Angel of Death / Ангел смерти

Джеймс неустанно мерил шагами пространство возле палаты, пока Марлин продолжала говорить. — Три убийства. Этого достаточно, чтобы квалифицировать его как серийника? Я думаю, да. Ну, то есть, он преследовал этих девушек ночью? Шел за ними до машины? Что за ебаный… — Ну, его вину еще не доказали, — пробормотала Лили, стоя возле Марлин; они обе смотрели в палату. — Ты новости вообще видела? Он по-любому сделал это, — фыркнула Марлин. — Да, — хмурясь, прошептала Лили. — Я тоже думаю, что это он. Питер говорит, что ему хватило одного разговора с ним, и он все понял. Он вообще не сожалеет даже. Признался и все такое. — Просто к сведению, Джеймс, что мы бы абсолютно точно поняли, если бы ты просто позволил ему умереть, — сказала Марлин, поворачиваясь к нему. На этих словах Джеймс перестал мерить коридор шагами и посмотрел на нее. — Что? Марлин вскинула руки вверх. — Господи, это была шутка! Не надо выглядеть таким напуганным. Что бы там у тебя ни происходило, соберись. Ты и не через такое проходил, Поттер, — Марлин похлопала его по плечу и отошла в сторону. Лили нервно топала ногой, смотря на пациента. — Я знаю, что ты бы никогда не причинил вреда пациенту намеренно, но было бы здорово увидеть, как правосудие свершается так быстро, — Лили покачала головой. — Если он не переживет операцию, то ничего страшного не произойдет. — Она сделала глубокий вдох и изо всех сил постаралась улыбнуться Джеймсу. — Мне жаль, что тебе придется иметь с ним дело, дай знать, если захочешь потом поговорить об этом. Джеймс кивнул, игнорируя нарастающий звон в ушах. Это был знак? Регулус послал ему конкретного пациента? Это тест? Он чувствовал, как каждый нерв искрится от электричества. Каковы шансы, что Джеймсу назначили бы этого пациента? Пациента, по которому никто не будет скучать. Пациента, которому скорее всего дадут пожизненное. Регулус послал Джеймсу этого человека в качестве подарка? Чтобы Джеймс узнал, каково это — забирать? Хотя бы раз. Абсурд, но Джеймс уже испытывал странные вещи. Каждый раз, когда он думал об этом, в его ушах звенело так громко, что ему приходилось на секунду закрывать глаза и стискивать зубы. Он едва ли справлялся с притоком крови к голове. Преследующие, беспрестанные, гниющие мысли были с ним на протяжении всего пути к операционной. Когда он обрабатывал руки, когда надевал перчатки, когда натягивал маску. Атмосфера в операционной была гнетущей. Почти никто не говорил, пока Джеймс делал осторожные надрезы через плоть и жир. Уверенные руки и спокойные вдохи. Он мог это сделать. Он дал клятву. Клятву спасать жизни. Но ведь око за око. И этот парень забрал как минимум три жизни. Он сделал бы одолжение всему обществу, вот честно. И он мог снова увидеть Регулуса. Может, это был подарок от Регулуса. Подарок или проверка. Кем был Джеймс, чтобы отказываться? Блестящий острый металлический скальпель насмешливо сверкнул под лампами операционной, когда все остальное исчезло. Это могло бы быть чем-то незначительным. Джеймс уже все продумал. Все тщательно изучил. Просто маленький надрез в одном месте. Просто соскользнет рука, и никто не будет знать об этом, кроме него. Справедливая ошибка. Все закончилось бы за секунды. Пара секунд, которые бы привели его к Регулусу. Джеймс чувствовал это с каждым биением сердца. Убить убийцу. Он мог жить с этим. Прежде чем он смог отговорить себя, он взял скальпель и с поражающей точностью надавил слегка глубже, порезал чуть дальше. Было грязно. Была кровь. Так много крови. Была попытка остановить кровотечение. Салфетки, зажимы, реанимация, напряженные голоса, но Джеймс был хирургом, еще и невероятно хорошим. Все закончилось быстро, и когда он назвал время смерти, он не думал ни об ЭКГ, ни о бормочущем себе под нос «туда ему и дорога» медбрате. Нет, все, о чем он мог думать, — взгляд внимательных зеленых глаз и черные кудри. — Джеймс, — Регулус неодобрительно щелкнул языком, глядя на беспорядок. — Что ты наделал? Он не звучал ни удивленным, ни раздраженным, просто слегка безразличным ко всей ситуации. Джеймс тяжело дышал, прилив адреналина становился почти невыносимым. Никто и глазом не моргнул. Никто не думал, что Джеймс виноват. Иногда операции просто так проходили. Для них это был ещё один день, ещё одна операция. Джеймс почувствовал, как каждый атом его тела намагнитился в присутствии Регулуса. Он был готов броситься к его ногам и засмеяться от радости. — По-другому ты бы со мной не встретился, — выдохнул Джеймс, откладывая каждую прекрасную деталь лица Регулуса в памяти. Он протянул руку, чтобы коснуться его, но Джеймса встретило лишь холодное ничего. Его состоящая из крови и плоти рука дрогнула в воздухе. — Я думал… думал, что, может, это ты послал его мне, в качестве подарка. — Подарка? — Регулус вопросительно изогнул бровь. — Это не было подарком, Джеймс. Это было чистым везением. — Я убил его, — прошептал Джеймс, пытаясь смириться с тем, что натворил. Он пытался это прочувствовать, но пока Регулус стоял прямо возле него, осторожно смотрел, это было невозможно. — Я забрал его жизнь. Сейчас он мог бы быть здоров и идти на поправку. — Хм, — согласно кивнул Регулус. — И каково это? — Что? Теперь Регулус был ближе. Он наклонился так близко, достаточно, чтобы прошептать Джеймсу на ухо. — Каково это — забирать, Джеймс? Джеймс невольно вздрогнул. Сердце учащенно билось. Адреналин мчался по венам, а сам он искрился от напряжения. Джеймс не мог сказать, было ли это все от того, что он впервые забрал, или из-за Регулуса. Возможно, все слилось воедино. — Оно того стоило? Между ними стоял густой воздух. Джеймс не хотел ничего больше, чем притянуть к себе Регулуса, запустить пальцы ему в волосы, положить ладонь на его бледную шею, сдавить так нежно, чтобы почувствовать биение пульса, которого, как он знал, там не было. — Ты того стоишь, — выдохнул Джеймс и это было правдой. Джеймс хотел бы чувствовать себя так вечность. Живым и искрящимся от напряжения. Джеймс забрал, и это привело его к неописуемому, новому ощущению. Джеймс забрал, и это привело его к Регулусу. Он не думал, что будет чувствовать себя так. Он и понятия не имел. — Джеймс, — прошептал Регулус. Джеймс попытался ещё раз протянуть руку и коснуться ею щеки Регулуса, и, к его удивлению, Регулус обхватил своей холодной рукой чужое запястье и попытался прильнуть к прикосновению. Джеймс смотрел, как Регулус ненадолго прикрыл глаза, а затем снова открыл их. Холод. Он был таким холодным и неосязаемым. На секунду Регулус казался таким же расстроенным тем, что к нему нельзя прикоснуться, как и Джеймс. Джеймс смотрел, как Регулус разглядывает тело. Джеймс так и не начал приводить его в порядок. Он был слишком занят Регулусом. — Ты злишься на меня? — задал он вопрос. На самом деле Джеймс даже не рассматривал варианта, будто Регулус может быть расстроен его действиями. Одна мысль об этом была невыносима. Регулус снова вернул внимание к Джеймсу, на этот раз весело глядя на него. — Человеческая концепция морали значит для меня очень мало. — Но когда мы говорили в последний раз, ты сказал, что ты рушишь вещи. Что ты разрушишь меня, что то, что мы делаем, — плохо. Кажется, что все-таки у тебя где-то есть моральный компас. Регулус вздохнул. — Я сказал, что мораль значит очень мало для меня. Насколько я помню, для тебя она имеет значение. Он снова многозначительно взглянул на тело. — Ты значишь больше, — прошептал Джеймс. От этих слов его тело задрожало, но этим все и было сказано. Он мог справиться с плачущими семьями, мог справиться с потерями, если потом его ждало это. Если на другой стороне был Регулус. Регулус сделал резкий вдох и уставился на Джеймса глазами, большую часть которых заполонили зрачки. Глазами, широко раскрытыми от удивления при его словах. — Ты бы так легко отказался от морали ради меня? Бросил бы ее? Позволил бы мне забрать у тебя и ее? — Уже. Я убил ради тебя, Регулус. Все, что я вижу, все, что делаю, все, что чувствую, — это все ты, Регулус. Ты всегда был всем. Регулус прикрыл глаза, позволяя словам накрыть его. — Ты играешь в опасную игру, Джеймс. — Его голос и вполовину не был таким убедительным. Вся убедительность исчезла. — Если ты вот так флиртуешь со смертью, будь готов к последствиям. — Мне плевать, — пробормотал Джеймс. — К черту последствия до тех пор, пока я возвращаюсь к тебе. Регулус снова щелкнул языком. — Что так что этак к черту, — прошептал он. Казалось, он больше говорил с собой, чем с Джеймсом. — Я пытался избежать этого, пытался держаться подальше, но кажется, мы только сильнее погрязли в этом. Он внимательно изучал Джеймса, и Джеймс снова испытывал это неописуемое ощущение. Как будто, если бы Регулус поцеловал его, то остались бы синяки, и не важно, каким осторожным он был бы. Как будто Джеймс мог просто обнять его, и Регулус бы снова стал теплым. Как будто все напряжение между ними можно было бы перенаправить в другое русло, и ночей бы больше не существовало. Регулус медленно моргнул. — Что ж, тогда, я полагаю, мы уже прошли точку невозврата, и теперь я наконец могу сказать тебе. — Сказать мне что? Регулус боролся с ухмылкой. Джеймс видел это. Количество времени, которое он провел, думая о Регулусе, анализируя каждое их взаимодействие, гарантировало, что Джеймс знал Регулуса лучше, чем самого себя. — Мне нравится кровь, — пробормотал он, осторожно проводя пальцами по багровым рукам Джеймса. Когда Регулус снова посмотрел на Джеймса, в его глазах блестело что-то дикое. — Тебе идет. После того, как Регулус ушел, Джеймс все ждал угрызений совести. Ждал тошнотворного, выворачивающего желудок чувства, возникающего при потере пациента. Думал, что это чувство увеличится в тысячу раз, учитывая, что смерть была умышленной. Он все ждал, но вина так и не пришла. Все, о чем он мог думать, — Регулус. Он призвал к себе смерть. Забрал жизнь, и смерть прислушалась к нему. Сколько власти в этом кроется. Джеймс мог бы упиваться ею.

——

— Где ты, когда не рядом со мной? Джеймс наблюдал за тем, как тень Регулуса перемещается по комнате, и ощущал его близость к себе по пробирающему до костей холоду. — То тут, то там, — пробормотал в ответ Регулус. — Скоро кто-то придет проведать ее, на твоем месте я бы отложил это. — Регулус кивнул на руку Джеймса. Он все еще сжимал в кулаке провод аппарата искусственной вентиляции легких с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Пациентка была старой. Ей было восемьдесят девять, и она уже несколько месяцев находилась в коме. Прекращение подачи кислорода было актом милосердия. Наверное. Он отпустил трубку и почувствовал, как напряжение уходит из его руки. — Ну, то есть, люди наверняка умирают, пока ты тут со мной разговариваешь, почему ты не идешь к ним? — Возможно, тебя это удивит, но я способен находиться в нескольких местах одновременно. — Регулус с улыбкой взглянул на Джеймса. — Тогда почему ты не остаешься подольше? Регулус нахмурился. — Оставался бы, если бы мог, Джеймс. Это не позволено. — Кто сказал? — Джеймс все продолжал наглеть. Он двинулся, чтобы подтолкнуть Регулуса в плечо, но снова остался ни с чем. Боже, это так раздражало. — Прекрати, — Регулус покачал головой. — Просто все так, как есть. Джеймсу было ясно, что он причиняет Регулусу дискомфорт. — Прости, — быстро выдал Джеймс, желая удержать Регулуса рядом с собой подольше. — Просто я все время скучаю по тебе. Даже когда ты еще здесь, потому что знаю, что ты скоро уйдешь. Регулус притих на мгновение. Порой Джеймс ненавидел тишину. Она означала, что он теряет драгоценные секунды, в которые мог бы слышать пьянящий голос Регулуса. Однако бывало и так, что он не против тишины, потому что она позволяла его мыслям замедлиться настолько, чтобы сосредоточиться только на Регулусе и его красоте. Это был один из таких моментов. Его волосы выглядели мягкими, а губы были розоватыми. Джеймс даже видел на его запястьях голубые венки, переплетающиеся под кожей. Ему хотелось сосчитать его длинные ресницы, каждую бледную веснушку, каждую кудряшку на голове. Так легко было забыть, что Регулус мертв, или скорее сама смерть. Он существовал на протяжении многих эонов, он так же стар, как первое живое существо. Он — гниль и разложение, и ох, как он прекрасен. — Хочешь узнать кое-что? Я и не думал, что могу что-то чувствовать. Я существую так долго, по бесконечному кругу делая одно и то же. Для меня не было ни любви, ни радости, ни боли. Я видел все это каждый день, но ни разу не чувствовал. А потом я встретил тебя, и все, чего мне теперь хочется, — это быть рядом с тобой, отвечать на твои вопросы, слушать, что хочешь сказать ты, а когда я ухожу, я… — Регулус замялся, пытаясь найти нужные слова. — Я просто хочу быть с тобой, — прошептал он. Регулус не смотрел на Джеймса. Он пялился в стену прямо перед собой, и его глаза бегали туда-сюда, будто пытаясь разгадать особенно сложный текст или задачку. — Ты проклял меня, Джеймс. Регулус вовсе не выглядел расстроенным этим. — А ты отравил меня, Регулус. Теперь они оба нежно улыбались друг другу. Неподвижное тело перед ними с тем же успехом могло бы считаться букетом цветов, учитывая, как Джеймс преподнес его Регулусу. — Ладно, тебе пора уходить, — мягко сказал Регулус. — Тебя не должно здесь быть, когда они найдут ее, и мне в любом случае уже пора. — Ненавижу, когда ты уходишь, — застонал Джеймс. Он знал, что жалок, но это правда. Все, чего ему хотелось, — это Регулус. Единственное его желание — всегда быть рядом с ним. — Я тоже это ненавижу, — признался Регулус, проводя пальцами по пульсу Джеймса на запястье так, что по его венам пробежали ледяные иголочки. — Я буду думать о тебе, пока я не здесь, — Регулус усмехнулся. — Покрытом кровью и ожидающим меня с этим отчаянным блеском, который бывает у тебя в глазах. Это… мило. — Ты плохо на меня влияешь. — Джеймс вздрогнул. — Мы это уже давно прошли. Я сделал, все, что в моих силах, Джеймс, но мои предупреждения не изменили исхода, не так ли? К тому же, тебе это нравится. После этого Регулус ушел, ему всегда нужно оставить последнее слово за собой. Тогда и Джеймс последовал его примеру, покинув палату так же быстро, как проник в нее, и никто этого даже не заметил. Регулус доводил Джеймса до исступления. Но того это мало волновало. Нет ничего, на что бы Джеймс не пошел, чтобы увидеть Регулуса. Нет ни слишком высокой платы, ни слишком великой боли. Джеймсу нравилась власть. Прежде он изнурял себя работой, обшаривал каждый дюйм больницы и почти не спал в поисках умирающих пациентов. Ассистировал на всех возможных операциях, молясь о смерти в надежде, что ему удастся хоть мельком увидеть Регулуса. Он даже ходил проведать трупы, просто на всякий случай. Теперь же когда Джеймсу хотелось увидеть Регулуса, все, что от него требовалось, — это зажимать кислородный провод чуть дольше, сделать надрез чуть глубже или ввести чуть больше не того препарата. Он был осторожен. Не мог же он позволить всем своим пациентам умереть, это было бы слишком подозрительно. Он выбирал операции, на которых шанс выживания и так был низким, так что было неудивительно, что пациенты умирали. Также те, которые грубили и вели себя неуважительно по отношению к медперсоналу. Пациенты, находившиеся в коме, у которых месяцами не было мозговой активности. Если ему казалось, что он играл в Бога раньше, когда у него в руках был скальпель, то теперь он определенно играл в Бога. Тем не менее, где-то на задворках его сознания всегда звучал этот маленький ноющий голосок, маленькое тихое чувство вины, которое наиболее остро ощущалось, когда Джеймсу приходилось сообщать рыдающим семьям, что их любимый человек не вернется к ним домой. Голосок, который говорил ему, что то, чем он занимался, неправильно. Что стало с лечением? Что стало с измерением успеха по количеству спасенных жизней? Каким-то образом… каким-то образом, Регулус стал гораздо важнее, чем все это. Джеймсу нужно было лишь сосредоточиться на Регулусе: его зеленых глазах, едва заметных ухмылках, холодных руках, которые слишком уж часто безуспешно пытались обхватить его лицо, и чувство вины рассеивалось. Он знал, что поступает неправильно, знал, что должен быть в ужасе, отчаянии от самого себя, но он не мог ничего поделать. Все это он делал ради Регулуса. Ради любви. Он позволил ей поселиться в себе и разъедать его изнутри. Во многих смыслах Джеймс чувствовал себя Богом, палачом, и самим ангелом смерти — все в одном обличии. Он наконец мог понять Регулуса. Каково это — забирать. Это именно так неописуемо, как Джеймс и представлял себе. Одна только мысль приводила его в восторг — мысль о том, что они с Регулусом оба могли это чувствовать. Что они могли понять друг друга в чем-то столь личном и невыразимом. Любовь, рожденная в кровопролитии, скрытая жажда забирания, знание, что ни один из них не обязан нести это бремя в одиночку. В каком-то смысле Джеймс убил самого себя вместе с пациентами. Даже внешне он не узнавал самого себя. Конечно, это была тихая смерть, постепенная, но все же смерть. Он убил предыдущую версию самого себя в качестве очередного подношения Регулусу. В надежде, что оно достаточно хорошее. По большей части, Джеймс старался вести как можно более нормальную жизнь. Он проводил операции, консультации с пациентами, планировал и время от времени совершал периодические убийства, так часто, как только мог, не вызывая при этом подозрений. Каждый день, когда Джеймсу удавалось встретиться с Регулусом, считался удачным. Он по-прежнему задавал миллион бесконечных вопросов, а Регулус задавал миллион в ответ. Регулуса заинтриговал кофе. Он никогда не был человеком, поэтому понятия не имел, каков кофе на вкус, но мог чувствовать его запах, он заставил Джеймса описать его вкус в мельчайших подробностях. Регулусу не нужно было ни дышать, ни моргать, но ради Джеймса он все равно притворялся. Правда, иногда он забывался, и Джеймс вспоминал, что находится в присутствии чего-то сверхъестественного и неземного. Регулус хотел знать, что такое огонь и мороз. Хотел понять, как и то, и другое может одинаково жечь, будучи двумя противоположными крайностями. Регулус рассказывал ему истории о человеческих достижениях и творениях, которые застал. Джеймс расспрашивал его о беседах с художниками, поэтами и великими атлетами. Регулус помнил их всех. Джеймс знал, что то, что происходило между ними, было извращенным. Он был в курсе, что это что-то, чего не понял бы никто другой. Регулус считал это гнилью, подобно кариесу, медленно разъедающему зуб, а Джеймс был зависим от этой сладостной боли в челюсти. Что с того, что это неправильно, что с того, что это гниль, что с того, что они были обречены с самого начала. Джеймсу было плевать. Проводя следующую операцию, Джеймс знал, что этот мужчина умрет. В этот раз он даже не сделал этого намеренно, просто повезло. Это был разрыв сонной артерии. Все было кончено в считанные секунды. Если быть до конца честным, Джеймс мог бы попытаться замедлить кровотечение, но теперь он сразу видел и принимал заведомо проигрышное дело. Опять же произошла катастрофическая потеря крови. И медсестры, и врачи как можно быстрее покинули палату, стремясь поскорее снять свои окровавленные халаты и отправиться в душ, но только не Джеймс. Джеймс задержался. Позволил брызгам крови начать засыхать. Он почувствовал, что часть крови размазалась по его лицу, когда стянул маску окровавленными руками. — Вау, — выдохнул Регулус, оглядывая комнату. Это была кровавая баня. Джеймсу было липко и тепло, несмотря на защитную одежду. Джеймс мог бы стереть кровь со своего лица, но он оставил ее для Регулуса. Хотел, чтобы Регулус увидел это. Свет коротко мигнул. — Я даже не… — Джеймс все еще тяжело дышал. — Это не было спланировано. Регулус уставился на него большими зелеными глазами. — Знаю. — Ему удалось удержаться от того, чтобы не прикоснуться к брызгам крови на лице Джеймса, но он стоял очень близко. Так близко, что Джеймс не осмеливался дышать. Так близко, что Джеймсу достаточно было наклонить голову, чтобы их с Регулусом губы встретились. — Ты невероятно красив, — пробормотал Регулус, не отрывая взгляда от Джеймса. Именно это стало последней каплей, заставившей Джеймса податься вперед. Плевать, что его губы встретят лишь холодный воздух, он должен был попытаться. Ему нужно было хотя бы попытаться. Джеймсу было невыносимо находиться так близко к Регулусу без возможности почувствовать его. К его удивлению, Регулус едва не рухнул на пол, отскочив в сторону. Если призракоподобные существа вообще могут свалиться на пол. Теперь Джеймс был уверен, что могут. — Джеймс. Какого хрена? — Голос Регулуса дрожал. В нем читалась взволнованность. Зрачки расширились от… страха? — Я… Мне жаль, — быстро выпалил Джеймс. — Я не знаю. Я просто думал… — Ну, ты недостаточно хорошо подумал, — огрызнулся Регулус. — Джеймс, блять, ты не можешь просто вытворять такое. Джеймс замер на месте. Он почуствовал, как слова Регулуса ударили его хлыстом. — Это ты сказал, что я красивый! Что я должен делать, когда ты настолько близко и выглядишь вот так? Я знаю, что не могу дотронуться до тебя, но я должен был, блять, попытаться. Ты чертов ангел, Регулус. Ангел, и я… я должен был попытаться. — Пыл Джеймса поугас к концу тирады под внимательным взглядом Регулуса. Он стоял напротив, не отрывая от Джеймса расширенных глаз. — Джеймс, — сказал Регулус мягко. — Я Смерть. — Да, — фыркнул Джеймс. — Кажется, мы давно это выяснили и двинулись дальше. Регулус медленно моргнул, словно ожидая, когда до Джеймса дойдет. — Я — Смерть. И если мы поцелуемся, то… — он прервался, ожидая, что Джеймса догадается, к чему он ведет. Джеймс мог только покачать головой в замешательстве. — Это называется поцелуй смерти, Джеймс. Я бы убил тебя. Поцелуй со мной — последнее, что ты когда-либо сделаешь, — хрипло сказал Регулус. — Я же говорил тебе, что стану твоей погибелью. Умереть было бы плохо, Джеймс знал это. Хотя ему было трудно помнить об этом в присутствии Регулуса. В ответ ему удалось лишь вымолвить «ох». Регулус немного замешкался, чтобы вернуть себе самообладание, но когда он снова заговорил, его слова были пропитаны нерушимой уверенностью. — Я бы уже поцеловал тебя, если бы мог, Джеймс. Задолго до сегодняшнего дня, это точно. — Ну извини, что я не знаю, как все устроено, — саркастически улыбнулся Джеймс. — Я ведь не делал этого раньше, верно? — Когда-нибудь я тебя поцелую, Джеймс, — кивнул Регулус с уверенностью. — Не забивай этим свою миленькую головушку. Когда придет время, я не позволю ничему другому, кроме моего поцелуя, забрать тебя. — Да, когда мне будет девяносто лет и я буду весь скукоженный в кровати! Я не хочу этого. Ты все еще будешь выглядеть так! Это отвратительно, — запротестовал Джеймс, представив эту картину. — Довольно самоуверенно считать, что доживешь до девяноста лет, тебе не кажется? — Пошел ты, — рассмеялся Джеймс против воли, а затем более серьезно сказал: — Я не хочу сцены на смертном одре Регулус. Я серьезно. — Чего же ты хочешь? — спросил Регулус, посмотрев на него со растекающейся в глазах нежностью. Казалось, он сделает все, что попросит Джеймс, и от этого кружилась голова. Джеймс улыбнулся. — Застань меня врасплох и забери, пока я молод и влюблен. Это все, о чем я прошу. Все, чего я действительно хочу, — это ты. — Умереть за любовь — не самое благородное дело, Джеймс Поттер, — предупреждающе сказал Регулус. — Я прожил и видел достаточно, чтобы знать наверняка. — Надеюсь, ты узнал меня достаточно, чтобы понять, что твои предупреждения не изменят моего желания, Регулус, — ухмыльнулся Джеймс. — Я слишком упрям. Просто забери меня, когда я меньше всего буду этого ожидать. Забери меня завтра, если хочешь, просто забери меня с собой. Это все, о чем я прошу. Это был первый раз, когда Регулус ушел, оставив за Джеймсом последнее слово. Они не прекращали этот маленький танец, пока пробегали дни. Пациент за пациентом. Джеймс больше не определял, кто они, не думал о их семьях или жизнях. Он помнил каждого по общению с Регулусом. Что Регулус сказал ему? О чем они говорили? Смеялся ли он? Пытался ли он прикоснуться к Джеймсу в тот день и грустно ли улыбнулся, когда вспомнил, что не мог? Их жизнь определялась исключительно общением друг с другом. Каждый разговор, каждая улыбка стирали всю печаль, все остатки вины. Даже в одиночестве, даже во сне, в мыслях Джеймса существовал только Регулус. Близился конец года. Он был осторожнее, чем обычно, потому что скоро ему предстояла проверка. Последнее, что ему было нужно, — добавить еще одну смерть к своему постоянно растущему списку. Он уже мог слышать, что скажет его начальство. Между статистикой его прошлых лет и этой будет огромная разница. Он мог бы объяснить это. Количество смертей. Джеймс был достаточно осторожен. Конечно, было вполне достаточно правдоподобного оправдания. Они не проводили внутренней проверки и не ставили его на испытательный срок, так что у них не было никаких подозрений. Он чувствовал себя в относительной безопасности, но все же старался быть более осторожным. А это означало, что Регулуса в его жизни становилось все меньше и меньше. Дни тянулись в унылом сером темпе. Все потеряло смысл, когда Джеймс не мог призывать Регулуса к себе, когда хотел. Это не способствовало хорошему настроению. Большую часть времени он был угрюм и печален, менее энергичен и воодушевлен, несмотря на то, что его пациенты жили, а операции проходили успешно. И все же, как бы он ни старался, он не мог продержаться без Регулуса долго. Джеймс нуждался в нем. В Регулусе, божественном вестнике катастрофы. В Регулусе, который показал ему, что в ужасе есть красота, а в убийстве — сила. Джеймс целиком и полностью зависел от его внимания, а это означало, что Джеймсу снова было необходимо пойти на убийство. Ему не нравилась непредсказуемость неизвестности. Он хотел точно знать, когда увидит Регулуса, хотел видеть Регулуса каждый день. Эти мысли постоянно копошились в его голове. Он не мог общаться ни с одним из своих пациентов, не думая о том, как легко было бы снова увидеть Регулуса. Он должен был снова его увидеть. Поэтому он запланировал еще одну смерть. Он должен был это сделать. Джеймс был уверен, что если не увидит Регулуса в ближайшее время, то развалится на части. Хотя эта смерть была для него тяжелой. Настолько, насколько это вообще возможно. Он уже отвык от чувства вины. Регулус поглощал его целиком. Смерть была для него средством достижения цели. Люди, которых он убивал, были священны, они были подношениями Регулусу в обмен на его общество. Джеймс был уверен, что они бы его поняли. Теперь он мог убивать без угрызений совести или беспокойства, и это было освобождающее чувство — не быть обремененным человеческими ограничениями морали. Но эта смерть была небольшим исключением, и в этом была вина Регулуса. Ничего необычного. Всего лишь немного хлористого калия, пущенного через капельницу. Ему нравилось думать, что это хороший способ. Последствия отравления хлоридом калия для сердца были очень похожи на влюбленность. Учащенное сердцебиение, аритмия и быстрая смерть. По ощущениям это напоминало передозировку любовью, бывали судьбы и похуже. Джеймс ухмыльнулся про себя, подключая капельницу. Похоже, сегодня он увидит Регулуса. — Доволен собой? Джеймс позволил голосу Регулуса поглотить его. — Ну, ты же здесь? Регулус выразительно посмотрел на него, и свет в комнате быстро замерцал. — Она была молода, Джеймс. Изучала право в университете. Обсуждала поездку в Испанию со своей семьей. У нее были книги, которые она собиралась прочитать, рассветы, которые ей предстояло увидеть, чашки чая, которые нужно было приготовить, пляжи, которые нужно было посетить. Ты отравил ее. Медленно чувство вины, о котором Джеймс так хотел забыть, возвращалось к нему. Он опустил взгляд на девушку и некоторое время изучал ее. Если хорошо постараться, он смог бы притвориться, что она просто спит. Она выглядела умиротворенной. — Помнишь, когда ты задумывался о таких вещах? Помнишь, когда… — Регулус, прекрати, — Джеймс поднял глаза и посмотрел на него. — Зачем ты это делаешь? Регулус на мгновение уставился на него, тщательно обдумывая, что сказать дальше. — Я не знаю. Он нахмурился, подходя поближе к Джеймсу. Он всегда двигался так, словно плыл по воздуху. Когда он шел по плиточному полу, шагов не слышалось. — Прости. — Я знаю, что они люди, Регулус. Я знаю, что у них есть жизни, семьи и те, кто о них заботится, но это ничто по сравнению с тобой. Все это ничего не значит, если я не могу видеть тебя. Если тебя нет рядом. Ты больше, чем все это, конечно, ты уже знаешь это. Ты должен знать. С тобой иногда все кажется испытанием. Регулус провел пальцами по лицу Джеймса, на минуту прикрыв глаза. Джеймс изо всех сил старался прижаться к его руке, чувствуя, как кипящий внутри гнев в одно мгновение улетучился. Регулус посмотрел на него сквозь длинные ресницы и тихо прошептал. — Ты делаешь все это для меня. — Его руки пытались коснуться каждого миллиметра Джеймса: путались в его волосах, гладили линию шеи, щек, губ. — И каждый раз это поражает меня. Никто никогда не дарил мне чего-то так много. Прости, что я продолжаю сомневаться в этом. Ты такой прекрасный, Джеймс. Ты даешь и забираешь, и не чувствуешь страха. Ты прекрасен и пугающ, и ты заботишься. Заботишься обо мне. Просто в это трудно поверить. — Регулус, — Джеймс слегка вздохнул, чувствуя, как от холодного прикосновения по коже побежали мурашки. — Я живу, чтобы умереть у твоих ног. Я сделаю все, что ты захочешь. Я уже принимал отвратительные решения, уже совершал непростительные поступки. Я кладу себя на твой алтарь. — Почему? — Потому что я люблю тебя, — просто ответил Джеймс. — Я люблю тебя, — повторил он. Словно сама святость разлилась из его уст. Сладкая нежность в лучшем и худшем смысле этого слова. Словно поврежденная кожица фрукта, пурпурная и темная, его слова предстали перед Регулусом. Это было что-то, что следовало вырезать, но что, тем не менее, было мягким, сладким и нежным. — Ты влюблен в нечто гнусное и невыносимое, — вздохнул Регулус, но в его голосе пряталась блаженство, которого Джеймс еще никогда не встречал. Они были так близко. Практически касались друг друга кончиками носов. Глаза Регулуса были холодными и ясными и смотрели на него с особым чувством. Невероятно розовые губы притягивали взгляд, и Джеймсу стоило только немного наклониться вперед, совсем чуть-чуть, самую малость. В ушах стоял грохот, и он был уверен, что не дышит. Он любил Регулуса. Он хотел только одного — быть с ним всегда. Куда бы ни пошел Регулус, Джеймс был готов последовать за ним. Если бы Регулус позволил ему. После этого откровения его охватило чувство спокойствия. Существовали только они с Регулусом. Так было всегда. — Джеймс? — едва ли шепот. — Да? Регулус опустил взгляд на его губы и мягко улыбнулся. — Замри.