
X Мир в любви
***
В Камелоте время текло своим чередом, и пока что всё было более менее спокойно. Целый месяц прошёл без каких-либо происшествий, стычек с разбойниками, колдовскими манипуляциями и пакостями Морганы. Весна царствовала, тёплое солнце грело всё вокруг, только в сердце королевы Гвиневры было пусто и холодно от тоски и бесчетного количества дней ожидания, когда, наконец, в ней зародится новая жизнь. Она шла вдоль коридоров замка к покоям Мерлина и Гаюса, и как всегда, теребила ткань дорогого атласного зелёного платья, чтобы хоть чем-то занять дрожащие руки. Подойдя ближе к двери, она неуверенно постучала. — Войдите! — тут же крикнул Мерлин, услышав стук. — Привет, Мерлин, — тихо сказала Гвиневра, плотно закрывая за собой дверь. — Ты один? — Да, миледи, — улыбнулся он и жестом указал королеве на свободный стул. — Чем могу помочь? — Я буду с тобой честна, только обещай, прошу тебя… Обещай ничего не говорить Артуру, — беспокойно проговорила она, глядя Мерлину в глаза. — Я ничего ему не скажу, Гвен. — Травы не помогают, твое снадобье не помогает, мне ничего не помогает, и я совершенно не знаю, что мне делать… Все бесполезно! Но… У меня есть всего одна мысль. Ужасная мысль, но я уверена, что единственный и последний способ… Если он не сработает… — слезинки потекли по ее щекам, но она быстро вытирала их рукавом. — То мне уже ничего не останется… — Гвен, — Мерлин взял её за руку, чтобы поддержать. — Всё не так плохо, как ты думаешь… — Нет! Мерлин, ты не понимаешь… Я пуста четыре года, и у Артура, у Камелота нет наследников! — злостно шептала она лишь бы не сорваться на крик. — Я пробовала все доступные способы, пила разные отвары, но всё бестолку. — Ещё прошло мало времени, — он нахмурился, в глубине души всё же понимания, что она права. — Достаточно времени, — она сглотнула и крепко сжала ткань своего платья. — Это невыносимо… — А о чем была твоя мысль? — он вздохнул, пытаясь понять возможные варианты. — Моя мысль… — Да? Что ты хочешь предложить? — Магия, — как можно тише сказала она. — Магия ведь может излечить меня от бесплодия, разве нет? — Гвен… — удивился Мерлин и отвёл взгляд в стену, пытаясь скрыть свои противоречивые эмоции. — Вспомни судьбу Игрейны. — То была чёрная магия, то был обмен жизни на жизни, я не ищу этого. Мне нужно исцеление. Магическое исцеление! Мне всё равно какое, лишь бы оно смогло помочь мне родить ребёнка. — Я не… — Прошу тебя, послушай… Ведь можно найти друидов, они, кажется, самые безобидные… — Ты уверена? — с сомнением спросил Мерлин. — Да. Ты сможешь их найти? Я читала, что среди них раньше было много лекарей и целителей. — Смогу, да, — он натянуто улыбнулся. — Они живут в лесах, может быть ещё у них остались общины. — Правда сможешь? — с надеждой проговорила она. — Ты не боишься? Он чувствовал одновременно и торг, и опасность, и безмерную радость, и беспокойство. — Да, — он выдохнул, сдерживая свои эмоции. — Я не боюсь, Гвен, я сделаю всё для тебя и благополучия Камелота. — Возьми с собой рыцарей, которым я доверяю, — она искренне улыбнулась и словно засияла как апрельское солнце. — Спасибо!***
Друид снова был с ней в Аматской крепости. Он ездил к ней по ночам, чтобы пробыть с ней как можно дольше, и уезжал, как только наступали утренние сумерки. Ему как воздух было необходимо слышать ее голос, чувствовать ее тело, видеть как, наконец, она непринужденно улыбалась и смеялась, как освобождалась от яда ненависти и бесконечных терзаний. Мордред смотрел на неё с нескрываемым обожанием, когда несколько раз подряд Моргана пыталась правильно перевести отрывок из «Галльских записок» Цезаря, но всё было тщетно. Она была невероятно сосредоточена, но в то же время подвижна, и сидя на постели перед Мордредом, будучи полуобнаженной с накинутым на плечи хлопковым халатом, она то и дело постоянно жестикулировала, словно это могло помочь ей понять злосчастные строчки. — Я не понимаю! — со вздохом сказала Моргана, откинувшись на подушки, глядя с напускным неводольством то на друида, то на латинские строчки. — Un momento di tempo.{лат. Дело времени.} — Что-то про время? — она нахмурилась, откладывая книгу на прикроватную тумбу. — Tu iure, {лат. Ты права} — с насмешкой сказал он. — Бесполезно, — недовольно проговорила Моргана и развела руками. — Нет. Ты уже хоть что-то понимаешь. — Но на самом деле всё не очень хорошо? — Да, — он обнял её и потрепал по волосам, прижимая к себе. — Но ты научишься. — Английский было выучить проще, — всё ещё с недовольством говорила она, расслабляясь в его объятиях. — Языки без письменности всегда учить легче. — Как будет на латинском: «Я тебя ненавижу»? — Te amo. {лат. Я люблю тебя} — Te amo, Мордред, — вычурно и искусственно холодно произнесла ведьма, взяв его за руку и скрестив их пальцы. — Но ведь я в любви призналась только что. — Да, и что? — Как «и что?» — Скажи ещё, пожалуйста: tu optimus omnium magister {лат. Ты лучший учитель из всех}, — он улыбался и сдерживал в себе радостный смех. — Что? Теперь ты хочешь, чтобы я тебя похвалила? В этом предложении есть слово «лучший» и «учитель», — весело рассудила она, высвобождаясь из его объятий, чтобы посмотреть ему в глаза. — Да, хочу, — уверенно произнес он, отвечая ей своим пристальным взглядом. — Ты прекрасный человек, и ты мне дороже любого королевства, — быстро проговорила Моргана игривым голосом и страстно поцеловала своего соратника, не дав ему возможности сказать ей ничего в ответ. — Правда? — он с трудом отстранился от её настойчивой ласки. Моргана ничего не ответила, она вновь настойчиво поцеловала его, крепко сжав его плечи. Внутри неё всё кипело, словно гейзеры или жерло вулкана, она была настолько сильна взбудоражена собственными чувствами, смесью любовной страсти с верностью и с ощущением единения и дружбы. Она ничего не ответила, потому что не смогла бы вновь осмелиться произнести, казалось бы, такую прозаичную и короткую фразу, такую невероятно странную и откровенную истину, противоречащую её прежним идеалам и целям. Сейчас это было любовной игрой. Никто и никогда не вызывал в ней чувств подобной яркости, и к этому она до сих пор не могла привыкнуть. Ей вечно не хватало его прикосновений, голоса и запаха. Их встречи раз в неделю казались ей недостаточными, и она скучала в остальные дни, теперь уже тратя время не на продумывание мести Артуру, что было тоже непривычно и странно, а на благоустройство саксов, на идеи, которые бы дали ее королевству процветание и мир. Думая о своих возможностях как правительницы, она искала мудрости в книгах и постепенно стала словно возвращаться назад, анализируя свои ошибки в прошлом, выискивая иные возможности и остатки любви и сострадания к миру, и когда находила их, становилась такой необычайно решительной и спокойной. Любовь медленно возвращала ей утраченные силы, вдохновение и мир в душе. И насладившись очередным единением с друидом, она блаженно откинулась на подушки, желая продлить эти мгновения. Солнце уже встало, и новый день начинался. Мордред чмокнул её в щеку, достаточно резко сел на кровати и стал постепенно одеваться. Ведьма с легким недовольством на него посмотрела. Мгновения были слишком коротки и быстротечны. — Камелот, — с тяжёлым вздохом произнесла она. — Да, — он кивнул, надевая брюки. — Моё любимое королевство. — Может быть останешься, раз у тебя выходной? — Я не могу. Моё отсутствие не должны заметить. Я и так совершаю глупости в открытую являясь к тебе так часто. — Саксы верны нам и не сдадут тебя, — уверенно сказала Моргана. — Тем более они не знают твоего камелотского имени. — Это всё равно очень опасно. Нам нужно видеться реже, иначе наши частые встречи превратятся в самоубийство. — Я понимаю, — в её голосе было всё ещё слышно недовольство. — Но я не хочу видеть тебя редко. — Ты ведь знаешь, что скоро состоится свадьба принцессы Немета с сэром Леоном? — Да, и что? — Месяц затишья подходит к концу, — он развернулся к ней и слегка беспокойно посмотрел ей в глаза. — У меня нехорошее предчувствие. — У тебя были видения? — Нет, я не обладаю даром предвидения. Лишь чувствую, что что-то не так, — он подсел к ней, надевая дублет. — Я переживаю за тебя. Лишь бы они нас не перехитрили. — Ты их переоцениваешь, — с нежностью сказала Моргана и крепко обняла его. — Зря переживаешь, потому что я ничего не видела. А я провидица, если ты помнишь. — Я помню, — он поцеловал её и нехотя отстранился. — Конечно, помню. — До встречи, — она печально улыбнулась, вновь отпуская его исполнять их собственный замысел.***
Вернувшись в свои покои в замке Камелота, Мордред устало протёр глаза и лёг на постель, желая немного поспать после бурной ночи. Он неспешно разделся и уснул. Сегодня был его выходной, и никто не должен был его тревожить. Однако его сон был прерван настойчивым стуком в дверь. Он приподнялся с подушек и сонно выкрикнул: — Войдите. — Ливарх! — громко поздоровался сэр Гвейн. — Ты до сих пор дрыхнешь что ли? Уже давно полдень. — Да, — выдохнул друид, поднимаясь с постели. — Дело есть, — серьезно поговорил Гвейн. — Мы должны сопровождать Мерлина в поисках друидов в ближайших лесах. — Что?! — удивился Мордред, одаривая рыцаря непонимающим взглядом. — Они ещё живы? — Ну надеюсь, что живы. Мерлин мне толком ничего не объяснил. Но как я понимаю… Дело не в возможной казни. — А зачем? — друид умывался, пытаясь собрать мысли в кучу. — Я не знаю. Давай собирайся. Через час на дворцовом крыльце встречаемся. — Хорошо. Гвейн покинул комнату Мордреда, оставляя его с крайне противоречивыми эмоциями и терзаниями. Его дурное предчувствие как никогда оправдывалось. Нельзя было ожидать чего-то хорошего от Эмриса, что был причастен к запланированной вылазке. Собственно, Эмрис и являлся центральной фигурой беспокойства друида, и ему было искренне жаль, что он не мог доверить эти переживания любимой женщине. Он знал, что она и так желала смерти Мерлину из-за сестры, и в этом случае было необычайно опасно рассказывать ей правду. Мордред спокойно подошёл к месту встречи, где его уже ждал сэр Гвейн вместе с Мерлиным. Они о чём-то непринуждённо беседовали как старые друзья. Встретившись, они двинулись в путь. Им предстояло объехать ближайшие леса, где когда-то давно были друидические поселения, в одном из которых Мордред родился и жил в детстве, пока камелотские рыцари не устроили резню, не оставив практически никого в живых. Несколько часов они рыскали сквозь лесные опушки, осматривая деревни, хоть немногим вызывающими желаемое подозрение на живущих в них друидах. Но там никого не было. И Мордред это чувствовал. Не было никого, кто бы мог обладать магическими силами. Они уже повернули назад, но поехали другой дорогой, чтобы окончательно убедиться. Мерлин был весь в напряжении от того, что никак не мог исполнить приказ Гвиневры. — Вон там, — крикнул Гвейн, указывая на что-то цветное и мелькающее средь молодой листвы. Мордред и Мерлин последовали за ним, а затем спешились с лошадей, оказавшись на странном старинном кладбище. Камни были расставлены в виде фигур трискелиона, а некоторые из них были обработаны как скульптуры деревьев, на которые были повязаны ленточки разных цветов. Мордред зажмурил глаза и зажал руки в кулаки, чувствуя боль и скорбь, оставленную средь леса. Он попытался сдержать себя, не оставляя ни единой эмоции, но от тяжести переживаний не мог это сделать быстро и отстал от Гвейна и Мерлина беспечно расхаживающих вдоль кладбища. — Это усыпальница друидов, — печально заключил слуга. — Видимо, друидов действительно больше не осталось в живых. — Или они прячутся от нас, — предположил Гвейн. — Вполне логично. — Печально, — вздохнул Мерлин. Мордред вскользь слышал их разговор, всё ещё продолжая успокаивать себя. Ему хотелось разрыдаться, уткнуться лицом в землю, оставаясь наедине с самим собой и прошлым в этом месте, но сейчас он сделать этого не мог. — Что ты так смотришь? — его отвлёк Гвейн от терзаний. — Никогда не видел магическую усыпальницу? — Не видел, — Мордред тяжело вздохнул, возвращая взгляд на рыцаря. — Я тоже, — печально ответил Гвейн. — Я никогда не задумывался об этих казнях, но всегда отворачивал взгляд. Это все те же люди… — Не те же, — сбивчиво и несколько злобно перебил его друид, отсекая все свои переживания. — Маги очень опасны, Гвейн. — Мне как-то рассказывала бабушка, что друиды помогали людям в деревнях и никогда не делали ничего плохого… — Я не верю в это, — строго ответил Мордред. — Почему? — У тебя крамольная речь, Гвейн. — Нет, не крамольная. Потому что не бывает чего то абсолютно плохого и злого. И то, что ты видел только жестокую магию Морганы не означает, что вся магия такова. — А у тебя есть другие примеры? — Мордред нахмурился, несколько испугавшись, что этот диалог — проверка. — Нет. Никаких других примеров у меня нет, но я думаю, что жить в мире можно. — И каким ты видишь этот мир? — Артур предлагал колдунам добровольно лишиться магии или умереть, но все, кому это было предложено, выбирали смерть. И мир, наверное, в том, чтобы… — О чем разговор? — Мерлин вернулся обратно к спутникам, устав рассматривать усыпальницу. — Пора ехать обратно в Камелот, — ответил Гвейн, не желая втягивать Мерлина в диалог. Они достаточно быстро вернулись в удручённом и усталом настроении. Попрощавшись со спутниками и вновь вернувшись в свои покои, Мордред судорожно взял бумагу и чернила:
Здравствуй, Моргана. Как же странно и противоречиво я с тобой поступаю: постоянно прошу о доверии, желая всё о тебе знать, чтобы позаботиться и защитить, но сам не могу довериться тебе, не могу испросить утешения и советов. И я раскаиваюсь в этом.
Мы вскользь говорили с тобой о Мерлине больше месяца назад. Ты рассказала мне, что он смертельно ранил твою сестру, и мы запланировали его позже убить. Я боюсь, что совершить подобное убийство мы сможем только ценой своих жизней, потому что Мерлин — один из сильнейших магов Альбиона, и другое его имя — Эмрис.
Он настоящий предатель и отступник. Я всем своим сердцем презираю его за преданность Артуру, но дело не сколько в том, что он выбрал себе в короля противника магии, а в том, что Эмрис помогает убивать магов. Восемь лет назад он привел рыцарей в мою общину друидов и лично попытался убить меня. Мне с трудом удалось сбежать, и это было невыносимо, казалось, что может быть ужаснее и печальнее, чем сильный маг на стороне Артура, жаждущий убивать своих же.
Сегодня Эмрис вызвал меня и его одного рыцаря для поисков друидов, что может быть, остались жить в ближайших лесах. Но мы нашли лишь усыпальницу… Мне больно, и я так желаю сейчас увидеться с тобой, а не… Я ненавижу Камелот.