Скрытое за слепящим светом

      Они расположились сразу на полу, составив выпивку и еду на низенький столик. Специальных подушек у Феликса не было, поэтому просто стянули с кроватей одеяла. Сначала относительно спокойно возмущались сложившейся ситуацией — Минхо, может, и молчал в агентстве, но вся ситуация с войнами трейни, внезапной ответственностью и просто огромным количеством занятий напрягала и его.       Феликс в ночном магазинчике купил специальные стаканчики со льдом — здесь такие покупают для сладких коктейлей — и смешал в нем виски и колу, чтобы не слишком опережать Минхо. Соджу ему, впрочем, тоже наливал Феликс — почему бы не соблюсти необременительные традиции?       Чем больше выпивали, тем дальше от общих тем уходили к личным.       — Мои родители были не против танцев, — в какой-то момент признался Минхо. — Но мечту стать айдолом одобрили далеко не сразу. Всегда говорили: сложно, жестокий бизнес, постоянно будут унижать и стыдить. Я тоже сомневался долгое время. Думал, может, хватит танцев, тоже ведь сцена…       — А почему решился идти? — наклонил голову Феликс.       Он ведь видел, что сейчас Минхо отчаянно горит этой идеей.       — После тура с BTS. Я тогда понял, что быть подтанцовкой или стаффом недостаточно для меня. Хочу быть тем, ради кого эти люди приходят на концерт. Хочу, чтобы меня также перло от энергии толпы, чтобы едва дышал от усталости, но блаженно улыбался от абсолютнейшего счастья. Хочу быть в группе, которая собирает тысячи людей в зале.       Феликс улыбался: из уст Минхо звучало волнительно. Впрочем, в том выступлении на улице Феликс тоже почувствовал нечто похожее, словно он отдал энергию физическую, а толпа его еще больше подзарядила чем-то иным.       — Как ты вообще поехал с ними в тур? — спросил Феликс.       — Ну, я уже несколько лет занимался танцами. Моя семья не бедствует, но это все очень дорого. Если я хотел продолжать обучение именно танцам и хореографии, нужно было искать способ как-то помочь родителям в обеспечении одного… неблагодарного ребенка и его хотелок. Они, конечно, никогда не жаловались, но как-то все равно неудобно.       Феликс тихо засмеялся: его тоже иногда накрывало волной стыда из-за того, как много на него тратят родители, а он им в ответ устраивает… сюрпризы.       — И что, приехал с тура и резко передумал быть просто хореографом?       — Они за меня жутко переживают, хотя я ведь стал трейни не таким юным, чтобы меня действительно могли сломать. Взрослым проще — я уже знаю примерно чего стою, и меня хотя бы слова других трейни до истерики не доводят.       — Скорее, это ты некоторых до истерики доводишь, — хихикнул Феликс.       — Сами виноваты, — парировал Минхо, подъедая с пластиковой тарелки остатки маринованного мяса. — У меня аллергия на социальную несправедливость: бешусь, когда пытаются унижать тех, кто не может ответить. Когда нападают на меня — это равное сражение. А тот же Сунхи… запуганный ребенок, которого травили в школе и продолжают травить в агентстве — что он может сказать им в ответ?       Феликс снова тихо засмеялся:       — Знаешь, что в тебе самое удивительное?       Минхо удивленно вздернул брови — дескать, давай, удивляй.       — Ты очень добрый. И прячешь это за шутками, насмешками и пассивной агрессией.       — Еще я эгоист, избалованный единственный ребенок и искренне считаю себя лучше многих людей. Так что не такой уж я и добрый, не надо тут, — цокнул Минхо.       — Вот опять, — расхохотался Феликс. — Начисто отказываешься признавать очевидное.       Минхо скорчил ему рожицу, передразнивая, но отвечать не стал — продолжил уплетать мясо. Отвлекся, только чтобы говоряще подтолкнуть стакан, в котором пил соджу: рюмок в общежитии не имелось. Феликс покорно выполнил обязанности младшего в выпивающей компании — налил ворчливому добряку.       — А ты как уговорил родителей? — спросил Минхо, поставив стакан на стол.       — Да я еще не уговорил, — хмыкнул Феликс.       — Я слышал, — улыбнулся Минхо. — Может, я и не знаю английский, но общую суть скандала из твоей запертой комнаты уловили все. Как так получилось, что ты здесь, но твои родители не хотят видеть тебя айдолом?       Феликс задумчиво поскреб ногтем отстающий лак на торце стола. В голове немного шумело от выпитого алкоголя, но они все же были еще недостаточно пьяны для совсем уже личных откровений… с другой стороны — не ради этого ли он вообще нарушил правило отказа от алкоголя во время лечения?       — Потому что в тот момент, когда я заявил о желании стать трейни, мне бы разрешили, наверное, что угодно. Сказал бы, что поеду волонтером в Антарктиду — помогли бы и с этим.       Минхо вроде не показывал каких-то эмоций, но вопрос его был… несколько смущающим:       — Это из-за шрамов? Что настолько ужасного могло случиться, что такой, как ты, мог захотеть…       Феликс прервал его так же, как когда-то Криса:       — Я не пытался убить себя!       — Тогда что? — осторожно спросил Минхо и чуть наклонил голову, внимательно его рассматривая.       Феликс пожал плечами, скрестил руки на коленях, но все-таки неловко ответил:       — Депрессия. Из-за нее люди иногда творят странные вещи. Мне казалось, что я не живу, а смотрю какой-то скучный артхаусный фильм про самого себя. Я просто хотел понять… чувствую ли я что-нибудь или нет.       Минхо внезапно отложил палочки, а потом переполз со своего места — они сидели за столом по диагонали — ближе к Феликсу и внезапно приобнял за плечи, чем несказанно удивил: это Крис обычно решает все проблемы обнимашками…       — Парни рассказывали, что когда ты приехал, ты бывал очень мрачным, — сказал он. — Что случилось?       — Долгая история.       Минхо убрал руку с плеча Феликса, потянувшись за своим стаканом, протянул его ему и слегка улыбнулся:       — Так мы никуда не спешим.