Обходительность и справедливость

      Ночь заканчивалась. Из-за тонкой кромки скал несмело выглядывало солнце. Степь затихла в ожидании рассвета. Тронко спал в предутренней дрёме.       Одинокая свеча догорала на окне, воск, облизанный пламенем, оседал на старый, но добротно сделанный подоконник. Леонард не спал. Почти всю ночь просидев за назначениями и распоряжениями, он опасался, что мог упустить что-то важное. Но голова отказывалась дальше соображать.       Солнечные лучи со свойственным им нахальством неожиданно нагрянули в комнату. Им было всё равно, что на столе генерала лежал ворох бумаг, что сам генерал, сгорбившись, сидел в одной рубахе, не по уставу набросив мундир на плечи, их не интересовало, что в доме не радовались утру. Они просто были. Везде и сразу: скакали на кровати, пытались спрятаться за тумбочкой, путались в рыжих волосах Леонарда. Лучи это могли — быть свободными.       Леонард устало вздохнул и откинулся на спинку стула. Мышцы затекли от долгого сидения в одной позе и почти ультимативно требовали отдыха. И мужчина был полностью с ними согласен — ему нужно хотя бы пару минут, чтобы собраться с мыслями, да и силами тоже. Тупо оглядев стол, он зацепился взглядом за письмо, любовно отложенное от общей кучи корреспонденции. Подумать только, сколько же волнений может в сущности принести человеку жалкий клочок бумаги.       Письмо пришло от Лионеллы два дня назад. В резких, нетерпеливых строчках, непривычно официально и сдержанно, племянница умоляла приехать. Уже одно обращение — «вы» — навеяло Леонарду тяжёлые мысли, а уж совместное упоминание «дедушки» и «отца» в одном предложении вовсе убедило, что в столице снова намечается нечто неприятное. И судя по тому, как настойчиво племянница хотела его видеть, это «что-то» окажет серьёзное влияние на семью в целом и на Фридриха в частности. Брат же никогда не откажет отцу. А отец… Об отце думать не хотелось. Достаточно и того, что им скоро предстоит встретиться.       Утренние лучи всё сильнее заполняли комнату, через приоткрытое окно стали слышны звонкие разговоры проснувшихся птиц.       Пора.       Леонард решительно поднялся, задул так и не догоревшую свечу. Он ещё вернётся сюда, а пока нужно спешить наперегонки со временем, и может быть ему удастся уговорить брата не лезть в очередные игры отца. Хоть на этот раз.

Письмо Лионеллы

      Здравствуйте, дядя!       Возможно я пожалею об этом, но мне не к кому больше обратиться.       Прежде всего, хочу попросить оставить это письмо в тайне, независимо от решения, которое вы примете.       Я отчаянно не согласна с отцом. Он принимает ужасное решение, о котором несомненно пожалеет. Я говорила с ним, напрасно надеясь переубедить. Но он верит, что любые советы дедушки верны и неуклонно ведут к благу семьи.       Я прошу вас приехать, дядя. Возможно уже будет поздно, но вы единственный человек, к кому он может прислушаться.       Будет чудесно, если вам удастся успеть к Святому Фабиану — я с содроганием жду этого дня. Однако, я знаю, что письмо не дойдет так быстро, как бы я того желала, да и вам нужно время, чтобы решиться…       Понимаю, как скомкано мое письмо, и как мало я объясняю, но о большем написать не могу. Только еще раз: молю о вашем приезде.       С самыми светлыми чувствами, Нелли М.       10 весенних ветров 398 К.С.

***

      Когда его имя прозвучало над площадью, Ричард сначала подумал, что это галлюцинация из-за лихорадки, но весьма ощутимый толчок Норберта не оставил сомнений. Его выбрали.       Вымотанный церемонией, тупой, пульсирующей болью в руке и слабостью, Ричард со странным равнодушием отметил, что его эр представитель «навозников». Но радость от того, что он всё же останется в столице и сможет оказать помощь Людям Чести, перевесила этот факт.       Ричард принес присягу, почти не вдумываясь в произносимые слова. Он в столице. И это главное. Ему не пришлось самоубийственно бросаться на кардинала или короля. У него есть шанс.       Уже стоя рядом с приобретенным эром Ричард с ужасом представил, как будет писать письмо матери и объяснять ей, почему он, наследник Повелителей Скал, принес присягу «навознику». Ещё с большим ужасом он думал о разговоре со Штанцлером: он-то в отличие от матери, был не в далёком Надоре, а в непосредственной близости в Олларии.       Конечно, можно было убеждать, что это было нужно только ради общего дела и будущего Великой Талигойи. Но что дальше? Как он, сын Эгмонта Окделла и потомок Святого Алана, должен будет во всем подчиняться Манрику? Да, судя по тому, что тот пошел даже против кардинала, про совесть, а тем более про Честь, этот человек даже не слышал! В Надоре его точно проклянут за эту присягу. Но слов назад не вернешь. Окделл не имеет права сомневаться, он должен быть тверд в своем решении и уметь принять последствия своих слов. И всё же, ну почему это был не Ариго? Истинный Человек Чести, брат королевы, а тут…       — Вы думаете слишком громко, — вполголоса заметил его эр. — Сделайте лицо попроще, на нас люди смотрят.       Ричард честно попытался скрыть эмоции и даже изобразил подобие «смирно», кажется получилось, во всяком случае, дальнейших замечаний не последовало. Про себя он отметил, что голос у его эра, был ровный и глубокий, что, видимо, было отпечатком его работы во дворце. И всё. Это всё, что ему было известно о его господине. Ричард, как Человек Чести, не утруждал себя изучением семей «навозников», за что сейчас и поплатился. И единственный способ узнать больше — спросить у эра Августа (который ещё не ясно будет ли рад его видеть после такого-то).       Первый шок начал отпускать, и жар не преминул напомнить о себе. Головокружение внезапно нахлынуло с новой силой, Дик попытался осторожно изменил положение, чтобы не упасть, но Манрику это не понравилось.       — Не ерзайте, — раздраженно шикнул он.       Наверное, в другом состоянии, Дик бы смутился, но что-то ему подсказывало, что если он сейчас упадет, то эру это понравится еще меньше, а смотреть на них будут еще больше.       Когда официальная часть завершилась, Манрик, не задерживаясь, направился к лошадям. По пути с ними неоднократно пытались завязать беседу, но эр обрывал все попытки фразой-другой.       — Послушайте, Окделл, — сказал Фридрих, когда они уже порядком отъехали от Фабиановой площади, — я имею представление о том, как вы относитесь к Лучшим Людям, но демонстрировать подобное на публике — моветон. А кроме того, неосмотрительно. Просить вас улыбаться лично мне не буду, но придерживаться приличий — ваша обязанность. Запомните это.       Не дожидаясь согласия с услышанным, эр уехал вперед, заставляя оруженосца подстраиваться под новый темп.       Они ехали по праздничной Олларии, будто специально выбирая самые людные улочки, где приходилось то и дело хватать поводья. Руку каждый раз пронзало тупой болью. Со всех сторон доносился противный шум, и вроде бы утихшая головная снова решила наброситься. Да и неровный шаг Баловника, также не улучшал состояния. Так что пересечь черту особняка эра было приятно. Стены приглушали суетливые звуки города, а разбитый перед домом сад давал возможность глазам отдохнуть от аляпистой пестроты.       Рядом с воротами их встречал мужчина средних лет в безукоризненно опрятном камзоле.       — Монсеньор, — он хотел подхватить поводья лошади Манрика, но тот покачал головой. — Какие будут указания? — спокойно спросил мужчина, отступив на шаг.       — Проводи герцога Окделла в его комнаты и помоги обустроиться. — Мужчина кивнул. И Манрик обратился уже к самому Ричарду. — Герцог Окделл, нам, без сомнения, предстоит разговор, где мы разберёмся с правами и обязанностями друг друга. Но не сегодня. Меня ждут дела во дворце, вам же рекомендую потратить время на отдых — вы бледно выглядите и едва держитесь на ногах.       Снова не дожидаясь ответа, Манрик завернул коня, выезжая в город.       Если бы за сегодняшний день способность удивляться сохранилась у Ричарда, то краткость его эра ввела бы его в замешательство. А так он просто спрыгнул с Баловника.       — Идемте, сударь. Комнаты для вас готовы, — учтиво проговорил мужчина в камзоле, жестом приглашая проследовать в дом. — Меня зовут Джонатан Хофф, я управляющий особняка. Если вам будет что-то необходимо — обращайтесь, — голос его звучал буднично без каких-либо эмоций. Видимо это он говорил всем гостям Манрика.       До комнат, определенных ему, Ричард добирался, как в полусне. Благо, жить он будет на втором этаже не так далеко от лестницы — заблудиться вроде не должен. Поинтересовавшись не нужно ли чего, Джонатан оставил его наедине с собой и головной болью.       В распоряжении Дика оказалась спальня и небольшая гостиная. Всё выполнено просто, но со вкусом. Всевозможные оттенки зеленого изящно вписывались в интерьер, палитра не раздражала глаза, и Ричард с грустью подумал, что с собственными родовыми цветами такой обстановки никогда бы не добился — красный слишком остр для этого.       Огромная по меркам Надора кровать с возвышающимся балдахином так и манила к себе, и Ричард, не удержавшись рухнул на нее, только на минуту закрывая глаза. Он сейчас чуть-чуть полежит, а потом он обязательно пойдет к эру Августу. Он не может не пойти: ему нужно извиниться за неподобающее поведение, спросить, что делать с матерью и узнать хоть что-то про эра. Так договорившись с совестью, Ричард незаметно для себя уснул.

***

      Возвращаться в Олларию было неприятно. Столица никогда не была для Леонарда домом, даже в лучшие годы, когда там ждала мать, братья, понимающий отец. Что и говорить теперь, когда от семьи остались лишь разрозненные осколки одного витража политических хитросплетений. Да и после свободы Тронко с ее колеблющимися травами и бескрайней степью Оллария ощущалась слишком тесной и серой, даже несмотря на творящуюся в ней суету.       Начинал накрапывать дождь. Леонард поправил плащ и широко зевнул. Дорога выдалась тяжелой и по-внутреннему ощущению бесконечной.       На торжественную часть празднования Святого Фабиана Леонард безбожно опоздал, но ничего с этим поделать не мог. Кони, увы, не летают. А может это и к лучшему: с батюшкой раньше времени пересекаться не хотелось. Было глупо полагать, что отцу не доложат о его приезде, но, по крайней мере, он узнает о возвращении сына с изрядной задержкой. Как раз на разговор с Фридрихом хватит, и Леонард направился прямо к особняку, не особенно скрываясь и выбирая дорогу.       Ворота с фламинго на фоне серого неба смотрелись удручающе, но зато сияли весьма яркой аллегорией: чужие среди чужих. «Вот умудрился же из всех существ предок выбрать именно эту странную птицу, ни тебе сову, жаворонка, чайку, а фламинго!», — рассуждал Леонард, пока ждал, когда откроют ворота.       Его давний знакомый Джонатан Хофф и нынешний управляющий с улыбкой принял поводья и придержал коня, пока он спешивался.       — Рад встрече, — Леонард улыбнулся в ответ. На душе стало легче от встречи со старым товарищем. Джонатана он знал еще с детства. Будучи на десять лет старше самого Леонарда, он всё равно тащил его в свои компании и частенько оказывался даже более близким другом, чем братья. Мать смотрела на их «союз» с нежностью, ей всегда было приятно, когда люди находили общий язык, несмотря на разницу в возрасте и положениях.       — Взаимно, — Джонатан протянул руку, и они скрепили встречу рукопожатием. — Ты без предупреждения, — с легким укором заметил он.       — Есть причина, — Леонард легкомысленно пожал плечами. — Расскажешь новости?       Джонатан сразу посерьезнел, по лицу будто пробежала тень:       — Пойдем. Но тебе не понравится.       Он повёл Леонарда в глубь сада к одной беседок, затерянных в кустах жасмина. Значит хотел говорить свободно, не оглядываясь на условности.       За четыре года, что Леонард не был в родовом особняке, жасмин разросся, стал крепче и пушистее, полностью скрывая беседку от любопытных глаз и мороси.       Они сели друг напротив друга, и Джонатан неспешно повел рассказ, но весьма емко, выбирая только то, что могло сейчас волновать Леонарда.       Леонард уже слышал, что обе его племянницы теперь представлены ко двору — иного варианта отец бы не допустил, — как и то, что Константин выпустился из Лаик, но приятно было узнать, что выбрал его какой-то благородный граф из Придды — чье имя Леонард при всём желании бы не запомнил. А потом Джонатан рассказал про настойчивую просьбу кардинала и то, как Фридрих самоотверженно нарушил ее, взяв к себе Окделда.       — Мой брат, что сделал? Он рехнулся!       — Я же сказал, что тебе не понравится, — меланхолично заметил Джонатан.       Леонард тяжело выдохнул, упер локти в колени и зарылся лицом в ладони. Он всё-таки опоздал. Брат успел натворить глупостей, и — видимо племянница оказалась права, — не без воли отца. Фридрих бы сам поперек слова Дорака никогда не пошёл. Если, конечно, это был всё ещё тот Фридрих, которого он знал раньше.       — Где сейчас Фридрих? — глухо спросил Леонард, предчувствуя не самый приятный разговор.       — Во дворце.       Что? Во дворце? Он только что взял оруженосца и умчался во дворец? Уму непостижимо!       — Он оставил Окделла? Потрясающе, — Леонард резко встал. — Какие покои выделили Окделлу?       — Салатовые комнаты.       Логичный выбор: недалеко от рабочего кабинета брата и весьма далеко от комнат племянниц. Да и лестница рядом, Окделлу не придется долго плутать по дому и лазить, куда не следует.       — Благодарю.       С Окделлом следовало встретиться, хотя бы затем, чтобы понять, с кем придется иметь дело и насколько всё плохо. И Леонард решительно зашагал к дому.       Вестибюль почти не изменился, разве что Фридрих убрал две мраморные вазы, верой и правдой стерегших лестницу, но так даже лучше.       Взбежав по ступенькам, Леонард замер перед Салатовыми комнатами. В его детство эти комнаты служили для них с Арнольдом игровой, хоть и негласно. Там была удачно расставлена мебель, превращая пространство вокруг то в непроходимые перевалы, то в осажденный порт, а то в дремучий лес. Кроме того, эти комнаты были единственными ближайшими никем не занятыми помещениями, за игры в которых их бы не отругали. Интересно, брат переделал их? Вряд ли старое расположение предметов было удобно для жилья.       Леонард вежливо постучал, но ответа не последовало. Герцог Окделл решил прогуляться или отмолчаться? На всякий случай Леонард постучал ещё дважды, прежде чем бесцеремонно вошёл.       Брат действительно переставил большую часть мебели — вернее сказать, заменил, — оставив на своём месте только тяжеленный шкаф, уже, кажется, вросший в свой угол. Шпалеры были убраны, как и добрая пятерка сундуков, внесены кресла в гостиную и открыт до этого заколоченный камин. В целом, гостиная создавала уютное впечатление, ровно, как и все гостиные этого дома — они почти ничем не отличались друг от друга.       В спальню вела небольшая дверь у дальней стены. Леонард снова постучал, но, как и до этого, ему никто не ответил. Решив, что его совесть чиста, Леонард открыл дверь.       Ричард Окделл, как оказалось, не покидал выделенных ему покоев и не устраивал молчаливого бунта. Он лежал поверх кровати, весь бледный и в поту. Дыхание его было тяжелым. Глаза закрыты. Судя по всему, Окделлу даже не хватило сил снять с себя одежду и лечь по нормальному.       Леонард в несколько шагов подлетел к нему, тихо позвал:       — Герцог Окделл.       Нет реакции.       — Герцог Окделл, — несильно тряхнул за плечо.       Тот с трудом разомкнул глаза. Хвала Создателю!       — Здравствуйте, герцог, — из чистого приличия поздоровался Леонард, чтобы обозначить себя и не пугать юношу. Хотя хотелось спросить другое: почему он в таком состоянии?       — Добрый вечер, сударь, — голос слабый, немного хриплый, взгляд растерянный. Уж не с братом ли он его перепутал?       — Как вы себе чувствуете? — пытаясь сохранить светскую интонацию поинтересовался Леонард, решив оставить все объяснения до лучших времен.       — Всё хорошо… — Ну конечно, ведь именно так выглядят здоровые люди!       Не долго договариваясь с собой, наплевав на этикет, Леонард приблизился и бегло коснулся его лба.       — Сударь, да у вас жар! — Леонард внимательнее пригляделся к Окделлу. Вид у того был настолько вымотанный, что даже слепому было ясно, что лихорадка началась не сейчас. Неужели никто не удосужился вызвать ему лекаря? И во имя каких кошек сбежал Фридрих, когда его оруженосец пылает, как раскаленная печка? — Я вызову вам лекаря, — решительно заявил Леонард. Окделл, конечно, пытался объяснить, что он в порядке, говорил что-то о необходимости встречи с каким-то другом семьи, но какой друг семьи, когда даже на ногах не стоишь?       Ненадолго оставив Окделла, понадеявшись на его благоразумие, Леонард разыскал слугу и приказал немедленно привести врача. Испуганный неожиданным появлением Леонарда, он судорожно кивнул и умчался. Оставалось думать, что по делу.       — Герцог, давно это с вами? — спросил Леонард, вернувшись.       Окделл по-прежнему лежал, уставившись куда-то вверх балдахина, кажется, реально оценив свои силы и поняв, что ни до какого друга он попросту не дойдет       — С утра… — отстраненно ответил он и закрыл глаза.       Так он с температурой ещё и всю торжественную часть отстоял? Немыслимо! Вот уж воистину твёрд и незыблем.       Леонард сидел в спальне до прихода лекаря, всерьёз опасаясь за жизнь молодого герцога. И за голову брата. Как правило, оруженосцы к своим господам попадают здоровыми, а не раскаленными добела, готовыми при удачном стечении обстоятельств отойти к Создателю. Что если это не просто так? Лихорадка ведь не начинается на пустом месте. Обычная болезнь? Яд?       Вердикта лекаря он ждал уже в гостиной, от нетерпения меряя ее шагами.       — Что случилось и какие прогнозы? — сразу спросил Леонард, когда тот вышел.       — У господина Окделла инфицированная рана, началось заражение, оно и вызвало жар. Сейчас…       Рана?       — Постойте, какая рана? — на всякий случай решил уточнить Леонард.       — Господина Окделла в Лаик укусила крыса, он поверхностно прижёг рану, закрыв ее от воздуха и не дав выходить гною, чем усугубил ситуацию. Я сделал, что мог, но многие ткани повреждены и есть риск, что руку он потеряет. Если завтра с рукой не будет улучшения и вернётся гной, придется дальше рассекать ткани. Сейчас господину Окделлу нужны тепло и покой. На случай, если жар будет расти, я оставил ему тинктуру.       — Я понял вас. Спасибо за работу, мэтр.       Когда врач ушёл, Леонард осторожно заглянул к Окделлу. Тот спал, забывшись болезненным сном. Что ж, его ждёт тяжелая ночь.       — Всё в порядке? — возле лестницы Леонарда подкарауливал обеспокоенный Джонатан.       — Нет, — Леонард на мгновение прикрыл глаза. Он так устал. Эта бесконечная поездка из Тронко, суета города, так еще и Окделл со своей раной в придачу — выпили все силы. Хотелось тоже лечь в кровать и поспать хотя бы пару часов.       — Ваши покои готовы, — словно подслушав мысли, сообщил Джонатан. Но спать ещё было рано. Нужно найти Фридриха, где бы его ни носило, да и встретиться с любимым родителем не повредит. А выспаться еще успеет.       — Прикажи оседлать коня, я выеду через четверть часа, — распахнув глаза приказал Леонард. Кажется, план нечетко медленно, но намечался.       — Какие еще будут распоряжения?       — Проверяй Окделла время от времени, если ему станет хуже — снова вызови лекаря.       Джонатан послушно кивнул и ушел, а Леонард, сбежав с лестницы, вышел в сад через черный ход. Ему нужно несколько минут тишины перед ещё одной поездкой и двумя нелёгкими разговорами.

***

      Дождь из противной мороси перешел в полномасштабный ливень, когда Леонард покидал особняк. Видимо добить его сегодня решила даже погода.       Но хоть во дворце повезло. Его шевелюру, даже промокшую до последнего волоска, узнали. И хвала всему и вся! Его даже вызвались проводить до брата. Впрочем, брат не особенно хотел, чтобы до него провожали — ему не могли не сообщить, что он здесь. И всякий раз, когда Леонард почти сталкивался с ним, Фридрих куда-то ускользал по не в меру срочным делам. Но всё-таки поймать его Леонарду удалось.       В одном из многочисленных коридоров Фридрих не успел прыгнуть в ближайшую дверь, и Леонард громко окликнул его:       — Господин мастер церемоний!       Фридрих прекратил свой прыткий бег, замер, поправляя манжеты с такой тщательностью, будто прямо сейчас собрался предстать перед Их Величествами. Хотя ТАКИЕ манжеты Леонард бы тоже поправлял — они больше напоминали крылья, чем элементы гардероба, но кто он такой, чтобы спорить с модой.       — Слушаю вас, полковник, — холодно ответил он, когда Леонард с ним поравнялся.       — Генерал. И это вопрос личного характера.       Брат закатил глаза и жестом приказал идти за ним. В молчании они добрались до кабинета Фридриха. Ничего особенного: стол, тумбы, кресла и исчерпывающее количество светильников — для любителей работать ночами. Кругом только чёрное и белое. Классические Олларовские цвета неплохо сочетались с бумагой и рутиной. Всё-таки Франциск не прогадал с расцветкой. Пожалуй, более рабочей атмосферы сложно добиться.       — Говори, — махнул брат, усаживаясь за стол и предлагая Леонарду одно из черных кресел на против, но он предпочел стоять.       — Почему ты сейчас не рядом с Окделлом?       — У меня дела здесь.       — Здесь? Да ты просто трусливо сбежал! Если тебе всё это не нужно, зачем ты вообще пошел на поводу у отца? Ты хоть понимаешь риски?       — Не смей меня учить, Леонард. Я знаю, что делаю, — процедил брат, как и всегда уверенно отстаивающий отцовские интересы и действия на пути к их воплощению. И Леонард бы солгал, если бы сказал, что к этому он привык. Не привык. И никогда не привыкнет.       — Это поэтому Окделл у тебя лежит с лихорадкой?       — Надеюсь, ты вызвал ему лекаря?       Более отсутвующего тона Леонарду еще слышать не приходилось. В душе всколыхнулась ярость, и он почти выкрикнул:       — Это должен был делать ты! Это же ты взял оруженосца!       — Да я взял его! — рыкнул Фридрих, зло сверкнув глазами. — Ты думаешь, он мне нужен? У меня был прекрасный оруженосец, сообразительный юноша, разбирающийся во всех особенностях двора, а теперь достался… дикарь из Надора. Я понятия не имею, что с ним делать и чему учить. Более того, я боюсь представить его ко двору. Один неверный шаг и его здесь сожрут со всеми потрохами, а потом Люди Чести вынесут, как знамя. Знаешь, Леонард, легко рассуждать о чужом деле со стороны. Что ты, что отец… Вам плевать на чужие чувства. Одному загорелось силами с Сильвестром помериться, другой аж из самого Тронко прискакал учить меня жить. Я прекрасно знаю, чего мне может стоить отцовская прихоть… Чего она может стоить всем нам…       — Рико…       — Заткнись! — Фридрих встал и нервно прошелся по кабинету, открыл окно и уставился в даль. Прошло некоторое время прежде чем он взял себя в руки. — Благодарю за заботу, — холодно произнес он. — Я услышал тебя и принял к сведению, сейчас продолжать разговор я не готов. Если это тебе по силам, буду рад помощи, а теперь выйди. Мне нужно ещё немного времени.       Главное Леонард услышал: брат знает на что шел, но не знает, как управлять ситуацией. Ему тоже это не ясно, но выбираться они будут вместе. Достаточно Леонард уже набегался, каждый раз оставляя Фридриха в водовороте Олларии. Теперь самое сложное: поговорить с отцом. Это будет трудно.