Дом для Мажорчика

       Связывание — самая долгая и самая прекрасная прелюдия. Кому-то это может показаться скучным, большинство оценивают результат — по эстетичным фотографиям, которых так много в интернете, мало кого увлекает процесс. Помню, ради интереса ходил на мастер-класс по шибари, мы тогда жили ещё не здесь, а в Питере. Моя модель — Лера — девушка, с которой мы познакомились в сети, вечно жаловалась, что замёрзла, скучно, а, когда она уже готова «погрузиться в процесс», пора развязываться. А я же остро завидовал одной семейной парочке, которая после каждого урока устраивала секс-марафон прямо в машине на парковке.        Сейчас же я с удовольствием совмещаю приятное с полезным — Илья тоже возбуждается в процессе, а ещё от него можно не прятать стояк. Лера наслаждалась результатом: ощущением своей беспомощности и зависимости, но мы с ней не совпадали по темпоритму. Когда она только-только разогревалась, уже было пора заканчивать. С Ильёй всё иначе: с ним можно переходить к приятному сразу же, как затянешь последний узел — он уже готов.        — Далеко собрался? — ловко ловлю Илью за лодыжку, дёргаю, валю на пол. Он шипит, крутится, как уж на сковороде, вырывается абсолютно всерьёз, дерётся вполне себе ощутимо больно, мне приходится приложить значительно усилий, чтобы одержать верх и прижать его к ковру.        — Пусти! — он вскидывает колено, метя мне в пах, но я уже знаком с этими его штучками, поэтому легко избегаю конфузного удара, который однажды чуть не испортил нам сессию. Короткая пощёчина, болезненный залом — и я переворачиваю его на живот носом в ковёр.        Раньше я подходил к процессу куда более обстоятельно, сейчас это больше импровизация. А ещё Илья не любит тишину, поэтому он познакомил меня с сессиями под музыку. Отдаёт немного театральностью, но я быстро вошёл во вкус. Сегодня Алиса играет альбом из Пиратов Карибского моря. Это не первый наш экшн под эти треки, своеобразная личная классика.        — Похоже, кому-то стоит преподать урок вежливости, — я вполне удобно устраиваюсь у Ильи на спине. Он пытается достать меня пятками, но удары смазанные и почти не ощутимые. Я жёстко фиксирую его руки, хватаю заготовленную верёвку, затягиваю, помогая себе зубами.        — Пошёл к черту! — Илья напрягается, пытаясь скинуть меня со спины, затем замирает на несколько секунд — неправдоподобно, выпадая из сценария, но тем самым он даёт мне возможность затянуть петли правильно и красиво, ничего не передавив и не перетянув лишнего. Игра игрой, а про безопасность забывать не стоит.        — Что ты сказал? — угрожающе спрашиваю я, возвращаясь в действие, тяну его за волосы, вынуждая задрать голову, вытянув шею. Встречаюсь с яростным, непокорным взглядом своего нижнего, и моё лицо само собой расплывается в ехидной, полной превосходства ухмылке.        — Я сказал: пошёл к черту, урод! — медленно и с отчётливой ненавистью выплёвывает слова Илья. В нём живёт очень талантливый актер, который просыпается исключительно во время наших с ним сессий. — Тебе меня не сломать!       А нет, перехвалил. Излишняя театральность тоже имеет место быть.        — Это легко проверить, — притворно ласково отвечаю я, а затем жёстко сдавливаю его щëки, вынуждая открыть рот шире. Сложенная в несколько раз веревка заменяет кляп, получается очень красивая неправдоподобная картинка, которую любят использовать в фильмах про похищение. Такой кляп сработает, если предварительно засунуть в рот какую-нибудь тряпку по типу платка, а так — всего лишь слегка приглушает звук, влияет на дикцию. Если постараться, можно и поорать.        Мы не обсуждаем наши роли и реплики, иначе в процессе всё становится очень натянуто и неестественно, поэтому приходится додумывать самому.        — Мне потребуется не больше десяти минут, чтобы довести тебя до слëз, — говорю я, слезая со спины своего пленника. Тяну Илью за стянутые руки, помогая подняться. — Через двадцать ты освоишь вежливость и правильное обращение, — он яростно мычит и сердито мотает головой. — В общей сложности не пройдёт и часа — и ты будешь валяться у меня в ногах, готовый на что угодно. Проверим?        Илья яростно сверкает глазами и встряхивает головой — в его глазах вызов и предвкушение. Что ж, значит, будем считать, что сценарий одобрен редколлегией, режиссёром и непосредственными актёрами.       Толчком снова валю его на пол, переворачиваю на спину, тяну вниз его домашние штаны. Илья вырывается, пытается лягаться, но как-то всё его сопротивление приводит к тому, что его штаны быстрее слезают. В голове невольно всплывает мем: «Совпадение? Не думаю!». Широко развожу ему ноги, чувствуя, как напрягаются под пальцами мышцы. Илье неудобно лежать на стянутых руках, он вскидывает бёдра, пытаясь освободить ногу и лягнуть меня, отчего его возбуждение становится ещё более явным.        — О, уже не терпится? — саркастически предполагаю я и резко отпускаю его, буквально наваливаясь сверху. Коленом мягко давлю ему между ног, прикусываю кожу на шее, как-то отстранённо впитывая терпкий микс его вкуса и запаха. Илья неловко дёргает головой, пытаясь избежать моих прикосновений, сердито пыхтит и выворачивается. Я в ответ давлю коленом сильнее, выжидая, когда он затихнет, а потом отстраняюсь и переворачиваю его, укладывая себе на колени. Мы на полу, поэтому легко пресекаю его попытки вырваться и уползти, можно не бояться, что в процессе сопротивления он грохнется или как-то ушибëтся. Первые несколько шлепков кладу сильно и жестко, усмиряя снова разбушевавшегося Илью, решившего, что свободные ноги дадут ему больше преимущества.        — Далеко не уползëшь, — хмыкаю я, — рыпнешься ещё раз, получишь сильнее.       Илья, естественно, рыпается. И, естественно, получает. Я не сдерживаю руку, отвешивая звонкие удары, но не убираю ладонь сразу, а чуть прихватываю кожу, пока он не смиряется и не расслабляется, уткнувшись лбом в ковёр.        — Уже лучше, — одобрительно глажу его по ягодицам, а затем стягиваю трусы. Илья протестующе вскидывает бёдра, но я усмиряю его двумя жёсткими шлепками, игнорируя возмущённое мычание. — Ох, рано я тебя похвалил, надо бы закрепить…        Придерживая его за талию, приподнимаюсь, чтобы нащупать на кровати ремень. Илья снова машинально подстраивается, послушно опираясь на колени, чтобы дать мне свободу маневра. Но это «выпадение из образа» настолько мимолетно и органично, что я не чувствую неестественности. Учитывая наше положение, я регулирую длину ремня, привычно сложенный вдвое — длинный — неудобно для замаха, вчетверо — слишком короткий. Замах и первый хлопок. Илья вздрагивает, сдавленно мычит, дёргается вперёд. Я ловлю его за стянутые руки, удерживая на месте, отвешиваю следующий — ниже и сильнее.       Его кожа приятно порозовела ещё от ладони, но на ремень реагирует с большей охотой — расцветает алыми, стремительно бледнеющими, а затем снова наливающимися цветом полосками. Дыхание Ильи становится чаще, я легко улавливаю моменты, когда удар становится особенно острым, поэтому даю ему короткие поблажки-паузы. Это просто определить по тому, как напрягаются его бёдра, как он пытается уйти от шлепка и как прогибается его поясница, давая мне понять, что Илья снова расслабился и готов продолжать.        — Хватило? — оценивающе кладу левую руку ему на затылок. Мой нижний раздражённо дёргает головой, пытаясь её сбросить. — Значит, не хватило. Продолжаем.        Замахиваюсь снова. Больше я его не жалею, придерживаясь единого темпа и силы ударов. Илья начинает реагировать активнее, вертит задом, стучит напряжёнными носками по полу, но я не прекращаю до тех пор, пока не слышу сдавленные всхлипы, а его плечи не начинают подрагивать от слëз.       Я закрепляю результат ещё парочкой хлëстких ударов, затем откладываю ремень и снова тяну Илью за волосы, чтобы заглянуть в лицо.        — Не следил за временем, но, кажется, в десять минут мы всë-таки уложились, — с удовольствием констатирую я. Илья всхлипывает, жмурится и отводит взгляд. Звонко шлёпаю его, отчего он вздрагивает и прогибается в спине. — На меня смотри! Раздвинь колени!        Ему неудобно, это видно по его напряжённым плечам, он с трудом удерживает равновесие, но пытается встать, как я приказал. Я насмешливо наблюдаю за его барáхтаньем, а затем всë-таки помогаю принять нужное положение. За старание награждаю мягким утешающим поглаживанием по горячим после порки половинкам. Илья судорожно втягивает носом воздух и сжимает кулаки — сейчас мои прикосновения для него так же желанны, как и мучительны.        — Подведём итог, — я распускаю стянутый узел у него на затылке, освобождая от «кляпа». — Я смотрю, ты уже сделал выводы и готов быть послушным мальчиком, я прав?        Илья машинально облизывает пересохшие губы и кивает.        — Прав…        Шлепок. Жёстко сжимаю кожу пальцами, как будто пытаюсь провернуть и оторвать кусочек — так бабушка отрывала кусочки теста для пирожков.        — Вежливость! — дёргаю его за связанные руки, вынуждая откинуться назад. Илья часто-часто всхлипывает, не сдерживая слëз. Я даю ему отдышаться, а затем делаю так снова, уже по другой ягодице. — На «вы» и с максимальным уважением. Запомнил? Или я опять беру ремень?        Пряжка глухо звякает, Илья вжимает голову в плечи.        — Не надо, пожалуйста! Я запомнил, я буду вежливым!        — Вот и умница, — снова помогаю ему обрести равновесие. Машинально отмечаю, что трек переключился на угрожающе-тихий орган Дэйви Джонса, и на порыве вдохновения продолжаю. — Будешь хорошо себя вести — оставлю себе, нет — отдам на воспитание команде. Уверен, когда пройдёшь через их… руки, мысли о бунте навсегда покинут твою хорошенькую головку.        Зрачки Ильи расширяются, брови собираются домиком, он умоляюще подаётся ко мне, а в надрыве его голоса нет ни капельки фальши, хотя он чуть запинается на последнем слове:        — Пожалуйста, нет! Я буду послушным, ка… капитан.        — Быстро учишься, — самодовольно хмыкаю я, поднимаясь на ноги. Чуть занывшие колени напоминают мне о возрасте, но я отмахиваюсь от этой мысли, забирая с кровати очередную верёвочную скрутку. Илья в своё время очень удивился, что стандартного восьмиметрового мотка толком ни на что не хватает.        Я уже говорил, что связывание — самая долгая и прекрасная прелюдия? Иду привычно сверху вниз, затягивая узелочки около чувствительных мест — красиво и функционально. Илья уже знаком с этой обвязкой, поэтому старается дышать потише — так жёсткие узелки будут меньше натирать. Но, когда я пропускаю верёвку между его ягодиц, напрягается.        — Зачем?        — Чтобы помнить, зачем ты здесь, — разделяю верёвку, снова возвращаю её назад, пропускаю концы под основной, жёстко фиксирую на бедрах. — Достаточно мне тебя наклонить, — нажимаю ему на позвоночник, вынуждая нагнуться, — как верёвка натягивается и раскрывает тебе задницу. Специально для меня. Теперь понятно?        Его половинки действительно весьма развратно приоткрыты, искушая скользнуть пальцами внутрь. Я поддаюсь этому искушению, вынудив Илью вздрогнуть и нервно втянуть носом воздух.        — Не представляешь, как это приятно, — вкрадчиво говорю я, — ещё полчаса назад ты дерзил и сопротивлялся, а уже сейчас послушно подставляешь мне зад. Кстати, я говорил, что тебе очень идет быть выпоротым? Давай, насадись-ка поглубже…        Вообще-то говорил, но сейчас мы на этом не зацикливаемся. Илья пытается выполнить приказ, но он слишком неудобно лежит, к тому же на сухую это не так-то легко сделать. Я не настаиваю, легонько хлопаю его по выставленной попе и снова возвращаюсь к обвязке. Я уже возбужден, и сейчас каждый узел, каждая петля — отдаляют меня от команды «взять». Мой личный мазохизм.       Ряд узлов по бёдрам, отдельно по каждой ноге. Наконец я достаю мягкий тонкий шнурок и встаю перед Ильёй. Он уже не контролирует дыхание, грудь вздымается широко и часто, задевая чувствительными сосками жёсткие узлы. Когда я демонстрирую ему шнурок, он широко распахивает глаза, дёргается, пытается свести ноги, но моя обвязка не даёт ему это сделать.        — Не надо, пожалуйста, капитан, не надо, не делайте этого!        Насмешливо ловлю его взгляд и накрываю его член ладонью.        — Почему же нет? — начинаю ему дрочить, постепенно увеличивая интенсивность. — Кто мне запретит? Ты?        — Пожалуйста-а-а… — Илья издаёт какой-то непонятный хныкающий звук, кусает губы, пытаясь сам себя заставить замолчать, — не на-адо!        «Надо, Федя, надо…»        Накидываю петлю на яички, мягко затягиваю, делаю несколько витков, а затем перехожу к члену. Илья хнычет, умоляет меня сжалиться, но я всё равно завершаю обвязку, заправляю кончики шнурка, чтобы не мешали. Прелесть этого связывания, что свободного места для маневра более чем достаточно. Я ласкаю член своего нижнего, массирую большим пальцем головку, вовсю наслаждаясь его бессильными всхлипами и рваными просьбами освободить.        — Пожалуйста-пожалуйста, я всё сделаю, не надо, хватит, прошу…        — А говорил — не сломаешься, — хмыкаю я, ни на мгновение не прекращая эту пытку. — Я снова оказался прав, не так ли?        — Да-да-да! Пожалуйста, вы правы… Уммммм! — он сжимает губы и мычит, подаваясь ко мне. Я буквально кожей чувствую, как его член нетерпеливо пульсирует, и наконец убираю руку, вызвав у Ильи непонятный стон — то ли облегчение, то ли, наоборот, разочарование.       Встаю и отхожу к своему столу, сажусь на компьютерный стул, широко расставляя ноги.        — Ползи сюда, — легонько хлопаю себя по колену, — продемонстрируй мне своё послушание.        Каждое движение даётся ему с трудом. На самом деле, быть связанным очень тяжело, человек устаёт раза в три быстрее, даже при самой простенькой фиксации. Илье же приходится терпеть не только стянутые руки и член, но и верёвку между ягодиц — уверен, даже при мимолётном движении она жёстко натирает его нежную кожу. Однако, он послушно преодолевает эти полтора метра до меня, умоляюще заглядывая мне в лицо.        — Хороший мальчик, — беру его за подбородок, провожу пальцем по губам. Взгляд у него немного мутный, расфокусированный. Мне кажется, это, конечно, не спейс в полном смысле этого слова, но мой партнёр сейчас явно не здесь. Не в этой комнате. И я перед ним одет не в домашнюю одежду и сижу не на компьютерном стуле. Да и сам он — определённо не студент с факультета прикладной математики, а какой-нибудь юнга или захваченный пиратами пленник, вынужденный ублажать жестокого извращугу-капитана.        Как-то я спросил у Ильи, о чëм он думает во время подобных сессий, и слегка поставил в тупик.        «Ни о чëм, мне довольно сложно о чём-то думать в такие моменты» — ответил мне он и очаровательно смутился.        — Итак, на что ты готов, чтобы я развязал тебя?        Только у Ильи настолько неповторимый беспомощный вид. Он вынуждает окружающих спасать его, а вот когда вопрос касается меня… Мне нравится снова и снова мучать его, ставить на колени, томить и пытать, только бы он смотрел на меня этими невероятными глазами.        Илья отчаянно выдыхает, подаётся назад, со всхлипом наклоняется (моё сердце сбивается с ритма, когда я вижу, как верёвка вдоль его спины натягивается), униженно касается губами моих ног.        — Неплохо, но не убедительно, — скучающе хмыкаю я, — тебе стоит подняться повыше.        Он приподнимается выше, невольно опираясь щекой о моё колено, и я покровительственно чешу его за ушком, с удовольствием глядя на вспыхнувшее от унижения и возмущения лицо.        — Ещё выше.        — Вы же не заставите меня делать это? — испуганно шепчет он, переводя взгляд на мой пах.        — Конечно, нет, — издевательски протягиваю я, — ты сам проявишь инициативу. И будешь очень стараться, чтобы я остался доволен.       Наклоняюсь ниже, почти касаясь его щеки своими губами.        — Потому что, если нет, уверен, моя команда с удовольствием преподаст тебе урок. Кстати, если ты не знал, мой экипаж состоит из двадцати с лишним человек…        Понятия не имею, сколько действительно человек служат на пиратском корабле, но озвученная цифра явно оказывает на моего пленника впечатление. Он обречённо всхлипывает и послушно тянется ко мне. Я чуть сдвигаюсь вперёд, приспускаю одежду, и едва не кончаю только от этого зрелища, когда Илья обхватывает головку моего члена губами.       — Смотри на меня! — командую, чувствуя, что голос меня невольно подводит. Илья вскидывает на меня глаза, в которых я успеваю уловить отблеск лукавства, а затем старательно отдаётся процессу.