Цитадель призраков

На этот раз Чжоу Цзышу входит в Цитадель призраков с парадного входа. Ну, то есть он думает, что вход парадный. Во всяком случае, тот так выглядит: широкая арка входа, козырек с потемневшей от времени резьбой, ржавая камера видеонаблюдения, вкрученная прямо в живот каменного дракона, что обвивает круглую колонну дверного косяка. Чжоу Цзышу до того засматривается на это великолепие, что даже не сразу замечает реакцию, которую вызвало его новое появление. Он в первый раз решил, что на него таращатся? Ха! А что бы сказал он из прошлого на это теперь? Обитатели Цитадели смотрят на них с Вэнь Кэсином с откровенным шоком. Они замолкают при их появлении. Забрасывают все дела. — Господин Вэнь, — звучит откуда-то сзади удивленное, — не думал, что вы осмелитесь заявиться сюда после всего произошедшего. Тем более с ним. Чжоу Цзышу оборачивается на голос и застывает, сраженный открывшейся картиной. Перед ним нечто совершенно непонятное. Человеческое тело, человеческая голова, два глаза, пусть и без белков, но тоже почти человеческие, а вот ниже… Чжоу Цзышу старается не пялиться, но огромный разрез рта от уха до уха, полный острых, торчащих во все стороны зубов, так и притягивает взгляд. А вот Вэнь Кэсину странное существо явно не кажется необычным. Разве что раздражающим. Он зло кривит губы и сужает глаза, мигом превращаясь из домашнего Вэнь Кэсина в кого-то Чжоу Цзышу незнакомого. — Смеющийся призрак, цепной пес нашей достопочтенной Хозяйки, не удивлен, что ты оказался первым, кто меня встретил. Не могу сказать, что рад этому… — Господин Вэнь нарушил закон и собственную клятву. Господин Вэнь должен предстать перед Хозяйкой и дать объяснения. — И он предстанет, — Вэнь Кэсин вздергивает подбородок, умудряясь при этом казаться еще выше, чем он и так есть. — Как только закончит свои дела. Странное существо делает шаг по направлению к Чжоу Цзышу, но Вэнь Кэсин загораживает ему дорогу. — Только тронь его и останешься без руки! Я уже не восьмилетний мальчишка, чтобы позволять Хозяйке и ее прихвостням что-то за себя решать. А теперь прочь, бесполезный мусор, пока целы твои кривые зубы. Существо панически пытается закрыть свой огроменный рот слишком маленькими для этого ладонями, покорно отодвигаясь куда-то в тень. Вэнь Кэсин удовлетворенно кивает. — И вы все, демоновы стервятники, тоже возвращайтесь к своим делам! — выкрикивает он, не обращаясь ни к кому конкретному и одновременно обращаясь сразу ко всем. Его голос отскакивает от закопченных стен внутреннего двора Цитадели, колотится между ржавыми лестницами и стальными решетками. Призраки, оборотни, какие-то совсем непонятные существа разбредаются по своим делам. — Пойдем, а-Сюй! — Вэнь Кэсин решительно сжимает ладонь Чжоу Цзышу в своей ладони. — У нас много работы. Несмотря на суровый вид Вэнь Кэсина, косые взгляды, пусть теперь и не в лоб, а украдкой, преследуют их. Вэнь Кэсин сносит их с удивительным спокойствием. Его спина пряма, плечи расправлены, а глаза не теплее завывающего по лестничным площадкам зимнего ветра. Чжоу Цзышу физически чувствует его напряжение, но понятия не имеет, как может с ним помочь. Меняется Вэнь Кэсин, лишь когда за их спинами захлопывается дверь. — А-Сян! — голос Вэнь Кэсина дрожит от беспокойства. Из крохотного кабинета тут же выныривает трясущаяся от паники девушка. Следом за ней — высокий молодой человек. Он кивает сначала Вэнь Кэсину, а затем Чжоу Цзышу, и до того с опозданием доходит, что они с молодым человеком уже, кажется, встречались, вот только тогда у него не было ни коротких косичек, ни татуировки крупного членистоногого на шее, ни многочисленных колец на каждом пальце. Если уж говорить начистоту, то и самих пальцев у парня тоже не было. Вместо них тот умело орудовал клешнями скорпиона. — Хорошо, что ты здесь, Се Ван, — Вэнь Кэсин коротко пожимает парню руку. — Мне нужно, чтобы кто-то побыл с а-Сюем, пока я буду занят. Отведи его к тете Ло и останься неподалеку. Я не знаю, что может прийти в голову этой демоновой ведьме — Хозяйке. Уверен, когда она узнала, что я посмел вернуться, у нее случилась истерика. — А я не могу остаться здесь? — Чжоу Цзышу переплетает свои пальцы с пальцами Вэнь Кэсина, отчаянно не желая того отпускать. Он знает, он уверен, тому нужна поддержка. Он просто хочет как-нибудь, как угодно, стереть усталое напряжение из уголков его измученных глаз. Вэнь Кэсин качает головой: — Боюсь, если ты будешь рядом, я не смогу сосредоточиться. Да и присутствовать при лечении призрака, пусть даже призрака-полукровки, для обычного человека может быть небезопасно. Я не знаю, насколько это затянется, но… — Все хорошо, — Чжоу Цзышу в последний раз сжимает пальцы Вэнь Кэсина и наконец их отпускает. — Я подожду там, где скажешь. Он тянется поцеловать Вэнь Кэсина, но в последний момент смущается. Отчего-то ему кажется, что целоваться во врачебном кабинете, когда за тонкой стенкой лежит раненый, возможно, умирающий мальчик, бесчувственно и неэтично. Вэнь Кэсин притягивает его для поцелуя сам. Он целуется жадно и глубоко,заставляя Чжоу Цзышу цепляться за его плечи и запрокидывать голову. — Люблю тебя, — чуть слышно выдыхает он Чжоу Цзышу в губы, когда тот, совершенно растворившись в нежных движениях его языка, почти теряет связь с реальностью. А затем скрывается за дверью кабинета, оставляя Чжоу Цзышу осоловело смотреть себе вслед. * Отчего-то квартира, в которую молчаливый Се Ван приводит Чжоу Цзышу, ощущается смутно знакомой. Странное дежавю накатывает еще на подступах. Кажется, что он уже ходил по шатким железным мосткам, которые похмельно дрожат, вторя каждому его шагу, стучал в дверь, обитую когда-то шикарным, но теперь потрескавшимся и облезлым красно-лаковым дерматином, был внутри нетипично большой для Цитадели комнаты. Обстановка комнаты тонет в грязно-белой дымке табачного дыма и благовоний. Истирается и сглаживается, будто в старой компьютерной игре или утреннем сне. Чжоу Цзышу скользит взглядом по высоким барным стульям, высокому же столу с исцарапанной столешницей, маленькому чайничку в его центре. В его голове что-то болезненно щелкает. Чжоу Цзышу прижимает два пальца к виску, будто от физического воздействия мысль, что сейчас старательно от него ускользает и прячется среди других, вдруг остановит свой бег и покажет себя. — А-Шу, — доносится откуда-то из дымного тумана, — рада наконец тебя видеть. Пусть нескоро, но ты все-таки вернулся. Чжоу Цзышу прищуривается, стараясь разглядеть говорящего. Среди алых складок дивана, задрапированного хрустящей на вид тканью, его глаз различает облаченную в алое жещину. Она красива и не имеет определенного возраста, хотя белые, словно табачный дым, волосы заставляют сомневаться в ее молодости. В руках женщины длинный мундштук, увенчанный зажженной сигаретой. На подлокотнике дивана хрустальная пепельница. — Мы знакомы? — Конечно, дорогой, хотя ты вряд ли об этом помнишь, — женщина выпускает изо рта колечко дыма. Оно поднимается над ее головой словно нимб и истаивает, теряясь в туманной завеси. — Присаживайся. Я угощу тебя чаем. Это предложение будит внутри Чжоу Цзышу какую-то мутную панику. Очень хочется отказаться, а еще лучше — сбежать подальше. Чжоу Цзышу успокаивает себя. В конце концов, Вэнь Кэсин доверяет этой женщине настолько, что попросил Се Вана именно в ее квартире его спрятать. Он опускается на высокий стул, с каким-то отстраненным удивлением понимая, что спокойно может поставить на пол ноги, и наблюдает, как женщина устраивается рядом. Первый глоток чая Чжоу Цзышу делает с опаской. Ему кажется, что едва его языка коснется горячая жидкость, случится что-то непоправимое. Ничего не происходит. Чай вкусный, ароматный и разве что немного, самую малость, крепковатый. Женщина тоже отпивает из своей чашки и смотрит на Чжоу Цзышу с усталым интересом, чуть хмуря красивый лоб. Чжоу Цзышу смотрит в ответ. Он чувствует, что от него ждут каких-то слов, но не имеет понятия, что может сказать. — Покажи мне свою руку, — приказывает, наконец, женщина. Чжоу Цзышу исполняет. — да не эту. Другую. Чжоу Цзышу протягивает левую. Женщина отодвигает манжету, разглядывает скрываемый ей тонкий шрам. Чжоу Цзышу не помнит, откуда у него этот шрам, и предпочитает думать, что он с ним родился. Женщина же изучает его со странным вниманием, заставляя Чжоу Цзышу ощущать себя так, словно он стоит на пороге чего-то важного. Какой-то огромной пропасти, от которой его отделяет крохотный шаг. Женщина касается острым ногтем чуть более светлой, чем вся остальная кожа, полоски и что-то тихонько шепчет. Запястье Чжоу Цзышу вспыхивает золотыми искрами. Они поднимаются в воздух, распадаются на тысячи золотых крупинок, тонущих в сизом дыму, пляшут, приковывают взгляд и… Чжоу Цзышу скорее чувствует, а не понимает, что плачет. Слезы застилают взгляд, растворяют мир, обращают его в расплывшиеся пятна. Это не важно. Чжоу Цзышу все равно уже не видит окружающей обстановки. Вместо нее перед глазами нечто другое: чужая тетя, чуть более молодая, но такая же красивая, дракон, переливающийся множеством красок, белый волан с пластиковыми перьями. И Вэнь Кэсин. Как много Вэнь Кэсина! Рядом, напротив, за спиной. Такой юный, забавный, доверчивый, но уже тогда любимый. Чжоу Цзышу видит его лицо в отражении в воде, чувствует его руку в своей ладони, знает, что он рядом и что он самой судьбой ему наречен. Сцены из прошлого проносятся у него перед глазами — такие яркие, почти настоящие. Свет за окном расцветает сначала яркими красками заката, а затем и вовсе гаснет в ночном полумраке. — А-Син, — шепчет он этому другому, более юному Вэнь Кэсину, — а-Син… Его целуют — не там, в прошлом — здесь, и он целует в ответ. На его губах вкус соли собственных слез, его руки вплетаются в длинные волосы на затылке Вэнь Кэсина, ноги отрываются от пола и скрещиваются у него на бедрах. Это слишком откровенно. Слишком бесстыдно — в конце концов, они все еще в чужой комнате. Чжоу Цзышу наплевать. Эмоций так много, что они переполняют его, просятся наружу, требуют выплеска. В движении языка, в готовности открытого, жаждущего близости тела. Ему хочется забраться в Вэнь Кэсина и впустить его в себя. Слиться и сплавиться так, чтобы больше уже никто и никогда не смог их разлучить. — А-Сюй, — Вэнь Кэсин чуть отстраняется и берет его лицо в ладони. Он большими пальцами стирает слезы с его щек. Касается губами лба, переносицы, подбородка. — Мне жаль тебя прерывать, но старая ведьма хочет видеть нас двоих, и нам придется пойти. Мы должны. Я не собираюсь больше слушаться ее или прятаться. * Чжоу Цзышу слышит отзвуки споров еще на подступах к логову Хозяйки. Призраки перекрикивают друг друга, свистят, кто-то противно и мерно колотит железом о железо. Вэнь Кэсин рядом с Чжоу Цзышу раздраженно хмурится, бормоча под нос что-то напоминающее: "Проклятые псы". Чжоу Цзышу кожей чувствует расходящиеся от него волны гневного негодования и силится понять, на кого оно направлено: на Хозяйку, на призраков или на ситуацию. Они прошивают шагами длинный узкий коридор и вываливаются из него на залитую светом площадку. Чжоу Цзышу невольно закрывает лицо тыльной стороной ладони — безжалостный свет ламп и софитов его слепит. Разноголосый гул тут же умолкает. Мгновением спустя молчание сменяет осуждающий ропот. — Ты пришел… — жесткий женский голос, вовсе не громкий, каким-то образом перекрывает ропот. — Не думала, что ты на это все-таки решишься. — Надеялась, что я останусь в Полисе, и не буду мозолить тебе глаза? — Надеялась, что ты вообще туда не выйдешь и не отправишься искать этого… Чжоу Цзышу, поняв, что речь идет о нем, отнимает руку от лица. Он промаргивается, чтобы прогнать с глаз мгновенно набежавшие слезы, и окидывает взглядом зал. Впрочем, залом этом место назвать трудно. Скорее, внутренний двор. Обширный, заключенный между четырьмя стенами и по-своему красивый. Во всяком случае, необычный. Чжоу Цзышу никогда еще не видел, чтобы древние деревянные постройки с покатыми черепичными крышами, округлыми арками и колоннами были так хитро и вместе с тем по-варварски встроены в массив теряющихся в вышине, наседающих друг на друга небоскребов. Он с удивлением понимает, что этот зал куда старше всей Цитадели призраков. Обрывки воспоминаний, что пробудились в его сознании после того, как тетя Вэнь Кэсина — Ло Фумэн — коснулась шрама на его запястье, подсказывают, что он старше и всего Полиса в целом. Это остатки старой школы горных пиков горы Цинья. Остатки родного мира всех удивительных существ, что сейчас смотрят на Чжоу Цзышу со страхом и угрозой. — У "этого" есть имя. Его зовут Чжоу Цзышу, — Вэнь Кэсин уверенно выходит в центр "зала". Чжоу Цзышу шагает следом. Отсюда окружающая обстановка просматривается еще лучше. Чжоу Цзышу замечает грубо сколоченные трибуны вдоль стен и старое, вычурное кресло на возвышении. На нем — величественную Хозяйку. — А еще у "этого" есть название: "Нарушение закона и клятвы". — Ваши законы глупы! Вы добровольно загоняете себя в угол! Добровольно запираете в четырех стенах! Неужели ты не понимаешь, что, закрываясь в Цитадели от Полиса, ты лишь даешь его правительству новые возможности. Они и так отобрали у нас почти все! Еще немного, и они возьмутся на наши жизни! — Они бы ни до чего не добрались, если бы мы не давали им в Цитадель хода. Ты и твоя полоумная тетка… — Спешу напомнить, что Юй Цюфэн не был выходцем из Полиса. Его породила Цитадель… Тяжелое молчание снова ухает камнем на дно странного зала-двора. Оно такое осязаемое, что, кажется, почти буквально придавливает призраков на трибунах, заставляя их горбиться и прятаться за спины друг друга. Первой отмирает Хозяйка. Качает головой. Устало трет переносицу. — Я так и знала, что ты не вылезаешь из Полиса не просто так. Думала, дело в твоем Чжоу Цзышу, — Хозяйка буквально выплевывает три слога имени, — но все оказалось еще хуже. Ты ходил на правительственные встречи из-за Юй Цюфэна? Тебе уже не шесть, а-Син! Пора выкинуть из головы идею мести за отца! — Но месть тут ни при чем! В отличие от тебя и твоих прихвостней, я не живу сияющим цитадельным прошлым. Я смотрю вперед! Вы упустили Юй Цюфэна. Дали ему уйти и унести с собой его разрушительную способность и наши секреты. Вы думали, изгнание охладит его амбиции, но этого не случилось. Он вернулся и попытался украсть Суп забвения чужими руками… — И у него ничего не вышло. Их Суп похож на наш Суп лишь названием и побочками. Это даже не Суп. Это порошок. Юй Цюфэн огрызнулся на нас, да обломал зубы. Вэнь Кэсин разражается смехом. Сухим, резким, звучащим почти безумно. Он напоминает Чжоу Цзышу карканье воронья над огромной свалкой на окраине Полиса. Он бьет прямо в барабанные перепонки. — Обломал зубы? Ты серьезно? — спрашивает он, отсмеявшись. — Да он использовал это в свою пользу. Полисный Суп забвения не имеет и половины качеств нашего, и что? Его одурманивающих свойств достаточно, чтобы быть для обычных людей привлекательным. Юй Цюфэн не проиграл войны с нами, о нет. Он не проиграл даже той битвы. Украденная формула Супа позволила ему заработать. Алый призрак в своих статьях приводил многомиллиардные теневые обороты фармкомпании “Пять озер”. Если раньше у Юй Цюфэна была только власть, то теперь у него есть деньги. — Подожди! — Чжоу Цзышу до того удивлен, что впервые решается вклиниться в разговор. — Так Супом забвения торгует не Цитадель призраков? Смешки начинают раздаваться уже со всех сторон. Кто-то довольно громко выкрикивает отчаянное: "Если бы". — А ты видишь здесь следы обширных нелегальных заработков? — Вэнь Кэсин обводит мир вокруг раскрытой ладонью. Чжоу Цзышу послушно следует за ней взглядом. Отмечает и скромные наряды обитателей Цитадели, и более чем потрепанную обстановку. У Цитадели призраков не просто нет высоких доходов от наркотрафика. Цитадель призраков на грани нищеты. — Но ведь правительство утверждает, что это Цитадель призраков наводнила Полис наркотиками, — лопочет Чжоу Цзышу беспомощно. — Что тут царствует мафия. Преступность, с которой можно бороться только при помощи самых жестких мер. — Как удобно, не правда ли? Публично обвинить врага в том, чем ты сам промышляешь, и показательно развернуть против этого войну! — Вэнь Кэсин снова оборачивается к Хозяйке Цитадели. — Украв формулу Супа забвения, Юй Цюфэн получил хороший доход и повод для нового нападения. За эти двадцать лет он умудрился стать миллиардером, заполонил Полис камерами и следящими программами, настроил каждого жителя против Цитадели. А что сделали мы? Как тараканы спрятались под плинтуса? Закрыли собственные двери? Что дальше? Будем сидеть тут до тех пор, пока не передохнем с голоду? Откуда-то с верхних трибун доносится: "А ведь он прав". Следом, ниже: "Парень дело говорит". Рядом: "Безумный Вэнь не такой и безумный". Не проходит и пары мгновений, а зал уже гудит, словно раззадоренный улей. Кто-то полностью согласен с аргументами, кто-то утверждает, что они полный бред, кому-то импонируют слова Вэнь Кэсина, но неприятна сама его личность. Выкрики, шепотки, длинные речи прерываются единственным тихим покашливанием. — А-Син, — Хозяйка Цитадели не кажется впечатленной, — ты преувеличиваешь. — Если бы я преувеличивал, сегодня мне не пришлось спасать бы жизнь мальчишки, чья родня попыталась убить его за одну лишь связь с девушкой из Цитадели! Если бы я преувеличивал, я не шел бы сюда, нарядившись солдатом Тяньчуан! Ты давно выходила из Цитадели? Нет, не так, — Вэнь Кэсин отворачивается от Хозяйки и обращается к ее подданным: — Вы давно выходили из Цитадели? Гуляли по Полису? Доезжали до моря? Мы уже лет десять как не можем добраться до последних станций метро! Выросло целое поколение детей, что видели деревья лишь в кадках на крыше! Дайте Юй Цюфэну волю, позвольте ему действовать, и скоро он просто заварит нам все выходы, а потом и вовсе снесет Цитадель с лица земли. Я думаю, именно этого он и добивается. Уничтожить всех нас и оставить себе лишь Источник Супа забвения! По мере произнесения этой речи гомон, что было умолк под твердым взглядом Хозяйки, нарастает снова. Призраки переговариваются, спорят, пытаются даже драться. Хозяйка снова прокашливается, но теперь это не производит прежнего эффекта. Она прокашливается еще раз, топает ногой по своему помосту. Кто-то другой, за пределами видимости Чжоу Цзышу, колотит в гонг. Призраки замолкают… — И что ты предлагаешь, а-Син? Драться? Как? Их миллионы, а нас только тысячи… — Бороться за свою жизнь! Не против Полиса, нет! Но против власти! Мы найдем Юй Цюфэна, и жители Полиса, уставшие от диктатуры и ограничений, помогут нам! Чжоу Цзышу чувствует, как ладонь Вэнь Кэсина снова находит его ладонь, и с готовностью сжимает ее. В этот момент он чувствует такое воодушевление, какого не чувствовал долгие годы, а возможно и вовсе никогда. Именно сейчас ему кажется, что его жизнь больше не бессмысленна. Что он может сделать что-то, что изменит все вокруг. Что сможет повлиять на историю. Призраки снова взрываются криками. Стуком по деревянным трибунам. Улюлюканьем. Высокий парень, в котором Цзышу узнает Се Вана, встает ногами на лавочку, на которой сидел, и начинает скандировать: "Прочь! Прочь Хозяйку!" Его послание быстро подхватывают другие. Раздаются аплодисменты. Слаженный топот ногами. Гонг заполошно отбивает свой ритм, но никто уже не обращает на него внимания. — Хватит! — разносится над залом резкое и уверенное. — Если вам так хочется, я уйду. Хозяйка долины поднимается со своего кресла и кидает что-то белое в сторону Вэнь Кэсина. — Разбирайся со всем сам, сынок. Если сможешь, — припечатывает она напоследок, глядя, как Вэнь Кэсин, во вновь установившейся тишине, растерянно ловит в воздухе, веер, что планирует к его ногам… * — Я не этого хотел! — Вэнь Кэсин отхлебывает вино прямо из горла. Вино проливается мимо его рта. Струится по подбородку и капает на грудь, расплываясь по серой тяньчуанской рубашке темно-красными пятнами. — Правда, я добивался совсем не этого! Хозяйка Цитадели, она... наверное, она надеется, что я не справлюсь. Она уже трижды передавала власть другим дерзким кандидатам на ее должность, и каждый раз они сами возвращали ей веер. Это удобно — в любой опасный момент перекладывать ответственность на другого. Главное — ничего не менять самостоятельно. Инициатива наказуема. В Цитадели призраков она наказуема вдвойне. Чжоу Цзышу не пытается с ним спорить. Он просто сидит рядом на маленькой кухне в квартире Вэнь Кэсина и молча слушает. Где-то за дверью не утихают споры. На верхних уровнях Цитадели, кажется, и вовсе беспорядки. Сейчас это не так уж важно. После нервного потрясения, после нескольких часов в операционной, после эмоциональной иссушающей речи Вэнь Кэсину нужно просто отдохнуть. Чжоу Цзышу неаккуратно нарезает яблоко — кроме этого, в осиротевшей на полтора месяца кухне больше ничего не выжило — и пододвигает его к Вэнь Кэсину. Тот морщится, но послушно закидывает пару кусочков в рот. Пережевывает. Запивает щедрой порцией вина. Кухня погружается в молчание. Чжоу Цзышу берет руку Вэнь Кэсина в свою и коротко целует каждую костяшку. — Я только одного не понял, — говорит он, перецеловав костяшки и прижавшись губами к центру ладони, — ты говорил, что твои родители умерли, но твоя мать, она… — Я никогда не говорил такого, а-Сюй, я утверждал, что я их потерял. И это правда. Моя мать не была мне матерью с тех самых пор, как стала Хозяйкой Цитадели. Все эти годы у нее не было на меня времени. — А отец? Прежде чем ответить, Вэнь Кэсин снова делает хороший глоток, отправляет в рот маленький кусочек яблока и отпивает еще. Он не выглядит пьяным, хотя выпил как минимум две трети бутылки, но усталость в его глазах черна и безбрежна, как гладь моря в безлунную ночь. — Отец погиб. Был убит в противостоянии с Юй Цюфэном. На самом деле, тогда пострадали многие. Четверть, а то и треть населения Цитадели. — Этот Юй Цюфэн, он какой-то уникальный боец или что-то вроде того? — Он слизняк… — Вэнь Кэсин с неодобрением смотрит на порез поперек тыльной стороны левой ладони, тянется ковырнуть ногтем кожу на правой, но останавливается и вместо этого вручает обе ладони Чжоу Цзышу. — Слизняк, способный порабощать разум людей. Точнее, одного человека, если действует без Супа. — А с Супом? — Сотен. Кто знает, может и тысяч. Цитадель призраков никогда не могла похвастаться выдающейся популяцией. Хотя во времена Юй Цюфэна нас было больше, да и жизнь была лучше. Ну а он, он был нашим правителем. — Он пришел к власти, используя свою способность? — Нет… Хотя, если честно, не знаю. Возможно. В хрониках этого не сохранилось. Что там осталось, так это история о том, как он получил доступ к Источнику Супа Забвения. Для правителя это было и остается нормальным правом. Правитель решает, когда Суп использовать, как распределять между жителями, в какие добавлять ритуалы. Юй Цюфэн же… Он проводил с ним эксперименты. Видимо, заметил, как во время инициаций проводник получает контроль над инициируемым. Сложил два и два. Попробовал объединить со своей способностью. Результат оказался ошеломляющим. Первая десятка Совета призраков, влиятельные жители Цитадели, главы крупных семейств махом оказались в его руках. Не успела Цитадель и оглянуться, как половина ее населения уже беспрекословно выполняла приказы Юй Цюфэна. Вэнь Кэсин снова умолкает, видимо, набираясь сил для продолжения. Он прикрывает глаза и чуть покачивается из стороны в сторону. Чжоу Цзышу начинает казаться, что Вэнь Кэсин уснул. Он порывается встать и отвести того в кровать, но Вэнь Кэсин вцепляется в его руки, удерживая на месте. — Я плохо помню, как это случилось — мне было только пять, — помню лишь, что в день, когда Юй Цюфэна свергли, я учился делать своему плюшевому медведю уколы, — продолжает Вэнь Кэсин свою речь. После паузы его голос звучит хрипловато. — У меня был старый отцовский шприц. Такой многоразовый, который надо кипятить. Откуда-то из прошлого. В мои пять он казался мне на редкость красивым. Он ведь блестел, был стеклянным, тяжелым и основательным. Не то что эти новомодные пластиковые. И я использовал его, чтобы делать плюшевому медведю уколы. Набирал воду из-под крана, тыкал шприцом в его мягкую шкурку и нажимал на поршень. Мама смотрела на меня с умилением. Тогда она мной еще умилялась. Кто-то постучал в дверь. Мама пошла отворять… Что было дальше, стерлось из моей памяти. Следующее воспоминание — я сижу на диване у тети Ло, а она кормит меня орехами. Я был рад оказаться у тети. Ну, ты же видел ее квартиру — это рай для ребенка. Плюс, у нее всегда были сладости, а из-за белых волос и сигареты в мундштуке она напоминала мне героиню любимого мультика. В общем… Мне до сих пор стыдно в этом признаваться, но тогда я считал, что у меня хороший день. Меня отправили к тете. Вечером, вместо обычного штудирования анатомического справочника под папиным руководством, разрешили смотреть телевизор. Вэнь Кэсин с силой зажмуривает глаза и запрокидывает голову. Его руки сильнее стискивают руки Чжоу Цзышу. Кадык подрагивает от сдерживаемых рыданий. Чжоу Цзышу поднимается с места. Он заключает Вэнь Кэсина в объятия. Прижимает голову к своей груди. Вэнь Кэсин дрожит в его руках. Почти беззвучно всхлипывает, пряча слезы в складках кителя Чжоу Цзышу. Чжоу Цзышу может лишь ласково гладить его по волосам. Быть рядом сейчас, раз уж не был рядом в прошлом. — О том, что тогда произошло, мне рассказали, когда я стал старше. К тому моменту моя мать, как вдова лидера Сопротивления, превратилась в Хозяйку Цитадели, а Юй Цюфэн растворился где-то в Полисе. Я не знаю, почему Сопротивление его не убило. Никто точно не знает. Он ждал суда и казни, но… По одной из версий, его выпустил из камеры Смеющийся призрак, по другой — Черный и Белый, по третьей — Переменчивый. Кандидатов на роль предателя так много, что это просто смешно. Некоторые свидетели называли в их числе даже моего отца, и их не смущало, что к тому моменту он уже был несколько месяцев как мертв. Как бы то ни было, Юй Цюфэн сбежал. Он сбежал, а Цитадель, хоть и была этим напугана, вздохнула спокойнее. — Но на этом история не закончилась? — Чжоу Цзышу приникает губами к гладкому шелку волос на макушке Вэнь Кэсина в целомудренном поцелуе. — Нет, конечно. Глупо было ожидать, что человек с такими амбициями и возможностями выберет мирную жизнь лишь в благодарность за то, что ему эту жизнь сохранили. Тем не менее лично Юй Цюфэн к Цитадели больше не приближался. А вот в Полисе на выборах совершенно внезапно поменялась власть. — Ты говоришь о тех выборах, когда обе палаты Парламента поддержали кандидатуру нынешнего действующего Канцлера? — Да. Никому не известного молодого политика откуда-то из нищих районов Полиса. Его приход к власти был таким внезапным и быстрым. Нереалистично быстрым. —Ты думаешь, наш Канцлер — это Юй Цюфэн? — Нет. Это не он. В Цитадели сохранились его портреты, и на них запечатлен другой мужчина. Однако я думаю, Юй Цюфэн был тем, кто Канцлера у власти поставил. Даже сохранив способность брать под контроль разум лишь одного человека за раз, он обладал невероятными для жителей Полиса возможностями. — Но с чего ты взял, что Канцлер вообще связан с Юй Цюфэном? Почему он не может действовать самостоятельно? Вэнь Кэсин выпускает Чжоу Цзышу из объятий и тянется к недопитой бутылке. Чжоу Цзышу возвращается на табуретку. Некоторое время они сидят в тишине, по очереди отпивая вино из горла. Вино быстро заканчивается. Вэнь Кэсин, не вставая, разворачивается к крохотному кухонному гарнитуру, заныривает в ящик и вытаскивает новую бутылку. Они с минуту возятся, пытаясь ее открыть — Чжоу Цзышу держит бутылку, Вэнь Кэсин вкручивает в пробку штопор, — а открыв, опять передают из рук в руки в погоне за опьянением. После нервного дня, почти на голодный желудок, вино бьет Чжоу Цзышу в голову непривычно быстро. Мир теряет четкость и приятно расплывается. Настроение впервые за день становится чуточку лучше. Чжоу Цзышу почти забывает, о чем они говорили, и, когда Вэнь Кэсин возвращается к прерванной беседе, тратит пару секунд, чтобы вспомнить. — Я думаю, что Канцлер связан с Юй Цюфэном, потому что почти все его законы были косвенно направлены против Цитадели. Он зажимал нас. Медленно, планомерно лишал доходов, криминализируя торговлю охранными амулетами или составление гороскопов, отнимал возможность передвижения, деля город на районы, дискредитировал, заявляя с экранов, что мы маргиналы и преступники. Меры были довольно действенны. Уже к нашей с тобой первой встрече жизнь Цитадели стала невыносимой. Но воровство формулы Супа. У-у-у-у-у оно вручило ему в руки карт-бланш. — Но Канцлер так же запирал и сам Полис. Он приказал построить канал между нами и континентом, оборвал дипломатические связи почти со всем миром, запретил иностранный контент и оборот валюты, усилил проверки. — И что тебя удивляет? Отгородившись от внешнего мира, Юй Цюфэн мог делать с вверенными в его руки Полисом и Цитаделью все, что угодно, совершенно не опасаясь осуждения извне. Иностранные государства не обвинят Канцлера в геноциде против собственного населения. Почему? Потому что они о нем не узнают… Чжоу Цзышу замирает, пытаясь пьяным мозгом переварить полученную информацию. Мозг упрямо сбоит. То, что рассказывает Вэнь Кэсин, очень правдоподобно и очень страшно. В это не хочется верить, очень не хочется, но… не получается. И все же, среди мутных обрывков разбегающихся мыслей, алой нитью скользит одна единственная, которая кажется самой главной в этом безумном водовороте. Чжоу Цзышу вытаскивает ее из своего подсознания и дает распуститься. — А ты… ты ходишь на все правительственные встречи и митинги для того, чтобы отыскать в свите Канцлера Юй Цюфэна? — Вэнь Кэсин кивает. — Забавно, на краткое мгновение я едва не решил, что ты — Алый призрак. — Увы, это не так. И увы, я даже не знаю, кто это… — А я думаю, что знаком кое с кем, кто имеет об этом представление… * Сегодня Чжоу Цзышу непривычно внимателен к тому, что происходит в офисе. Он украдкой следит из своего бокса за перемещением коллег, он тихонько их подслушивает. Вот Дуань Пэнцзюй, раздуваясь от гордости, читает письмо с благодарностью от начальства. Вот Хань Ин, уперев взгляд в собственные ботинки, возвращается из курилки. Вот новый коллега, имени которого Чжоу Цзышу так и не удосужился запомнить, зазывает всех вечером в ближайший бар. Это все так стандартно, так повседневно… будто пару дней назад на одного из них не написали приказ об аресте. И все же история Цинь Цзюсяо не остается забытой тяньчуанцами. Она обсуждается, но шепотом и украдкой. Сотрудники словно боятся, что заговори они о Цинь Цзюсяо во весь голос, его проклятье перекинется и на них. Скорее всего, так и есть. Чжоу Цзышу слышит обрывки фраз: "связь с Алым призраком", "член оппозиционной группировки", "приговорен к ликвидации". Все это его не удивляет. Он и сам подозревал что-то подобное. В обед Чжоу Цзышу со всей толпой, поднявшейся по сигнальному звонку, топает к лифту, спускается до первого этажа и поворачивает к столовой, но в столовую не идет. Вместо этого он ныряет через курилку на задний двор и спешит к метро. Ему важно дойти до квартиры Цинь Цзюсяо еще раз. Снова осмотреть ее, на случай, если он что-то забыл или не заметил. До квартиры дойти не получается. Вокруг дома выставлена охрана. Полицейский с самым хмурым лицом проверяет на входе документы у каждого и прилежно заносит имена в планшет. Чжоу Цзышу беспомощно наблюдает за этим процессом из-за угла, чувствуя, как внутри него внезапной изжогой печет беспокойство. Если раньше он лишь подозревал, что при первом осмотре не заметил какой-то важной детали, то теперь он в этом уверен. Чжоу Цзышу до того увлекается гипнотизированием охранника на входе — он надеется, что тот отойдет в туалет или покурить, — что едва не подскакивает, когда в его бок кто-то врезается. — Прошу прощения, — врезавшийся, видимо, чтобы добавить Чжоу Цзышу дискомфорта, еще раз ударяет его по отбитому месту. — Больше не повторится. Чжоу Цзышу заторможено смотрит ему вслед, засовывая задубевшие на холоде ладони в карманы. Под пальцами что-то хрустит. Чжоу Цзышу на автомате вытаскивает это "что-то" на свет. В его руках записка. На ней координаты. * В электричке на Запад, как всегда, не протолкнуться. Чжоу Цзышу застревает в полутора шагах от раздвижных дверей, расставляет пошире ноги, старается не упасть. До поручней из его положения не дотянуться. Стоящая подле невысокая старушка недовольно зыркает каждый раз, когда на поворотах Чжоу Цзышу невольно на нее заваливается. Это, вообще-то, нехило злит. Если бы старушка и все ее товарки соизволили уйти с входной площадки и продвинуться вглубь вагона, Чжоу Цзышу не пришлось бы торчать у самого входа в раскоряку. Увы, старушки хором кричат, что скоро выходят. Когда восемнадцать станций спустя Чжоу Цзышу оставляет их продолжать путь и вываливается из поезда, он даже не удивляется. Странно, но за тридцать лет жизни в Полисе на эту станцию он не приезжал ни разу. Чжоу Цзышу окидывает взглядом внезапно невысокие дома, остов давно заброшенного завода у горизонта, пространство стихийной свалки между ними. Над свалкой кружат вороны и чайки. Запах гниения бьет по ноздрям, заставляя тщетно пытаться спрятать нос под невысокий стоячий воротник пальто. Чжоу Цзышу уныло смотрит на навигатор в коммуникаторе. Меньше всего ему хочется идти к точке назначения, которая скрывается аккурат за полем, что заполонили истекающие фреонами холодильники и переломанная мебель. Он подходит ближе, готовясь пробираться через это нагромождение, и с удивлением находит среди холмов из мусора тропинку. Она узкая — в пару отпечатков ботинка, — но все равно сильно облегчает путь. Тропинка приводит Чжоу Цзышу к заброшенному заводу. Маячок навигатора, уже совсем близкий, бьется где-то внутри. Чжоу Цзышу огибает треснувшую градирню и шагает в единственную не заколоченную дверь. В тишине заброшенного завода его одинокие шаги ударяют в бетонный пол с оглушительным эхом. Внутри никого. Чжоу Цзышу освещает фонариком на телефоне темные углы огромного цеха, из которого давно выскребли все ценное, но лишь вспугивает парочку крыс. Луч фонаря высвечивает на стене огромное схематичное граффити. На нем мультяшный призрак. Полурасплывшийся, кричащий что-то в мир огромным раззявленным ртом. Ярко-красный. Под граффити простой пластиковый офисный контейнер для бумаг. Чжоу Цзышу подходит к нему и аккуратно, словно тот может его укусить или испачкать, берет в руки. Внутри всего две папки. Одна — без каких-либо опознавательных знаков. На другой имя его — Чжоу Цзышу — матери. Чжоу Цзышу до того это удивляет, что он едва не роняет обе папки прямо в грязь. Он ловит их в полете. Делает глубокий вдох, заставляя себя успокоиться. Кладет папку без опознавательных знаков обратно в контейнер и дрожащими руками открывает папку с именем своей матери. Внутри не так уж много бумаг. Несколько фотографий молодой женщины, чьего лица Чжоу Цзышу уже давно не помнит, в компании таких же молодых мужчин, лист с краткой биографией и отчет об аресте. Чжоу Цзышу пробегается взглядом по убористым строчкам, написанным пляшущим почерком. Его взгляд цепляется за знакомые названия и имя в списке обвинителей. Фармацевтическая компания "Пять озер". Учредители: Гао Чун, Чжао Цзин, Шэнь Шэнь, Лу Тайчун и… Юй Цюфэн. Чжоу Цзышу перечитывает бумагу внимательнее, продирается через каждую строку и букву, но не находит больше ничего интересного. Он открывает другую папку. Со старого фото на него смотрят два лица. Мужчина с напуганным взглядом и безвольным подбородком, прячущимся в аккуратно подстриженной бородке. И почти сверхъестественно красивая девушка. Чжоу Цзышу засматривается на эту девушку. На ее сложную прическу, какие носят только женщины из Цитадели призраков, мягкую улыбку, едва заметный шрам на щеке. Он переворачивает страницу. Там — аналогичное фото. Совпадают и композиция, и декорации, и наряды, и даже позы. Единственное, что выглядит по другому, — вместо головы красивой девушки сложная прическа венчает голову Канцлера. Под обеими фотографиям — сделанная шариковой ручкой подпись: "Юй Цюфэн и Лю Цяньцяо"*. *(для читателей, незнакомых с каноном) по сюжету дорамы Лю Цяньцяо обладала умением надевать на себя чужие лица * Когда Чжоу Цзышу выходит из здания завода, на мир опускаются сумерки. То ли от общей влажности, то ли от ядовитых испарений, вечернее снижение температуры укрывает свалку густым туманом. Он прячет в своей белизне белые же спинки чаек, забирается под тонкую ткань пальто, заставляя дрожать от холода. В этом тумане Чжоу Цзышу замечает рыжий, влекущий своим теплом огонек. Он, не раздумывая, шагает к нему. Почему-то он точно знает, что должен до него добраться. По мере приближения к огоньку туман становится прозрачнее. Чжоу Цзышу различает огромную ржавую бочку с полыхающим внутри высоким костром и старика, греющего возле нее руки в драных перчатках без пальцев. — А-а-а-а, — старик приветствует Чжоу Цзышу саркастичным, но не удивленным возгласом, — вышел, наконец. Долго же ты торчал на этом заводе, трясясь над парочкой тонких папок. Я уже продрогнуть успел. — Простите, мы знакомы? — Лично — нет, но тебя знает один мальчишка. Толковый, кстати говоря, мальчишка. Даром, что круглый идиот. Чжоу Цзышу тоже подходит к костру и протягивает к нему руки. Старик дарит ему насмешливый взгляд. Выглядит это диковато, ведь вместо одного глаза у старика бельмо. Это бельмо дергает какую-то ниточку памяти Чжоу Цзышу. Ему совершенно неуместно вспоминается та рыба в тяньчуанском аквариуме. Впрочем, на рыбу старик похож не только бельмом. Он напоминает ее всем своим облезлым видом. Чжоу Цзышу скользит взглядом по грязному белому пуховику, метущему полами землю, по длинным спутанным седым волосам, по обшарпанным кроссовкам. Старик будто соткан из бесконечного белого. Если бы не желтоватая, усыпанная возрастными пятнами кожа, да единственный черный глаз, он бы легко растворился в окружающем тумане. Это удивляет и немного сбивает Чжоу Цзышу, так что вместо того, чтобы уточнить, говорит ли старик про Цзюсяо, он спрашивает совсем другое: — Но почему Алый призрак, ведь логичнее было бы Белый? Старик усмехается. — Потому что захотелось. Ни твой туповатый любовник, ни его тетка с мамашей этого уже не помнят и таскают красное по привычке, но алый цвет — традиционный для Цитадели призраков. — Потому, что он олицетворяет ее связь с недоступными обычному человеку силами? — предполагает Чжоу Цзышу. — Потому что такой была форма адептов Школы Зеленых Пиков горы Цинья! — старик разражается издевательским хохотом. Чжоу Цзышу вздрагивает. Птицы — то ли вороны, то ли чайки, — вспугнутые этим хохотом подлетают на своих местах, оглушительно хлопая крыльями, но остаются невидимыми в густом супе тумана. — А вы, конечно же, это помните… — Я помню все, мальчишка! Даже то, чего хотел бы не помнить! Я помню, что когда-то не только ходил, но и летал. Помню, как дрался и мог управлять своей Ци. Но главное, я помню мир без границ и навязанных какими-то зарвавшимися ничтожествами правил. Свободный мир. Наш мир! — Ваша особая способность — видеть прошлое? — Я не вижу прошлого. Я это прошлое проживал. А что касается особых способностей… — старик громко откашливается и сплевывает мокроту куда-то в туман. — У меня такого говна и вовсе нет. Были, да все вышли. Сгорели вместе с чужим ребенком в попытках исправить его ошибку. Чжоу Цзышу смотрит на старика во все глаза. Какое-то смутное воспоминание всплывает в его мозгу яркой искрой. Оно наслаивается на реальность, на детали, на вопиюще белые наряды и белое же имя. — Вы — Е Байи! — выплевывает Чжоу Цзышу свою внезапную догадку. — Да уж. Виновен. Но лучше об этом на всю свалку-то не орать. Это хорошо, что ты знаешь. Значит, ведьма-сводница и ее выкормыш тебя хоть чему-то да научили. Передай-ка им вот это… Е Байи по-стариковски кряхтит, лезет в глубокий карман пуховика, пытается что-то оттуда выловить. Роется в карманах снова. Ругается себе под нос. Разбрасывает вокруг конфетные фантики. — Уф, нашел, — констатирует он наконец и сует Чжоу Цзышу в ладонь что-то прохладное и маленькое. Чжоу Цзышу поднимает подношение к свету костра и непонимающе вздергивает брови. В руках у него складной нож с покрытой облезлыми золочеными узорами белой рукоятью, в центре которой утоплена в пластике фальшивая бирюза. — А что я должен… — Чжоу Цзышу поднимает от ножа взгляд, собираясь уточнить у Е Байи, не хочет ли тот сопроводить его какими-либо инструкциями. Е Байи на свалке уже нет. О том, что он вообще тут был, свидетельствуют лишь разбросанные по земле фантики. * В темном пустом переулке шаги Чжоу Цзышу кажутся слишком громкими. Они шуршат по разбитому асфальту, хлюпают по внезапным, исходящим зловонным паром лужам. Чжоу Цзышу это даже нравится. Каждое соприкосновение подошвы с землей позволяет ему отбивать своему движению ритм. Это удобно, ведь идти ему далеко — после недавней директивы поезда метро перестали останавливаться в районе Цитадели призраков. Для того, чтобы в нее попасть, нужно выходить за одиннадцать кварталов и топать пешком. Даже если бы у Чжоу Цзышу еще оставались лишние деньги, таксисты все равно не согласились бы ехать в этот район. Чжоу Цзышу оставляет позади один переулок и заворачивает в другой. Он проходит мимо давно закрытого продуктового, задерживает дыхание, заметив по правую руку скопление картонных коробок, где обычно ночуют бездомные, отпинывает с дороги пластиковую бутылку. Он до того погружен в собственные мысли и ритм шагов, что далеко не сразу сознает, что что-то не так. Громкий гул его шагов в пустом переулке больше не одинокий. Где-то за спиной топает кто-то еще. Чжоу Цзышу замирает, делая вид, что ищет по карманам сигареты. Кто-то замирает тоже. Чжоу Цзышу оглядывается. За его спиной, теряясь в переулке, едва освещаемом редким светом из окон, одинокая темная фигура. Чжоу Цзышу продолжает путь. Прибавляет ходу, едва не переходит на бег. Шаги за спиной ускоряются тоже. К громкому стуку одной пары каблуков прибавляется стук второй пары. Чжоу Цзышу вертит головой в поисках путей отхода. Как назло, вокруг никаких открытых дверей или выбитых окон. Район выглядит полузаброшенным, но все входы в нежилые дома прилежно заколочены прямоугольными кусками жести. Шаги приближаются. Чжоу Цзышу начинает казаться, что у него за спиной уже не два человека и даже не три. Его нагоняет толпа и нагоняет стремительно. В темном туннеле узкого переулка чудится рыжеватый просвет. Чжоу Цзышу бросается туда, скользя на начинающей подмерзать брусчатке, и едва не сталкивается с отрядом людей в Тяньчуанской форме, что караулит кого-то под светом фонарей улицы побольше, на которую переулок и выходит. — Офицер Чжоу, — Дуань Пэнцзюй окидывает Чжоу Цзышу до противного радостным взглядом, — как хорошо, что мы с вами встретились. — Не могу разделить твоей радости, — Чжоу Цзышу украдкой изучает отряд, отмечая про себя и полумаски, что надеваются только на торжественные мероприятия да тайные аресты, и парализаторы, оттопыривающие кители, — меня бы вполне устроило встретиться с тобой на работе завтра. — Жаль, офицер Чжоу, жаль. Впрочем, вы никогда не хотели общаться со мной или с кем-то еще из Тяньчуан за пределами работы, — Дуань Пэнцзюй кивает людям из отряда, и те незаметно напрягаются. Кто-то тянется к кобуре, кто-то сжимает кулаки. Чжоу Цзышу оглядывается в поисках путей отступления. За его спиной темный переулок с кем-то, предположительно теми же Тяньчуанцами, впереди — отряд Дуань Пэнцзюя, по бокам — высокие стены домов с намертво заколоченными окнами первого этажа. — Кое с кем я очень даже общался… — Чжоу Цзышу вынимает из кобуры парализатор. Пусть для противостояния с десятком человек у него не хватит зарядов, без сопротивления он не сдастся. Дуань Пэнцзюй обнажает зубы в удовлетворенной улыбке. Он явно доволен происходящим. Он явно собирается использовать эту ситуацию, чтобы свести давние счеты. — В этом-то и проблема, офицер Чжоу, в этом-то и проблема. Если бы вы поменьше общались со всяким мусором, то не оказались бы сейчас под нашими прицелами. Подумать только — загреметь под арест из-за этого ничтожества Цзюсяо. Этого тупого слабовольного торчка. Этого приду… — договорить Дуань Пэнцзюй не успевает. С тихим пшиком, всегда сопровождающим выстрелы из парализатора, в его шею впивается увенчанная синим шариком игла. Дуань Пэнцзюй выдергивает ее, изумленно разглядывает и валится кулем Чжоу Цзышу под ноги. — Прости за фальстарт, детка, — доносится откуда-то сверху веселый женский голос, — меня задолбало слушать, как этот мешок дерьма тебя оскорбляет. Тяньчуанцы все как один вскидывают головы на звук. Чжоу Цзышу благоразумно пользуется этим, чтобы вырубить ближайшего к себе парня и отступить обратно в темный переулок. Ему на плечо ложится рука. Чжоу Цзышу даже не удивляется, когда этот жест сопровождает знакомый голос. — Не кипишуй, шисюн, свои… Чжоу Цзышу не глядя кивает. Сентиментально порадоваться появлению друга он успеет после. Сейчас главная задача — избавиться от Тяньчуанцев. Впрочем, с помощью Цинь Цзюсяо, еще троих неизвестных парней и девушки, что прячется на втором этаже заброшенного дома, это не составляет труда. Чжоу Цзышу не успевает потратить и трех зарядов парализатора, как все восемь оставшихся бывших коллег уже лежат на земле. Цинь Цзюсяо выходит из переулка, в пару шагов достигает Дуань Пэнцзюйя и отвешивает ему пинок в живот. — Извини, — он смущенно оборачивается к Чжоу Цзышу, — не смог сдержаться. Слишком давно хотел это сделать. Чжоу Цзышу в кои-то веки не собирается отчитывать Цинь Цзюсяо. Он и сам в глубине души давно не прочь совершить нечто подобное. Из окна второго этажа свешиваются две длинные девичьи ноги, на одной из которых татуировка скорпиона. — Лови! — приказывает обладательница этих ног, спрыгивая Цинь Цзюсяо на руки. Тот кружит ее в объятиях и аккуратно опускает возле Чжоу Цзышу. — Шисюн, — даже поставив девушку на землю, Цинь Цзюсяо не убирает рук с ее талии, — знакомься, это Ду Пуса. — Так мы знакомы, — девушка отмахивается. — Виделись в Цитадели. Чжоу Цзышу по-новому оглядывает девушку. Ее сложную прическу, яркое платье с высокими вырезами, стрелки к вискам. Он действительно ее уже видел. В тот самый день, когда заново повстречал Вэнь Кэсина. Выходит, не только для него то путешествие за красными огоньками оказалось судьбоносным… — А вы двое и ваши друзья… Кто они? Как вы меня нашли? Как узнали, что Тяньчуан собирается меня арестовывать? — Да найти тебя, шисюн, честно говоря, раз плюнуть, — Цинь Цзюсяо выпускает из рук Ду Пусу, шагает к Чжоу Цзышу, бесцеремонно заныривает ладонями в карман его брюк и вылавливает коммуникатор. — Ты бы еще мишень себе на шею повесил. И красный проблесковый маячок с надписью "Цзышу тут". Он кидает телефон на землю, несколько раз ударяет по нему каблуком. Экран идет трещинами и гаснет. Чжоу Цзышу наблюдает за этим с отстраненным интересом, удивляясь тому, что даже не подумал выбросить коммуникатор. Он всегда знал, что по нему вовсе не сложно кого-то отследить, но, кажется, просто не ожидал, что за ним придут так быстро. — Надо же… — озвучивает он свои мысли. — Тяньчуан решил избавиться от меня всего через два дня после того, как выпустил приказ о твоем аресте… — А ты чего хотел? Ты спишь с Хозяином Цитадели призраков. Чжоу Цзышу не понимает, что его поражает больше: что Цинь Цзюсяо знает о его связи с Вэнь Кэсином или что он так хорошо осведомлен о смене власти в Цитадели, произошедшей только вчера. — Но… откуда ты… ты и твои спутники… вы же не можете все жить в Цитадели… — Ну почему не можем? То, что туда официально запрещено проводить Полисных жителей, еще ничего не значит. Это правило давно не сложно обойти, если знать как, но твой Вэнь Кэсин… он действует слишком в лоб. — С другой стороны, нам это даже на руку, — вклинивается Ду Пуса, — если бы не его саморазрушительное желание взять все на себя, мы бы в жизни не подвинули с тепленького кресла Хозяйку, а ее политика… — Ее политика вредна. Притом не только для Цитадели, но и для самого Полиса. Цзышу, ты же встретился с Алым призраком, ты видел информацию, которую он откопал. Закрываться в Цитадели, прятаться ото всех и просто ждать — последнее дело. Еще немного и сладкая парочка из леди Канцлера и ее любовничка поставят всех обитателей Цитадели к стенке. — Ага, а жителями Полиса будут управлять как марионетками! — Ду Пуса картинно взмахивает руками так, словно кто-то дергает их за веревочки. Чжоу Цзышу смотрит на Цинь Цзюсяо и Ду Пусу, успевших за эти полтора месяца не только познакомиться и завести роман, но и куда раньше него разобраться в хитросплетениях полисной и цитадельной политики. В его голове раззадоренным ульем жужжит целый рой противоречивых вопросов и мыслей. Он цепляется за самую простую и самую, с учетом недавней попытки ареста, сейчас важную. — Так вы знаете, как попасть в Цитадель незамеченными? Может, вы и как дойти до нее, минуя все кордоны, расскажете? — И даже покажем! — Цинь Цзюсяо уверенно хлопает его по плечу. * — М-да… — Вэнь Кэсин вертит фотографию и так и эдак, кладет рядом с ней вторую, снова вертит, поднимает к лампе. — М-да-а-а-а. Чжоу Цзышу наблюдает за этими его телодвижениями. После целого дня на холоде, после прогулки на клятую свалку, после драки в переулке он чувствует себя совершенно измотанным. Глаза так и слипаются, а тело ощущается каким-то вялым и чужим. Жар в сильно натопленной кухне не добавляет бодрости. Отнюдь, если бы Чжоу Цзышу не боялся показаться бестактным или даже бесчувственным, он бы уже зевал во весь рот. Больше всего ему хочется сейчас оказаться в постели, в окружении рук Вэнь Кэсина, в облаке его запаха, но Вэнь Кэсин сейчас явно не в том настроении. Несмотря на очевидную усталость, залегающую тенями на его лице, он куда больше заинтересован информацией Алого призрака, нежели сном. — А это точно не монтаж? — уточняет он, осмотрев обе фотографии через призму донышка пузатого стакана. — Я не специалист… — Ты прав. Этого мы так просто не узнаем. Я прикажу Десятке поискать информацию о Лю Цяньцяо. Если она из многоликих, это многое бы объяснило. — Многоликих? В Цитадели есть люди, способные перенимать чужой облик? — Были, — Вэнь Кэсин пожимает плечами. — Сейчас осталась лишь пара стариков. Раньше в Цитадели вообще сосуществовало больше разных существ. Запертые двери, необходимость прятаться, постоянная нехватка ресурсов не способствуют росту популяции. Мы и так очень долго продержались на этой иссушенной, лишенной сил земле. Он со вздохом откладывает фотографии в сторону, берет в руки палочки, без энтузиазма ковыряется в еде. Еда выглядит не слишком аппетитно. Как понял Чжоу Цзышу, со всеми новыми цитадельными обязанностями у Вэнь Кэсина не осталось времени на готовку, так что он купил еду в местном ресторане навынос. Чжоу Цзышу тоже пробует еду. Она не так и плоха, вот только немного пересолена. — Так что ты планируешь делать с этой информацией? — спрашивает Чжоу Цзышу, когда Вэнь Кэсин приканчивает половину риса с острым тофу и отставляет тарелку. — Пока не знаю. В своих надеждах отыскать Юй Цюфэна и открыть глаза жителям Цитадели я никогда не заходил так далеко. Честно говоря, я отродясь не планировал взваливать последствия на себя и понятия не имею, как быть Хозяином Цитадели. Чжоу Цзышу поднимается с табурета и в полшага приближается к Вэнь Кэсину. Тот смотрит на него снизу вверх измученным, каким-то щенячьим взглядом. Чжоу Цзышу хочется прогнать эту измученность из его глаз. Отдать все свои знания и силы, лишь бы помочь Вэнь Кэсину справиться с тем бременем, что он так неосторожно водрузил себе на плечи. К сожалению, толку в управлении Цитаделью от Чжоу Цзышу не будет. Единственное, что он может — это готовить по вечерам вместо ресторанной еды домашнюю, хотя, если уж говорить начистоту, он и в этом-то не большой мастер. Так и не придумав, как облегчить ношу Вэнь Кэсина, Чжоу Цзышу просто тянется его обнять. Тот сразу же отвечает. Прижимается к Чжоу Цзышу, стискивает его руками, запрокидывает голову для поцелуя. Чжоу Цзышу послушно склоняется к его губам, но Вэнь Кэсин резко отстраняется. — Эй! Что-то укололо меня в плечо! Чжоу Цзышу ощупывает собственную грудь, натыкается на выпуклость в кармане и вылавливает оттуда что-то прохладное и гладкое. Несколько мгновений они с Вэнь Кэсином молча смотрят на маленький складной нож на его ладони. — Что это? — Вэнь Кэсин со странной, не подходящей ситуации завороженностью гипнотизирует взглядом искусственную бирюзу на рукояти. — Какой-то старый нож. Алый призрак всучил на прощание. Он, вообще-то, очень странный. По-моему, немножко не в себе. Объяснение Чжоу Цзышу нисколько не сбивает энтузиазма Вэнь Кэсина. С восторженно-удивленным выражением лица он протягивает руку, забирает нож и нажимает пальцем на бирюзу. Из рукояти выскакивает небольшое лезвие. Некоторое время ничего не происходит. Лицо Вэнь Кэсина скисает, становясь откровенно разочарованным. Он нажимает на бирюзу еще раз, очевидно намереваясь убрать лезвие обратно в рукоять, и негромко вскрикивает. Теперь очередь Чжоу Цзышу смотреть завороженно — в руке Вэнь Кэсина уже не нож, а меч. Вэнь Кэсин проводит пальцем по длинному лезвию, перехватывает его и тянет вниз. Лезвие сгибается. — Байи, — чуть слышно шепчет Вэнь Кэсин, — это Байи. Чжоу Цзышу понятия не имеет, о чем Вэнь Кэсин толкует, но не может не разделить его восхищения. Он никогда не видел гибких мечей. Тем более гибких мечей, на лезвии которых при сгибании проявляются письмена. — Что это такое? — спрашивает он, лаская пальцем крохотные иероглифы. — Какой странный язык. Я никогда такого не видел. Вэнь Кэсин следит взглядом за движением его пальца. Он шевелит губами, с явным трудом пытаясь разобрать послание на лезвии, задумчиво хмурится. — Это язык Цитадели призраков. Точнее, школы Горных пиков горы Цинья. А еще точнее — нашего мира. Я едва могу читать его. Сейчас в Цитадели почти все владеют одним лишь китайским. — Но что-то ты все же понимаешь? — Чжоу Цзышу ощущает, как откуда-то из солнечного сплетения по груди распространяется дрожь внезапного беспокойства. — Кое-что, — Вэнь Кэсин беспомощно и как-то фальшиво улыбается. — Но не все. Это неважно, я отнесу меч Десятке. Там есть парочка древних существ, которые должны еще что-то помнить. Пусть они разбираются. И с этим. И с Лю Цяньцяо. Должен же я найти в своем новом титуле хоть какой-то плюс. Пусть это будет делегирование вот такого вот непонятного. Вэнь Кэсин нажимает на бирюзу — теперь уже не фальшивую, а очень даже настоящую, — и меч вновь обращается старым ножом. Очень бережно Вэнь Кэсин кладет его на стол к паре фотографий. Поворачивается к Чжоу Цзышу и заключает его в объятия. — На чем мы остановились? — мурлычет он, цепляя Чжоу Цзышу за ворот кителя и притягивая к себе для поцелуя. Чжоу Цзышу послушно накрывает его губы своими, стараясь прогнать внезапную тревогу, утопив ее в общей нежности… * Но тревога не хочет вынимать своих когтей из плоти Чжоу Цзышу. Она преследует его по пятам, прячется в сумеречных коридорах Цитадели призраков, таится в фальшиво спокойной улыбке Вэнь Кэсина и нападает исподтишка одинокими вечерами, когда тот задерживается допоздна. Чжоу Цзышу нутром, кожей чувствует, как грядет что-то плохое, но как ни старается — не может этого монументального ощущения объяснить. Он живет в Цитадели призраков, больше не ходит на опостылевшую работу, общается с Цинь Цзюсяо и проводит ночи в объятиях Вэнь Кэсина. Он в целом куда счастливее, чем был последние десять, а то и двадцать лет, но темное чувство копошится у него внутри — мерзкое и неистребимое. Чжоу Цзышу пытается его анализировать. Вертит и так и эдак, гоняет по измученному переживаниями черепу, препарирует по ночам под мерное сопение умаявшегося за день Вэнь Кэсина. Бесполезно. Поводов для переживаний у него масса, но ни один из них не нов. Своего апогея тревога достигает в день, когда Вэнь Кэсин отпускает парня Гу Сян — обаятельного простачка по имени Цао Вэйнин — из-под врачебного наблюдения. Это событие решается отметить с размахом. Приглашается Ло Фумэн, Се Ван, внезапно дружащий с Ду Пусой и ее парнями, даже Цинь Цзюсяо. Все вместе они выставляют огромный стол на крышу и устанавливают между кадками с пальмами решетку для барбекю. Вэнь Кэсин берется готовить. Он раскладывает над огнем мясо, сыр и что-то подозрительно напоминающее огромных кузнечиков для Се Вана и Ду Пусы, напяливает поверх алой рубашки и джинс белый передник. Он кажется каким-то необыкновенно веселым. Смеется, запрокидывая голову, травит шутки, обсуждает с успевшим принять порцию Супа Цинь Цзюсяо его довольно утопичные планы на революцию. Он пытается пообщаться со всеми сразу и с каждым по отдельности. Угощает всех пивом. Много обнимается. Почему-то эта его манера лишь подстегивает тревогу Чжоу Цзышу. Он смотрит на Вэнь Кэсина со своего места между двумя пальмами, чувствуя, как что-то темное расползается по его венам. Он настолько явственно ощущает, что что-то вот-вот случится, что начинает задумываться, а не является ли он и сам выходцем Цитадели. Каким-нибудь полукровкой с даром предвидения. Вэнь Кэсин показывает, что замечает его состояние, только к позднему вечеру. К этому моменту все уже немного пьяны и давно разбились по мелким компаниям. Вэнь Кэсин падает на соседний с Чжоу Цзышу пластиковый стул и игриво касается мизинцем его мизинца. — А-Сю-ю-юй, — тянет он немного заигрывающе, — ты чего не веселишься, а-Сюй? Неужели ревнуешь, что я сегодня принадлежал не только тебе? Чжоу Цзышу поворачивает к нему голову. Внутри него что-то сжимается от горькой нежности. Вэнь Кэсин такой прекрасный и трогательный сейчас, когда пытается уместить свое длинное тело на небольшом дешевом стульчике. — Я веселюсь, — врет Чжоу Цзышу, легко перенимая игру. — Хотя и ревную, конечно. — Не стоит. Я был, есть и, что бы ни произошло, всегда буду только твоим. У Чжоу Цзышу перехватывает дыхание. Ему что-то откровенно не нравится в этой формулировке, но он не может понять что. Неподалеку Ду Пуса разражается задорным хохотом. Ло Фумэн нашептывает что-то на ухо Цао Вэйнину. Се Ван устанавливает на краю крыши фейерверк. Они все кажутся такими счастливыми, что Чжоу Цзышу становится тошно. Почему-то он почти готов ненавидеть их только за то, что они не ощущают пожирающей его тревоги. — Давай уйдем… — неожиданно для самого себя просит Чжоу Цзышу. — Давай побудем этим вечером только вдвоем. — Давай, — Вэнь Кэсин обхватывает мизинцем мизинец Чжоу Цзышу и тянет его вверх, приглашая подняться. — Я как раз хотел предложить… Чжоу Цзышу заключает Вэнь Кэсина в объятия, едва за ними закрывается дверь его квартиры. Он льнет к нему, беспомощно комкая в пальцах рубашку на спине. Он тянется за поцелуями. Вэнь Кэсин охотно отвечает. Кажется немного удивленным таким напором, но явно совершенно не против. Его бедра вжимаются в бедра Чжоу Цзышу, ладони бесстыдно стискивают ягодицы. Чжоу Цзышу измученно, обреченно стонет. Всасывает язык Вэнь Кэсина в рот и приникает к нему так тесно, будто пытается слиться воедино, сплавиться, как полосы металла в булатном мече. Вэнь Кэсин подхватывает его под бедра, поднимает над полом, вынуждая обвить ногами собственную талию. И Чжоу Цзышу теряет себя окончательно. Он так напуган своим странным тревожным ощущением, он так боится потерять Вэнь Кэсина, что эта экстремальная близость отчаянно кружит ему голову. Он тянется к пуговицам на рубашке Вэнь Кэсина, борется с ними, стараясь как можно скорее расстегнуть. Те не поддаются. Слишком большие и вычурные, они вязнут в ткани, цепляясь за нее острыми углами. Вэнь Кэсин останавливает его руки своими, поочередно целует каждую из них в ладонь и направляет зарываться в собственные волосы. Он шагает через крохотную кухню и врачебный кабинет и оказывается, наконец, в спальне. Чжоу Цзышу давится воздухом, когда его опускают на кровать. Он стягивает через голову футболку, дрожащими пальцами сражается с ширинкой. Вэнь Кэсин смотрит на него сверху вниз потемневшим взглядом. В его лице желание, восхищение и что-то умопомрачительно печальное. Он жадно ловит каждое движение, каждый жест Чжоу Цзышу, словно пытается отпечатать их в себе. Словно пытается навсегда запомнить. Смотреть ему в глаза невыносимо. Чжоу Цзышу скидывает неизящным движением ног джинсы вместе с бельем и переворачивается на живот. — Ну же, лао Вэнь, — требует он, подгребая под бедра одеяла, — тебе требуется особое приглашение? Вэнь Кэсин ожидаемо не отвечает. Он шуршит тканью, спешно снимая с себя рубашку с дурацкими пуговицами и штаны, отбрасывает их куда-то в угол комнаты, укладывается сверху. Чжоу Цзышу стонет от одного лишь ощущения его веса на себе. От тепла его кожи, запаха, близости, щекочущих невесомых прикосновений прядей длинных волос. Он чувствует легкие поцелуи вдоль позвоночника и едва не рычит от нетерпения — возбуждение столь яркое и острое, что ему почти невыносимо сносить эти дразнящие ласки. — Лао Вэнь, — требует он снова, — давай же, лао Вэнь. За спиной снова шуршат, видимо спешно ищут смазку, а затем входа касаются скользкие пальцы. Чжоу Цзышу сам подается им на встречу. Ему так хочется ощутить в себе Вэнь Кэсина, раскрыться для него, почувствовать внутри. — А-Сюй, — шепчет Вэнь Кэсин, покорно толкаясь резче и глубже. — Какой ты сегодня шалый… Чжоу Цзышу может только стонать. Он обожает длинные пальцы Вэнь Кэсина лишь чуточку меньше его длинного члена. Вэнь Кэсин вплетает свободную руку в волосы на его затылке, тянет на себя, вынуждая повернуть голову, накрывает губы в поцелуе. Чжоу Цзышу скулит ему в рот. Ему сейчас так много Вэнь Кэсина и вместе с тем так его не хватает. — Трахни меня, — выстанывает он, — демоны, трахни. — Боги, а-Сюй, ты… — Давай! Проклятье, ну же… Вэнь Кэсин, как всегда послушный, вытаскивает пальцы, долгие, слишком долгие мгновения возится за спиной, смазывая себя, и наконец входит. Чжоу Цзышу закусывает подушку, чтобы не кричать, опьяненный, удовлетворенный тем, что Вэнь Кэсин у него внутри. Он толкает свои бедра Вэнь Кэсину навстречу, запрокидывает голову, выпрашивает поцелуй. Ему сейчас так хорошо. Впервые за эти дни не тревожно и не страшно… — Хочешь вина? — предлагает Вэнь Кэсин после, когда они утомленные лежат на смятой, разоренной постели. Одеяло давно сбилось куда-то на пол. Разгоряченную кожу холодит сквозняк, просачивающийся в щели на старых рамах. Чжоу Цзышу пожимает плечами. Он не против вина, не против еды, не против чего угодно, лишь бы это не заставляло его выбираться из кровати. Он ощущает себя усталым и успокоенным. Меньше всего на свете он хочет что-то решать или думать. Вэнь Кэсин воспринимает пожатие плечами за согласие. Он встает с кровати и, прекрасный в своей наготе, уходит в кухню, чтобы вернуться минуту спустя с бутылкой и парой бокалов. Он вытаскивает из горлышка бутылки предварительно выкрученную пробку, разливает вино, подает его Чжоу Цзышу. Тот делает глоток и непроизвольно морщится. — Знаешь, лао Вэнь, вино какое-то странное. — И вовсе оно не странное. Просто не синтетическое. Ты отвык. А между тем, мне за мою высокую должность полагаются некоторые привилегии. Ты выпей еще. Может, распробуешь. Чжоу Цзышу послушно отпивает вино снова. Снова. И снова. В его голове странно мутится. Начинает неодолимо тянуть в сон. Он поднимает руку, чтобы еще раз глотнуть из бокала, но не удерживает ее. Слишком тяжелая, словно кости сделаны из металла, рука опадает на одеяло. Бокал с вином выскальзывает из ослабевших пальцев. Последнее, что Чжоу Цзышу видит, прежде чем провалиться в сон — винные капли, уродливым неровным узором оседающие на белых шторах спальни Вэнь Кэсина. * Противные резкие звуки ввинчиваются в мозг Чжоу Цзышу. Они колотят в его виски изнутри. Они жестоко прогоняют остатки сна. Чжоу Цзышу цепляется за эти остатки, ловит их, сжимает в кулаке, но те распадаются, растворяются словно туман. Это злит. Буквально затапливает злостью. Чжоу Цзышу распахивает глаза, чтобы найти источник противных звуков, и тут же зажмуривается обратно. В глазах печет, картинка мутится, молоточки, которые, казалось, были связаны лишь с громкими звуками, устраивают настоящий концерт в его голове. Чжоу Цзышу осторожно открывает глаза снова. Ему приходится стиснуть зубы, чтобы сопроводить это простое, в общем-то, действие не воплем, а стоном. — Проснулся… — слышит он рядом с собой противный старческий голос. — Что-то рано. Никак малолетний идиот с дозой напутал. Голос, а скорее, даже манера говорить, кажется Чжоу Цзышу знакомой. Он силится вспомнить, откуда ее знает, но эта попытка лишь заставляет молоточки в его мозгу стучать сильнее. Он снова болезненно стонет. Старается оторвать голову от подушки. Кто-то вне его поля зрения подходит к кровати и подхватывает его под лопатками. Его тянут наверх, усаживают, вручают в руки стакан воды с плавающей в ней шипучей таблеткой. Чжоу Цзышу пару мгновений наблюдает за танцем этой таблетки, бешено бьющейся в стенки стакана, а затем делает глоток. — Спасибо, — хрипло благодарит он, справившись с внезапно подступившей к глотке рвотой. Вкус растворимого аспирина всегда казался ему отвратительным. — Не за что, — на кровать рядом с ним усаживается парень, в котором Чжоу Цзышу, болезненно проморгавшись, не сразу распознает Цинь Цзюсяо. — Как ты себя чувствуешь? Этот вопрос вгоняет Чжоу Цзышу в ступор. Его мысли разбегаются, слова липнут друг к другу, не желая вычленяться из нелепого кома и собираться в отдельные фразы. Он знает, что ему плохо, вот только понятия не имеет, как об этом сказать. — Мне все равно, как он себя чувствует, — с другой стороны кровати бухается молодая девушка. Гу Сян, всплывает в измученном мозгу Чжоу Цзышу. — Может не отвечать. Пусть лучше скажет, куда подевался мой гэ. — К-кто? — переспрашивает Чжоу Цзышу, с трудом ворочая сухим, кажущимся огромным, едва помещающимся в рот языком. — Какой г-гэ? — В смысле какой? Тот, от которого ты уже второй месяц не отлипаешь. — А? — Вэнь Кэсин! — Гу Сян зло тыкает Чжоу Цзышу в грудь, заставляя его болезненно поморщиться. — Помнишь такого? У тебя вон его засос на шее! Чжоу Цзышу с минуту осоловело изучает Гу Сян. Сглатывает, пытаясь прогнать сухость во рту. Поднимает ходящую ходуном руку и вытрясает себе в рот последние капли воды с аспирином из пустого стакана. — Да что вы его достаете, — раздается где-то совсем рядом тот же бестактный старческий голос. — После того, сколько снотворного этот ваш Хозяин Цитадели в него влил, он наверняка нихрена не соображает. Ну-ка подвиньтесь, я попытаюсь привести его в чувство! Цинь Цзюсяо уступает место на кровати неопрятному старику. Тот сощуривает единственный черный глаз, задумчиво разглядывая Чжоу Цзышу, а затем парой стремительных движений нажимает на его шее и затылке какие-то точки. Чжоу Цзышу вскрикивает от боли и неожиданности. Его сгибает и сотрясает в кашле, из желудка в горло поднимается горький ком. Противный старик, в котором Чжоу Цзышу, наконец, узнает Алого призрака Е Байи, разгибает его обратно. Он прислоняет к его губам новый, полный стакан воды и приказывает: — Пей. Чжоу Цзышу послушно пьет. С каждым глотком ему становится легче. Боль из висков никуда не уходит, но теперь его мысли хотя бы не разбегаются, как кухонные тараканы после включения света. — Где лао Вэнь? — спрашивает он, едва к нему возвращается голос. Е Байи и Цинь Цзюсяо переглядываются. — Я не уверен, что после того, как ты… — начинает Цинь Цзюсяо. — Где лао Вэнь?! — Да его бесполезно удерживать, — вклинивается Е Байи. — Если уж он умудрился очнуться, обратно мы его точно не уложим. Ушел твой лао Вэнь. Поперся мир спасать. Чжоу Цзышу непонимающе хмурится. В измученном, избитом болью мозгу что-то сбоит. Его ржавые шестеренки никак не желают проворачивать эту мысль. Вэнь Кэсин намеренно вырубил его? Но зачем? И что, демоны задерите, значит это "спасать мир"? Позависав над выбором наиболее важного из этого клубка вопроса, Чжоу Цзышу решается озвучить последний. — То и значит, — Е Байи с усталым раздражением жмет плечами. — Запускать ритуал, который вернет Цитадель призраков обратно. — Куда обратно? — не понимает Чжоу Цзышу. — В ее, тьфу ты, наш мир. — То есть? Я думал, это невозможно! Вы же сами… Ло Фумэн и лао Вэнь, они говорили, что вы пытались, но не смогли. Что… что… — Чжоу Цзышу захлебывается словами, давится ими, не может угнаться. — Я не смог, — Е Байи наблюдает за страданиями Чжоу Цзышу со снисходительной жалостью. — А вот у лао Вэня твоего должно получиться. — Но как? — Во-первых, он обладает той же, что и Жун Сюань, способностью. Во-вторых, я все эти годы работал над исправлением ошибки, что не позволяла обернуть изначальный ритуал вспять, и все-таки решил ее. Ну а в-третьих, — Е Байи чуть слышно виновато вздыхает, — в-третьих, он сам этого хочет. Чжоу Цзышу замирает. Что-то во всем этом нагромождении ответов ему отчаянно не нравится. Он вертит их в голове, раскладывает по полочкам, начинает наконец понимать. — Меч, — вырывается у него, — вы передали ему текст ритуала вместе с мечом. Е Байи кивает и отводит глаза. Он выглядит смущенным. Это удивляет. Чжоу Цзышу и не предполагал, что Е Байи умеет смущаться. Его смущение откликается в Чжоу Цзышу темным, скребущим ощущением. Тревога, усыпленная то ли сексом, то ли убойной дозой снотворного, поднимает голову вновь. Внезапно вспоминается реакция Вэнь Кэсина на этот клятый меч и собственное стойкое чувство, что с его появлением в их жизнях что-то резко поменялось. Догадка пронзает его разум, простая и страшная. — Что не так с этим ритуалом? — спрашивает Чжоу Цзышу, едва удерживаясь от того, чтобы не схватить Е Байи, который не отводит взгляда от ничем не примечательной белой стены, за подбородок и не вынудить посмотреть себе в глаза. — Этот ритуал разделит нас? Он отправит Цитадель в ее мир, но жителей Полиса оставит на месте? Лао Вэнь поэтому меня вырубил? Не решился сообщить, что оставляет меня? Е Байи снова вздыхает. Он комкает в руках засаленный рукав пуховика, кусает по-стариковски бескровные тонкие губы, упрямо таращится в чертову белую стену, будто решая, сможет ли слиться с ней, как когда-то слился с туманом, лишь бы не давать Чжоу Цзышу ответа. — Твой партнер не оставляет тебя, маленький ты эгоистичный придурок, — тихо произносит он наконец. — Цитадель действительно вернется в свой мир, бросив здесь Полис, вот только Вэнь Кэсин за ней не отправится. Ритуал требует жертвы проводящего его человека. Ритуал в уплату перемещения заберет его жизнь… * Чжоу Цзышу спускается в заброшенный склад на самом нижнем уровне Цитадели только после того, как в компании не прекращающей плакать Гу Сян обегает все остальные возможные места. Вдвоем они проверяют крышу, огромный зал, внутренний двор и даже официальные покои Хозяина — вычурные и украшенные слишком большим, на вкус Чжоу Цзышу, количеством алых аксессуаров. К концу их путешествия Гу Сян обессилена, а сам он испуган и разочарован. Он не может отыскать Вэнь Кэсина. Не может его остановить. Он чувствует, как время утекает, затоптанное сотнями его шагов, и готов, словно оборотень из дешевого фильма, выть на луну. И тут он вспоминает про старый склад. Его образ всплывает в памяти, такой четкий, будто Чжоу Цзышу только вчера заглядывал в него, высматривая через решетку потерянный волан. Он сгружает измученную рыданиями Гу Сян на руки Цао Вэйнина, болтает что-то почти неправдоподобное и спешит вниз. Почему-то он уверен, что говорить с Вэнь Кэсином должен один. Что только он удержит его от самоубийственной затеи. Безошибочно, будто что-то внутри ведет его, Чжоу Цзышу отыскивает в череде одинаковых дверей ту самую. Он толкает ее плечом, но она не поддается. Наваливается сильнее, еще сильнее и наконец с трудом открывает, сдвигая что-то тяжелое, подпирающее дверь с обратной стороны. Внутри склада настолько светло, что Чжоу Цзышу приходится прикрыть глаза ладонью. Он жмурится, невольно цепляясь взглядом за бесконечные фонари и беспроводные лампы, расставленные едва ли не на всех горизонтальных поверхностях. В островке света нарисован огромный круг, испещренный письменами. В круге Вэнь Кэсин. Его руки испачканы углем, высокий лоб прорезает сосредоточенная морщинка, глаза скользят по строчкам какого-то текста, отпечатанного на обычной офисной бумаге, посекундно сверяясь со странными знаками на лезвии меча. Чжоу Цзышу ощущает, как внутри жарким пламенем поднимается волна злости. Кажется, он еще ничего в своей жизни так не ненавидел, как ненавидит этот проклятый меч. Не в силах справиться со своим гневом, он делает несколько шагов к Вэнь Кэсину. Чжоу Цзышу сам не знает, что собирается сделать. Может, стереть ботинком часть сигила, а может, вырвать из рук Вэнь Кэсина меч, обратить его обратно в нож и выкинуть в дыру в полу, навсегда похоронив вместе с ним чужую решимость и собственный ужас. Под ногами что-то хрустит. Чжоу Цзышу оскальзывается, запинается, хватается за ближайший ящик и опрокидывает его. Лежавший на нем фонарь падает на пол, катится прямо под ноги Вэнь Кэсину. Тот, слишком занятый ритуалом, наконец поднимает глаза. — А-Сюй, — выдыхает он устало, — почему ты здесь? Ты должен был спать… — Серьезно? — Чжоу Цзышу чувствует, как ярость, еще недавно направленная на меч, перекидывается на Вэнь Кэсина. — А мне кажется, как раз не должен. Я, знаешь ли, не имею привычки проваливаться в сон сразу после секса в семь часов вечера. Вэнь Кэсин качает головой. Надо же, он даже не выглядит смущенным. Будто опаивать любовников для него не такое уж страшное дело. Ярость внутри Чжоу Цзышу, и без того обжигающая, разгорается как костер на ветру. Хочется схватить Вэнь Кэсина за плечи и трясти его до тех пор, пока печальное выражение на его лице не сменится сожалеющим. Впрочем, Чжоу Цзышу не собирается отказывать себе в этом желании. Он шагает в сигил, подходит к Вэнь Кэсину вплотную, заглядывает в глаза. В этот момент его впервые раздражает их разница в росте. Он не хочет смотреть на Вэнь Кэсина снизу вверх. Он был бы не против нависнуть над ним и заставить испытать стыд за свой поступок хотя бы давящим авторитетом. Некоторое время они лишь молчат и сверлят друг друга взглядами. Через щель открытой двери задувает ледяной сквозняк, от провала в полу привычно тянет плесенью. — Как ты мог? — Чжоу Цзышу первым не выдерживает молчания. Странно, обычно это Вэнь Кэсина практически невозможно заткнуть. — Не сказать мне ничего. Уйти вот так… — А-Сюй… — вздыхает Вэнь Кэсин. Чжоу Цзышу ждет, что за этим последует что-то еще, но Вэнь Кэсин не продолжает. Он лишь пожирает его лицо жадным взглядом и даже не двигается. Лишь листы бумаги в его руке мелко трясутся. Чжоу Цзышу решительно берет его за запястье, останавливая этот раздражающий бумажный тремор, и тянет из сигила прочь. — Пойдем, — говорит он ровно, — на этот раз предлагаю лечь спать вместе. Вэнь Кэсин не двигается с места. Он не вырывает свое запястье из рук Чжоу Цзышу, не пытается его остановить. Он просто смотрит. Будто пытается им насмотреться. Чжоу Цзышу дергает его за руку снова. Тянется вынуть из пальцев листы. Вэнь Кэсин не позволяет. — А-Сюй, — бесцветно шепчет он, — не усложняй все, пожалуйста. — Я не хочу ничего усложнять. — Чжоу Цзышу хватает его за вторую руку, собираясь, в случае чего, вытащить из магического круга силой. — Но если ты думаешь, что я позволю тебе это сделать, ты круглый дурак. — Я знаю, что не позволишь. Поэтому и попытался тебя усыпить. У Чжоу Цзышу уже нет сил злиться. Отчаяние затапливает его, и ему остается только глотать его в саморазрушительном желании захлебнуться. — Но у тебя ничего не вышло. Так что теперь изволь разбираться с последствиями. Вэнь Кэсин прикрывает глаза. Его красивое, бесконечно грустное лицо сморщивается, ресницы мелко дрожат. Чжоу Цзышу с отстраненным ужасом наблюдает, как по щеке Вэнь Кэсина скатывается слеза. За ней еще одна. И еще. А потом одинокие слезы обращаются в настоящий поток. Больше всего пугает то, что плачет Вэнь Кэсин абсолютно беззвучно. Его тело содрогается, грудь ходит ходуном, но изо рта не вылетает ни звука. Он будто смиренно отдает себя на растерзание горю. Позволяет ему заполнить себя, уже даже не сопротивляясь. Чжоу Цзышу холодеет. Он выпускает из хватки руки Вэнь Кэсина и буквально повисает у него на шее. — Пожалуйста, — бормочет он, глотая уже собственные слезы, — не делай этого. Демоны, ну пожалуйста! И Вэнь Кэсин, наконец, обнимает его. Притискивает так тесно, что перехватывает дыхание. Он все еще молчит. Он даже не всхлипывает. — Давай уедем, — предпринимает Чжоу Цзышу новую попытку. — Сбежим из Полиса, я знаю, есть каналы. Мы не обязаны тут гнить. К чертям все это. В мире есть множество мест, где ни тебя, ни меня никто не знает. Мы сможем пожениться. Только представь. Цветы, шампанское, наденем белое. Ну, или красное. Вэнь Кэсин начинает дрожать сильнее. Чжоу Цзышу чувствует, как намокает футболка в том месте, где Вэнь Кэсин прижимается к его плечу лицом. — А остальные? — едва слышно говорит он. Его голос звучит глухо и гнусаво. — Куда девать три тысячи человек, запертых в Цитадели призраков? Гу Сян с ее глупым женихом? Тетушку Ло, Се Вана? — Тогда не побежим. Тогда устроим революцию, — Чжоу Цзышу готов предлагать что угодно. — У Цзюсяо, конечно, немного глупые планы, но мы сможем их доработать. Поймаем этого вашего Юй Цюфэна, скинем Канцлера. Заживем! — Не поможет. Нам не поможет. — Но почему? Ты прав, мы все страдаем из-за одного человека. Ну или пары, кто их там разберет. Уберем их, и все изменится. — Что изменится, а-Сюй? — Вэнь Кэсин перестает дрожать и, кажется, справляется с рыданиями. — Мой народ будет все так же заключен в этой проклятой Цитадели. Хорошо, мы станем выходить наружу, пользоваться метро, может быть, снова торговать амулетами, но… В нашем мире мы могли летать, могли развивать способности на полную силу. Алый призрак сказал, что его ученик, перенесший Цитадель сюда, ходил сквозь отражения и сворачивал пространства. А что могу я? Видеть через зеркала? Я даже говорить через них научился только из желания побольше общаться с тобой. Алчность и чуждость этого мира отбирают у Цитадели призраков душу! Вычерпывают маленькими ложечками, фасуют по пакетикам, иссушают, да продают под покровом ночи. А нашей сущности, нашей магии и так уже почти не осталось. Да и ваш Канцлер. Если мне все удастся, вам уже не придется устраивать революцию. Он переместится обратно в наш мир вместе со всеми нами. — "Нами", — Чжоу Цзышу грустно усмехается, — скорее уж "ими". Ты-то никуда не переместишься. Вэнь Кэсин застывает. — Эх, — вздыхает он, — зря Алый призрак тебе рассказал… — Лао Вэнь, — Чжоу Цзышу чуть отстраняется и берет лицо Вэнь Кэсина в ладони, пытаясь взглядом, прикосновениями, чем угодно заставить его передумать, — не делай этого. Почему, ну почему это должен быть именно ты? — Потому что у меня та самая способность. А еще, потому что я Хозяин Цитадели призраков. У меня сложные отношения с матерью, и, демоны, я едва переношу Десятку, но это мой народ. И он такого не заслужил. Пусть не по своей воле, пусть случайно, но я взял ответственность за все эти души, и, так уж получилось, что мне выпала честь их спасти. Чжоу Цзышу все смотрит и смотрит на Вэнь Кэсина и не может наглядеться. Он ищет выход из той ловушки, в которую чужая алчность и давняя трагедия загнали его родственную душу, его любимого, самого-самого дорогого человека, но никак не может найти. Мысль, которая внезапно приходит ему в голову, поражает. Она такая простая и в то же время единственно верная. Чжоу Цзышу сразу становится легче. Будто приняв это решение, он одним ударом разрубил узел, что отчаялся развязать. — Это не честь, лао Вэнь. Это бремя и… — выдыхает он Вэнь Кэсину в губы, — я буду рад разделить его с тобой. — Хорошо, — неожиданно легко соглашается Вэнь Кэсин. — Если ты хочешь, я не стану сопротивляться. Отпусти меня и встань напротив. Чжоу Цзышу исполняет. На секунду ему кажется, что Вэнь Кэсин в последний момент передумает, но этого не происходит. Он позволяет Чжоу Цзышу застыть рядом с собой в центре сигила и нараспев зачитывает с листа что-то на неизвестном языке. Внешний круг сигила загорается красным. Вэнь Кэсин удовлетворенно хмыкает, скатывает листы в рулон, сует их в задний карман джинсов. Освободившейся рукой он вытаскивает флягу, чтобы открутить крышку и сделать хороший глоток чего-то, в чем Чжоу Цзышу по резкому запаху безошибочно узнает Суп забвения. Его заплаканное лицо становится умиротвореннее, неровный румянец волнения исчезает с высоких скул, глаза блестят отражаемым алым светом сигила. Вэнь Кэсин по памяти зачитывает еще пару строк, зажигая магический круг уже целиком. Он кладет ладонь Чжоу Цзышу на плечо и мягко ему улыбается. — Ты прости меня, — шепчет он и толкает. Реальность Чжоу Цзышу переворачивается, а дыхание перехватывает. Он не сразу понимает, что произошло. Он никогда даже не подозревал в Вэнь Кэсине подобной силы. То, что его выкинули из сигила, до Чжоу Цзышу доходит, лишь когда спина встречается со стеной поставленных один на другой ящиков. Удар выбивает из него дух, от боли в ребрах на глаза снова наворачиваются слезы. Чжоу Цзышу на физическую боль наплевать. Она все равно никогда не встанет на одну ступень с той агонией, что разрывает его душу. На его глазах Вэнь Кэсин ударяет мечом в пол под ногами, заставляя магический круг вспыхнуть пламенем. Пламя поднимается до потолка. Оно прячет Вэнь Кэсина. Оно его пожирает. Кажется, Чжоу Цзышу кричит, но сам себя не слышит. Его взор заволакивает черным дымом. Мир проваливается во тьму.