В мастерской, полвторого

— Ты загоняешься? — спрашивает Мел, когда Киса отходит отлить, и Хэнк холодеет. Он давно ловит на себе его взгляды, но списывал это на паранойю. — По поводу? — Трупа. Странно, но никакого облегчения Хэнк не чувствует. — Даже я загоняюсь иногда, — продолжает Мел. — А ведь я его ненавидел. Да и щас ненавижу. Хэнк понимает, о чем он. У него ситуация хуже, в разы хуже. Но последнее время он как будто бы с головой уходит в Кису и их мутки, а остальное становится неважно. С их недодуэли проходит несколько недель, и иногда Хэнку кажется, что всего этого пиздеца с клубом и не было. Только татуировки на нем и на Кисе напоминают о том, что все реально, а в бухте гниют два трупака. — Я пока могу отвлечься. — Киса, да? — Мел понимающе кивает, и, пока Хэнк не успевает охуеть, продолжает спокойно. — Я тоже его таблетки жрал. Но потом только хуже. Я к тому, что ты можешь со мной поговорить. Такое только тот, кто убил, может понять. — Я первые дни его мозги видел, — выпаливает Хэнк, не думая. — Постоянно, как глаза закрывал. Мел кладет руку ему на плечо, потом, видно решив, что этого недостаточно, крепко обнимает. — Забей. Либо он, либо Кудя, а тут уж все очевидно. — Это че за клуб обнимашек? — Киса прерывает их разговор своим возвращением. — Опасно вас, мужики, одних оставлять. Хэнк кивает Мелу, надеясь, что у Кисы никогда не будет подобного разговора. Он этого не допустит. *** Хэнк приходит через полчаса после того, как Киса пишет, что мать уехала. Ему неловко видеть Ларису Николаевну после той сцены в машине. И он знает, что она придерживается того же мнения. — Мам, я к Кисе на ночь. Напиваться не буду. — Поаккуратней там, Борь. А то еще стыдно будет перед Ларисой, если вы там все разнесете. Отец молчит и провожает его тяжелым взглядом. Они не говорили на тему Кисы, с тех пор как он их застал, и Хэнк надеется, что говорить больше и не придется. Не будет же он делиться с ним подробностями их отношений, в самом деле. Не убил их обоих и ладно. Киса открывает дверь еще до того, как Хэнк успевает произнести в домофон свое имя. У Хэнка в рюкзаке несколько банок пива, которые он купил в магазине, где никогда не спрашивали паспорт. Обычно пиво покупал Гендос, но они не собирались палить, что у Кисы свободная хата. — Заходи, жрачка скоро доготовится, — Киса хлопает его по плечу, забирает рюкзак и уносит в свою комнату. Он нервный, но чистый. Хэнк сегодня тоже на нервах. Хотя казалось бы — за все время их муток у них первый раз по-настоящему безопасная обстановка. Не спалят ни пацаны, ни предки, ни случайные прохожие. Киса выгружает банки на импровизированный кофейный столик из кухонного стула. У него на компе открыт ютуб, и это все выглядит как их обычные посиделки, когда они еще не были вместе, но и не срались из-за любой ерунды. Хэнк скучал. Он надеется, что Киса тоже. Они открывают пиво, едят Кисины макароны с сосисками и смотрят какую-то ерунду на компе. Кажется, Кисе хочется показать ему всю предложку ютуба. Его ноги на ногах Хэнка, но, в целом, со стороны они вряд ли похожи на кого-то, кроме друзей. Хэнк кладет руку ему на спортивки и осторожно гладит. — Все норм, бро? — А, — Киса смотрит на его руку как на что-то инородное. — Да, а че? — Ты как будто нервничаешь. Киса несколько секунд смотрит в экран компа, а потом потягивается и ставит на паузу. — Сам не ебу, че загоняюсь. Все же заебись, да? Нас даже твой батя не убил. Я, наверное, бессмертный. Хэнк улыбается. — Все так хорошо, что непривычно? Киса кивает и садится так, что их лица наконец-то оказываются рядом. — Я боюсь, что все похерится. Сгорит к хуям собачьим. Типа… Не может же все быть так хорошо. Не в сказке же живем. Хэнк прекрасно понимает, о чем он. Но не собирается подпитывать Кисины страхи. Берет его за затылок и целует — осторожно, словно это не их какой-то там поцелуй, а один из первых. Впрочем, Киса быстро отвлекается. Еще немного, и они избавляются от верха, и Боря выцеловывает его тату. Еще пару минут, и он спускается ниже, стягивая с Кисы треники. — Че, так сосать понравилось? — ржет Киса. — Нашел в себе скрытый талант? — Заткнись, — бурчит Хэнк и трется о привставший член через ткань. — Тебе же нравится. Киса не отвечает и запускает руку ему в волосы. *** Он не дает ему закончить, тянет наверх через некоторое время. — Это мы всегда, бля, успеем. Давай тебе помогу, и трахнемся по-нормальному. Хэнк показывает глазами, что у него вполне неплохо стоит. Так сказать — без рук. — Ну охуеть, — Киса откидывает голову и довольно улыбается. — Смазка под кроватью. Он тянется за смазкой, думая о том, как намекнуть Кисе, что палиться им стоит поменьше и прятать такие вещи лучше поглубже. Но это все потом. Щас Хэнк выдавливает холодную смазку себе на пальцы и ловит Кисин внимательный взгляд. — Наху… — Я сам. В те несколько раз, когда им удавалось потрахаться, Киса сам себя готовил, и Хэнк этому не препятствовал. Времени было в обрез, не до учений. — Уверен? — уточняет Киса, и Хэнк кивает. — Ладно, — он переворачивается к нему спиной и отодвигает ягодицу, — Не все сразу. — Я долбаеб, по-твоему? Киса ржет в подушку. — Раз со мной связался, то да. Давай, короче. Я… Чистый, если че. В душ ходил. Хэнк как-то даже не задумывался над этим. Он ложится рядом и приставляет палец ко входу — страшно почему-то сильнее, чем когда он туда свой член пихал. — Не тормози, заебал. Хэнк легонько пинает его по ноге и вводит палец. Киса не издает не звука, и Хэнк сильно подозревает, что он просто боится его испугать, мазохист недоделанный. Так или иначе, он начинает осторожно двигаться, наблюдая за тем, как у Кисы напрягается спина. Жаль, что он его лица не видит, но, наверное, так им обоим было бы совсем неловко. — Второй давай. — А ты не раскомандовался, а? — Хэнк целует Кису в лопатку, но все-таки слушается. Сопротивляться Кисиным командам он умел плохо, всегда. Он добавляет смазки и вводит два — Киса все-таки стонет в подушку. — Разведи их внутри, Хэнк. Хэнк стопорится на секунду, он не уверен, что вообще так можно. Но у него выходит. Киса выгибается в пояснице и поворачивает голову, смотря на него через падающие пряди. — Ахуеть, да? — не очень понятно, к чему это он, но Хэнк кивает. И правда ахуеть. *** Когда Хэнк вытаскивает пальцы, Киса спрашивает: — Че, как ебать меня будешь? Он несколько раз залезал на него сверху, а еще один раз они ебались стоя, Хэнк тогда пристроился сзади, а Киса упирался руками в хоккейный столик. Это был самый опасный их заход, не считая того случая с его отцом. Пацаны пришли через полчаса и очень удивились, что дверь за каким-то хером была закрыта. Тем временем, Киса предложил ему выбирать. — А мы можем… — Хэнк не уверен, возможно ли это физически. Вроде как да, но это не точно. — Если я на тебя лягу, и мы лицом друг к другу будем? Ему всегда хотелось смотреть на Кисино лицо. Ваня переворачивается и упирает язык в щеку, как будто бы раздумывая. — Да можно, наверное, че нет, — он раздвигает ноги и подмигивает Хэнку. — На плечи себе закинь их. *** Хэнк входит медленно, наблюдая, как у Кисы расширяются глаза. Лицо его непривычно близко, так что они вполне спокойно могут целоваться, но Хэнку хочется смотреть, и Кисе, кажется тоже — взгляд он не отводит. Он начинает двигаться — рвано, все еще сложно привыкнуть к новой позе. А еще к тому, что Кисин член трется о живот. Хэнк пытается просунуть руку между их телами, но Киса ее отбрасывает. — Забей, так сложно, я сам, сам. Это правильно, на самом деле. Хэнк и так слишком сосредоточен на том, чтобы Кису ненароком не повредить. Он обхватывает свой член, так что Хэнку приходится немного сменить угол, и на это Киса отвечает протяжным стоном. — Сука, Хэнк, че ты творишь, а… Кажется, что это значит что-то хорошее, иначе бы Ваня его скинул нахер, поэтому Хэнк продолжает в том же духе. Киса кончает первым. *** Хэнк просыпается рано, чувствуя на себе тяжесть Кисиной ноги, которую тот в наглую на него положил ночью. Они спали вдвоем на одной постели и раньше, но с тех пор, как все случилось — в первый раз. Он поворачивает голову, смотрит на Кису, который спит с открытым ртом — у него постоянно заложен нос, и Боре совсем не хочется думать о причинах. Он думает, что давно не был так счастлив. И что весь пиздец остался позади. Когда он наконец-то приходит домой, в ванне его ждет куртка Игоря. *** Нехэнк Костя не помнил точный момент, когда начал волноваться не из-за наркоты, в которую Кислов сможет втянуть Борю, а из-за другого. Возможно, это произошло, когда он подвозил их пьяных с какой-то вписки. Благо, сыну хватило ума позвонить ему, а не ползти ползком до дома. Костя наблюдал через зеркало заднего вида, как Кислов, полулежащий на сиденье, смотрит на Борю. Костя этот взгляд помнил очень хорошо. Было лето, кажется, август. Они пили в гараже отца Артема, расположившись кое-как на грязных шинах. Пили водку, закусывали плохо, да так, что Артем успел проблеваться за гаражом и уснуть. Стас прикрыл его каким-то старым тулупом и вернулся к Косте. Они болтали… Он и не помнит, о чем точно. О музыке, может. Или о телках. Хотя не, о телках всегда говорил Бабич, а он уснул. Значит, о музыке. Сначала Стас просто говорил и на него смотрел. Этим самым взглядом. А потом попытался его поцеловать. Костя оттолкнул не сразу, он просто не понял, что происходит. Потом, кажется, взял Стаса за плечи и встряхнул хорошенько. — Да не надо, понял я, понял, — заплетающимся языком говорил Стас, и Костя догадался, что тот не намного трезвее Бабича. Стас отрубился через пару минут, а на следующий день они делали вид, что ничего не было. А может, Стас и не помнил нихера. Косят сам не заметил, как отдалился от них двоих. Ссор не было, просто все пошло само собой. Вроде были друзья, а потом стали приятели. Артему он конечно ничего не сказал. Вообще никому не говорил. Он боялся, что и Боре придется вот так вот расстаться с дружбой. Но получилось, как получилось.