Универ возле дурки

Алиса Дни пролетали довольно быстро, за ними — недели. Работа с портретом двигалась лучше, чем я могла себе представить. Из важных элементов всё было нарисовано, осталось только навести контур, добавить тени. Самое кропотливое, но приятное занятие. У меня дрожали кончики пальцев от одной мысли, что первый за долгое время портрет получится таким удачным. Возможно, имело значение именно кандидатура натурщика — с которой Сайлес на удивление хорошо справился — или просто часть меня давно хотела этого. Ответ я не знала и гадать не собиралась. Не за чем. Гораздо приятнее поддаться течению, которое вело к чему-то прекрасному. Редкими вечерами я просто наслаждалась изучением работы. Смотрела на широкие брови, острую линию подбородка, слегка сжатые губы. Фиалковые глаза, смотрящие в сторону. Две худые руки: одна сжимала сигарету, вторая — железные прутья. На указательном пальце правой красовался уже родной пластырь. Ключицы болезненно выпирали, как и рёбра, натягивающие кожу. Полы больничной рубашки висели вдоль туловища, придавали почти откровенное настроение всей картине. Дальше тело мужчины будто растворялось. Окутанное сигаретным дымом, оно оставляло возможность додумать остальные элементы. Иногда я, не отдавая отчёт в собственных действиях, подушечками пальцев щупала рисунок. Трогала аккуратно, чтобы не размазать карандаш, не испачкать бумагу в гипотетическом жире, пыли, грязи. В такие моменты почти чувствовала холод его кожи, магию глаз, запах медикаментов. Видела жирный блеск волос, трещинки на сухих губах. С новообретённым занятием потеряла счёт времени и почти забыла, что скоро годовщина приближения смерти. Мне посчастливилось родиться в конце ноября. И когда я говорю "посчастливилось", то не вдаюсь в сарказм или иронию. Нет. Я самый настоящий человек осени. Всё, что касается туманов, слякоти, дождей — моя специализация. Помню, как отец называл лягушкой за такую тягу к влажной и тёмной среде. То было давно, но с течением времени ничего не поменялось. Благо, универ находился в климатическом поясе, где даже с близостью зимы не торопились облачаться в тёплые пуховики. Жители обходились плащами, шерстяными пальто. И я вместе с ними. Утро пятницы раскрыло свои объятия, когда я, переполненная до удивительного живой энергией, начала собираться. На удивление, настроение было самым располагающим. Позавтракав овсянкой с фруктами, открыла шкаф. Сегодня всё-таки праздник, и мне хотелось выглядеть особенно хорошо. На вешалках покоились разные брючные костюмы, спортивные комплекты. Они, безусловно, очень классные, удобные, однако, неподходящие по случаю. За редким исключением, когда у меня появилось настроение на платье, его не оказалось. Даже самого простяцкого. Всё штаны, лосины, кофты да свитера. Алиса, ты безнадёжна. Я опустилась в широкое кресло, прокручивая в голове возможный выход из ситуации. Ещё пару минут назад уверяла, что ничто не испортит мой настрой, а сейчас самолично загоняла себя в уныние. Пальцы методично стучали по столу, когда в комнату с полотенцем на голове вошла сонная Оля. У неё по расписанию третья пара, так что я честно завидовала соседке. За своими размышлениями едва обратила внимание на другого человека. Зато Оля приметила моё настроение. Положив бесконечное количество баночек на свою тумбу, она подошла ко мне. — Чего такая грустная? — Никогда не думала, что скажу это, но... мне нечего надеть. Соседка смотрела несколько секунд, а потом начала смеяться так громко, что я пожалела о своём откровении. С каждым мгновением мои веки расслаблялись сильнее, пока лицо не приобрело раздражённое выражение. — Алис, прости, я не... не специально. Даже рада слышать такое от тебя. — Заметно. — Ну не дуйся. — Положила руку на моё плечо, немного сжала. — Хочешь принарядиться на праздник? — Да. Что удивительного? — Не могу вспомнить, чтобы за три года ты наряжалась. Видимо, появился особенный человек. Я хмыкнула, переводя взгляд на зеркало. Ты даже представить себе не можешь, насколько особенный. — Давай поищем у меня? Стили у нас разные, но уверена, что-нибудь подходящее найдётся. Оля всегда грела моё мрачное сердце излишней заботой. Вика за время знакомства, как была угловатой в общении, так и осталась. И всё равно наша троица казалась идеальным воплощением возможной дружбы. Разум, нежность и сила — трио, которое поискать надо. Началась долгая, но забавная примерка. Какие-то наряды просто не подходили по размеру — грудь у меня была поменьше — другие делали совсем бесформенной. Под наши короткие смешки я сменяла образы, точно перчатки, в надежде, что достойный вариант совсем рядом. Когда счёт времени отошёл на второй план и я почти не думала о том, что наверняка опоздаю, на вешалке мелькнул пример настоящего совершенства. Чёрное облегающее платье миди с квадратным вырезом декольте. Оля заметила мою реакцию, протянула одеяние. Я провела рукой и только тогда заметила — чёрт возьми, это оно! — два разреза вдоль бёдер. Не слишком длинные, чтобы вызвать беспокойство, но достаточные, чтобы заигрывать с воображением. В голове завертелось желание понравиться ему. Соседка верно подметила: я сама не помнила, когда в последний раз хотела впечатлить кого-то. Тем более, мужчину. Наверняка, мой разум захватило инопланетное существо, но сегодня я позволила себе отличаться от меня вчерашней. С нетерпением взяла платье, сбросила вещи, облачилась в холод ткани. Она так обтягивала все изгибы, буквально стала второй кожей, что я невольно прикрыла глаза от удовольствия. Руки сомкнулись на талии, когда Оля окликнула меня. — Да ты настоящая красотка. Мне это платье совсем не идёт. Взгляни на себя. Я подняла веки и замерла, глядя в отражение. По ту сторону на меня смотрела другая девушка. Соблазнительная, манящая, желанная. От удивления рот приоткрылся, пока глаза блуждали вдоль всего тела. Повернулась, покрутилась — идеально, как нельзя представить. Я бросила умоляющий взгляд на Олю. Она и сама глаз не могла отвести от меня. Когда взоры встретились, улыбнулась хитро и подошла со спины. — Сегодня ты наденешь эту красоту, сразишь всех, а вечером мы втроём устроим чаепитие. Торт с меня, договорились? — Есть, мэм. Мы посмеялись, а после я продолжила готовиться. Из макияжа обошлась только тушью, чёрным карандашом вокруг глаз и вишнёвым блеском на губах. Пусть я совсем не привыкла к платьям, фигура в нём очень красиво выделялась. Почти всё время я не могла избавиться от дурацкой улыбки, но может оно и к лучшему. Говорят, если улыбаться с утра, то день пройдёт хорошо. На долю секунды мне хотелось верить в это поверхностное замечание. Когда со сборами было покончено, я накинула изумрудный тренч на плечи, прихватила рюкзак и поспешила на пары. По дороге в универ обратила внимание на пасмурное небо и влажность воздуха. В мои именины даже погода поздравляла, как мило. И плевать, что в регионе просто буянил сезон дождей. Во время занятий ловила на себе множество взглядов. Ну конечно. Когда представлялась возможность увидеть Алису Линовскую не в классическом образе? Даже Боря не знавал таких времён. Боря, чёрт бы его... Отогнала непрошеные мысли, а меж тем подумала, чем угостить своего натурщика при встрече. По близости как раз имелась отменная кофейня, надо зайти на перемене. Редкие поздравления тешили самолюбие, особенно с учётом, что половины из тех людей я не знала. Наверняка сказалась моя слишком дерзкая выходка недельной давности. Так бесстрашно послать поток курса и преподов в добавок дорогого стоит. И вдруг — лучшая студентка срывается. Подобное не оставляли без внимания. Впрочем, никаких выговоров не последовало. Некоторые работники и однокурсники смотрели на меня с непониманием, даже осуждением, но обращаться смелости не хватало. Я же предпочла их игнорировать. С приходом долгожданного перерыва поспешила в кофейню. Глаза разбегались от многообразия десертов. Тут и брауни с вишней, и любимый Наполеон, но разум останавливал меня от соблазна, на который я могла поддаться сама. Прошло не так много времени с момента, когда Сайлес смог переваривать еду, которую я приносила. Едва ли желудок поблагодарит за сложный десерт. С некоторым сожалением глянула на шарлотку — относительно лёгкий вариант из всех, что имелся. Кроме того, выглядела она очень аппетитно. Заказала два больших кусочка, которые мне красиво упаковали, и поспешила обратно в универ. Последняя пара прошла в мучительном ожидании её скорейшего конца. Я бездумно выводила страницы конспекта, в голове считая минуты до звонка. Нога дёргалась под партой в собственном ритме. Три, две, одна — бинго! Здание заполнил продолжительный трезвон, возвещавший о свободе. Я быстро собралась и поспешила к месту встречи. Мужчина двигался вдоль решётки, голова опущена. Я скрестила руки перед собой вместе с коробкой из кофейни. Чувствовала, как уголки губ бесконтрольно поднимались. Не прошло и минуты, как я встала напротив решётки. Сайлес услышал меня, повернул голову и улыбнулся в ответ. Мы стояли и не могли сказать ни слова, точно подростки на первом свидании. Но в тот момент я чётко осознала: с этим человеком мне комфортно даже молчать. — Прекрасно выглядишь, — слова разрезали тишину. — Спасибо. У меня сегодня праздник, хотелось чего-то необычного. — Что празднуешь? — День рождения. И, раз уж на то пошло, мы празднуем, — поправила я с улыбкой. — Если не против украсть время у вашего портрета. — Не против. Портрет едва сравнится с твоей красотой. Мужчина посмотрел на меня с усталой внимательностью. Веки прикрылись, но глаза блуждали по всему телу, изучали то, что прежде было скрыто за слоями одежды. Я специально не завязывала тренч, чтобы дать возможность быть увиденой. И он видел меня. Так, как не смог бы никто другой. Коленки коротко задрожали, когда худые пальцы обхватили решётку. Пластырь на указательном пальце правой руки отдавал постоянством. Я заметила его во вторую встречу, когда была напугана и заинтересована. Увидела и сейчас, когда страх вызывали чувства, которые, подобно свежему бутону, распускались в груди. Смерив улыбку, обхватила ленту коробки, потянула за неё. Совсем скоро нашим взглядам предстали два аппетитных куска яблочного пирога. Сайлес в удивлении округлил глаза. — Сама приготовила? В голове мелькнула картина общажной духовки с разбитым стеклом и плиты, конфорки на которой работали через раз. Едва сдержала рвущийся смешок. — Для этого нет условий. Но могу заверить: будь мы у меня дома, я бы приготовила для вас две шарлотки. — Расценивать как приглашение? Сухие губы разошлись в улыбке. Он открыто флиртовал со мной, и с учётом присутствия небольшой практики, получалось хорошо. — Да. Как только выберетесь из своей тюрьмы. — Над этим придётся попотеть. Бросила фразу невзначай, но даже не думала услышать обнадёживающий ответ. Вопрос вырвался сам собой: — А есть такая возможность? Я ухватилась за соломинку, как будто правда собиралась вызволять пациента из оков психушки. Как будто для того были основания, и я смогла бы противостоять такой сложной системе. И всё же держалась за беглую мысль. — Если обратиться к кому-то из органов. Симонов не без греха, его можно привлечь по разным статьям. — Например? — Превышение полномочий, эксперименты над людьми... — Говорил так спокойно, что у меня волосы на затылке встали дыбом. — Даже тот факт, что он упёк меня в свою прекрасную больничку. (Rosyln — Bon Iver & St. Vincent) — Но почему вы не обратились за помощью? — Как и к кому? Использование телефонов запрещено, охрана всегда на чеку, если кто сбежит. Я пробовал — валялся с гематомами две недели. Если кто и может помочь, то человек из вне. А таких, если помнишь, я лишился после суда, в котором на меня повесили всё, что можно. — Больше нет. — Что? — Больше вы не одни. Я — тот человек из вне, который может помочь. Его рассказ вселил в меня уверенность. Наглость, которой не доставало в общении конкретно с этим человеком. Миндалевидные глаза округлились в неверии. — Уверена, что хочешь? — Абсолютно. Не знаю, почему вы раньше не попросили. — А ты бы помогла первому встречному психу сбежать? Над ответом думала всего мгновенье. — Резонно. Спрятала улыбку за волосами, пока мужчина доедал кусок праздничного пирога. Одна лишь мысль о том, чтобы помочь вызволить невольного пленника, вызывала мурашки по всему телу. Я ещё не осознала в полной мере серьёзность возможных действий, но уже знала, что постараюсь сделать всё, что в моих силах. И даже больше. Вскоре мужчина заговорил снова. — У тебя праздник, а я без подарка. Некрасиво. — Вы не обязаны. Лучший подарок — наше общение, — сказала прежде, чем подумала. Фраза имела слишком личный характер, ещё и сказанная со странной интонацией. Сайлес точно дорисует иное значение. Такое уж иное. Не обманывай хотя бы себя, Алиса. Ты сказала то, что хотела сказать. Хотела, чтобы он услышал. Знал, что ты нуждаешься в нём почти так же, как он в тебе. Секунды шли, и я почувствовала, как к щекам прилила кровь. Кашлянула, посмотрела куда-то в сторону. Мужчина тем временем облокотился на решётку, сократил расстояние. Его губы разошлись в чеширской улыбке. — Всё же у меня найдётся подарок для именинницы. До того, как я успела возразить, он направился к зданию психушки. Оглядывался по сторонам, двигался осторожно. Несколько минут я стояла в неведеньи и ждала, когда же мелькнёт знакомый силуэт. Наконец, увидела его издалека. Встал напротив, раскрыл рубашку, достал книжечку, протянул мне. Мельком я обратила внимание на то, что болезненная худоба заметно сошла. Теперь его рёбра не натягивали кожу таким пугающе-красивым образом, как пару месяцев назад. И глубоко в душе я надеялась, что в том крылась и моя заслуга. С задержкой я взяла презент. Он оказался тяжелее, чем можно подумать. Потрёпанный переплёт, местами потемневшие страницы. Открывать и знакомиться я не решалась. Тогда Сайлес опередил вопросы. — Мой дневник, который я веду с первого дня в "Вознесении". Вёл, — исправился сразу. — Теперь он твой. — Что? Нет. Я не могу его взять. Это ваше, ваше личное, и... — И мне будет приятно, что он в твоих руках. Я и так рисковал. Попади он в руки Симонова — не стоял бы тут и не разговаривал с тобой. Несколько долгих секунд я только трогала незапланированный подарок и смотрела на его пугающий вид. Открывать сейчас было бы неуместно, потому я обратила внимание на собеседника. — Слишком ценный подарок. Обещаю беречь его. Я, возможно, расчитывала на больничную одежду, — сказала с заминкой. — Но это даже лучше. Доверяете мне настолько, Сайлес? — Не знаю человека, которому доверял бы больше. Если до этого момента бабочки внутри меня были мертвы, то сейчас одна из них шевельнула крылышками. Едва заметно, безшумно. Так, что я сама обратила внимание. Давно погасшая искорка загорелась вновь. К сожалению, контролировать эмоции на лице не получилось, из-за чего Сайлес обратил внимание на мою реакцию. Светлые радужки осмотрели лицо, язык тела, вернулись обратно. Я почти была уверена, что рот невольно приоткрылся. Мужчина посмотрел на мои губы, улыбнулся. А когда взгляды встретились, беззлобно посмеялся. И вновь низкий хохот, который лишал всякого напускного оружия, которое всегда наготове в общении с другими. Однако напротив стоял умелый укротитель. А значит, всякие попытки противостояния должны увенчаться поражением. Что удивительно, я была не против проиграть. Только бы ему. Единственный человек, от чьей руки я приняла бы поражение. — Правда хочешь форму психбольного? Вопрос вывел из плена сознания. Несколько секунд я молчала, стараясь ухватиться за фразу. — Да, очень. — Можно устроить. — Рот изогнулся в хитрой улыбке. Я пыталась осмыслить происходящее, как вдруг он развернулся и снова пошёл к лечебнице. На этот раз его не было всего пару минут. Когда вернулся, распахнул рубашку. — Вот, держи. Я обхватила свёрток ткани. Серо-бежевый лён приятно чувствовался в руках. Похоже, тут был комплект из рубахи и штанов. — Ваша? — спросила и только после поняла, насколько глупо получилось. Нет, блин. Обокрал бедолагу в такой же форме. — Сменная, да. — А проблем не возникнет? — Что-нибудь придумаю. Сайлес обхватил решётку обеими руками, внимательно посмотрел на меня. На собственную форму в руках девушки, которая являлась незнакомкой и одновременно близким человеком. Той, кому он доверяет больше всех. По крайней мере, я надеялась, что доверяет. Странно улыбнулась с осознанием, что второй раз в жизни держу вещи мужчины и при том не испытываю омерзения или ненависти. Перевела взгляд на Сайлеса. Его взор воткнулся в мои руки, сжимавшие прохладную ткань. Я не знала, о чём он думал. Жалел ли? Радовался? Но поняла, что сейчас у него очень спокойное выражение лица. Расслабленное, не скованное болью или молчанием, или скрытым гневом. На одну секунду мелькнула радость, смешанная с удовольствием. Он слишком резко поднял глаза, я вздрогнула. Прокляла себя за любопытство, и всё же стало ясно: он ждал такой реакции. Ждал моего интереса к нему. А когда заметил, то не мог не поймать момент. Как ребёнка ловят за попыткой съесть сладость. Когда его сиреневые глаза смотрели аккурат на меня, всё остальное теряло значение. Окружающий мир мог смело идти в задницу, если этот мужчина глядел на меня так, как никто прежде. Как никто не посмотрит после, в чём я уверена. Он единственный, в мире больше нет таких. А мне другие без надобности. Ну вот. Ты призналась хотя бы себе. Поздравляю, Алиса. Лучший подарок от тебя самой себе. Едва обратила внимание на то, что другие пациенты стали уходить к главному зданию. Сайлес обернулся, устало выдохнул. — Мне пора. — Хорошо. Без лишних слов протянула руку для нашего приветствия-прощания. Через секунду ощутила прохладу чужой кожи, вдохнула через нос. Мы улыбнулись одновременно. Слух уловил тихое: — Ещё раз с праздником, милая Алиса. Наши пальцы расстались, а с ними — взгляды. Я быстро засобиралась, чтобы не привлекать внимания, и поспешила в общагу. ... Сорок девятый Когда я увидел её сквозь прорези решёток, не поверил собственным глазам. Может, просто транквилизаторы подкинули очередную галлюцинацию. Не может молодая, красивая девушка в соблазнительном платье идти на встречу со мной. Потоки ветра заигрывали со светлыми волосами, а блестящие губы расходились в улыбке. Она была рада видеть меня, сомнений нет. То, как её глаза загорелись, стоило нашим взглядам встретиться, было чем-то нереальным. Я забыл, что люди способны так смотреть. А она смотрела... Глядела без опаски, внезапно рассказала о своём празднике, угостила пирогом. А затем стала интересоваться способами моего освобождения, что в разы неожиданнее. Она была из числа проницательных, незаурядных людей, однако назвать девушку обычной язык не повернётся. Воистину Алиса из Страны чудес. Когда я смотрел на неё в том опасно притягательном платье, то с сожалением не замечал какие-то реакции своего организма. Моя визитёрша выглядела слишком хорошо для этого места. Для меня. И в мыслях я рисовал смелые картины, как обнимаю хрупкие плечи. Конечно, она не позволит сразу, но не беда. За годы в "Вознесении" научишься терпеть. Сегодня работа над портретом не предвиделась, и я был не против. До чего приятно, оказывается, просто общаться с неравнодушным человеком. Он смотрит, улыбается, отвечает, а меж тем не думает, как бы причинить тебе больше боли. Я хотел сделать ей приятно, подарить что-нибудь. Не в банальном смысле, так как денег не было совсем, а из личных вещей остался разве что... ежедневник. Чем чёрт не шутит? Готов поспорить, подарка страннее она не получала за всю сознательную жизнь. Тогда быть мне первым. Порыв оказался сильнее, и через несколько минут я передал в нежные руки предмет, который помогал мне сохранять рассудок на протяжении такого долгого срока. Выслушивал, терпел все издевательства над хозяином. Смуглый тоже являлся отдушиной, но всё же с его состоянием сложно расчитывать на достаточную поддержку. Алиса получила дневник, посмотрела на меня благодарным взглядом. В самой радужке я заметил, как очередный рубеж между нами растворился. Словно она смогла доверять мне больше, чем неделю назад. Сложно описать тот взор. Девушка походила на ребёнка, который общался со взрослым, и искренне надеялся, что тот не сделает ему больно. Ведь сделали раньше. Её отец и некий паршивец, из-за которого она боялась прикосновений. Алиса выглядела сильной личностью. Старалась выглядеть такой. Но только по-настоящему травмированная душа распознает подобную себе. Я распознал ещё в первую нашу встречу. Разглядел шрамы, незримые для других, спрятанные за показной храбростью. А во вторую встречу пообещал себе, что не стану очередным болезненным опытом. Она достойна большего. Хватит страданий на одну юную голову. Но художница оказалась жадной. Невзначай попросила форму, и я не сдержал удивлённую улыбку. Разве можно отказать человеку, который заставлял меня верить в собственную жизнь последние месяцы? Нет. Вынес чертовке сменную форму, попутно придумывая объяснения об её пропаже. Когда мы прощались, я про себя ликовал. Ведь наши руки касались друг друга, а талантливая посетительница не дёргалась по инерции, как прежде. Всего на секунду карие глаза заволокло волнение, но быстро отступило. Мы расстались раньше, чем мне того хотелось. Но мысль о том, чтобы не попасться на глаза Симонову подгоняла к скорому прощанию. Я знал, что мы увидимся ещё не раз. Осознание этого дарило мне смысл для дальнейшей жизни. Ещё один день, одна неделя — и всё для того, чтобы увидеть милую Алису рядом. *** Алиса Общение с Сайлесом хорошо действовало на нервную систему, которую немного расшатывали последние события. Однако реальность отличалась от той нежной фантазии, которая происходила возле психбольницы. Как бы больно меня не ударил Гринченко, я начала переживать из-за нашей ссоры. Точнее, из-за отсутствия друга на парах потока, да и вообще на территории универа. Прошла не одна неделя с того дня, когда я видела его в последний раз. Одногруппники, ранее не отличавшиеся завидным молчанием, сейчас особо не торопились говорить о том, что да как. Это раздражало, но напрямую спрашивать я не хотела: проклятая гордость съедала изнутри. Потому старалась вести жизнь в привычном русле. Активная учёба, планировка подготовки к экзаменам, редкое общение с соседками по блоку. По многим предметам уже скинули вопросы к сессии и я, как прилежная студентка, делала то, в чём была особенно хороша — распределяла нагрузку. Впереди маячила пятая сессия в жизни. Подготовка к каждой стала выверенной системой. Сперва считаешь, сколько дней до экзамена или зачёта, потом делишь количество вопросов на дни, а в довершении оставляешь неделю для "шлифовки хвостов". Таким образом получается не переживать ни о чём лишний раз, а только постепенно вкладывать в голову знания, которые забудешь на следующий день. Божественная аксиома студенческой жизни. Конечно, были и ленивые смельчаки, которые учили всё за ночь или перед кабинетом сдачи, но я не из числа. Такие заигрывания с удачей никогда хорошо не заканчивались. К тому же, если получаешь стипендию, полагаться на случай не приходится. Потому я делала так, как знала лучше, и это работало уже пятый семестр подряд. Впрочем, имелись в моей жизни и проблески света. Из-за отсутствия Гринченко мы с Джуном сблизились. Ходили вместе в универ, когда совпадало расписание, возвращались в общагу. Идти всё равно одной дорогой, так лучше уже в компании. Из-за языкового барьера он не смог обзавестись друзьями, а я тем временем благодарила себя из прошлого, которая делала упор на английский. Какие-то девочки пытались строить ему глазки, что неудивительно, ведь иностранец был весьма хорош собой. Какая жалость, что их словарного запаса едва хватало на вопрос о том, как прошли выходные. Я наблюдала за попытками со стороны, изредка умиляясь, но старалась поддержать приятеля. Он не виноват в том, что оказался в другой среде. Я не виновата в том, что не люблю людей. На том и сошлись. Джун видел моё необычно вялое состояние. Старался вывести на прогулку, продолжительный разговор, но я всегда отнекивалась. Не привыкла, что кому-то есть дело до моих проблем, потому шипы сами распускались во все стороны. Я не отталкивала его, не позволяла ступить ближе дозволенного. Хотя его, кажется, такое поведение не расстраивало. Из раза в раз парень пытался сделать что-нибудь, чтобы вызвать даже мимолётную улыбку на моём лице. В такие моменты я благодарила его, понимая, что мне всё же повезло. В один из вечеров, когда осень плавно подходила к концу, Джун заявился в наш блок. Я корпела над коспектами по истории журналистики, потому не заметила движение в коридоре. Оля открыла дверь, впустила гостя в комнату. Только услышав английскую речь с забавным акцентом, я обернулась. Он стоял в проёме, сцепив руки в замок. Голубая рубашка и серые штаны свободного кроя выдавали домашний настрой, и я заметно удивилась. — Зачем пожаловал? — За тобой, конечно. — Я готовлюсь к экзаменам, ты же знаешь. — Знаю. Готовилась к ним вчера, позавчера, готовишься сегодня. Но так нельзя. Ты себя не бережёшь. — Поберегу после сессии. Оля не понимала сути диалога, потому поочерёдно смотрела на нас, отпивая чай. Импровизированное шоу нашло своего зрителя. И пусть мне не хотелось устраивать перепалки на глазах соседки, иного выхода не было. Я демонстративно отвернулась к столу, продолжила отмечать нужные тезисы в тетради. Джун молчал с десяток секунд, и я успела подумать, что мелкий конфликт исчерпан. Как вдруг он подскочил к столу, вырвал тетрадь прямо у меня из-под рук и побежал из комнаты. Оля не остановила его, только прижала чашку к груди. Глаза её заметно округлились. Мелодрама внезапно переросла в триллер. Я прекрасно понимала, что в той тетради находились наработки целого семестра по профильному предмету, а значит, я не имела права просто отдать её в руки темноволосого наглеца. Подорвалась с места, побежала за ним. Увидела макушку, что завернула за угол лестницы, ускорилась. Комната Джуна находилась этажом ниже, так что далеко бежать не пришлось. Что хорошо, учитывая далеко не идеальное состояние моих лёгких. Наконец, я открыла нужную дверь, переводя дыхание, и заметила довольное лицо приятеля. Он смотрел на меня из центра помещения, наверняка чувствуя себя победителем. И тогда до меня дошло: это и было в его планах. Выудить меня из блока, оторвать от рутины, в которой я пряталась от всего и всех. Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, затем протянула руку с раскрытой ладонью. — Верни мою собственность. — Нет, — ответил стойко. Я не на шутку удивилась его интонации. — Не верну, пока не позволишь помочь тебе. — И как ты собираешься помочь? — Есть одно волшебное средство, которому меня научила бабушка. — Та самая бабушка Сон Хи? Парень с удивлением глянул на меня. Улыбка засветилась на его лице. — Да, она самая. Удивлён, что помнишь. — Я помню вещи, которые касаются людей, не безразличных мне. — Приятно слышать. А теперь давай сядь, переведи дыхание. Его пальцы обожгли моё запястье. — Нет! — выпалила слишком громко, отскочив на метр. Юноша посмотрел на меня с тенью страха. Слишком громко прозвучал протест. На секунду я разозлилась, что не смогла контролировать свою реакцию на физический контакт. С Сайлесом таких проблем не возникало уже давно. Отогнав мысли, посмотрела на приятеля. — Прости, Джун. Не подумай, что ты мне противен, или я брезгую, просто... Он перебил меня. В его взгляде мелькнуло осознание. — Ты не обязана объяснять, — после небольшой паузы добавил: — мужчины ужасны. — Но ты один из них. — Верно. И я не выбирал это. Игра слов вызвала короткий смешок, который я не думала скрывать. Джун и сам посмеялся. Я всё же заняла свободное место у окна, откуда открывался вид на красивую площадку. Некоторые деревья сделались вовсе голыми, другие — всё ещё пестрели обилием разноцветной листвы. Приятель возился с какой-то посудой, пока я наслаждалась картиной природы. Вскоре услышала свист чайника, обернулась. Джун разливал кипяток в две красивые чашки. — С сахаром? — спросил, не отвлекаясь. — Одну ложку. Через десяток секунд на небольшом столике оказался разнос с приготовленными угощениями и ароматным чаем. Я взяла свою. — Постой. Глянула на парня. — Лучше не торопиться. Листья этого чая со временем раскрываются очень красиво. Подождём несколько минут. — Хорошо. Время ожидания мы провели в тишине, смотря на вид из окна. Погода, как заведено, стояла пасмурная, но оттого складывалось нужное настроение. Когда Джун взял сосуд, я потянулась за своим. Следила за его движениями, и только затем посмотрела в чашку. Светло-зелёные листья чая походили на кудрявые водоросли в глубинах океана. Какое-то время я просто изучала их, не в силах сдержать улыбку. Когда тишина стала осязаемой, Джун заговорил: — Бабушка Сон Хи считала, что наши печали не должны иметь над нами власти. Мы можем сожалеть о чём-то, переживать, но не имеем права дать проблемам поглотить нас. Ведь жизнь изменчива. И, подобно чайным листьям, раскрывается иначе, когда ты сам воздействуешь на неё. Я слушала внимательно, стараясь принять то, о чём минутой ранее не задумывалась. Самой воздействовать на жизнь... Сделала небольшой глоток. Горячий напиток приятно обжёг язык, оставляя диковинный привкус. — Очень вкусно. Твоя бабушка мудрая женщина, Джун. Многим стоило бы у неё поучиться. — Согласен. Мне её иногда не хватает. Он опустил голову, замолчал на какое-то время. Вмешиваться в чужие потери я не имела моральных сил, потому лишь надеялась, что тихое понимание станет поддержкой. Заговорил снова на порядок тише. — Расскажешь о том, что происходит в твоей жизни? — Уверен, что хочешь знать? — Я вижу, что тебе непросто. И знаю, что поговорить особо не с кем. Так что если поделишься, что у тебя на душе, думаю, нам обоим станет легче. Я обдумывала его предложение. С малых лет не привыкла показывать внутреннюю сторону своей души. Но иногда она отчаянно того требовала. Сделала несколько глотков, чтобы собраться с мыслями. А затем начала долгий рассказ о том, что же происходит в моей жизни. Рассказала о Сайлесе, о чувствах странного рода. О Боре, его неожиданной дружбе с Артёмом-наркошей и нашей ссоре из-за тех чувств странного рода. Говорить о том вживую оказалось легче, чем держать в голове и пытаться навести порядок. Джун не перебивал меня, слушал так же внимательно. Иногда одаривал сочувствующим взглядом, задавал уточняющие вопросы. Постепенно одна порция чая сменилась второй и третьей, а тетрадь с конспектами обиженно покоилась на тумбочке, чувствуя свою брошенность.