Надеюсь, это не сон.

— Я вернулась. Я дома. Я не она. Что-то изменилось. Всё казалось незнакомым, другим. Она жмурилась, сжимала кулаки, оставляя на ладонях розовые следы-полумесяцы, но ничего не менялось. И за долгое время она ощутила дикое желание выкурить ментоловую сигарету и выпить несколько грамм крепкого умэсю. Да, точно: пачка сигарет лежит в дальнем углу ящика на кухне, тонкая трубочка с кнопкой, приятный аромат свежести и лёгкости. Лишь одна сигаретка. Даже две. Но что эти «две» значат? Три. Нет, мало. Шесть? Недостаточно. Десять хватит? Издеваешься? Это чертовски приятно. Но ты обещала только одну! Выкурю всё. *** Что следует после полного разочарования? Почему в груди сердце кротко и медленно бьётся, заглушая своим стуком остальные звуки? От чего под ложечкой гадко сосёт? А слёзы из глаз вытекают рекой? И сил нет проснуться от долгого сна? — Я не знаю. — правый висок дико дёргается, превращаясь в тупую боль в голове. — Я Шимиро Мадараме, я Шимиро Мадараме, я Шимиро, я Мада... — от чего-то она замолчала, ясно ощущая во рту привкус металла, и положила ледяную ладонь на лоб, обмотанный вокруг черепа тугим бинтом. — Что не так? Что со мной не так? — неразборчивый шёпот разносился по тёмной комнате. Лишь маленький ночник, освещающий стены комнаты, стоял одиноким предметом на небольшой тумбе у кровати. Тяжесть колючего одеяла казалась невыносимой, а мысли, возможно, прибили затылок к подушке. Точно светлые полосы яркого солнца просвечивали сквозь тонкий тюль, воспоминания лишь возвращались назад, туда, где ветер разносит черный пепел по японской земле, где солнце казалось теплее, а морозный воздух обжигающим. Это место. Оно было живым, Шимиро чувствовала, как желание жить просыпается каждой новой ранкой на теле, то сияние чистого неба было до невозможности прекрасным, а жар в груди увеличивался, когда пальцы ног и рук вновь чувствовали холод. Там родилась новая она. Шимиро медленными движениями откидывает одеяло со своего туловища, со скрипом в зубах цедит боль, и наконец стопы касаются пола. Поясница ноет, рана на лбу под пластырем соблазнительно зудится, нос, с толстым слоем ваты в нём не может дышать, оставляя кровоточащие и потрескавшиеся губы открытыми. Ротовая полость требует глотка холодной воды. Один. Глоток. Всего один. Она взглатывает, ладонями отталкиваясь от матраса и, с пошатыванием направляясь в другой конец комнаты. На столе, покрытом серым слоем пыли, стоит небольшой кувшин с водой и стакан, с осадком недопитого лекарства на дне. С дрожью, Шимиро берёт посудину в две ладони, поднося к себе. Тонкие губы касаются края, и рот заполняется безвкусной жидкостью. Мадараме с жадностью выпивает чуть меньше половины, делая большие и громкие глотки. — Блятство. — левая рука слегка дёрнулась, струя воды попала на майку, оставив на груди мокрый след. Со стуком она ставит кувшин обратно, вытирая подбородок и шею от влаги. Несколько секунд кажутся потерянными, ведь Шимиро стоит посреди комнаты, смотря в окно, откуда рождается весенний рассвет. Время будто остановилось, эта короткая и мимолётная секунда превратилась длинной в целую жизнь, дала крошечную надежду на стоящее и незабываемое что-то, которое Мадараме старалась поймать, но упустила. Маленький фрагмент в памяти проклято ускользнул прямо с подушечек палец, и Шимиро стала массировать переносицу, закрывая глаза от усталости. Ночь полна загадок и тайн, под её покровом появляется нечто мрачное, но интересное, до скрежета в зубах, до посинения на губах. Непредсказуемо-опасное и завораживающее, обволакивающее в сиреневый бархат и оседающее утренней росой на веточках Сакуры после тумана. Шимиро любила смотреть на звёзды, в них присутствовал жизненный блеск и жёсткая мощь, но в ночи кроется нечто, когда кровь сворачивается в венах, а кислород застревает в горле комками. Широ взглотнула. Стоит лишь закрыть веки, и вот вновь это чувство — ощущение чертовского присутствия. Присутствия незнакомого, но хорошо узнаваемого человека. Нет. Но он — это вовсе не он. Он мёртв, и он тоже нежилец. Его нет в этом мире больше. Но это галюцинации. И в том тёмном углу нет его сверкающих голубых радужек. А по ляжке просто пробегает мурашки от прохлады, это не чужое прикосновение. Да, это самовнушение, простая тревожность. — Уходите. — тишина дома остаётся неподвижной, ничего не происходит. Только эти странные силуэты никуда не исчезают. — Я не виновата.. Вы сами виноваты.. У меня не было выбора.. — в растерянности Шимиро нервно оглядывается, ловля боковым зрением движения у самого лица. Вот он! Резко отмахивается от воздуха и прижимается к холодной стене. — Отстаньте от меня! Не трожьте! Прочь! — громче повторяет она, поворачивая головой из одного конца комнаты а другой. Тени сгущались: вот серебристые волосы показались у окна, а высокомерный смешок раздался где-то рядом. Они вновь тут. Какой это раз за ночь? Третий? Первый? А, может, восьмой? — Что вам нужно?! Вы наслаждаетесь моими страданиями! Уроды! — рычит Мадараме, ощущая боль глубоко под рёбрами. Рядом скользит сквозняк, а перед глазами вновь стоит поганый свёрток воспоминаний, связанный толстой нитью с ней. — Нет, не смей! — голубые глаза опасно сверкнули в темноте, когда шею сдавило чужими фалангами пальцев. — Пожалуйста.. — под тонкими штанами почувствовался жар чужих рук, пробирающий к нижнему белью. — Это неправда. Это ложь. Сон! Проклятый, глупый сон! — разрывая глотку по кускам, кричит, надрывая связки, Шимиро. Горло дерёт, будто пройдясь по нему тёркой. — Сукины дети..Ненавижу.. Грязные твари.. — падая на колени, Широ стягивает корни волос в ладонях, скулой упираясь в пол. — Чтоб даже в Преисподней вам не было покоя..Будьте прокляты! Поскуливая сквозь стиснутые зубы, она находилась в комнате одна, но сознание рисовало иные картины, и тоска, стучащая в висках от чего-то приятного, осталась неподвижной фотографией. Она забылась также быстро, как и появилась — изчезла. Просто изчезла. *** Жаркий июнь. Две тысячи третий год. — Ох, Шимиро, — вздыхает Онами, покручивая между пальцами тонкую сигарету. — Ямото и ещё нескольких ребят повязали и повезли в обезьянник. А я говорила: нельзя сейчас драки устраивать — время неспокойное. — девушка закуривает, закидывая ноги на небольшой столик. Она расположилась на стареньком и пыльном диване, облокотившись на его спинку. Пружины впивались в крестец, и Широ предпочла сидеть на столе, возле ног Онами. — Ямото и не будет тебя слушать, Онами. — качает головой Мадараме. — Он не тот, с кем можно пойти на компромисс. И ты это прекрасно знаешь. — отойдя к окну, она смотрит на Токио сверху, по улицам которого стремятся большие потоки людей. Жарко. Сухо. В городе становится особенно невыносимо. Недовольный взгляд Рафанэ гуляет по спине Шимиро. — Сама разберусь. — фыркнула та, удобнее устраиваясь на неудобном диване. — Хорошо. — пожимает плечами другая. — Только не стоит потом вспомнинать обо мне. — клацает зубами Мадараме. — Я никогда и не забывала о тебе, малышка Шимиро. — закатывает глаза Онами, делая очередную затяжку. — И да, я знаю, что ты всегда примешь меня, какой бы я не была. — чмокает губами девушка, похихикивая. — Вы все невыносимые. — цокает Шимиро, повернувшись туловищем к собеседнице. — Ты-то главное какая хорошая! — приложив сигарету к губам добавляет. — Просто умница! Как бы я без тебя жила! — А ты, я смотрю, в хорошем расположении духа? — резко замечает Мадараме, чуть обидевшись на явный сарказм подруги. — Конечно, чего мне не радоваться? Лето, каникулы, я не уехала к бабуле в деревню — красота! — кивает, довольно улыбаясь, Рафанэ. — Ой, ну и жара! — подходя ближе к вентилятору, жалуется. — Да. — собирая тёмные волосы в хвост, Шимиро подходит к холодильнику и достаёт из него прохладную бутылочку газировки. — Будешь? — спрашивает у Онами, и когда получает положительный ответ, достаёт яркую банку с американской надписью. Сидя на полу, девушки заговорили о предстоящих делах. — И всё-таки, ты не собираешься поехать с нами на следующих выходных в Тибу (город, расположенный рядом с Токио)? — спросила старшая из девушек. — Будет круто. — Онами, я сказала же, что не поеду. — ответила Широ, приложив к горящему лбу холодную баночку. Приятный контраст охладил кожу. — Я там никого не знаю. Тем более у меня есть дела здесь. — Это не оправдание! — возразила та. — Я тебя со всеми познакомлю! С нами, тем более, будет Ямото. — Нет, Онами, я не смогу. — отрезала Шимиро. — О, какая ты бессердечная! — расстроенная отказом воскликнула Онами, слегка толкнув подругу в бок. Мадараме дёрнулась, и из открытой баночки прыснула ярко-жёлтая жидкость, образовавшись брызгами на полу и одежде девушки. — Онами! — вскрикнула Шимиро. Другая же весело улыбнулась и, хихикнув, закрыла рот рукой. — Нет, ну ты нормальная? Я теперь липкая! — Да ладно тебе! — усмехнулась девушка, и тут же взвизгнула, почувствовав, как прохладная газировка стекает по её груди под ткань облегающей майки в бюстгальтер. — Блин, Шимиро, ты меня облила больше! — но девушка улыбалась так же беззаботно и красиво. Она рассмеялась и обняла Мадараме, с заботой оттянув кожицу на её щеке. Улыбнувшись, Шимиро подумала, что большего для счастья ей не надо: дурачество с близкой подругой, её постоянные разговоры, её энергия жизни, её запах приторных, сахарных, клубничных духов, приятный осадок воспоминаний после общения с Онами. Может быть. Это и есть её маленький уголок, где утешат и полюбят, в независимости от того, кем она является? Да, рядом с Рафанэ ничто не кажется ей проблемным. Спокойствие в разуме, теле, душе. Она приносит равновесие в её неспокойную жизнь. — Передовали дождь ночью. — положив окурок в пепельницу, Онами облизнула пухлые губы, собираясь продолжиться, но Широ её перебила: — Ненавижу дожди. Теперь на бледном лице были усталось и печаль, игрались жевалки, а между бровей образовалась морщинка. Онами виновато осеклась. Разговор прервался. *** Весна. Настоящее. Утро. Наконец-то утро. Ночь приносила ложные надежды на то, что рассвет никогда не наступит. Но нет — солнце стояло у горизонта, когда Шимиро проснулась на холодном полу. Её кожу покрыла мелкая дрожь, щёки стягивали засохшие трафареты слёз, а челюсти были крепко сомкнуты между собой. Голова была стиснута болью, глаза отказывались открываться, мир в первые минуты после пробуждения стали Адом. Она и не помнила, как ночью оказалась на полу, не помнила, почему встала с кровати, и из-за чего болит горло. Наверняка, встав с пола, Мадараме упала на тощий зад, выйдя из комнаты, встретилась лбом со стеной, пошатнувшись, а заходя в санузел, споткнулась о дверной порог и чуть не разбила голову о бортик ванной. А день только начинался. Положив два пальца на язык, Шимиро наклонилась над унитазом, и рвотные позывы тут же сковали её тело. Вода, выпитая ночью, плеснула из-за рта, небольшие капельки осели на стульчак. Пошатнувшись, девушка отступила на несколько шагов и присела на корточки. Ресницы намокли, привкус на языке был отвратительным, ладони, вспотев, задрожали. На несколько секунд она потерялась в пространстве: всё стало картонным, ненастоящим, нарисованным, может быть. Смотрела в пол, не моргая. Она не могла понять: спит ли она до сих пор или начинает проживать новый, трудный день? Но Шимиро забыла каково это — распозновать реальность от воспоминаний или созданных её же разумом сюжетов. Мадараме взглотнула, заправив пряди у лица за уши. Она, подойдя к зеркалу, опёрлась о раковину, подняв глаза на отражение: по ту сторону девушка видела не себя. По крайней мере, Шимиро так считала. Та была с кучей синяков и кровоточащих ран, грязные, блондинистые волосы с отросшими чёрными корнями превратились в колтуны, от неё исходил запах таблеток и препаратов, кожа была жёлтой, вены торчали из-под неё фиолетовыми проводами, белок в глазах покраснел, капилляры в них полопались, а главное: она скулила, как сука, рыдала от мелочи, избегала своего брата. А ещё, она панически боялась смерти. Где, блять, Шимиро Мадараме — та, у которой Смерть была вторым именем? — Сдохла. — включив холодную воду, Широ подставила голову под напор, волосы намокли, облепив лицо. — Я сдохла. — в уши, рот, глаза, ноздри стала затекать бесцветная жидкость, но она не реагировала, будто не замечала. — Пошло всё нахер. Утро было солнечным. На кухне слышались тихие голоса Шиона и Торики Гим. Яркие лучи проникали сквозь мягкую ткань полупрозрачных штор. Дни, подобных этому, Мадараме любила: они навевали ассоциации с Онами. Запах тропических фруктов, поля с яркими разводами рассвета на небе, аромат хлопковых, чистых плантаций — это были перечисления, связанные единолично с ней. Будто бы они существовали только для того, чтобы быть мелкой частицей во вселенной её жизни. А когда Онами Рафанэ умерла, то все они умерли вместе с ней, утратив своё значение. *** Спускаясь по лестнице, Шимиро зачесала мокрые волосы назад, мелкие капельки воды всё ещё стекали по прядям на одежду — это ужасно раздражало. Холодные ступени контрастировали с тёплыми стопами, превращаясь в лёгкое покалывание на коже. Скользя ладонью по пыльным перилам, она огляделась. Переживания были частью её жизни всегда. Она давно просто не разговаривала с ними, и некая тревожность появилась из-за этого. Что она скажет? А они? О чём она расскажет? На какую тему они будут разговаривать? А если она вдруг скажет что-то не то? Голова стала кружиться от бесконечного потока мыслей. Мадараме качнула головой, вздохнув поглубже. Разве это не её брат? Он должен принять её такой, какая она есть во всех своих проявлениях. Так ведь? Ведь должен?.. — Он ничего не должен. — пробубнила она, ссутулившись. — Нет. Подойдя к кухне, Шимиро остановилась и прислушалась. Шион, что-то рассказывая, точно улыбался (она поняла это по его манере речи), Торика Гим (она сориентировалась по её тихому смеху) стояла у плиты. Запах приготовленной еды разносился по коридору аппетитными, неуловимыми парами. Мадараме взглотнула, и живот требовательно заурчал. Между ними мирилась неописуемая идиллия. И Шимиро не хотела нарушать её своим присутствием: кто она, если не обуза? Под тяжестью её размышлений, настроение портилось. Да, ей было это свойственно всегда: ошибаться, загоняться, унижаться. А когда она не ошибалась? Больно прикусив щёку, Шимиро поморщилась, дёрнув головой. В определённый момент она стала невыносимо тяжёлой, как и конечности. Тело стало непослушным. — Доброе утро. — свой хриплый, тихий голос Мадараме не узнала — он был чужим. Когда её худющая, хромающая фигура зашла в кухню, кажется, что всё пространство внезапно потускнело, солнце спряталось в облаках, разговор двух молодых людей оборвался. — Доброе утро, Широ. — натянуто улыбнувшись, медленно сказал старший брат девушки. — Выспалась? — Доброе утро, крошечка. — поправив складки на фартуке, Торика не обернулась, нарезая овощи на деревянной доске. — Ты будешь кушать? — Нет, не выспалась. Ночь была слишком. Тяжёлой. — нахмурилась Шимиро, налив в стакан воды из-под крана. — Есть не буду. — посмотрев на аккуратный силуэт бестии, она неосознанно сравнила её с Онами Рафанэ. — А. Вы.? Как спали. — эти слова дались нелегко, прозвучав будто эхо над глубоким обрывом. — О, я прекрасно! — переложив нарезанные продукты в шипящую из-за горячего масла сковороду, ответила Гим, а после поправила кудрявые волосы. Её огненные, блестящие на солнечном свету, локоны ложились крупным одуванчиком на плечи, и хоть Торика постоянно их пыталась выпрямлять, они не собирались быть послушными. Веснушки на её загорелой коже рассыпались маком по лицу, утончённой шее, аккуратным плечам, на красивых локтях, гладкой спине, и даже упругих грудях. Возлюбленная Мадараме старшего вызывала лишь учащённый стук в сердце — немое восхищение, ибо является великолепной музой женской прелести. Пухлые губы нужны ей для поцелуей, ведь улыбаться она могла и глазами, нежными, напоминавшими распустившийся лес в мае, хранившими свои секреты прошлого. — Я тоже нет. — зевнул Шион. — Поднебесье совсем недавно взяло Токийскую Свастику под контроль. Много работы. Я потом тебя посвящу в детали. — он внимательно посмотрел на сестру, под его глазами она заметила тёмные мешки. Шимиро согласно кивнула, сев на стул напротив брата. После его слов наступил молчание. Молчание, при котором нужно правильно подобрать слова, чтобы начать разговор заново. Это молчание приносит дискомфорт всем: Торика стала слишком импульсивно промывать рис, до этого промыв его четыре раза, Шион о чём-то задумался, хотя точно притворялся, а Шимиро неловко отвела взгляд, разглядывая интерьер кухни, как будто никогда не видела и оказалась тут впервые. — Через несколько дней синоптики обещают повышение температуры. Надеюсь, что скоро зацветёт Сакура. — улыбнулась Гим, обернувшись к Мадараме, и опёрлась поясницей о столешницу, сложив руки на груди. — Я планирую тогда поехать к родителям в Сидзуоку, это традиция в моей семье — встречать цветение вместе. — Какое цветение Сакуры в январе? — хмыкнула Шимиро, поставив локоть на стол и, подперев щёку кулаком. Торика и Шион переглянулись. Мадараме младшая вздрогнула, затихнув. — Вы чего так переглядываетесь? — она нервно хихикнула, чуть приподняв уголки губ. Пытаясь вести себя естественно, она лишь добавляла неловкости. — Широ, — твёрдо произнёс имя сестры Мадараме старший. — сегодня седьмое марта. — Как? — чёрные глаза девушки резко расширились, приобретая испуганный взгляд. Её тело, от пальцев ног вдоль головы покрылось мурашками. Во рту пересохло и засаднило, а уши заложило. — Это. — она резко повернулась назад, туда, где стоял холодильник, на нём висел календарь, где чёрными буквами были написаны дни недели, числа и месяц. Март. Наверное, все её планы на будущее разрушились с этими словами. Шимиро даже не уловила их суть сразу, ей нужно было время. А когда пришло осознание, то что-то в ней безвозвратно исчезло. Шок от услышанного вдарил в голову. Она зажмурилась, схватившись во влажные волосы тонкими пальцами, упёрлась лбом в поверхность стола. Перед взором проносились вопросы: Столько времени? Как это возможно? Почему я не помню? Торика присела рядом с сестрой Шиона, поглаживая ту по спине мягкими движениями, под ладонью чувствуя выпирающие позвонки. Мадараме старший тяжело вздохнул, потупив взгляд на свои сжатые в кулаки ладони. Он не знал, что происходит с Шимиро, а ещё хуже ему становилось от своего бездействия. Обняв дрожащую девушку за талию, Гим притянула Шимиро ближе, когда та обняла её в ответ, положив голову на плечо рыжеволосой. — Всё хорошо, крошечка Ши, мы рядом. — прошептала Торика на ухо Мадараме, поцеловав её в холодный висок. Тогда по впалым щекам Шимиро потекли горячие струи слёз. Это был день её смерти. *** Октябрь. Две тысячи третий год. В тот день шёл дождь. На улицах Токио образовались лужи и грязь. Небо затянули серые тучи, предвещающие сильный ливень к вечеру. — Ямото, не нужно этого делать! — надрываясь, прокричала Онами, собираясь подбежать к парням, плотно стоящим к друг другу. Рафанэ сбила с ног налетевшая на неё Шимиро, тем самым падая на грязный асфальт вместе с подругой, придавив её к земле. Она яростно прошептала, сжав её запястье в своей руке: «Не лезь, дура, убьёт же!» — Ты, значит, с ним заодно? Шимиро, он собирается бить Эйши! — с волнением в голосе воскикнула Онами. — Он же ничего не сделал! Ямото! Остановись! — Закрой свой рот, идиотка! — Мадараме потрясла ту за плечи, жёстко смотря на девушку. — Я тебя спасать пытаюсь! А ты. Рядом, облокотившись об кирпичную стену, стоял красноволосый парень, пожёвывая жвачку с английским названием на упаковке. В заднем кармае его джинс, обвешанных цепями, торчала пачка дешёвых сигарет. Он следил за Нотано и Аюно, первый из которых избивал второго, а после непрекращающихся криков певички, стрельнул глазами на девушек и хмыкнул, обнажив верхний ряд зубов. — Кента, чего ты стоишь, как дурак? Помоги Эйши! Ямото же убьёт его! — закричала на Имаи Онами. — Отпусти меня! — она с последними силами замахнулась и врезала Шимиро по лицу, резко хлестанув ладонью. Бледная кожа покраснела, а Мадараме прижала ладонь к месту удара, поддаваясь натиску подруги. Последнее, чего желала Шимиро — это драться с Онами. Она не могла, то есть даже не представляла, не допускала мысли об этом. Будь на её месте какая-нибудь другая девушка, она без сомнения дала бы сдачи, с целью выбить ей все зубы. Но это не просто девушка, это — Онами. Рафанэ отпихнула от себя подругу, вставая с земли и, стремясь к дерущимся парням. Мадараме послушно уселась на асфальт, ощущая жжение на щеке. — Ямото, хватит! — её перехватил Имаи, грубо толкнув назад. — Пошёл нахуй, предатель! — она сплюнула у ног Кенты, в попытке прорваться вперёд. Но юноша сжал её запястье и, наклонившись, сказал: — Онами, думай башкой, если там что-то осталось, Ямото тебя слушать не будет. — он кивнул в сторону Нотано. — Ты стала причиной этого цирка, и лучшее, что ты можешь сделать сейчас — молча стоять в сторонке. Это ты виновата. Рафанэ с жалостью глянула на два мужских силуэта, не ответив ничего. Она потупила взгляд, поправляя свою грязную короткую юбку. В уголках её зелёных глаз накопились слёзки. Кента продолжал держать несопротивляющуюся девушку, посчитав это нужным. К ним подошла Мадараме, смахивая от лица чёрные, длинные волосы, развивающиеся на осеннем ветру. Шимиро смотрела точно на парней, сжимая в потных ладонях ткань своей школьной юбки. Она подняла голову, смотря на парящих в воздухе птиц. И мимолётная мысль пронеслась там, высоко в небе. «Как бы я хотела стать птицей.» *** — Разве я тебя не предупреждал? — с угрожающей ухмылкой поинтересовался Ямото. — Разве не говорил, что убью, если ты будешь рядом с ней? — он притянул чуть дрожащего парня за воротник ближе. — Онами была не против общения..— прервал Аюно Нотано, стараясь отстраниться. — Онами сама дала мне этот шанс.. — Эйши взглотнул, бегая взглядом по лицу противника. — Где твои яйца, Эйши? — свободной рукой Ямото потрогал пах Аюно и добавил. — Ты же, щенок, сейчас стараешься спихнуть вину на мою девушку, выставив её блядью. — он зарычал, стиснув челюсти. — Я..Я даже не думал об этом! — дрожащим голосом возразил тот. — Да? А о чём ты думал? Поделись! — с животными интересом Нотано наклонился ближе, будто желая узнать очень важный секрет. — Давай! Говори! — Я хочу, чтобы ты оставил Онами. — начал говорить Аюно. — И?.. — протянул Ямото. — Что ты этим хочешь до меня донести? — ..И ей будет лучше со мной.. — и торопливо добавил. — Онами сама так сказала! — вздохнул глубоко Эйши, после чего большой кулак главы Небесных Рыцарей впечатался в его скулу. Аюно сел на задницу, ударившись копчиком об землю. Он вскрикнул от боли на лице, а после поднял голову и увидел, как его соперник разминает шею. Встав на дрожащие ноги, Эйши сжал кулаки, услышав крики Рафанэ. Он попытался защититься, но силы были не равны. Следуюший удар пришёлся ему по животу, ибо Аюно отвлёкся на Онами, приближающуюся к ним. Издав хриплый выдох, Эйши отошёл от Ямото, согнувшись пополам. Но тут же упал, когда Нотано ударил его по носу, откуда сразу хлынула кровь. Простонав, юноша улёгся на бок, закрывая руками голову. Нотано же, подняв того за шкирку, и поставив на ноги, нанёс удар по колену, а после, схватил его за волосы, резко дёргая на себя. Эйши свалился на колени, хмурясь от нарастающей боли а теле. — Ты, ублюдок, даже не достоин дышать с Онами одним воздухом. — ещё одни взмах руки. — Запомни, сука. Жёсткий кулак прошёлся по его лицу. После него всё стало, как в тумане: удары больше не чувствовались, уши не слышали, глаза закрылись. Кажется, он лежал на асфальте и чётко ощущал прохладу после дождя. Наверное. — Эйши уже не встаёт. — вздохнул Кента, покачав головой, и засунув ладони в карманы. — Он в какашку. Онами судорожно всхлипнула, спрятав лицо в колени, сидя на корточках. Шимиро лишь закатила глаза, скрестив руки на груди: — Не нагнетай, Кента. — она кивнула на Рафанэ, на что Имаи пожал плечами, цокнув. — Я его не понесу. — сделал заключение он и ухмыльнулся. Мадараме нахмурилась, неодобряющим взглядом посмотря на него. Тот же повернул голову в сторону, удерживаясь от рвущегося из груди смеха. — Бедный Эйши.. — Онами подняла голову, и её красные глаза заслезились вновь, размывая дорожку новых ручейков на щеках. Шимиро поджала губы, стараясь не смотреть на подругу. Ей было тягостно видеть на слёзы. Кента выплюнул потерявшую свой вкус жвачку, позвякивая монетками в левом кармане. Тогда появились первые трещины на блюдце существовании группы «Точка нашей жизни». *** Настоящее. Одинокая фигура молодой девушки шла по каменным дорожкам Токийского кладбища. Снег совсем недавно расстаял, оставляя на улицах слякоть. На небе стянулись в объятия тучи, плотно прижимаясь друг к другу. Где-то недалеко послышались негромкие разговоры пожилых людей. Конец марта вызывал странные чувства: то солнце грело город, обещая ему тёплые дни на ближайшей неделе, то температура опускалась до нуля, и со стороны Японского моря дули холодные ветры. Шимиро поглубже вдохнула, вслушиваясь в заманчивую песню птички, сидящей на ближайшем дереве. Мадараме неспеша проходила дальше, рассматривая старые, новые памятники. Сжав букет из белых хризантем, она вновь задумалась о смерти: что ждёт её после? Вечные страдания или умиротворение? Существует ли Рай, а Ад? Шимиро отбросила навязчивые мысли, когда подошла к памятнику, прочитав надпись на нём: Онами Рафанэ. 30 марта 1988 — 25 декабря 2003гг. Мы помним, любим, скорбим. За надгробием явно ухаживали, а рядом покоились несколько мягких игрушек, цветы, фруктовые конфетки и множество других мелочей, которые при жизни любила она. — Привет, Онами.. — Мадараме прикрыла веки и улыбнулась, поправляя на шее синий шарф на шее. — Сегодня тебе исполнилось восемнадцать. С днём рождения. — она положила цветы у памятника, выпрямившись. Сложив руки в молитве, Шимиро чуть наклонила голову, и шёпот её терялся в посторонних звуках этого мира. Закончив, она всего на секунду уловила тихий смех девушки, родной, знакомый. Он пробежал вдоль спины мурашками, щекотнул ушную раковину, скрываясь глубоко в сознании. Рядом показалась миниатюрная тень. Промелькнув мимолётной картинкой, она исчез. Оглядевшись, Мадараме вытерла кончиками пальцев намокшие щёки. Она бесшумно плакала. Казалось, Шимиро хотела остановиться, но слёзы не кончались. Шмыгнув носом, она вздрогнула и закрыла лицо ладонями, вставая на колени. Эти минуты длились долго, до ноющей в суставах боли, долго. Влага уже стала стекать с ладоней, капая маленькими капельками на одежду. Кожу на лице нещадно щипало. Сердце дрожало, заставляя грудную клетку дёргаться будто от судорог. Промычав слова извинений, веки девушки зажмурились. — Онами..Онами.. — непонятный шёпот растворился в воздухе, и весь мир замер в том мгновении. *** — Онами.. — Мадараме зашла в гостинную, позвав рыжеволосую девушку по имени. Девушка, до этого протирающая пыль на тумбочке, с нескрываемым удивлением обернулась, возмущённо сказав: — Шимиро, меня зовут Торика. — твёрдо отрезала Гим. — Кто это — Онами? Ту же, как кипятком облили: выпрямилась, поджав губы, и молчит. — Извини. — шепнула она, с виной во взгляде пройдясь по комнате, и оставив вопрос без ответа. — Я хотела спросить: где Шион? — Шион уехал на собрание. — вздохнула бестия, поправляя кудряшки. — Ты совсем недавно вернулась. Замёрзла, наверное. Может, я приготовлю тебе горячую ванну? — она обворожительно улыбнулась. — Не надо. — отмахнулась Шимиро, чихнув. — Ну уж нет! Ты забыла, как с температурой валялась? Здоровье нужно беречь. — Гим шаркающими, резвыми шагами вышла из гостинной, громко говоря. — Я приготовлю тебе ванну, полежишь, отогреешься. — Торика! — жалобно крикнула Шимиро, почувствовав приступ недовольства. — Я не маленькая! Сама разберусь. — и поплелась за ней. — Хватит! — зайдя в ванную комнату, Торика включила горячую воду опуская в неё свою ладонь. — Я должна за тобой присматривать. Тебя же нельзя одну оставить. Эти слова точно задели Мадараме, но ответить она ничего не смогла, и с обидой взглянув на Гим, она облокотилась об дверной косяк. Молчание продолжалось до того, пока Торика плавным движением не выключила кран, спокойно сказав: — Я принесу тебе сменную одежду. — и вышла из ванной, прикрыв дверь. — Наслаждайся, крошечка! — послышались её торопливые шаги по лестнице. Шимиро глубоко вздохнула, повернув голову чуть влево. Приятный аромат окутывал пространство, горячий пар исходил от воды, клубками скапливаясь в воздухе. Зеркало, висящее почти напротив девушки, покрылось полупрозрачной плёночкой — запотело. Раздевшись, Мадараме кинула грязные вещи в корзину, быстро залезая в ванную, пытаясь избежать противных мурашек, пробирающих от самых икр до плеч. Она ощущала чудесное чувство тепла во всём теле. Горячая вода чуть колола бледную кожу, немного покрасневшую; это чувство понравилось Шимиро. По крайней мере, оно показалось таковым. Тишина дома действовала успокоительно: девушка откинулась назад, её спина соприкоснулась с холодной спинкой ванной. Мадараме прикрыла глаза, мокрыми ладонями зачёсывая волосы по направлению к затылку. Её сломанные ногти цеплялись за волоски, раздражающе действуя на нервы. Вырвав из запутавшихся прядей свою руку, она нахмурилась и медленно сползла на дно, задерживая воздух в лёгких. Она думала о Торике: эта девушка не просто была похоже на Рафанэ Онами, она была её воплощением! Они были разными, но в то же время абсолютно идентичными. В них сияло что-то общее, а это общее быдо для Шимиро недоступно. Поднявшись в сидячее положение, она протёрла лицо, закрытые глаза чутка пекло, потрескавшиеся губы щипало, как и незажившие ранки, крупные капли стекали от корней волос по лбу, скулам, а от подбородка к шее, оттуда — на маленькую грудь. Грудная клетка учащённо стала вздыматься, наслаждаясь каждым новым вздохом. Обняв свои колени, Шимиро прижала их к груди, положив щёку на сцепленные пальцы. Из крана стала капать надоедливые капли. Закрыв глаза всего на секунду, она открыла их и. Внезапно вода окрасилась в красный, на бортиках появились сгустки крови, на стенках ванной образовались кровавые следы. От самого потолка до пола по стенам поползли дорожки бордовых ручейков, каменную плитку заполнили человеческие органы, со следами кровавых стоп, в помещении потемнело. Кончики пальцев на руках онемели. Что-то коснулось ноги Шимиро. Она дёрнулась, широко раскрывая глаза. Раздался приглушённый плеск воды. Сердце вибрировала во лбу. Тело била крупная дрожь. Глотку сковал страх. Волоски на макушке будто зашевелились. Страх расползался шустрой змейкой по венам, шевелясь под кожей дикой нервозностью и стуком в висках. Всё оказалось как раньше. То есть, обычным. Ничего. — Что это, блять, было?.. — её тихий, взволнованный голос обрушился на комнату незаметным эхом, повторяясь в мыслях ещё несколько раз. Повернув кран, Мадараме огляделась и, вздохнув, легла, оперевшись головой о стену. *** — Иду! — крикнула Торика, спеша ко входной двери. — Шион, ты что, потерял ключи? — повернув ключ в скважине, Гим дёрнула ручку, дверь открылась. — Риндо? Привет. — она в удивлении приподняла густые брови. — Где Шимиро? — даже не поздоровавшись в ответ, Хайтани прошёл в дом, закрывая за собой дверь. — Шион говорил, что она дома. — Ты охренел, Хайтани? Ворвался сюда, как к себе домой, и ещё что-то смеет спрашивать. — Торика точно хотела закричать, но, вспомнив, что рядом находится Мадараме, процедила сквозь зубы. — Пошёл отсюда. Шимиро занята. — Чем же? — нахмурился Риндо, не собираясь уходить. — Я пришёл с ней увидиться, так чем она может быть занята? — он слегка наклонил голову в бок, остро смотря на Гим. — Шимиро в ванной. — фыркнула Торика, смягчившись. — Но тебя не должно здесь быть. — Да, а ты не должна мне мешать. — Хайтани младший, не разуваясь, уверенным шагом направился по коридору, оставляя за собой грязные следы, и сжимая в своей ладони чёрный пакет. — Сучёныш.. — рыжеволосая провожала его взглядом, желая схватить лампу с тумбы и хорошенько треснуть по его затылку. — Она не та. — одними губами предупредила она, и вдруг вспомнив, что забыла про одежду Мадараме, которую обещала принести. — Чёрт. *** Риндо стоял перед дверью, поправляя съежающие с переносицы очки. Необъяснимая тревожность поселилась в его груди, совсем, к слову, несвойственная ему, как только он оказался здесь. Он громко дышал и, может, она его слышала, но для него время замёрзло, словно Хайтани до сих пор находился в том дне, когда она исчезла. Он, конечно, мог просто зайти, но что-то необъяснимое препятствовало ему, точно обхватив его за конечности, обездвижев. Риндо выпрямился, даже положил ладонь на ручку двери, опустил её вниз, замок с негромким звуком открылся, но не зашёл. — Блять. — тихо, почти шёпотом выругался он, сжав зубы до скрежета. Хайтани, наверное мог стоять там вечность, если бы девушка на противоположной стороне не спросила: — Торика, это ты? — его пятки точно приросли к полу, а глаза судорожно забегали по коридору. — Чего там стоишь? — её голос ласкал его уши, точно поглаживая холодными кончиками пальцев. — Торика? Шимиро схватила с тумбочки возле ванны махровое, большое полотенце, прикладывая мягкую ткань к телу, наблюдая за тем, как дрожит ручка двери. — Это не Торика. — эта фраза далась юноше тяжело, очень, и прозвучала она жёстко, совсем не так, как он хотел. А хотел он по-другому. Риндо наконец зашёл в ванную, захлопнув дверь за собой, звякнул замочек. Он медленно повернулся к Шимиро. Она могла поклясться, что они, как маленькие лезвия, резали её кожу. Прижав намокшее полотенце к груди сильнее, Шимиро прикусила внутреннюю сторону щёки. Между ними воцарилось молчание, тягучее молчание, от которого у обоих появлялось желание удавиться собственными языками. Безмолвно смотрели друг на друга, будто незнакомцы, будто виделись впервые, будто не понимали, почему они здесь, как здесь появились, кто он ей, и она — ему. Кажется, что когда его голос донёсся до её клеток мозга, то ни о чём более Мадараме думать и не могла, хотя до этого была помешана на размышлениях. — Зачем ты пришёл? — взглотнув, Шимиро отвела взгляд, чувствуя, что её горло саднит. — А ты не рада меня видеть? — нахмурился Риндо, подходя к ней ближе. В тишине стоя перед ней, он подмечал про себя то, как она изменилась: от прошлой Шимиро были только глаза. О, он смотрел в чёрные глаза, блестящие на нежном свете, и они были.безжизненными? То есть, в них было что-то безвозвратно утрачено. Хайтани заметил, что она похудела, заметил её впалые щёки, костлявые пальцы рук, худые запястья, которые он, несомненно, смог бы обхватить. Да, ещё Риндо слышал её стук сердца, и он был такой протяжный и глухой. Шимиро не отвечала. Своим ответным вопросом он загнал её в угол. Она и сама задалась им, смакуя на языке эти слова: «А рада я видеть его?» Наверное, Мадараме могла с лёгкостью сказать «да», но тогда бы она обманула и его и себя, и если бы сказала «нет», то тоже стала бы лгуньей. Её ладони задрожали. Вода стала невыносимо холодной, и по плечам распространились мурашки. Риндо подошёл к самой ванне, кинув чёрный пакет рядом. Подошла его массивных ботинок стучала по каменной плитке. Присев на корточки, он опёрся локтями о бортики, поглядывая на девушку с нескрываемым интересом. Хайтани подставил под напор воды пальцы, и после резко выключил кран, возвращаясь внимание на неё. Шимиро разглядывала Риндо Хайтани, с особым усилием пытаясь не увести взгляд: блонд, перемешанный с бирюзовыми прядками на его волосах блестел на ярком свете, сквозь линзы очков фиолетовые омуты прокрадывались под бледную кожу, небольшие ранки на костяшках чуть кровоточили. Между бровей пролегла почти незаметная морщинка, а на острой скуле был заметен лиловый синяк. Чёрная ткань Поднебесовской формы натянулась, облегая сильные мышцы рук, когда Хайтани вздохнул. — Я скучал. — Риндо расстегнул две пуговицы на воротнике с белым черепом, оттягивая его от себя. Шимиро, отвернувшись от парня, моргнула несколько раз, облизнув сухие губы. — Я тоже скучала. — тихонько произнесла. Риндо вздохнул. — Почему же ты не смотришь на меня? — обида смешалась а его голосе вместе с о злостью. — Шимиро. Его ладонь скользнула по тонкой шее Мадараме, обхватив пальцами бледную кожу. Она вздрогнула, её глаза расширились. С силой Риндо дёрнул Шимиро, приблизившись к её лицу. Её пальцы левой руки сжались на мужском запястье, правая поддерживала промокшую ткань. — Что ты делаешь? Убери руку. Убери руку. Риндо! — Шимиро забегала взглядом по лицу Хайтани младшего, на лбу образовались складочки морщинок. — Ты слышишь меня? Он даже не сжимал её шею, но она думала, что он вот-вот задушит её. — Что с тобой не так? — спросил Риндо, никак не реагируя на просьбу возлюбленной. Все звуки, окружающие их, исчезли. Слышался лишь стук его сердца, его учащённое дыхание, вызов в его голосе. В женской груди будто появилась сплошная дыра, эмоции сошлись на нуль. — А что со мной не так? — застыла Мадараме, чувствуя образовавшийся в горле ком. — Ты какая-то ненормальная. — нервно усмехнулся Риндо, убрав тёплую ладонь с шеи девушки, она же отстранилась от него. Он закатал рукава формы, продолжая: — Ты подсела на наркоту? — в воспоминаниях всплывают отрывки прошлого: карта мира, булочка, заварной крем, крокодил, кайф. Только сейчас она сумела различить лёгкое покалывание в костях, сухость и шелушение своей бледной кожи, воспалённые вены, пигментные пятна на теле, зловонный запах химических препаратов. — Нет. — шепчет она одними губами, ощущая, как красные, стеклянные глаза щиплет от слёз. — Ты выглядишь, как наркоманка. — Риндо зачёсывает волосы назад, пристально рассматривая её реакцию. — Что ты употребляешь? В ушах звенит: «Употребляю?» Шимиро уверяет себя в обратном и молчит, желая спрятаться от надоедливого взгляда, оставляющего незаметные ноющие раны на открытых участках кожи: — Нет, не говори ничего. — задыхается Шимиро от застрявшего в её горле комка рыданий. — Слёзы? Ты плачешь? — хмурится Риндо. — Нет, это не слёзы. — отрицательно качает головой та, закрывая рот мокрой ладонью, и содрогаясь от беззвучного плача. «Это всего лишь частички моей слабости и обиды». — Шимиро. — Хайтани смягчается, поглаживая под остывшей водой обнажённую, женскую коленку. — Я не плачу! — закрыв глаза, промямлила Мадараме, задрав голову к потолку. — Ты зависима? — шёпотом спрашивает он, снимая очки с переносицы, щурясь. — Ответь: да, нет. Сколько уже месяцев? — Молю, не неси бред, Риндо. — он попытался возвразить, но Шимиро прервала его, закричав: — Я ведь тебя попросила: не говори ничего! — Ладно! — крикнул Хайтани, положив окуляры на бортик. — Хорошо. — он замолчал, тяжело вздохнув. — Разве я — ненормальная? — вдруг спросила Мадараме, но не у него, и не у себя. Её голос дрожал, сердце билось о грудную клетку, горячие слёзы обжигали покрасневшие щёки. Риндо потянулся к ней, его ладони легли на талию, притянув её ближе. Он не мог ни о чём и подумать. Хайтани просто захотел сказать то, что до этого дня постоянно прокручивал у себя в голове: — Я люблю тебя, Шимиро. — он вдохнул запах её тела, незнакомый, родной, и чуть прикусил кожу на ключице, утыкаясь носом в шею. Шимиро крепко зажмурилась, положив голову на его плечо, и обняла руками, с которых стекали капли воды, Хайтани за шею. Она сделала неощущаемый поцелуй в область за ухом, несколько слёз упали на чёрную ткань. Бешенный ритм его сердца заставлял её прижиматься лишь сильнее. Наверное, этот мир стал населён только ими. — Я тебя тоже люблю, очень сильно люблю, Риндо. — голос Мадараме дрогнул, она зарыдала, несколько выдохов вырвались из её рта. Резко он отстранился, она с непониманием посмотрела на него. Шимиро выжидающе взглотнула. Понадобилось лишь несколько секунд безмолвного диалога взглядами, чтобы их губы соприкоснулись. Риндо сжал мокрые волосы на её затылке, сначала делая недолгие, небрежные чмоки, а после углубляя ту невинную страсть, внезапно возникшую между ними. Всё стало неважным в этом миг. Вернее, оно отошло куда-то назад. Это был мягкий, ненастойчивый, нежный поцелуй, в который каждый из них вложил свою частичку любви. Его руки осторожно поглаживали женские, хрупкие плечи, а её ладони с неуверенностью очерчивали овал мужского лица. Шимиро испытывала разные чувства: от лёгкого покалывания внизу живота до стыда, образовавшегося пунцовым цветом на щеках. Она чуть пощипывала кончиками холодных пальцев смуглую кожу на скулах, поддаваясь приятному ощущению. В груди, под сердцем, стало слишком легко, будто бы горячие губы Хайтани Риндо наполняли её жизненной энергией, которой ей сильно не хватало. Риндо же чувствовал, как он теряет всякое стремление к жизни сегодняшнего дня, ведь рядом с ней он не хотел ничего, всё уже было с ним — она. Хайтани проводил ладонями по влажной коже, тёплыми касаниями оставляя невидимые следы на её теле. Он не мог думать ни о чём, кроме жидкого ощущения восторга от еле заметных прикосновений Шимиро. Её нагота только добавляла вкусного предвкушения чего-то запретного. Нельзя. Не время. Не сейчас. Риндо глубоко убеждён, что не может ни трогать её части тела «там», ни даже смотреть. Конечно, он думал о ней. Мечтал о ней. Размышлял тоже — о ней. Она была воплощением чего-то нужного в его мыслях, будто без неё их не может существовать. Её тело, лицо, характер — всё! Но он ведь не должен превышать ту планку их отношений, существовавших до этого момента. Но Хайтани незаметно задался вопросом: «А какие отношения у нас сейчас?» А что их, собственно, связывает? Отстранившись, они с неким смущением смотрели друг на друга пару секунд, каждый думал о своём, пытаясь понять о чём другой задумался. — Будь моим смыслом. — тихо сказала Шимиро и прикусила язык. — Что ты сказала? — не расслышал Риндо и, поставив локоть на бортик ванной, задел лежащие на нём очки, те упали в воду, звонко приземлившись на дно. — Ничего важного, Риндо, ничего. — бессмысленно улыбнулась Мадараме, в её улыбке было что-то удивительное, будто бы девушка перед ним стала мудрее, старше на несколько лет. Достав со дна очки с золотой оправой, она поднесла мокрую линзу к глазу и посмотрела на Хайтани, не различая через неё даже черты лица, лишь размытые пятна. Вздохнув через рот, Шимиро протянула очки Риндо, задумавшись о чём-то своём. Хайтани взял очки, отвернувшись к девушке спиной, оперся лопатками о стенки ванны, садясь на пол. От него исходили приятный холодок и влага. — Шимиро, давай начнём всё сначала. — он медленно вздохнул, сжав в ладони очки. — Я не против. — Мадараме кротко посмотрела на парня, немного ссутулившись. — Риндо, я хочу начать всё заново. — она взглотнула, синяя венка на шее задёргалась. — Ты чувствуешь это? — Это? — бессмысленно повторил шёпотом Хайнани и повернул голову в бок. — Да. Это. — зрачки девушки увеличились, и в их отражении он точно мог рассмотреть своё лицо. — Я умерла, Риндо, меня нет. — сухие губы растянулись в полуулыбке. Он вздохнул и сжал челюсти до отвратного ощущения боли. — Хватит. Ты не умерла. — Нет! Умерла! — закричала Шимиро, он подумал, что её мимика приобрела бешеное желание задушить его здесь и сейчас. — Риндо, ты поможешь мне? Ты выкопаешь меня из могилы? Ты будешь рядом.? — продолжала Мадараме. И Хайтани положил лоб на колени, отрицая все слова, которые Шимиро произносила. Вокруг него будто образовался вакуум, где слышится лишь его осторожное дыхание. Всё в голове перемешалось, превратилось в непонятный комок мыслей, который сметал всё остальное на своём пути. Девушка позади него казалась невменяемой: она хихикала, плакала, умоляла, отвергала, и, в общем, была не собой. Не той Шимиро, какой Риндо запомнил её. Что с ней стало? Что случилось? Почему она такая? Хайтани пытался унять своё сердце, рвущееся наружу из груди. Дрожь под ложечкой лишь усиливалась, он чувствовал, что его небеса рухнули, и их тяжесть надавила на него всем своим безграничным весом. Мадараме же его не ощущала, то есть она была тем, кто разрушил их, сама неподвластная их силе. Риндо ещё чувствовал лёгкое покалывание на губах от прикосновения её ледяных губ, во рту распространялся мерзкий металлический вкус, и приступы удушья ярко отпечатывались в сознании. — Риндо. . — её бред слышался сквозь плёнку в ушах, но Хайтани пытался игнорировать, до того любимый голос вызывал тошноту и головокружение. — Ты слышишь? Помоги мне. Хочу. Умереть. — Шимиро мертва. — вдруг, не сдержавшись, едко процедил Риндо. — А ты— не она. — и повернув голову, он посмотрел на незнакомую ему девушку в оболочке Мадараме, лишь убеждаясь в своих словах. Она казалась ею, до этого момента. Наверное, Хайтани Риндо собрал в своих глазах всё отвращение, его зрачки настолько сузились, что кровавые капиляры потрескались, между бровей выступили морщины, на кончике языка загорчило. В ладони что-то щёлкнуло. Раскрыв её, он увидел на ней несколько частичек стекла. Линзы очков треснули под его напором, врезаясь в кожу осколками, а оправа немного согнулась. — Да, умерла. — она широко улыбнулась и закачала головой в такт, известный лишь ей. — Я — не она. — и в черных глазах заблестели слёзы чего-то сокровенно-потаённого, не узнаваемого, безумного, наверное. Риндо не знал, точнее, не хотел.