Сouleurs sombres.

Чуя никогда в своей жизни не проклинал свои «мокрые» сны так сильно, как сегодня. Черт возьми, ему там отсосали. И почему-то у него был хвост. Вроде как ничего такого, но участвовал в этом никто иной, как Дазай. На часах неоновым спасением светится «03:17», а значит, что Чуя все ещё не потерял шансы на сон. Он сидит на кровати и хлебает воду, так, как будто она способна успокоить его и унять багровый румянец на щеках. Он ненавидит Дазая за это. И боги, как же хорошо его рот смотрелся бы вокруг чл— ну нет. Нет, нет, нет. Так, Накахара, соберись, вы с этим человеком пол года «враждуете». Чуя падает лицом в подушку и мычит, зарывается в свой пижамный свитер, тихо проклинает все, что связано с Осаму. Напряжение покалывало в штанах, громко сопротивляясь отрицаниям Накахары. Он был полнейшим девственником, но это не мешало его фантазии подсознательно вырисовывать картины, от которых у Чуи сводило живот тянущей, но до жути приятной болью. Он не уснет, если не снимет напряжение. Рыщет по сайтам с его любимой «клубничкой» (в юности отец разрешил только так называть порно сайты), но все то, что раньше вызывало отдачу, сейчас для Чуи не имеет значения. И он не понимает, почему. В итоге так и не нашел ничего годного, заходит в галерею и… О боги, он же сохранял фото… В горле выступает комок, рука сама тянется за маленьким тюбиком смазки. Черт, он определённо не должен это делать. Фразы из сна отрывками долетают в воспоминаниях Чуи. //"Я бы хотел увидеть тебя на себе"// –Ах, блять, — крепко себя сжимает, растирая смазку вдоль ствола, доходя до основания. Чуя покрывается мурашками из-за холода и возбуждения. Когда-то он точно убьет Осаму. Ведь этот придурок до невозможности въелся в стенки сознания. Чуя отрицает возможную симпатию к нему, а то, чем он занимается… Утром он засунет это глубоко в ящик и не будет себе напоминать об этом. Но сейчас он бесстыдно представляет губы Дазая там, где трогает себя руками, с каждым разом толкается в руку все сильнее и еле сдерживает стоны. Как же он хочет его, трудно представить. Это желание почти сильнее тяги дать Осаму по лицу. Чуя задыхается, сжимает бедра вместе, утыкается лицом в подушку и сдавленно мычит. Это же нормально? Уделять себе немного времени для такого, смотря на фотографию собственного учителя. Этого недостаточно. Ему нужно больше. Чуя переворачивается на живот, чуть больше разводя колени в стороны и пробует дотронуться до кольца мышц. Он никогда раньше не лез туда, считал это чем-то запретным, но сейчас это кажется такой мелочью на фоне заложившихся от возбуждения, до ужаса красных ушей. Делать это наедине с собой проще. Ты точно знаешь, когда остановиться, точно знаешь, куда надо нажать, чтобы доставить себе больше удовольствия. Это хорошо, даже слишком — но все ещё не настолько, если бы это делал Д… Ты не знаешь, как он будет это делать, хватит о нем думать. –Угх, твою ж…– Чуя — сплошной дрожащий, скулящий беспорядок. Проталкивает внутрь один палец и этого кажется слишком много, настолько, что он замирает, привыкая. Начинает медленно двигаться, и это непривычно, даже неплохо, почти хорошо. Выдавливает чуть больше смазки на пальцы, растирает и продолжает двигаться. С каждым толчком, хоть и небольшим, душа Чуи покидает тело и голова блаженно пустеет, в мыслях только картинка из сновидения. Жаль, что у него нет хвоста. Это кажется чем-то приятным — когда в процессе тебя тянут за него, и Чуя буквально может почти почувствовать, как это ощущается. Чуя чуть ли не хнычет от смешанных ощущений — с одной стороны, он переполнен даже одним пальцем, а с другой — ему недостаточно, чего-то не хватает. Спустя некоторое время вводит второй и вскрикивает от новых ощущений, тут же затыкая себе рот. //"Я хочу слышать, как ты стонешь"// Ухтыжтвоюматькакжеемухорошо. Ему приходится снять нижнее белье, чтобы раздвинуть колени сильнее, и Чуя чувствует себя сейчас максимально уязвимым и грязным — в такой позе он находится впервые, и если бы кто-то, например, Дазай увидел бы его таким… Ох. Приятная и резкая волна салютов под веками заставляет Чую ойкнуть и выгнуться навстречу собственным пальцам — он что-то зацепил, что-то, что принесло ему дрожь в ногах и сбившееся дыхание. Пробует ещё раз, вспоминает пирсинг губ Осаму и, о боги, снова натыкается на этот маленький бугорок внутри себя — в ушах буквально пищит от ощущений, пальцы ног поджимаются и Чуе окончательно удается протолкнуть в себя пальцы. Кровь отчаянно пульсирует, член наливается все большим напряжением, и теперь Чуя просто опирается на грудь, ведь вторая рука тоже пошла в ход. Честно? Делать это одновременно — сносит крышу. Чуя уже не может нормально дышать, его собственные крики смешиваются с неровными вздохами, он дрожит и извивается навстречу себе. Ещё пару раз задевает простату и из последних сил у него вырывается что-то среднее между матом и мольбой, Чуе катастрофически не хватает крепких рук на своём горле, вместо этого он еще несколько раз толкается в себя, второй рукой давит на низ живота и наконец-то заканчивает почти что с визгом. Это не совсем то, чего он хотел. Было хорошо, даже, не пряча маты, ахуенно. Ладно, он просто не хочет признавать, что его самый яркий оргазм за всю его жизнь был вызван фантазией про парня, которого Чуя терпеть не может. Не в силах пошевелиться, ещё несколько секунд стоит в такой же позе, как и до этого, даёт себе время отдышаться и пытается встать. Ноги совершенно не слушаются, но надо помыться. Колени трясутся, и Накахара наконец смог дотянуться до заветной бутылки с водой, высушивает ее полностью и это даёт некоторое охлаждение. Щеки все ещё пылают, но теперь скорее от ощущения стыда и осознания того, что он только что сделал. Это было самое грязное, что он пробовал в своей жизни. Но так же делают почти все, да? Да, определенно. Чую это успокаивало и тот все же фактически дополз до ванны. Быстро — насколько это возможно — обмывает себя, расчесывает спутавшиеся из-за трения о подушку волосы и возвращается в спальню. На часах уже 3:53, а это значит, что выспаться сегодня кому-то уже точно не удастся. ––– Стоит ли говорить о том, как Чуя утром проклинал все вокруг? Нет. А о том, как он будет самоуничтожаться на протяжении всего учебного дня? Нет. А как же то, что он понятия не имеет, как теперь смотреть Дазаю в глаза? Верно, тоже нет, потому что это само собой разумеется. Но он ни о чем не жалеет. Потому что эта маленькая ситуация была сознательно твердо загнана памятью Чуи в самые дальние архивы воспоминаний, примерно в шкафчик, нет, сейф, с надписью «Не влезай –убьет». Так. Чуя опаздывает. Очень сильно опаздывает. Из-за этого не успевает нормально уложить прическу, кое-как закалывает её крабиком. Кроме родственников, никто не видел Чую с распущенными волосами. Они довольно сильно отросли, а вот подстричь никак не удаётся. Быстро натягивает брюки, рубашку и любимый жилет, успевает взять в ларьке возле дома булочку и бежит на учебу. В школе он не был особенно популярным, но и изгоем его назвать было ой как трудно. Чуя, сам по себе, довольно общительный человек, поэтому мог поддержать диалог почти со всеми одноклассниками. Учителя его любят — парень идёт на красный диплом, и у него получится, если не завалит этот семестр. Скучный урок алгебры, кажется, длится часами. Чуя уже и в потолок втыкал, и пытался вслушаться в монотонную болтовню учителя — скука смертная. Ему намного проще самому разбирать материал, чем распутывать способы решения задач преподавателя, которые никак нельзя было связать со здоровой логикой. И Чуя на месте пожилой низкой женщины у доски представляет Дазая… Каким бы он ни был противным, но свой предмет он знает и хорошо его объясняет. Перед глазами уже вырисовывается образ Осаму в черных брюках, рубашке и с куском мела в руках. Возможно, очки, уложенные набок волосы. Ох, ему определенно пошел бы образ учителя математики. Чуя снова ловит себя на мысли, что думает о нём. Трогает горячие щеки холодными кончиками пальцев и принимает для себя довольно странное решение — порисовать. Он никогда не делал этого в свое свободное от художественной школы время. В рюкзак залезть на уроке он не может, поэтому угол черновика благородно был принесен в жертву. Постепенно вырисовывается контур рук — это то, что Накахара любил рисовать больше всего. Изящная кисть с тонкими длинными пальцами почти ожила на листе бумаги в клеточку. Но чего-то не хватало. Карандаш во власти Чуи сам нашел ответ. И теперь рисунок украшают бинты вокруг предплечья и небольшой шрам на мизинце. В точности, как у– Дазай въелся по самые корни, залез под кожу и довольно там хихикает, как бы говоря, что Чуя от него никогда не избавится. И это… Неплохо. Странно, непонятно и немного страшно, но неплохо. Они могли бы быть друзьями. Они похожи друг на друга. И это страшно. Страшно, однако притягивает, как стороны магнита. Остальная часть учебного дня проходит однообразно (под конец уроков весь лист Чуи изрисован руками Осаму). Накахара встречает своего младшего брата — Акутагаву — с классного часа и проводит его до родительского дома с ещё одним мальчиком — Ацуши, новым другом младшего. Они две противоположности, так как Рюноскэ сам по себе очень тихий и спокойный ребенок, а Накаджима — «шило в попе». И благодаря этому их дружба была чем-то очень равномерным и казалась вовсе не странной. Всю дорогу Чуя выслушивал их разговоры о белых тиграх, черных пантерах и по-доброму завидовал. Вот она — беззаботная детская жизнь. Пятый класс. Он бы все отдал, только лишь вернуться в то время. –Братец Чуя, ты такой грустный и тихий! Что-то случилось? — Акутагава дёргает старшего за рукав и огромными блестящими глазами смотрит ему прямо в душу — от такого уже и грустить не хочется. Чуя треплет брата по волосам и улыбается уголком губ: — Все в порядке, просто… Есть один человек, который мне докучает. –Он плохой? Я могу тебя защитить от него! — Рю начинает подражать любимому герою мультсериала и становится в боевую — насколько это возможно для пятиклассника — стойку, Ацуши тут же подхватывает идею и повторяет за другом. От этого Чуя тепло улыбается и его взгляд немного смягчается: –Вы будете самыми бесстрашными защитниками. Но этот человек… –пробует новую для себя мысль и озвучивает– Он хороший, просто иногда надоедает, — он… Хороший? Возможно. Осаму никогда не делал Чуе ничего плохого, не считая снега в затылок и постоянных подколов. Но в целом, он хороший. И они могли бы подружи– –Кто-то хочет в пекарню? Я возьму вам булочек! — Умело сам для себя перевел тему, и дети с радостью поддержали идею Чуи. И уже через пол часа они втроём уплетали свежую выпечку и отогревались чаем. ––– Акутагава вынудил брата рассказать про Дазая почти всё, и Чуя сам не понял, как сказал младшему… Неважно. Из всей возможной выпечки в мире он всегда заказывал хот-дог с молочной сосиской, ведь… Чуя всегда выпекал что-то дома и разнообразия ему всегда хватало. А вот тот самый вкус хот-дога из какой-то забегаловки или заправки ему повторить не удавалось. Вот и восполняет это чувство в маленькой пекарне. Дети взяли себе сладкий рулет с джемом, и Чуя тысячу раз пожалел об этом, ведь Ацуши почти полностью измазался персиковым джемом, так ещё и Рюноскэ нос намазал. В итоге это превратилась в настоящую войнушку, которая тоже зацепила Чую. Три ребёнка. И самым зрелым из них есть Акутагава, серьёзно. Не Чуя, потому что… Ну вы посмотрите на это недоразумение со сладким носом и растрёпанным пучком на голове. Он тянет на такого же пятиклассника, разве что одевается и выглядит, как мафиози. Кто знает, возможно, в прошлой жизни он мог бы возглавлять какую-то опасную группировку, но сейчас единственная «опасная группировка», которая ему светит — это два ребёнка. И, сказать честно, Чуя не жалуется такому раскладу. Ему редко удается провести время с братом. ––– Чуя отвёл детей к родительскому дому, обняв каждого на прощание. Он снова опаздывает, и на выходе из двора оплакивает свой нормальный ужин, ибо сегодня вечером ему опять предстоит быть с Осаму, и топает пешком по сугробам навстречу мучениям с компоновкой. Без шляпы… Скудно. От утреннего пучка (после провождения времени с младшими) почти ничего не осталось, но он все ещё гордо держится. Чуя кое-как добегает домой, хватает художественные принадлежности и всё же успевает на прощание погладить кошку. Он все равно не успел к началу урока и как фурия влетел в класс, столкнувшись в коридоре с парочкой младшеклассников. Сегодня у них композиция, а это предмет, на который Чуе опаздывать больше всего не хотелось. Его взгляд тормозит на своем учителе и боги, Дазай уложил волосы назад. Помните, Чуя представлял Осаму с укладкой на правую сторону? Так вот, то, что у него на голове сейчас, намного лучше воображения. Накахара ловит себя на мысли, что Дазай выглядит… Господи, этот засранец шикарно выглядит. Чуя насчитывает в его правом ухе три прокола. Интересно, как же много у него пирсинга? Осаму замечает на себе долгий взгляд ученика и подмигивает тому, направляясь навстречу: — О-хо-хо, ты сегодня домовёнок Кузя. Я закрою глаза на твое опоздание сегодня при одном условии, — Дазай ухмыляется и наклоняется к покрасневшему с головы до пяток Чуе, и почти шепчет тому на ухо: — мне нужно обсудить с тобой кое-что в кабинете скульптуры, — отстраняется и, как будто сейчас ничего не произошло, начинает комментировать чью-то неправильную компоновку. Откровенно говоря, у Накахары живот сделал сальто назад, а под веками затрещали искры, прямо как тогда– Ну нет, мы же договорились это не вспоминать, так? Больше Осаму почти ничего не говорил Чуе на протяжении всего учебного времени, что было странно для него, и Накахара даже мог бы сказать, что начал скучать за болтовнёй учителя, но скорее всего нет. У них впереди ещё занятия у Осаму дома, поэтому парень просто наслаждается минутами покоя и тишины. Под конец урока у него на листе вырисовывались красивые черты придуманного Чуей натюрморта — стопка книг, рядом перо в чернильнице и череп какого-то рогатого скота. Он планирует сделать работу в более темных, бордовых оттенках и Дазай поддерживает эту идею. Наконец-то перерыв. Все вывалились из кабинетов, но только в классе скульптуры сидел Чуя и проклинал Осаму за пропавшую перемену. Сидит так-то недолго, буквально через минуту к нему ввалилось это недоразумение со шляпой Накахары в руках. –Ты ради этого меня сюда тащил? Мог бы просто отдать мне ее в классе! — Чуя пытается выхватить свое сокровище из рук Дазая, но тот только поднимает руку вверх и всё — разница в росте существенно даёт о себе знать, но наш Чуя тоже не пальцем деланный. Хватает Осаму за воротник толстовки и наклоняет к себе. –Отдай, иначе врежу. Понимает, насколько они близко друг к другу находятся, и отпускает старшего, тихо матерясь себе под нос. Дазай обходит Чую и садится на ближайшую парту. Он подозрительно тихий сегодня. Накахара все ещё растерян от такого поведения учителя и просто стоит с выражением лица «что происходит?», пока ему не протягивают головной убор. Это было ошибкой — подумать, что Осаму просто так что-то отдаст. Это было ошибкой — поверить в его тишину. Чую тут же хватают второй рукой и притягивают к себе — не слишком близко, но достаточно для того, чтобы издать что-то похожее на визг. Тем временем Осаму наконец говорит: –Сегодня ночью я получил достаточно… интересный и информативный звонок от тебя, Чуя, — на него смотрят снизу вверх, но Накахаре кажется, что его втоптали в дно ада и насмехаются сверху. Он не мог позвонить ему… Тогда, да? Этого просто не может быть, он же был в галерее– Достает со скоростью света свой телефон и смотрит на список исходящих, но по ощущениям… Ощущается, как казнь. Убейте его тут и сейчас. «Исходящий вызов, 03:24 — 03:49». 25 минут лишили Чую нормальной жизни. «Онженемогслышатьвсе?» В голове у Чуи все шкафчики со здравым смыслом перевернулись, он забыл, как дышать, поэтому просто стоит, смотрит огромными глазами на Дазая и проклинает всех, кто придумал телефоны, потому что… О Господи, он все слышал. Какого, мать его, черта он не отключился??? Продолжил слушать? –Ахуеть, — еле выдавливает из себя и наконец пытается отойти от Осаму, но его удерживают одной рукой достаточно крепко. Его жизнь официально окончена. В который раз за неделю. — Какого хрена ты вообще слуша– Что ты..? – Чуе не дали договорить. Что происходит сейчас, объяснить нельзя никакой логикой мира, и честно, логика в упоминании этих двоих будет казаться чем-то сверхъестественным и неуместным. Дазай поддевает чокер Чуи кончиком пальца и тянет на себя. Он пробует. Сначала еле-еле смазано дотрагивается губами к младшему, не видит особого сопротивления и теперь по-настоящему его целует. Чуя не знает, как они меняются местами и как он оказывается на столе с чужим коленом между своих ног. Он не знает, когда и как слетел его крабик, нагло предав своего хозяина. Чуя знает, что Дазай теплый, когда зарывается ему под худи, что у него широкая спина, шероховатые бинты на шее, мягкая кожа, и ещё более мягкие губы, в сочетании с твердой текстурой металлических шариков пирсинга у него сносит крышу — парень буквально притягивает к себе учителя, обвивая того ногами. Капелька здравого смысла подсказывает, что это очень плохая идея. Осаму получает пару укусов нижней губы и столько же ударов кулаком по груди, однако никто из них отстраняться не хочет, да и вряд ли сейчас хочет. Дазай знает, что никогда в его жизни не было такого человека, как маленькая рыжая язва, что больше никто не будет одновременно бить его и целовать. Дазай знает, что у Чуи чертовски приятные на ощупь волосы, что у него красивые веснушки на плечах — когда у рыжего спадает воротник жилета и рубашки с плеча. Они должны остановиться здесь и сейчас, но продолжают цепляться друг за друга. Они понимают, что после этого момента такого, возможно, больше не повторится и они испортят отношения друг с другом. Больше не будет дружеских подколов — они и вправду могут стать врагами, ходят по тонкому льду, но сейчас Дазай держит Чую за такую же тонкую талию (сложно представить, сколько раз он представлял свои руки на ней), целует его, постепенно переходя на шею. Он хочет оставить свой след на Чуе, хочет, сам не зная, почему. И Накахара не против, он поддаётся навстречу Осаму, изгибается, когда губы того задевают чувствительные точки на шее и почти скулит. Нельзя, чтобы их кто-то услышал, от этого живот сводит, а руки сильнее впиваются в спину Дазая. Тот же старается не упустить ни сантиметра кожи, уделяет внимание точке пульса и зоны под ухом, паралельно гладит затылок, проводя ногтями, от чего получает в ответ волну мурашек и ещё более крепкую хватку на своей теперь уже шее. Возвращается к губам Чуи, мучает его и это так хорошо. Дазай мог бы сказать, что ради этого момента он и родился, но пока слишком рано для того, чтобы он это понял. Они слились воедино, хотя оба в одежде, запыхавшиеся и оба красные, шея Чуи ноет приятной болью, просит ещё. У Дазая опухла нижняя губа, растрепались волосы и Накахара благодарит вселенную за то, что может сделать новый пучок, не глядя в зеркало. Они смотрят друг на друга, отстранившись, и совершенно не понимают, что произошло. Чуя все так же сидит на столе, обхватив Осаму ногами ровно до момента, пока не начинает снова контролировать свои действия. Отпускает старшего и неловко забирает свою шляпу. Это было похоже на огненный ураган, сметающий все на своем пути. В голове все ещё каша, ноги подкашиваются то ли от ощущений, то ли от осознания происходящего. Это было очень… Необычно. Приятно и необычно. Пугает лишь неизвестность от того, что будет дальше. Кажется, что вся эта «вражда» между ними, что они по сути учитель и ученик — это все просто стёрлось, исчезло, оставив после себя лишь привкус кофе «3 в 1» на губах. И после того, как они друг от друга отстранилась, все снова встало на свои места. Чуя пихнул Дазая в бок и вылетел из класса скульптуры в соседний, кинул подобие оскорбления, попутно собирая волосы в пучок одной рукой. Для Осаму же это показалось очень милым, хотя от кого-то другого это явно было бы проявлением грубости. И лицо Чуи пылает. Что произошло? Чтоматьеготолькочтопроизошло???