Рубины и розы

      Наступила ночь, и после пира Саррум удалился к себе в временные покои. Король Артур приказал поселить его в одних из самых лучших и светлых гостевых покоях замка, чтобы задобрить. Саррум, в принципе, был доволен сегодняшним приёмом и планировал провести завтрашний день так же хорошо, как и этот, но своим собственным обычаям он не изменял никогда. Ради заключения союза Королю Аматы не отказали в привычных для него развлечениях, поэтому один из камелотских слуг привёл к нему очаровательную юную рабыню с кухни. Ей было около четырнадцати лет, она прятала взгляд в пол и её колени подкашивались от переживаний, от осознания своего нынешнего положения. Она нервно заправила прядь рыжих волос за ухо и смиренно ждала.       Саррум сидел на постели и со слащавой улыбкой смотрел на рабыню. Он приказывал ей рукой крутиться то в одну сторону, то в другую. Она не без страха исполняла его желания, а он лишь смотрел, будто приценивался, пока она кружилась перед ним, словно искорка. Её распущенные рыжие волосы вынуждали ассоциировать её с огнём. — Подойди, — он остановил её рукой и суровым тоном позвал к себе.       Она вся дрожала, но всё же сделала несколько шагов, чтобы приблизиться к королю, от которого воняло хмелем и потом. Он тут схватил её за тонкие руки и толкнул на кровать, слегка навалившись на нее. — М’лорд, прошу, — пропищала она, за что Саррум сильно ударил её по лицу, разбив губу. — Я не приказывал тебе говорить, — строго произнес он и перевернул рабыню на живот, задрав её платье.       Она уткнулась лицом в простыню, сжимая её зубами, в глубине души надеясь на то, что если она замолчит, не издаст ни звука, ей будет не так больно, как может быть.       Внезапно магическим образом все свечи в покоях Саррума погасли. Король напрягся, ещё не успев расстегнуть брюки, он начал застегивать их обратно.       Через мгновение он почувствовал холодное лезвие на своём горле. — Ты пожалеешь, — сказал Саррум, будучи в тисках Мордреда.       Но друид ничего ему не ответил, лишь перерезал горло. Кровь Саррума лилась на каменный пол, забрызгивая постель и шторы. Рабыня успела спрятаться за высокой тумбой. Свечи загорелись вновь.       Как только Саррум, наконец упал, Мордред пытался стереть кровь с одежды, а рабыня, выйдя из своего укрытия, испуганно взирала на него и на труп Саррума, лежащий на полу. Друид испугался, увидев её, но старался не подавать виду. Он прочёл заклинание, чтобы ввести в туман её разум, искренне надеясь, что она не сможет запомнить его лица. Эта девушка была помехой, лишней свидетельницей, которой не должно было быть в такой поздний час. Мордред просчитался, но не мог решиться убить невинную рабыню. — Как тебя зовут? — спросил Мордред, с недоверием глядя на нее. — Лиана, м’лорд, — тихо ответила она своим тонким голосом.       Друид срезал кошель с шеи Саррума, и кинул Лиане целый мешочек с золотыми монетами. — Возьми себе сколько тебе нужно, — ровно сказал он. — Ты выполнила, что хотел Саррум, а затем ушла с деньгами. Понятно? — Да, — она поклонилась, держа в руке кошель. — Спасибо, м’лорд. — Теперь уходи. — Спасибо, м’лорд. Спасибо большое, м’лорд, — ещё раз быстро поблагодарила она его и вышла из покоев Саррума.       Мордред тихо сел на пол, как только рабыня ушла, и протяжно выдохнул, искренне надеясь, что эта девушка не будет проблемой. Он с печальной улыбкой смотрел на труп короля Амат, а затем взял его за руку и без отвращения отрезал палец, на который было надето кольцо с королевской печатью.

***

      Моргана снова плохо спала. Воспоминания о Сарруме продолжали терзать её, но она с болью в сердце пыталась заснуть, чтобы хоть на какое-то время исчезнуть из этого мира и забыть про то, кем она является и какова её собственная жизнь. Но сон к ней совершенно не приходил, поэтому несмотря на желания, она всё же встала с постели, оделась, умыла лицо и шею холодной водой и решила листать какую-нибудь книгу, чтобы отвлечься в чтении. Страницы пестрили иллюстрациями разных растений, видимо, эта книга обучала целительству, но ведьма не могла ни на чём сосредоточиться. Переживания поглотили её. — М’леди, — в ее покои постучался стражник посреди ночи, — к Вам прибыл лорд Мордред…       Не успел он договорить, как она резко вскочила со стула и крикнула: — Впусти.       Мордред вместе с стражником зашел в покои ведьмы, затем последний поклонился и вышел, оставив их наедине. Друид обещал отослать письмо, но не приезжать к ней. Что-то было не так. Она внимательно смотрела на него с ожиданием новостей, было видно, как все ее переживания и волнения отражались на лице. — Здравствуй, Моргана, — несколько беспокойно проговорил он, глядя на растерянную ведьму. — Ты говорил, что напишешь, — она повторила его слова с их последней встречи. — Что случилось?       Он сделал несколько шагов и оказался совсем рядом с ней. Он аккуратно взял её руку и вложил в ладонь окровавленную тряпку, в которую было что-то замотано. — Саррум мертв, — сказал он, и отпустил её руку.       Моргана посмотрела на тряпку, затем на друида, затем снова на тряпку. Её взгляд метался, а глаза бесконтрольно наполнялись слезами. Она медленно размотала ткань и увидела палец своего пленителя и королевскую печать Амат. Её сердце бешено застучало, и дыхание стало совсем неровным и сбитым. Не выдержав этой муки, она со злости швырнула отрезанную плоть прямо в пламя, горевшее в камине, а кольцо плотно сжала, сложив ладонь в кулак.       Она дрожала, словно лист на ветру, и желая укрыться, она обняла Мордреда за плечи, будто бы он был её укрытием, будто бы он мог защитить её. Он обнял её в ответ, желая успокоить, дать ей всю поддержку, которую она позволила бы дать. Он чувствовал, что она нуждалась в заботе, она была слишком израненной и потерянной. Ее сердце продолжало свой бешеный ритм, и она начала подозревать, что Мордред знает о том, что делал с ней Саррум. Мысли о собственной ничтожности крутились в её голове. Друид нежно и успокаивающе гладил ее по спине и по волосам, а она принимала эту ласку. Она робко склонила голову, чтобы укутаться лицом в его меховой жилет, чтобы попытаться спрятаться там. — Ты знаешь? — тихо произнесла она ему под ухо, уже заранее зная ответ. — Да, — ровно ответил он, не выпуская её из объятий.       Она заплакала, ещё сильнее желая укрыться в мехе, словно это было способно ее защитить. Моргана хотела ему всё рассказать, хотела довериться, но ей было стыдно. Она боялась разрушить образ великой и сильной Верховной жрицы в его голове, боялась, что он уйдёт и отвернётся от нее, как только узнает, насколько она глупа, наивна и слаба, раз угодила в плен к Сарруму. Словно желая удержать друида рядом с собой, ведьма обнимала его всё сильнее, боясь, что он покинет её и сейчас. — Как ты узнал? — Саррум рассказал на пиру в честь приезда… Мне жаль.       Моргана выпуталась из его объятий, и испуганным взглядом посмотрела сквозь друида, на дверь, на стену, — куда угодно, лишь бы не в его глаза. Казалось, что теперь от переживаний она практически не дышала. — Почему ты не рассказала мне? — спросил он, желая, чтобы хотя бы сейчас она доверилась ему.       Ведьма жестом указала на парочку стульев, что стояли около стола, надеясь таким образом выиграть немного времени, чтобы собраться с мыслями. Её тело все еще дрожало. Она не понимала саму себя. Разве раньше был хоть кто-то заставлявший её переживать за собственные слова или действия так сильно? Она села на стул рядом с Мордредом и не без страха посмотрела ему в глаза. — Я боялась, — волнительно произнесла Моргана. — Боялась? — он был в недоумении. — Почему? — Я думала, что ты посчитаешь меня слабой, раз я до сих пор сама не убила его… — она замялась, боясь продолжить свою мысль.       Она закрыла лицо руками, пытаясь успокоиться, но воспоминания проведённого времени в темнице Саррума то и дело мелькали у нее перед глазами. — Он уже мертв, — Мордред подошел к ней, аккуратно взял её за руки и опустился перед ней на колени, — я перерезал ему горло. — Мне всё равно страшно, — судорожно произнесла она, сжимая его руки в ответ. — Он до сих пор является мне в кошмарах. Я слаба перед ним… Значит ничтожна по сравнению с обычным смертным… Я каждый день смотрю на Айтузу и виню себя в том, что с ней произошло. Это замкнутый и бесконечный круг, — ее глаза вновь наполнились слезами. — Посмотри на меня, я никогда не смогу стать королевой Камелота, никогда не смогу отомстить своим врагам. Я не могла и помыслить о том, как убить Саррума, меня передергивало от страха, я думала забыть его, уничтожить из своей памяти, но не получилось. Как ты видишь, я не могу даже собственных врагов убить. Я попросила тебя… Даже если дать мне возможность, откровенную возможность убить Артура… Я не смогу его убить. Я слишком слаба для этого. Я его ненавижу, ненавижу Камелот… и себя, я себя тоже ненавижу… Я всегда буду изгоем, у меня нет ничего и никого. Ни друзей, ни верных слуг. Для этих саксов я лишь кукла, которая открывает им двери для спокойной жизни на острове… Я… я не хочу жить, Мордред. Так жить, как живу я. Когда я была не одна, я понимала зачем и что я делаю, я чувствовала какую-то опору под собой, а теперь пустота, словно я стою на гнилых досках и проваливаюсь вниз. Моя сестра умерла. Я одна и живу уже простой мечтой отомстить… Но и этого я сделать не могу.       Окончив свой монолог она резко вырвала свои руки, встала и отвернулась к окну, где только-только начали зарождаться утренние сумерки. — Уходи! — не сдержавшись крикнула она в истерике. — Я прошу тебя, уходи!       Она снова плакала, вглядываясь в еле различимый пейзаж за окном, и была не в силах сказать ещё хотя бы пару слов. Мордред медленно подходил к ней, терпеливо выжидая не повернётся ли она к нему первой, но ведьма словно застыла. — Моргана. — Уходи, пожалуйста, — еле слышно прошептала ведьма. — Прошу, позволь помочь тебе, — сказал он и ласково дотронулся до её плеча.       Она ничего не ответила, в надежде, что её молчание заставит его уйти, чтобы она вновь смогла в одиночестве успокоить свои терзания и истерику. Мордред с печалью смотрел на нее, ощущая ужасное напряжение и боль. Моргана раскрыла перед ним свою сущность, сняла маску гнева и жестокости, под которой скрывалась сломленная женщина, не ищущая ничего, кроме собственной смерти. — Они все поплатятся за то, что сделали с тобой. Что сделали с нами, — он осторожно погладил её по плечу. — Ты — надежда для каждого мага, что всё ещё живёт на этом острове. Надежда обрести свободу, жизнь без преследования и обыкновенное право быть собой… — Ты ошибаешься. Ты принимаешь меня за человека, который может что-то сделать, а я не могу. Я не борюсь за свободу и никогда не смогу оправдать эти надежды, — она скинула его руку с себя. — Ты слишком критична к себе из-за пережитых страданий, но, правда, всё это можно преодолеть и жить дальше. Не обманывай в своей ничтожности, это совершенно не так. — Я не обманываю, я говорю тебе правду, — отрешённо произнесла она. — Ты просто слепец. — Это не правда, а твоя попытка защититься. Но я тебе не враг. — У меня нет ничего, кроме мести. — Тогда зачем ты признаешься мне в этом? Ты лишь озвучиваешь сейчас слова других о себе, но не свои собственные. — Разве я тебе не всё рассказала?! — она отчаянно крикнула на него, обернувшись. — Не всё, — спокойно заключил он. — А что тебе от меня нужно? Контроль надо мной? Что?! — Я хочу понять причины всего произошедшего с тобой. — Причины?! Какие причины тебе нужны? Всем, всем на этом острове известно, что Утер Пендрагон изнасиловал мою мать, и скрывал от меня практически восемнадцать лет, что я его дочь. Всем известно, что делают в Камелоте с магами. Или ты хочешь послушать про Саррума? — Моргана, — он попытался схватить её за руку, но она увернулась и прошла в даль комнаты. — Сейчас посмотришь, — истерично проговорила она.       Моргана начала судорожно развязывать платье. — Что ты делаешь? — друид подошёл к ней, пытаясь остановить. — Ты упрекнул меня в недоверии, — она не сдерживала слёз, глядя на него, и всё пыталась справиться с завязками. — Я покажу. — Моргана, я прошу тебя, — он вновь попытался ухватить её за руки, но она не позволила этого сделать. — Тебе нужно успокоиться. — Всё моё тело в шрамах. От плетей Саррума, от камелотских мечей, от твоего кинжала, что ты вонзил мне в грудь.       Мордред смотрел на неё, не скрывая, что его глаза слезились от ощущения её боли, от сострадания к ней. Моргана была его единственным близким человеком, которому бы он мог доверять, но сейчас перед ним стояла не та юная девушка, что спасла его, а разбитая и потерянная женщина, которая нуждалась в поддержке. Друид не выдерживал её пристального взора и отвёл взгляд на кувшин, стоявший на тумбе. Он медленно подошёл к нему, налил воды и протянул кубок Моргане. Она неуверенно взяла его и залпом выпила, пытаясь успокоиться. — Я не хотела такой жизни, а теперь у меня и вовсе нет выбора. — Он есть, Моргана. — Какой может быть выбор, пока Артур жив?! — прокричала она, совершенно не сдерживаясь. — Или ты теперь решил быть на его стороне? — Нет. — Почему ты тогда меня упрекаешь? — Я не упрекаю тебя, — успокаивающе сказал друид. — Я бы хотел, чтобы ты доверяла мне, чтобы я мог помочь. — Помочь? Или воспользоваться? — Да что с тобой такое, Моргана?! — неожиданно для себя он повысил на неё голос. — Не кричи на меня! — А как мне с тобой разговаривать?! Объясни мне, как? Я пришёл к тебе, потому что всегда помнил о тебе и был верен тебе. А ты мне доверять не можешь, ты даже плату предложила за убийство Саррума будто я твой наемник, а не соратник. Кем ты меня считаешь? — с подавленной злостью проговорил Мордред, а затем более спокойно продолжил, — мне искренне больно смотреть на то, что с тобой происходит. — Прости, если я обидела тебя. Я не хотела, — на выдохе сказала она, уходя в другой конец комнаты, чтобы умыть лицо и все же успокоиться.       Моргана всхлипывала несколько раз, отчаянно желая исчезнуть, раствориться и никогда не появляться в этом мире из-за своих истеричных поступков. Она дрожащими руками умывала лицо холодной водой, пытаясь заставить себя не плакать.       Мордреду было её жаль. По-доброму жаль. Она спасла ему жизнь, и он счёл своей обязанностью спасти её жизнь. Невыносимо больно видеть её такой сломленной и покалеченной, видеть как в ней гибнет стремление к светлому. Друиды учили о мире и гармонии в духе человека, Мордред помнил об этом, и глядя сейчас на Верховную жрицу, его сердце сжималось от несправедливости, выпавшей на её долю, и от того, что она была не способна пережить их в одиночку. — Я всегда буду рядом с тобой, Моргана, — ласково сказал Мордред, наблюдая за ней.       Ведьме показалось, что ей послышалось, и она резко обернулась и посмотрела на друида растерянным и непонимающем взглядом. Никто никогда не говорил ей таких слов.       Она неспешно подошла к нему, будто израненная птица, и нежно посмотрела прямо ему в глаза. — Я правда очень благодарна тебе за то, что ты убил Саррума, — благоговенно произнесла она.       Она желала показать, как она ему признательна, и не силах больше сказать ни слова, ведьма взяла его руку, и дрожащими движениями, будто бы он наоборот собирался навсегда ее покинуть и никогда не возвращаться; Моргана поднесла его кисть к губам и неуверенно поцеловала. Мордред ощущал её потрескавшиеся губы и горячее дыхание и был смущен ее лаской. Он не двигался, следил за ее движениями, а она продолжала целовать его руку: запястье, каждую костяшку, фаланги пальцев, а когда остановилась, то опустила его руку вниз, и взяла другую, держа обе его руки. — Где ты поранился? — печальным шепотом спросила она, разглядывая запекшуюся кровь на костяшках другой руки. — Случайно. На тренировке в Камелоте. — Ударил кулаком в доспехи врага? — она съязвила. — Нет, — он скрестил их пальцы и с снисхождением посмотрел ей в глаза. — Я решил подраться со стенами замка. — Успешно? — она подавила смешок. — Да. Да-да, конечно, очень. — А если серьезно? — Нелепая случайность. — Хорошо, — она крепко сжимала его руки, не желая отпускать.       Они молчали, держа друг друга за руки, и эта тишина одаривала их спокойствием, ощущением безмятежности. Мордред слышал, как она продолжала сбивчиво дышать и как в медленным темпе её дыхание становилось ровным, как неспешно приходило к ней успокоение после нервной вспышки. — Я доверяю тебе. Правда, — она нарушила тишину. — Ты единственный человек, которому я доверяю. — Я тебе тоже, Моргана. И сейчас самое время действовать.       Она отпустила его руки и подняла на него покрасневшие глаза, отражавшие непонимание и неуверенность, и встретилась с его довольно решительным и строгим взглядом.