Универ возле дурки

Алиса В следующую встречу я, как и обещала, предоставила фото следователю Горцеву. К сожалению или к счастью, отметины на теле Сайлеса не сходили быстро. Бесчисленное количество синяков, относительно свежих гематом и мелких шрамов царапали сердце острыми иглами. Я сдерживалась, как могла, чтобы не расплакаться после каждого нового ракурса. Мой мужчина терпел страшную боль, переживал настоящие мучения, и это только те, которые можно рассмотреть. Невозможно представить, какой вред нанесли его сознанию. Потому я боролась с невиданым упорством. У него нет никого, кроме меня, а это значило, что я ответственна за вызволение из затянувшегося плена. Горцев не делился со мной подробностями следствия, но в одну из встреч я заметила на столе личное дело. Немного потрёпанное, с фотографией на лицевой стороне. Глянула мельком — с трудом узнала моего Шляпника. Волосы аккуратно подстрижены, лицо не обнимала болезненная худоба, а уголки губ приподняты в лёгкой улыбке. Человек из прошлого, действительно, и ничего общего он не имел с тем, кому пришлось взять новое имя, чтобы забыться в кошмаре, который длился долгие годы. Учёба понемногу раскачивалась, потому я старалась всё свободное время посвятить помощи в большом деле, что подогревало кровь. Неужели всё закончится? И достаточно скоро? Одна часть меня радовалась, другая — билась в неспокойной тревоге. Расследование продвигается хорошо, встречи с Сайлесом не прекращаются, и с каждым днём он чувствует себя лучше. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ты не такая наивная, Алиса. Знаешь, что это затишье перед бурей. Если бы кто-то наблюдал за мной со стороны, мог бы предупредить об опасности. Однако я была сама по себе, полагалась лишь на собственные силы. И если раньше этого вполне хватало, то теперь на арену вышел новый, более опасный противник. С которым я встретилась лицом к лицу в один из весенних вечеров. Возвращалась после встречи с Сайем с хорошим настроением. Один квартал, второй, знакомые улицы сменяли друг друга, и я старалась не обращать внимание на шёпот, который противно скрипел в мыслях. Что-то случится. На сей раз ты совершенно одна. Никто не поможет... Часто оборачивалась, шла быстрее обычного. До общаги оставались считанные минуты. Волосы на загривке характерно шевельнулись, прежде чем я вросла в землю. Сильная рука обхватила мою шею, удерживая на месте. — Снова здравствуй, красавица. Симонов. Его голос я помнила слишком хорошо и не спутала бы с другим даже при желании. — Как вы меня нашли? — Ты всегда ходишь одной дорогой. Неосмотрительно для такой неглупой девочки. — Я закричу — и сюда сбегутся соседи. — Если закричишь, можешь попрощаться с Сорок девятым навсегда. Его участи не позавидуют даже уличные дворняги. Ублюдок! Шантажировать единственным, что действительно имело для меня значение. Губы сжались в плотную линию, но мне пришлось стиснуть зубы, когда мужчина задрал голову выше. Рефлекторно поднялась на носочки, чтобы уменьшить болезненные ощущения. Симонов прижался ко мне грудью, и в голове забился страх осознания нашей близости. Его тяжёлое, горячее дыхание трогало макушку, ухо, а ладонь продолжала ощутимо держать горло. — Я понимаю, почему Сорок девятый потерял остатки сознания после встречи с тобой. На его месте мог оказаться любой. Я не могла вдохнуть полной грудью. В голове судорожно метались возможные пути отхода и противостояния. Убогий докторишка оказался сильнее, чем думалось вначале. В один момент чужие пальцы коснулись ушной раковины, нежно погладили её. Вдох застрял где-то в глотке, я смогла лишь выдавить сдавленный хрип. Нет. Нет, почему сейчас? Глаза в страхе забегали из стороны в сторону. Попыталась двинуть ногой ему в пах, но мужчина резко выставил колено, преградив жалкую попытку. — Когда я увидел тебя обнажённую, после ваших нежных игр, то понял, что хочу и себе такую игрушку. Такая поддатливая, смелая. Скажи честно, ты бы хотела с ним трахнуться? — Нет. — Нет? Твоё тело говорило обратное. Мужчина прижался ко мне ещё ближе, и я почувствовала его возбуждение. Рефлекторно выгнулась в спине, чтобы увеличить расстояние, но Симонов понял это по-своему. — Признайся, ты мечтала, чтобы он овладел тобой тогда. Взял в свои тощие руки, вяло блуждал по телу, пока чувствительная кожа отзывалась на контакт. Скажи это. — Меня не интересует секс, извращённый ублюдок. — Все вы так говорите. А потом стонете, как заправские шлюхи. Мне бы хотелось узнать, как стонешь ты, Алиса... Слышать своё имя из уст этого человека было оскорбительно, неприятно. Выдержка трещала по швам. А когда мужчина опустился над моим лицом и оставил влажный поцелуй на кончике носа, от терпения не осталось следа. Незаметно — насколько возможно в сложившейся ситуации — я нащупала ключи в кармане, обхватила покрепче самый острый из них и резко высунула руку. Симонов не успел среагировать, и через секунду метал касался его шеи. — Либо ты отпускаешь меня, либо попрощайся с артерией, — прорычала с отдышкой. Я победила? Чёрт возьми, какое приятное чувство. Дыхание сбилось окончательно, я ощущала, как резво стучат вены о стенки горла, готова была кричать от радости. Несмотря на всеобъятный страх, получилось взять себя в руки и дать сколько-нибудь достойный ответ. Я почувствовала, как мужчина проглотил слюну, посесила злостную улыбку на своём лице. Однако слух тронул знакомый шёпот-скрежет. Я дёрнула головой в сторону, не желая чувствовать его губы на своём ухе. — Боюсь, ты не в том положении, чтобы ставить условия. В тот же миг кожу на шее проткнула игла. Думала, что перехитрила мерзавца, а оказалось радовалась заранее. У него самого пылился козырь в кармане. Я вздрогнула, уронила ключи и почувствовала, как силы медленно покидали тело. А его руки — цепкие, чужеродные руки — вновь удерживали меня от падения. *** Сорок девятый (Я так хочу — Океан Ельзи) Утро четверга было обычным. Подьём, уборка, водные процедуры. Впервые за долгое время я чувствовал аппетит и не чувствовал, как тело дрожало от ударов тока. Перемена в настроении заведующего настораживала, но я бы не посмел что-либо выяснять. Ещё один месяц пыток тело не выдержит. Однако всё изменилось с приходом Смуглого. Он, как всегда, поделился сигаретами, мы спокойно курили за ленивым диалогом. Как вдруг приятель сказал: — Слушай, походу новенькую привезли. — В каком смысле? — Санитары болтают, Симонов притащил девушку. Молодая, симпатичная. Сердце пропустило удар. — Блондинка? — Да. Откуда знаешь? — Блять... Сигарета упала на пол. Я успел только потушить её тапком, пока не сорвался на бег. Смуглый крикнул что-то в догонку, но слух уже не различал слов. В голове судорожно вертелась мысль о спасении моей невинной Алисы. Какова вероятность, что новенькой окажется другая, совершенно незнакомая девушка с таким же цветом волос? Ничтожная. Какова вероятность, что Симонов решил отыграться за всё конкретно на ней? Огромная. Каким образом он смог её поймать, дело десятое. Сейчас важно действовать. Бесконечные коридоры блевотного цвета сменяли друг друга, глаза не различали силуэты. Пока ноги не принесли к конкретной комнате. Без стука ворвался, на одной из коек сидел санитар Андрей. Он мне и был нужен. Голос дрожал, когда я заговорил: — Если дашь сделать один звонок, всё закончится. Тебе не придётся причинять боль другим или выполнять приказы конченного психа. Но времени мало, действовать надо сейчас. Поможешь? Андрей смотрел устало, без агрессии. Я прекрасно понимал, что от его решения зависела не одна жизнь, и всё же не полагался на благосклонность. Вдруг ему действительно нравилось насилие и всё сопутствующее? Нет. Не нравилось. Осознание мелькнуло в его глазах, когда он поднялся, глянул на меня хмуро и кивнул. — Помогу. Иди за мной. Добравшись до телефона, набрал номер, который зазубрил лучше молитвы. Пара гудков, каждый из которых врезался острым гвоздём в мою грудь. Наконец, с другого конца ответили. — Следователь Горцев слушает. — Серый, это я. Узнал? — Черт возьми, да, — интонация сменилась в мгновенье ока. — Если звонишь, значит дело дрянь. — Всё хреново. Надо, чтобы ты с парнями приехал, потому что один я не справлюсь. Симонов схватил Алису, если брать его, то сейчас. — Понял. Будем через семь минут. Послышались гудки, я старался сохранить трезвость рассудка. Андрей молчал с десяток секунд, пока не бросил тихое: — Кажется, я знаю, где он может её держать. — Веди. Теперь мы вдвоём бежали по психушке, опускаясь в нижний корпус. Лампочки здесь горели кое-где, двери пожрала плесень и прочая живность. Лёгкие горели от неровного дыхания, сердце билось с невозможной скоростью, но мне было плевать. С каждым шагом я приближался к Алисе, и большего не требовалось. Андрей направлял в какие-то места, которые я не видел за все пять лет в "Вознесении". А в голове меж тем вёлся отчаянный счёт. Уже прошло две минуты минимум. Осталось немного. Пять минут подождать. Возле очередного поворота санитар замер, посмотрел на меня. — Дальше не пойду. Я встречу наряд, скажу, куда им идти, чтобы время не теряли. — Хорошо. Спасибо за помощь, Андрей. Опустил ладонь на его плечо, сжал несильно. Не так давно этот человек бил меня по указке заведующего, а сегодня помогал в борьбе з обезумевшим зверем. До чего забавная штука жизнь. Он в ответ только кивнул и побежал обратно наверх. Я же посмотрел вперёд, на дальнюю дверь, вдруг осознав, в каком положении нахожусь. Безоружный, слабый, истощённый — какое там противостояние мужчине в расцвете сил и с бесспорным преимуществом? Но у него Алиса... Одна только мысль об этом стирала грани разумного, кулаки сами сжимались, а ноги вели вперёд, в пасть зверя. Исход моего безрассудного геройства покрывал туман, однако каким бы не вышел итог, я буду знать, что поступил правильно. Наконец, замер перед дверью. Внутри послышался странный вплеск, как будто кто-то упал в воду, и я распахнул двери. ... Связанные руки. Пелена перед глазами. Резервуар с водой прямо под ногами. Ощущения такие, будто меня накачали лошадиной дозой успокоительного. Наверняка, так оно и было. Вчера он вколол мне что-то, и точно не витамины. Мотнула голову вправо — его хищные глаза пожирали меня. Одна рука удерживала рычаг, который, видимо, должен определить мою судьбу. Умереть или остаться живой — вот, в чём вопрос. Внезапно просыпается мигрень, виски пульсируют. Запястья болят от верёвок, жалобно ноют о своей жестокой участи. Скорость реакции замедлена из-за веществ в крови, но я чувствую, как в глазах скапливаются слёзы. Не хочу умирать. Не здесь, не сейчас, не таким образом. Лучше от передозировки — салют, пап — или от ножа уличного укурыша. Всяко лучше, чем воплощать в реальность фантазии этого безумца. Глотаю густую слюну, чувствую, как она царапает глотку. Но секундам тишины наступает конец, когда слух улавливает хриплый ядовитый смех. До того неприятный, что уши в трубочку сворачиваются. — Надеюсь, ты любишь водные процедуры, Алиса. Сегодня в программе именно они, и я надеюсь, что ты смоешь с себя местную грязь. А если повезёт — останешься жива, хах. — Ты больной!.. — не успеваю проклясть в последний раз. Рука дёргает рычаг — меня бросает в воду. Лодыжки дёргаются, насколько позволяет верёвка, выкручиваю руки, чтобы не думать о том, насколько близок конец. Подонок решил спародировать Гудини? На здоровье, сама его в детстве обожала. Проблема только в том, что "неуязвимый Гарри" знал, как выбраться из водяной клетки, будучи скованным по рукам и ногам. Но я же не чёртов Гудини! Я сдохну здесь и сейчас! Кислород ещё есть, потому судорожно пытаюсь отвлечься, сбежать из реальности. Почему не тренировала дыхание? Надо было чаще на море ходить и меньше курить, теперь откинешься по глупости и слабости лёгких. Но смерть не приходит так быстро, и я успеваю переключить внимание. (Dream the Ocean clean — Ólafur Arnalds) Перед глазами возникает родной образ. Чувствую, как худые руки трогают предплечья, и я невольно вздрагиваю. Его касания всегда вызывали мурашки. По мере того, как кожа реагирует на телесный контакт, вдруг ощущаю на лице дуновение морского бриза. Открываю глаза — и вот я уже не в клетке, а на пляже. Горячий песок обжигает стопы, солнце слепит глаза. Поднимаю ладонь, чтобы прикрыться от лучей. Замечаю мужчину, выходящего из воды. Чёрные пряди облегают ключицы, выступающие рёбра, и сейчас он совсем не кажется человеком. Нет. Дитя моря, прекрасное и хрупкое. Уязвимое, но нежное и чувственное. Улыбка невольно загорается на лице, он протягивает руку. Тяну свою в ответ, как вдруг дивное создание обнимает меня. Слышу биение сердечка — тук-тук, тук-тук — пока моё замирает от неожиданности. Мягкие касания греют сильнее Солнца, в них хочется раствориться. Мы совсем одни, в целой Вселенной, а большего для счастья и не надо. Размыкая объятия, он ведёт меня прямо в воду. Не разрывает зрительный контакт, из-за чего я готова пойти за ним на край света. На дно океана. На вершину небес. Всё так тихо, безмятежно, как будто всегда так было. С первой нашей встречи. И нет осуждения, нет неловкости и страха. Только двое в тёплой и чистой воде, которая омывает раны, исцеляет душу. Солнечные лучи касаются бледного лица напротив, и я вдруг понимаю, что впервые вижу его при таком ярком свете. Рассвет играет на гладкой коже, переливаясь редкими бликами. Мысли приходят в норму, сердечный ритм замедляется. Я готова к любому исходу, если рядом будет он. — Алиса! — крик врывается в грёзы. На задворках сознания слышу какие-то посторонние звуки. Удар, падение, битое стекло. Веки с трудом поднимаются, и я возвращаюсь в реальность. Замечаю его, вымученно улыбаюсь. Воздуха почти не осталось, но я знаю: он спасёт меня. Продолжает что-то говорить, не могу разобрать. Сознание медленно покидает меня, и в последнюю секунду чувствую, как вода перестаёт держать. *** Алиса Территорию оцепила полиция, люди в форме опрашивали врачей и санитаров, которые испуганно пытались поведать малейшие детали. Мне не было до них дела. Глаза безынтересно бродили из угла в угол, пока я плотнее куталась в плед, полученный от бригады скорой помощи. Они обработали раны от разбитого стекла, и сейчас я даже радовалась успокоительному в организму. Препарат снизил чувствительность, обошлось без болезненного шипения и матерной брани в адрес врачей. Вскоре ко мне подошёл сам Горцев. Спросил, как я, уточнил детали. Обещал взять детальные показания позже. Пошёл куда-то с другими силовиками. Меньше, чем через минуту с руками за спиной вывели Симонова — урода, из-за которого столько страдали неизвестно сколько людей. Но главное: пострадал Сайлес. А такое простить я не смогла бы за все деньги мира. Волосы заведующего растрепались, под глазом засел свежий синяк, в уголке рассечённой губы виднелись кровавые подтёки. Надеюсь, дело рук Сайя. Он имел наглость посмотреть на меня. Улыбнулся с кровью на зубах, послал воздушный поцелуй, из-за чего лицо моё в одночасье скривилось. Отвела взгляд, не желая смотреть на это ничтожество, что носило имя "человек". Почти сразу заметила Сайлеса. Он стоял с другой медсестрой, отказывался от медицинской помощи, всё смотрел по сторонам. Наконец, взгляды встретились. Я сделала первый шаг, ропотный. В голове засело опасение, что он вдруг отвернётся от меня. После всего, что пережил, что претерпел по моей вине. Но страх развеялся вместе с его ответным шагом. Первым, вторым, третьим. Мы шли навстречу друг другу, неторопливо, с опаской, не веря в реальность происходящего и что самое страшное позади. Плед сполз с моего плеча, однако его спешно подхватила худая рука. Я ощутила холодные пальцы оголённой кожей, глянула в сторону: чужие костяшки хранили следы засохшей крови. Выходит, не ошиблась. Это он обработал психа. Мой мужчина... Обхватила его ладонь, поднесла к губам и оставила долгий поцелуй на тыльной стороне. Всё тело вздрогнуло от нового контакта, но я упрямо продолжала целовать. Через время закончила жест благодарности, взглянула в родные глаза. Уставшие, светлые радужки смотрели на меня с нежностью и искрящей радостью. Такой, которую не выразить словами. Его взор бродил по моему лицу, пока я чувствовала растущую улыбку. Так как никто из нас не мог заговорить, решила послать всё к чёрту. Просунула руки за его спину, несильно приобняла. Голова опустилась на тощую грудь, как будто так было всегда. Через несколько секунд я почувствовала его руки на своей спине, которые прижимали плед к телу. Немного кислый запах его пота кружил голову сильнее наркоты, которой меня пичкали совсем недавно. Единственное, чего мне хотелось в ту секунду — коснуться языком солёного плеча. Не поехать в больницу и отлежаться неделю минимум, не забиться в угол и плакать до изнеможения. Нет. Только тронуть губами тонкую кожу, сбежав от поганой реальности. Когда его руки обняли мои плечи, я почувствовала то, чего лишилась давным-давно. Тишину и покой. Внутренние демоны не орали от опасной близости с мужчиной. Я ощущала лишь тепло его рук и биение собственного сердца. Оно вырывалось из груди, хотело рассказать обо всём, что пережило, но сейчас я бы не услышала ничего. Потому что обрела долгожданное успокоение. ... Спросишь, как там Симонов и его незавидная судьба? Я бы не спросила, но ответственный автор обязан сообщить судьбу героев повествования. Его осудили по Статьям 127, 151, 365 УК. И ещё паре-тройке, которые я не запомнила. Теперь ублюдок проведёт в тюрьме не меньше десяти лет — срок, кратный тому, который Сай провёл в лечебнице. Впрочем, непомерно маленький, несправедливый, потому что условия у них будут значительно разниться. Адрей — верный санитар врача-ублюдка — свидетельствовал в деле против него. Собственно, он был единственным прямым свидетелем. Пусть сам проходил как соучастник, его срок был заметно меньше благодаря помощи следствию и заверениям Сайя, что в решающий момент мужчина помог. Если отходить от дел судебных, то жизнь вернулась в прежнее русло. Быстрее, чем я расчитывала и вообще ожидала. Даша Резалова больше не лезла ко мне, Джун стал постоянным участником наших с Борей прогулок на велосипеде и часто угощал волшебным чаем. Про Артёма-наркошу я больше не слышала и про их связь с Барбариской тоже. Похоже, друг не вынюхал остатки соображения с кокаином, радостная новость. И вот я пишу это, сидя на паре по социологии. А после занятий побегу домой, где меня ждёт тот, из-за которого я ввязалась в самое незаурядное приключение на свою задницу. Но вдруг позвонил следователь Горцев и попросил забрать медицинскую карточку Сайлеса. Планы поменялись, и всё же я не смела отказать ему в простой просьбе. До участка добралась на автобусе, в тысячный раз поблагодарила мужчину и забрала всё необходимое. Домой ехала тоже автобусом, из динамиков играла заводная музыка, которая толкала к неожиданным действиям. Пальцы обхватили титульную страницу. "Дело №5489". Сердце зашлось в бешеном ритме, дыхание малость сорвалось. Я благодарила небо за пустоту салона, не пришлось ни с кем делить эту тайну. Мою сокровенную прелесть. Затем пальцы перелестнули несколько страниц. Личные данные. Одна конкретная строка привлекла моё внимание. Имя — Григорий Литвинов. Дальше были цифры, характеристики и множество листов неизвестной мне информации. И всё же глаза замерли на короткой строчке с тем драгоценным знанием, которое стало доступно вот так вдруг. Сначала я произнесла его в своих мыслях. Осторожно, с опаской, что мозг избавится от секретной информации. Затем одними губами, беззвучно. Язык особенным образом стучал по зубам на моменте согласных, середина имени заставила скрутить губы в трубочку. И, наконец, позволила всему миру стать свидетелем давней тайны. — Григорий... Музыка в наушниках словно заиграла громче, пришлось закрыть глаза от внезапного головокружения. Обхватила папку покрепче, надеясь, что сердечный ритм вернётся в норму, и я не откинусь в автобусе по пути домой. Прошла минута, две, но Тёмный жнец так и не пришёл по мою душу. Что ж, Бог смерти услышал от меня "Не сегодня". *** (Sometimes — gigi) С того злополучного дня прошло полгода. По моей настоятельной просьбе — заботливому приказу — Сайлес начал длительную реабилитацию. И продолжал её. Состояние медленно улучшалось, что было очевидно даже такому далёкому от ментального здоровья человеку, как я. Он вызывался ходить со мной по магазинам, учился управляться с кассами самоосблуживания и старался как можно лучше познать мир, который заметно изменился за долгие пять лет. Впрочем, за время совместной жизни я так и не решила момент, который беспокоил больше всего. Храбрилась во всём, однако не в том, что касалось мужчины, с которым живу. Имя. Как много оно значит, и как мало несёт в себе букв. Слишком мало, чтобы уместить всю значимость, ценность человека. И даже несмотря на это, его имя стало для меня любимым с того самого момента, как я увидела его в личном деле. Тянуть резину было некуда, потому сомнения развеялись в один момент, как не бывало. В тот вечер вернулась домой поздно, после работы. Из кухни доносился звук готовки, так что я сняла обувь и поспешила туда. Мужчина нарезал овощи, напевал заурядную мелодию. Я неслышно опустилась на стул, сложила руки в замочек перед лицом и спросила: — Что на ужин, Григорий? — Сегодня будет... Развернулся, чтобы ответить, но тут же замер. В тот момент он был подобен статуе: высокий, утончённый, такой по-домашнему нежный в светлом фартуке. И совершенно неподвижный. Заметила, как на его лице застыла эмоция непонимания с примесью страха. Довольная улыбка сошла с лица, и я спешно подошла к нему. С замедлением протянула руки, обхватила смущённое лицо. Чёрные волосы были аккуратно подстрижены, пахли шампунем. Запах без знакомой примеси медикаментов успокоил меня. Слова сами торопились наружу: — Если хочешь, этот человек навсегда останется в прошлом. Обещаю, что больше не назову тебя так, если пожелаешь. Только скажи, как будет лучше. Он долго смотрел мне прямо в глаза. Радужки, точно блестящие драгоценные камни, искрились от искуственного освещения, а в глубине зрачков плескалась задумчивость. Кончики моих пальцев несильно подрагивали — привыкнуть к контакту было непросто — и я терпеливо ждала решения. Наконец, его руки пришли в движение: правая обняла за талию, левая коснулась шеи. Выражение лица постепенно смягчилось. — С тем человеком меня больше ничего не связывает. Пусть прошлое останется в прошлом, а я начну новую жизнь с той, кто мне её подарил. Улыбка возникла сама собой, и я не пыталась от неё избавиться. Погладила гладкую щеку, подошла к плите. В кастрюле булькало что-то светлое. Он подошёл ко мне. Я ощутила мужскую грудь спиной, немного выгнулась. Рука помешивала макароны, уголки губ расходились в сторону всё шире. Спустя секунду мужская ладонь прошлась вверх по спине, убрала волосы с затылка, и пока бдительность ненадолго отвлеклась, он оставил мягкий поцелуй на шее. Мужские губы замерли на коже, я не сдержала рваный вдох. А его шёпот звучал над ухом: — Милая Алиса. Моя... Алиса...