В мастерской, полвторого

*Хенкин*

На похоронах Рауля светит яркое солнце. Странно, Костя помнит, что по прогнозу должен быть дождь. Но что есть, то есть. Народу немного. Он с женой, Кудиновы, Бабич без супруги, которая заболела. Еще пара человек из администрации. Стас кажется удивительно спокойным. Костя боялся, что он начнет задавать слишком много вопросов, но этого не происходит. Когда церемония заканчивается, он жмет Косте руку и интересуется, как проходит следствие. — Сочувствую, Стас. Не знаю, что тут можно сказать. Кудинов отвечает не сразу. — Он всегда такой был, знаешь. Влипал в неприятности. У Кости на этот счет другое мнение, но он кивает и достает сигареты. Его сын прав. Не стоит Кудинову рассказывать. Он очень надеется, что у внука будут Оксанины гены. *** Кислов сидит на лавочке, уперевшись взглядом в кроссовки. Когда Костя видел его в последний раз, он пытался засунуть свой язык как можно глубже в горло какой-то несчастной девочке. Косте очень хотелось оттащить его за шкирку и притопить в бассейне. И крикнуть девочке, что у Кислова чего только во рту не было. Но он сдержался. — Кого ждешь? Ваня поднимает глаза. Показывать характер он сейчас не будет, Костя чувствует. — Хэнка жду. — Прощения просить собираешься? На месте сына он бы побил его хорошенько для профилактики. Это девочек трогать нельзя, а тут пацан. Должны же быть в их отношениях какие-то плюсы. — Да мы вроде как помирились, — выдавливает из себя Кислов и отводит взгляд, уставившись на дверь подъезда. Успели, значит. Костя не знал, да он и не спрашивал. С Борей последние три дня они не говорили. — Понятно, — он нагибается к Кислову и берет его за плечо. Крепко, до боли. Ваня морщится, но не пытается вырваться. — Заразишь его чем-то, я тебя убью, — Костя говорит это без угрозы, просто как факт. — Понял меня? — Понял, — отвечает Ваня после недолгой паузы. Вовремя, ведь из подъезда выходит сын. Костя отпускает Кислова и кивает Боре. — Привет, пап, — он бросает взгляд на Ваню, и тот еле заметно пожимает плечами. — Как прошло все? — Как и все похороны, без особого веселья. Я пойду Оксану к врачу отвезу. У них сегодня должно быть первое УЗИ. Костя планировал получить результаты и показать Марине. Может, так она легче воспримет новости. — Она одевается как раз, — Боря стоит рядом с Ваней и ждет, пока Костя зайдет в подъезд. На солнечном свете очень хорошо видны следы, которые ему наставил Кислов. С другой стороны, шрамы и синяки — это лучше, чем засосы. — Осторожней будь, — говорит Костя на прощание. — И ты тоже, Иван.

*Не Хенкин*

Киса злится. Все еще. Во-первых — Хэнк, сука, их сдал, чтобы там ни было. Во-вторых — жопа все еще болит, и срать больно. Очень. Так что никаких извинений Хэнк не заслужил, что бы там Константин Анатольевич не думал. Да и Хэнк этого не требует вроде. Смотрит на него с легким беспокойством. Может, сам догадается на колени встать. Киса на это не особо рассчитывает, но было бы неплохо. — Что он тебе сказал? — Боится, что я тебя ВИЧом заражу. — Понятно, — Хэнк кивает, и они идут дальше. Куда — непонятно. Базу закрыли на следующий день после их «примирения». — А ты мог бы заразить? — Я с ней не трахалася, говорил же, — вспыхивает Киса. — Мы уснули на лавочке, и все. У Мела спроси, если меня пиздаболом считаешь. Он уж, в отличии от Хэнка, не врал. — Ладно. — Че «ладно»? — Киса останавливается. — Ладно, спрошу, или ладно, верю? — Верю, Кис, — говорит Хэнк примирительно. — Куда пойдем? Варианты особо не приходят в голову. С Гендосом тоже место накрылось. А дома мама. — В самолете посидим? Самолет — это как база, только мини-версия. Но по лицу Хэнка видно, что он не в восторге. Может, у него аэрофобия началась запоздалая. — Ладно, какие еще варианты? — расстраивается Киса. В самолете хоть полизаться можно. И подрочить. — Может, в кафе? — спрашивает Хэнк неуверенно. — «Фантазию» попробуем эту ебаную. — Жрать, что ли, хочешь? — Киса улыбается, а потом до него доходит. — Это че, блять, свиданка? На свидания в кафе он не ходил. Даже с девочками. А уж с Хэнком-то тем более. — Я угощаю. А потом посмотрим, куда. — Че, на еблю разводишь? — он подходит ближе и говорит тихо. — Сорян, щас только сокращенная программа. Хэнк грустнеет. — Болит все, Кис? — Да похуй, — отмахивается Киса. — Пошли к Кудинову, че. Хоть посмотрим, из-за чего эта херня началась.

*Другой Хенкин*

Киса ест пирожное так, словно все эти три дня не жрал. А может, и правда не жрал — от нервов. Хэнк тоже вот ел мало, мама даже обижалась. — Ну как тебе? — спрашивает Киса, облизывая пальцы. Специально или нет, но Хэнк залипает. Красивый, сука. — Вкусно, Илья не зря хвалил. — Да пиздец. Умеют Кудиновы, че. В кафе кроме них почти никого нет, и Хэнк позволяет себе провести ногой по Кисиной коленке — быстро, почти незаметно. За руку он его взять не может, но хоть так. Киса подпирает голову руками и задумчиво смотрит из-под челки. — Че ты со мной в самолет идти не хотел? — Я там с Гендосом сидел, — признается Хэнк. — До сих пор его лицо перед глазами. — Понятно, — он хочет что-то сказать, но мнется. Хэнк слишком хорошо его знает. — Он тебе писал, да? Киса кивает. — С левого номера. Где он, не говорит. Спрашивал, как дела. — А ты че сказал? Вряд ли что-то хорошее. — Что нас спалили и лучше пока не приезжать, — отвечает Киса. — И тебе сказал не писать, вдруг батя телефон смотрит. Я без подробностей. В целом, это было справедливо. Киса мог написать что-то похуже. — Правильно. Че предателю писать, да? Киса ведь его не простил, наверное. По крайней мере, он не качает головой и не говорит, что был неправ. — Проехали. Мы же… Ну. — Вместе, — Хэнку казалось, что это в целом очевидно. Если они после всего, что друг другу устроили, говорят. — Ну да, — он берет его телефон, что-то печатает и протягивает. — Предложение есть. Деловое. В избранном телеги — Кисина фотка с пальцами во рту и сообщение. «Подходи через пять минут помыть руки». — Я поссать, — сообщает Киса, не дав Хэнк додумать. — Счет возьми. Ты платишь, как договаривались. Хэнк совсем и не против.