинные волосы, а у Торики — рыжие; у неё голубые глаза, а у Торики — зелёные; у неё чистая и незапятнанная улыбка, а у Торики, у Торики… У неё.» Миллионы сравнений пытались найтись в голове, лишь бы не проиграть своему разуму, сыгравшему с ней плохую игру, в результате которой она осталась в дураках. Уши заложило плёнкой, из-за которой слышался лишь отдалённый голос Гим, казавшиеся Мадараме знакомым и давно мёртвым. Безысходность надавила на веки, тело потерялось в пространстве, а слабость одолела, ударив лезвием в грудь. Как она проиграла? Где допустила ошибку? Что сделала не так? Она не заметила, как слёзы потекли из глаз, стало душно, а состояние опустошённости ударило по щекам с неимоверной силой, от чего они запылали красным. Непонимание и растерянность обняли её со спины, и она ощущает этот холод, который залёг на дне осадком. Морозное дыхание обдувало затылок, словно покрывая инеем. Волосы на голове и коже будто бы проснулись и были полны энергии, приходя от кончиков пальцев до головного мозга. Мир замер, где-то в дали послышалось чириканье молодого соловья, и она вновь проснулась в старой квартире пропахшей плесенью, запах которой ударил по носу. Эхо, приносившиеся в тёмном подъезде массивными шагами насильно вытаскивали Шимиро из мирного сна, в котором она искала утешение, дабы уйти из реальности. Из-за рта начали вырываться всхлипывания, несдержанный крик и громкие выдохи. Бесконтрольно Широ упёрлась руками о край стола и сползла на пол, чуствуя, как колени подгибаются. Противная дрожь расползлась по огранизму импульсами, выбивающие душу. Рвотный рефлекс застрял комком где-то в глотке, не позволяя сделать глубокий вздох, от чего Широ начала задыхаться, не осознавая. На лбу выступила испарина, капельки которой медленно скатывались по носу, попадая на тонкие губы. Скулы свело кисло-солёным вкусом слёз и пота, попадающих в ротовую полость. Перед ней на коленях сидел размытый силуэт Гим, державший Мадараме за плечи и слегка потрясывая, беззвучно двигая губами. Паника, охватившая её была велика и руки дрожали, а внезапно наступившая тишина резала по лёгким, и страх смерти парализовал тело. Блондинистая голова ослабла и задралась, руки расслабленно упали на плоский живот только нежные ладони Торики предотвратили удар о пол. Широко раскрытые чёрные бездны уставились в потолок кухни, зрачок расширился и словно стал мёртвым. Рот открылся в немом изумлении, а тонкие плоски розового цвета задрожали. Красные щёки покрылись новым слоем влаги, стекающей по шеи на ключицы, почкая хлопковую ткань сорочки. Стук сердца забивал молотком в голову ржавые гвозди, из-за чего в глазах двоилось, а под ложечкой растекалась горячая лава, попадая в вены и артерии, подобно яду. — Что происходит? — удивлённое в непонимании выражение лица Шиона нахмурилось, не ведая ничего хорошего. — Я спрашиваю: что, блять, здесь происходит?! — переходя на крик на висках Мадараме старшего выступили синие, фиолетовые вены. — Я не понимаю. — прижав к себе сильнее блондинку прошептала Торика, бережно поглаживая ту по намокшей спине. — Мы разговаривал и вдруг, Шимиро задрожала и упала, и зарыдала. А сейчас. — Проклятье. — Шион подбежал к лежачей на полу сестре. — Широ, слышишь меня? — помахав у лица шершавой ладонью юноша сомкнул губы, ведь та ни как не реагировала. — Широ! — дёрнув её за плечо он прикусил внутреннюю сторону щеки, и начал импульсивно трясти бессознательное тело, мысленно повторная одно: Шимиро. *** Риндо был настойчив, целуя тонкие губы, пачкая свои блеском и поглаживая бледные ладони Шимиро пальцами, вызывая у неё негромкое хихиканье. Её тонкие руки покоились на широких плечах Хайтани, сжимая ткань чёрной рубашки. Светлые брови блондинки свелись к переносице, а глаза застыли в хитром прищуре. Нос слегка сморщился, а вкус недавно выпитого вина оставил приятное послевкусие. Лямка синего атласного платья сползла с плеча, чуть обнажая вид на грудь Мадараме, а подол задрался не выше бёдер. Растрёпанные, коротко стриженные волосы разползлись по мягкой подушке, словно водопад, отражающий сияние солнца. Нависая над Шимиро Риндо напоминал хищника, поймавший беспомощную травоядную, пока его фиолетовые омуты раздевали нетронутое тело до извращённой наготы. Шершавые фаланги пальцев спустились ниже, нежно дотрагиваясь до узкой талии. Похотливый наркотик чувств сладок, как свежий и спелый фрукт, насыщенный своим вкусом. Хайтани взглотнул, перемещаясь на аккуратную шею. Бардовые плотные шторы не пропускали не единого луча уходящего в горизонт Солнце, рисующего на небе акварелью. В груди Хайтани сердце вот-вот могло взорваться, его стук был точно сильнее и громче музыки самого престижного клуба в Роппонги, а огонёк страсти, разгоревшийся в фиалковых омутах заменял дурманящий коктейль. Тянущийся в груди мёд будто бы чувствовался на кончике языка, растворяясь в желании и уединение душ. Спичка, случайно превратившаяся в дикий, пугающий пожар ударял по мозгу, покрывая лица молодых людей кровавым румянцем. Нежность прикосновений Риндо точно оставляли отметины на младом теле, словно вырисовывая на холсте бумаги узоры. Она не может совладать собой, все страхи и сомнения гаснут, превращаются в пепел, когда он целует слегка опухшие губы, невинно и с не скрытой скромностью. Они наслаждаются жизнью, друг другом, своими садисткими и испорченными душами, запамятные чёрной гуашью. Они знают, понимают друг друга беззвучно, не пытаясь быть для любимого идеалом, остаются теми, кем являются, по-детски любя. Они — лучи Солнца в темноте друг друга, их дороги судьбы пересекаются и идут в одном направлении, не собираясь расходиться по разным сторонам. Широ чувствует горячее дыхание, сбывшиеся и рваное; оно греет и щекотит бледную кожу. Его зубы до онемения и боли стиснуты, а губы бережно целуют нежный бархат. Хайтани младший ощущает, как скулы сводит что-то завораживающее и превосходное, последней каплей разума он понимает — точно сходит с ума. Нос с небольшой горбинкой водит по раскрасневшейся щеке Мадараме, вызывая у неё приятные мурашки и слабую улыбку. Пальцы на ногах от нетерпения и лёгкого азарта сжались, а радужка чёрных глаз, отражающих смуглое лицо Риндо, сияла от предвкушения. — Блять.. — ругнулся немым движением губ юноша, до ушей которого дошёл раздражающий звук резвого звона. — Если это Ран — то я убью его. — с некой виной кинув взгляд на Шимиро, он неторопливо встал и побрёл к входной двери, оставляя её одну тонуть в море смущения. Пустая лестничная клетка ввела Риндо в бешество и расстройство, а пропавший задор оставил после себя еле ощутимый шлейф, который пропал так же бесследно. Нервно похрустывая пальцами он прошёл до лестницы, ведущей на этаж ниже в одних носках, и убедился, что никого — по крайне мере живого — нет. Кроме одниночной и вялой розы белого цвета под порогом, которую Хайтани по началу не заметил. Её состояние вызвало у него отвращение и взяв цветок в руку он выкинул его через открытую форточку подъезда, а после недовольно бурча зашёл обратно в квартиру, хлопнув дверью. *** Италия. — Сукин сын. — шепнул беловолосый, зачесав рукой мокрые от пота волосы. — Не позволю омрачить мою птичку, не позволю. — закусив губу повторил он. — Файори. — Да, Господин Омори? — изогнул чёрную густую бровь советник. — Я чувствую, как терпение потихоньку начинает уходить. Надеюсь, Шимиро будет рада моему появлению? — задумчиво протянул голубоглазый. — А как же? — саркастически хмыкнул тот.