Дом для Мажорчика

       Конец апреля у меня ознаменовывается тем, что практика у этой партии студентов ожидаемо заканчивается. Когда Влада приносит мне дневник практики Лизы и форму-шпаргалку для его заполнения (каждый раз одно и то же, хоть бы формулировки сменили, что ли?), я осознаю тот факт, что иметь Лизу в качестве секретаря было очень удобно. В отличие от предыдущих девочек, ей нравилось работать, более того, она вникала в процесс и пыталась его улучшать. Вся поточная входяще-исходящая работа постепенно полностью перешла в её распоряжение, бригадиры перестали донимать меня звонками во внерабочее время, и я, наконец, смог разрешить часть долгоиграющих проблем, которые имеют свойство накапливаться, откладываемые на потом. Например, согласовать, наконец, с юристами адекватную форму на дополнительные услуги для клиентов.        — Редкий случай, когда мне не хочется её отпускать, — жалуюсь я Владе, размашистым почерком заполняя дневник.        — Ну, так что тебе мешает намекнуть на продолжение банкета? — кадровичка сидит на стуле для посетителей и качает туфлей. — Вакансия всё равно же есть.        — Ей ещё курс учиться, писать диплом, и потом, разве филологи не поступают повсеместно в школы?        Влада опускает голову и смотрит на меня поверх своих строгих очков. Ощущаю себя нашкодившим ребенком.        — Я тебя умоляю, Денис, — фыркает она, — в школы идут либо неамбициозные амёбы, либо по призванию. Конечно, секретарь звучит не так солидно, как преподаватель, но нервов меньше, зарплата больше. Отправить её заочно на управление, плюс курсы по землеустройству или чего там надо в твоей сфере? Вырастишь себе замену и радуйся.        Она забирает дневник, напоминает мне, что в следующем месяце желательно уже идти и согласовывать заново сроки отпусков (всё, что формируется в начале года, естественно, «для галочки»), и величественно уплывает из кабинета. Я же после недолгих размышлений решаю не откладывать неудобный разговор и иду к Лизе.        Моя секретарша, вытащив от усердия кончик языка, рисует какую-то схему на листе бумаги.        — Схема эвакуации из кабинета, — поймав мой взгляд, поясняет она, — вы знали, что она должна обязательно висеть на стене? Сейчас дорисую и распишетесь, ладно? Ой, вон там ещё два журнальчика лежат, тоже по пожарной и трудовой безопасности, там тоже нужна подпись. Начальник по безопасности труда заходил и предупреждал, что скоро обходы будут делать.        Я послушно подтягиваю к себе ещё советские, альбомного формата, журналы и расписываюсь в нужных графах. Ого, я, оказывается, проводил первичное и вторичное информирование о технике безопасности на рабочем месте, какой я, все-таки, молодец. На деле я в принципе забыл, что эти журналы у меня где-то есть.        — Хотел тебя спросить, у тебя были какие-то планы, как закончишь учёбу? — в лоб спрашиваю я, возвращая документы в папку. Лиза удивлённо поднимает голову.        — Скорее всего, магистратура, а там буду смотреть, — начинает перечислять она, — мне нравится преподавание, но идти в школу… Увольте, я насмотрелась на мамин опыт, она у меня в школе работала. Если получится, постараюсь закрепиться на кафедре, пойти в аспирантуру и остаться в университете. А что?        — Ну… Вакансия всё равно же есть, — повторяю я слова Влады. Лиза удивлённо вскидывает брови.        — О… Я думала, вам просто не нравится работать с кем-то, — улыбается она, — но спасибо, мне бы понравилось здесь.        Я мысленно выдыхаю и запоздало думаю, что рано отпустил Владу. Надо с ней проконсультироваться, можем ли мы нанять Лизу на полставки. Раз уж учится, то могла бы приходить во второй половине рабочего дня, плюс мне бы не хотелось, чтобы следующие практикантки, которые придут на её место, испортили весь налаженный ею рабочий процесс. Всë-таки это очень приятно, когда тебе не звонят в семь вечера с информацией, что в бетономешалке забыли цементный раствор и он схватился, поэтому надо передоговариваться о сроках.        У Лизы играет будильник на телефоне, она машинально смахивает уведомление и закрывает маркер. Пока я запускаю кофе-машину, слышу, как она кого-то набирает. Хотя мне становится понятно кого уже по её голосу:        — Привет… Ты что делаешь? Ага… А должен что? — я оглядываюсь на неё, и она проказливо мне улыбается. — А если бы я не позвонила? Да что ты говоришь?! Ну хорошо, вернусь — проверю! Ммм? Нет, не надо, я сама забегу. Да, давай. Ага, целую.        С лёгким гудением кофе-машина наливает мне порцию эспрессо и сердито отключается. Я, чувствуя себя безжалостным эксплуататором, хладнокровно запускаю её снова. Давно пора вызвать ремонтника. Вообще на работе самого аппарата это никак не сказывается, но щелчок выключения всегда звучит с какой-то претензией, как будто кофе-машина хочет сказать: «Задрали!».        — Воспитываешь? — спрашиваю я, отдавая Лизе её чашку.        — Немного, — она заканчивает распихивать маркеры по подставке для ручек и удовлетворённо любуется нарисованной схемой, — мы сейчас постоянно сталкиваемся с тем, что он напланирует себе что-то, а как доходит до дела, то сливается. А ещё он хочет, чтобы я переехала к нему.        Я, если честно, не знаю, как реагировать на эту информацию: порадоваться? Наше общение значительно уменьшилось, когда Алексей вернулся к себе. Я знаю, что он плотно общается с Ильёй (за что я ему, кстати, очень благодарен, потому что с моим нижним Мажорчик может говорить только на одну тему, а последнего это очень раскрепощает), я в основном общаюсь с Лизой. И где-то раз в неделю они накатывают к нам в гости набираться опыта. Илья как-то сказал, что их визиты иногда напоминают ему какую-то извращённую групповую психотерапию.        — Это плохо? — осторожно спрашиваю я, чтобы знать, какую реакцию дальше выдавать. После того как я попросил их сформулировать свои желания и ожидания, «съехаться» было в числе первых в списке Мажорчика. Хотя я, видимо, плохо знаю нравы современной молодежи: секс через несколько недель после знакомства, съезжаться — через месяц. То ли это мы привыкли перестраховываться и двигаться постепенно, то ли они стремятся охватить всё и сразу. Ну или это очередной заскок Кудряшки.        — Не особо, — пожимает плечами Лиза, — мне придётся выдержать штурм родни, которой мгновенно накапают в уши, что я съехала, но меня беспокоит не это. Каково это — жить с человеком и поддерживать с ним тематические отношения двадцать четыре на семь?        Ах, так вот где собака зарыта. Лиза порой вызывает у меня двойственное отношение: я вижу её неуверенность, и, уверен, её видит и чувствует Алексей, что, на мой взгляд, неправильно. Неуверенность порождает сомнения, а сомнения рушат доверие. С другой стороны, несмотря на вечные колебания, стоит Лизе определиться с целью, она идёт к ней, сшибая двери лбом. Последние два раза, когда они были у нас в гостях, Мажорчик вёл себя как идеальный нижний на закрытой этикетной вечеринке. И даже его провокации, если они и были, то весьма уместны и в тему. Ровно настолько, чтобы не вызывать раздражения, а наказание было в удовольствие обоим. Понятия не имею, как она этого добилась.        — Вы оба — слишком максималисты, — отвечаю я, — мне кажется, что выдержать двадцать четыре на семь могут далеко не все пары. Рано или поздно ты устанешь, сорвëшься и рискуешь разочароваться сама и разочаровать партнера.        — Но вы же держитесь как-то.        — Я не живу в Теме двадцать четыре на семь, — отвечаю я. Лиза удивлённо вскидывает брови, и я пытаюсь объяснить. — Да, у нас иерархия в доме, да, мы сложили множество наших личных ритуалов и правил, но это всё, не знаю, точечно что ли? По факту мы обычная пара. И, если он в обычный бытовой какой-то момент просит принести ему воды из холодильника, я это делаю, а не напоминаю, кто здесь Верхний.        — Мне бы хотелось обращения на «ты» и по имени, — неожиданно признаëтся Лиза, — и чтобы он обнимал меня, загребая как медведь лапами. Сейчас он почему-то боится это делать.        — Ну, вот пока вы не съехались, обсуди с ним это. Нарисуйте границы, за которыми Лиза и Алексей превращаются в Госпожу и Кудряшку. Даже такому человеку, как Алексей, вовсе не обязательно постоянно быть на коленях, чтобы чувствовать себя счастливым.        Кофе в чашке заканчивается, и я с лёгким сожалением ставлю её на поднос. Пора возвращаться к работе. Лиза чутко ловит намёк и благодарно кивает.        — Спасибо.        — Пожалуйста.        Телефон слабо вибрирует в кармане. Я машинально вытаскиваю его и щёлкаю сообщение. Фотография и нервное «У нас проблемы. Что мне делать?». В первое мгновение я искренне не понимаю, что происходит, зато, когда до меня доходит, ощущение такое, будто мне в сердце впрыснули кубик адреналина.        «Режь! Приложи холод и ничего не трогай! Адрес?»        «Я уже»       Десять секунд спустя мне прилетает адрес, и я, подхватив куртку и ключи, вылетаю из кабинета. Лиза удивлённо вскидывает голову. Телефон снова вибрирует. На этот раз сообщение от Мажорчика: «Не говорите Лизе!!! Пожалуйста!».        — Что-то случилось? — секретарша непонимающе смотрит на куртку в моих руках.        — Срочно надо уехать, — находя глазами часы, говорю я. Полчетвёртого, слишком нагло даже для меня. — Закроешь тут всё?        — Э… Хорошо, — кивает Лиза, — вас прикрыть?        — Не надо, я предупрежу Амелию, — быстро отвечаю я и, не попрощавшись, уношусь вниз на парковку. Какое счастье, что до вечерних пробок ещё минимум полчаса.        Уже в машине ставлю телефон на подставку и набираю Илью.        — Я жду объяснений, в двух словах.        — Алексей захотел сделать Лизе сюрприз, — тут же частит тот, — она приходит, а тут он такой — красивый и к кровати привязанный. Но мы в процессе заржали, он дёрнулся, как-то соскользнул вниз, и там в плече что-то хрустнуло.        — Идиоты!        — Скорую вызывать? — обречённым тоном спрашивает Илья. Я прикрываю глаза, пытаясь примерно оценить степень повреждения. Мы с Олей как-то ходили на курсы оказания первой медицинской помощи, да и те, кто увлекается шибари, тоже регулярно устраивают что-то вроде семинаров на эту тему. Однако, мой опыт, к счастью, был только теоретическим. А может, и к сожалению.        — Нет, ждите меня, я буду через десять минут.        Довезти этого оболтуса в травму куда быстрее, чем ждать скорую.        Илья открывает мне двери с таким лицом, будто Мажорчика уже успели похоронить и отпеть. Сам Алексей выглядит не особо лучше — бледный, с искусанными в кровь губами. Сидит на кровати и прижимает к плечу пачку с пельменями. Комната действительно оформлена под romantic — ещё не зажжённые свечи, цветы, какая-то крафтовая коробка с ленточками. У меня стойкое ощущение, что, когда Лиза ему звонила и задавала вопрос: «А должен что?», Алексей явно занимался чем-то не тем, чем она предполагала.        — Не ругайте его, — вскидывается Мажорчик, едва я захожу в комнату, — это была моя идея! Я его попросил, Илья не виноват!        — Угомонись, — резко останавливаю его покаяния, бережно убираю пельмени и осматриваю его руку. На мой непрофессиональный взгляд, это обычный вывих. Я даже помню, как такие вправлять, однако пусть лучше этим занимается кто-то более компетентный.        — Похоже на вывих, вроде не страшно, сейчас съездим в травму, там должны быстро вправить, — резюмирую я, — документы твои тут?        — Как всегда — в рюкзаке, а вы Лизе не говорили? — беспокойно спрашивает Кудряшка, и мне становится очень тяжело на них обоих злиться.        — Не говорил, сам расскажешь. Подробно и правду, — говорю я, — только сначала к врачу, а потом всё остальное.        Пока Илья ищет документы и что-то обезболивающее, я аккуратно фиксирую руку на самодельную косынку из полотенца и пояса для халата. Вручаю назад пельмени, а на голые плечи накидываю тот самый пушистый халат. Одеть Кудряшку сейчас вряд ли получится, а до машины ещё надо дойти.        — По какому поводу праздник? — спрашиваю я, пытаясь отвлечь его от боли, когда мы спускаемся вниз по лестнице.        — Просто так, — вздыхает Мажорчик, — у нас как-то слишком быстро кончился конфетно-букетный период, я подумал, что это неправильно. Самое вкусное мы пропустили за новостями. Но я опять всё испортил.        Он бросает на меня печальный взгляд, но на этом и ограничивается.        — Не всё, не хандри, — утешаю его, — думаю, ей будет приятен даже сам факт, что ты старался её порадовать.        — Только предварительно она оторвёт мне голову, — мрачно парирует Мажорчик и, стиснув зубы, забирается на заднее сидение. О том, чтобы его пристегнуть, не может быть и речи, поэтому мне остаётся надеяться, что нам не встретится какой-нибудь придирчивый дпсник.        — Сначала она тебя будет жалеть и лечить, а вот потом — да. Оторвёт голову. Я бы оторвал.        Илья на этих словах бросает на меня беспокойный взгляд и очень виновато вздыхает.        — Я же не специально! — противоречит сам себе Мажорчик.        — А я и не за руку, — отвечаю я, — а сначала за вранье, а потом за несоблюдение техники безопасности. А впрочем… за второе я потом тебя у Лизы всë-таки попрошу на разговор.        — Она не даст, — бурчит себе под нос Алексей, но как-то не очень уверенно.        В травме нас сначала отправляют в очередь, но, получив скромную спонсорскую помощь, неожиданно находят окно и свободного врача. Кудряшке делают рентген, подтверждают вывих и прямо на месте же его и вправляют. Выписав обезболивающее и организовав нам адекватную медицинскую косынку вместо моего самодела, нас оперативно отпускают, оставив себе пачку полуразмороженных пельменей. Алексей вспоминает про неё уже в машине, но мы сообща решаем, что пусть это будет своеобразной компенсацией или чаевыми.        Естественно, домой до прихода Лизы мы не успеваем, она добирается раньше, обнаруживает недоромантическую встречу и, логично, интересуется, где же носит Мажорчика. Уже увидев его лицо, когда на экране его телефона высвечивается её имя, я понимаю, что дело пахнет жареным, торможу у первой попавшейся кафешки и выхожу из машины. Илья понятливо вылезает за мной. Через стекло я вижу, как Кудряшка обречённо закрывает глаза и берёт трубку.        — Он боится, что она рассердится и пошлёт его куда подальше, — неожиданно говорит Илья. Я оборачиваюсь к нему. Он стоит, прислонившись плечом к дереву и выглядит очаровательно-потерявшимся. Похоже, страхи у них с Мажорчиком одинаковые.        Я молча подхожу ближе и притягиваю его к себе. Идиоты малолетние. Да, не подумали и рисковали, да, накосячили, но это же не конец света.        — Вы сердитесь? — Илья не спешит расслабляться, его плечи всё так же напряжены, и смотрит он куда угодно, только не на меня.        — Сержусь, — не вру я, — зачем ты вообще в это ввязался, почему не позвали меня?        — Вы же на работе, — вздыхает он, — тем более мы же не планировали ничего сложного, просто привязать запястья к кровати. Я видел, как вы это делали. Я оставил зазор, чтобы ничего не пережать, ничего туго не затягивал. А когда он дёрнулся, я даже толком не понял, как оно так произошло.        Я думаю о том, что это действительно была случайность. И дело было не в неправильном связывании, подобное вполне могло произойти и с кем-то опытным. Предполагается, что связываемый в процессе не скачет как козёл в огороде, более того, мне очень сложно себе представить, как он в принципе так умудрился неудачно потерять опору — это на кровати-то. И мне хочется, просто невероятно хочется, сказать Илье, что он не виноват.        — Я рассмешил его, — тихо говорит он, — у него упал телефон, и он машинально дёрнулся, попытался поймать его за свободной рукой.        — Приедем домой, я найду тебе одну полезную книгу. Там коротко об анатомии, физиологии, о том, где можно связывать, где нельзя, как это делать и базовые инструкции оказания первой помощи. Будешь переписывать и заучивать.        — Как-то слишком просто, — горько говорит Илья и протяжно вздыхает.        — Солнце моё, вы, конечно, два идиота, но на большее вы дел не наворотили. Самой главной твоей ошибкой, если не считать, что перед процессом желательно всë-таки было позвонить мне, стало то, что ты сначала сделал и отправил мне фото, а только потом разрезал верёвку.        — А вдруг нельзя было? — Илья, наконец, робко поднимает на меня глаза.        — Вот поэтому и будешь учить матчасть, — подвожу я итог разговора, — так, Мажорчик, вроде со своим покаянием тоже закончил. Пошли, отвезём его домой. Мне и так из-за вас влетит.       Илья удивлённо вскидывает голову:        — Почему?        — За мужскую солидарность, — отвечаю я. По моему какому-никакому опыту общения с женщинами, я более чем уверен, что больше всего Лиза будет злиться на меня. Потому что на Илью она злиться вроде как не имеет права, Кудряшку надо жалеть, а я — тот, кто всё знал и ничего ей не сказал.        Мы садимся в машину, и я бросаю осторожный взгляд на Мажорчика. Он задумчиво кусает губы и рассеянно то блокирует, то разблокировывает телефон.        — Всё нормально? — вместо меня спрашивает Илья.        — Она меня не бросила, — как-то невпопад отвечает Алексей, вздыхает и добавляет, — но она очень испугалась, а потом разозлилась. И сильно ругалась.        — О, — удовлетворённо поднимаю я указательный палец и завожу мотор, — и это только начало.