Сouleurs sombres.

Тихое шуршание карандашей об листы акварельной бумаги потерялось на фоне голосов и звука лампы накаливания, что неистово пищала, но так же освещала тот несчастный натюрморт: синяя драпировка в пятнах краски, ваза чуть посветлее — кто-то сунул внутрь ободранный колосок в качестве декора-, рядом маленькая чашка и пластиковое яблоко, которое явно кто-то когда-то пытался надргызть. –Да ты не видишь, что ли? У тебя на заднем плане темно, как в… Господи, просто так трудно взять тон посветлее? Рефлекс на вазе должен быть темнее, чем основной свет, Чуя! Твою ж… Гений, я вернусь через 10 минут, чтобы исправил! — Молодой учитель только недавно пришел в эту школу преподавать. Он не рассчитал, что ему запихнут рыжую язву вместе с остальным классом. Несколько раз за последние три урока он выходил на перекур — с учётом того, что Осаму было несвойственно много курить, пол пачки за несколько часов улетели незаметно. Всему виной избалованный — по мнению самого Дазая — ученик, просто до невозможного противный. Осаму лучше здесь и сейчас провалится под землю, чем признает, что Чуя довольно талантлив в живописи, просто намеренно делает ошибки, чтобы позлить преподавателя. — Темно как где? Многоуважаемый Дазай, Вы не видите, что основной тон драпировки в разы темнее вазы, и я пока набираю массу! Вот после добавлю эти ваши полутона, идите покурите и расслабьтесь, а то покраснели, как черт! Слушайте, Вам бы девушку найти! Может, злость уйдет в полезное русло? — Кстати, эта рыжая язва ещё и не стеснялась в открытую хамить новоиспечённому учителю, обосновывая это небольшой разницей в возрасте и защитой от нападок в свою сторону. Он учился здесь 6 долгих лет и вот — настало время отыграться за свои страдания. Честно? По доброй воле он ни в жизни не сунулся бы в искусство, серьёзно. Нет, ну не его оно. Может, выходит хорошо, однако из эмоций вызывает только скуку. Отдали Накахару на эту каторгу родители, мол: у нас в семье все люди творческие, ну и ты таким будешь. Вернёмся к реальности. А реальность такова, что Дазай действительно покраснел, как то самое яблоко в натюрморте. Так это ещё и выделялось на фоне его осветленных передних прядей. Знаете, вот смотришь на человека и думаешь: «Он настолько красный, что я вспомнил борщ своей бабушки». Да, это он. И Осаму действительно не был готов к такому ученику, хотя и усиленно доказывает обратное. На нервах, бедный, теребил пирсинг так, что шарик открутился и исчез в пространстве художественного класса. Обнаружив потерю, скрипит зубами и разворачивается на пятках к другому концу класса –Знаешь, Накахара, с таким отношением к учебе на «10» в семестре не рассчитывай, — бросает это и теперь полностью сосредоточен на кривой вазе соседа рыжего. Чуя в ответ на столь смелое заявление просто фыркает. А нет. Так думал только сам Чуя. — Напыщенный придурок, — с уст Накахары срывается фраза, которая будет иметь последствия. Именно в этот момент в класс зашла директриса школы. *** –Больше никаких выходок, ты меня понял? Если ты это делаешь, чтобы насолить мне, то будет тебе «месть», сынуля! С этого дня и впредь до окончания учебы ты будешь ходить на дополнительные занятия к учителю Дазаю! Я связалась с ним и каждый вечер буду получать отчёт о твоём поведении и посещаемости! Ещё одна выходка и мы с отцом пересмотрим твою просьбу о поступлении на психологию! Ещё. Одна. Выходка,— эх, родители. Трубка телефона разрывалась звонкими возмущениями. Мать у Чуи была строгой, строже отца. Собственно, она и занималась воспитанием своего чада. После препирательства Осаму и Накахары директриса обратилась к ней за «вынужденными мерами». И этой мерой стало то, что теперь у Чуи вовсе не будет свободного времени. Потому что оно теперь будет занято круглосуточными занятиями, так ещё и с кем? С самым раздражающим вечно бубнящим объектом — Дазаем Осаму. И где? У него дома! Чуя, вообще-то, не привык спорить с родителями, ведь… Ничем хорошим это обычно не заканчивалось. И сейчас, не смотря на все свое искреннее возмущение, молча слушал, как его жизнь трещит по швам, и лишь иногда подавал признаки жизни. Наконец, спустя н-ное количество времени, гнев матери сменился мягкостью: –Пойми, лучик, мы это делаем для твоего же блага. Пожалуйста, постарайся для нас и для себя. Люблю тебя, Чуя. –И я тебя… Передавай привет отцу, — как только звонок прервался на таком, казалось бы, нежном прощании, Накахара не сдержал вздоха усталости и облегчения. На холоде в январский мороз освежение прошло… Успешно. Рыжий спустился по ступеням художественной школы и потянулся за сигаретой цветными от краски руками в карман. Курить он начал лет в 14 после очередной ссоры дома. Тогда-то он впервые сделал что-то, что не соблюдало «правила» в их семье. Лет до 15 делал это редко, а с 16 и по сей день, а то есть, год, курит почти по пол пачки в день. Любит сладкие вишнёвые сигареты, они достаточно вкусные и сочетаются с его привычными черными перчатками — они помогали рукам не задубеть в такую погоду. Но сегодня он оставил эти перчатки дома в прихожей, потому что из-за спешки не успел даже поесть нормально. Чуя сворачивает за угол, в своё привычное для курения место и сталкивается с виновником всего торжества — Осаму. Тот, собственно, тоже стоял с табачным в зубах и внимательно изучал что-то в рабочей тетради, которая из-за столкновения упала на пол. Благо, не в мокрый снег. Не обратив внимания на того, кто его подбил, Дазай крепко выругался и потянулся за тетрадью. Поднял, отряхнул. А потом до него дошло, кто же стоит за этим. Маленькая язва, так ещё и… С сигаретой, интересно. Ухмылка расползлась по лицу учителя моментально — сам-то рыжий чуть что припоминал Осаму о его зависимости и всячески шутил над этим, но теперь… О-хо-хо, у него созрел план, как взрастить из маленькой язвы послушного ученика. Шантаж? Нет, что вы. Лишь маленькие… Предупреждения. Однако злобный план потерпел неудачу почти моментально: –Пресекая Ваши вопросы — родители знают, — блеф чистой воды, но Дазай не догадывается об этом. Слишком много Осаму. Для Чуи он стал той самой красной тканью, которая при взмахе на горизонте активирует все негативные чувства Накахары буквально за секунду. И всё, остановить его в такие моменты тяжело. Но сейчас, стоя на морозе, абсолютно уставший и истощенный разговором с матерью, Чуя не имел никаких сил на споры с высокой дылдой по имени Дазай Осаму. Ну вот… Он бы хотел сказать, что заебался, однако штрафы дома за маты оставили за собой след. Так что он просто задолбался, да. Дазай, так-то, не дурак, он всё понимает. Поэтому лишь кивает и предлагает зажигалку. Он тоже был не в духе после рабочего дня, а сегодня ещё и тащить мелкого к себе домой и пытаться впихнуть невпихуемое- каплю знаний о искусстве в рыжую голову. Это будет сложно, но интересно. Осаму хочет сломать эту преграду между Накахарой и его делом жизни. Просто, чтобы что-то себе доказать? Может да, а может и нет. Выбора у него нет, это дополнительный заработок, и не важно, что он забирает единственное свободное время парня. Они с Чуей оказались в одной лодке буквально скованные кистями и холстами между собой. Рыжий мешкается, но все же принимает зажигалку и подкуривает то, что когда-то его убьет. Руки замерзают, краснеют и гудят, однако это не заставит парня выкинуть табачное. Нет, даже если мир взорвется здесь и сейчас, при условии, что Чуя не выкинет сигарету — он пожертвует миром ради дыма в лёгких. И сейчас эти двое, что ещё недавно препирались, просто стоят поодаль и пытаются не смотреть друг на друга, лишь изредка кидая косые взгляды в сторону. Никто из них -так как оба упертые бараны— не хотел покидать любимое место (нычку, так сказать). Им оставалось только делить территорию на двоих, якобы соревнуясь, чья же она в итоге. Минуты длились часами, руки Чуи окончательно задубели и тот сотый раз пожалел об оставленных дома перчатках, проклиная художественную школу за недостаток свободного времени. Докурив, рыжий развернулся на пятках в сторону своего дома, но его одернула фраза, прозвучала как ведро льда на голову: -Чуя, не забывай, что у нас сейчас занятие у меня дома. Так что можешь не рассчитывать на то, чтобы слинять, душка, — каждое слово эхом разносилось в голове, заставляло лицо краснеть на уровне холодных рук, хотелось выть. Рыжий даже не ел сегодня, кроме ебан… гребанного бутерброда утром.