Это мое наказание за то, что я не ценил тебя...

Твою мать! Почему это случилось со мной? Почему? Почему? Почему? Как я дошел до такого? Поздно сокрушаться, Чимин, теперь все кончено. И твоя жизнь и твоя карьера. Любимой женщины тебе не видать и любимой работы тоже. Меня сажают в машину. Сажают как преступника. Все что я вижу теперь – это злые и непонимающие взгляды своих коллег. Вы не верите что я такой? Что ж, я тоже в это не верю. Я не могу объяснить причины своего поведения – это самое страшное. Я знаю куда меня везут - в мой же полицейский участок. Но теперь туда меня везут на допрос. Я не знаю как я буду смотреть в глаза коллегам, когда мы будем по разные стороны. Дорогу до участка я проехал с закрытыми глазами. Как только машина остановилась я с готовностью вышел из нее, хотя в моей прошлой жизни я пассажиров вытаскивал. Сейчас же я покинул салон и покорно опустил глаза, меня повели в мою же допросную. Как же цикличен этот мир, мои деяния вернулись мне двойной карой – наказанием и позором. В наручниках меня усадили за стол, и оставили одного – стандартная практика, я даже догадываюсь о чем они сейчас говорят. Я видел вторую машину садился Сын Хен, значит он здесь представляет интересы моей жены. Жены. Т/И мне больше не жена, уже завтра она будет свободна, уже сегодня она носит не моего ребенка. Прости меня родная, я не ценил тебя и теперь мы по разные стороны баррикад. Я- преступник, ты- жертва. Я лишь смотрю на свои закованные руки и жду допроса мне больше нечего не остается. Она не будет ждать меня. Меня никто не будет ждать. В ближайшие сутки произойдет то чего я боялся – меня со скандалом уволят из органов. Но это моя вина, вины Т/И здесь нет никакой. И в том что она больше не моя – тоже. Я знаю, я знаю что всегда буду любить ее, но ее любви я больше не испытаю. Мы всегда держали преступников наедине с собой долгое время чтобы посмотреть на их поведение, но сейчас я неподвижен, потому что мне уже все равно. Дверь в допросную открывается и в них входит Сын Хен. Неожиданно. Я думал что сначала меня допросят мои коллеги, я не ожидал и не хотел видеть его! - Здравствуйте, я адвокат по бракоразводным процессам Чхве Сын Хен –произносит он садясь напротив меня – Я представляю интересы вашей жены Ли Т/И. Серьезно? Ты представляешься мне? Ты называешь ее девичью фамилию? Ты издеваешься? Она пока Пак! - Ты прикалываешься? – серьезно спрашиваю я, откидываясь на спинку стула. - Я должен был официально представиться, Чимин – переходит на неформальный тон Сын Хен. - А что ты не представился как любовник моей жены? - Я ее муж без двух суток – глядя на меня холодными глазами, говорит Сын Хен. Твою мать! То есть они поженятся уже послезавтра? Сразу после нашего с ней развода? Всё. Теперь я окончательно потерял ее, а вместе с ней и себя. - Поздравляю! – злостно, стиснув зубы почти до скрежета стиснув зубы, произношу я. - Но сейчас я её адвокат, Чимин – с этими словами он раскладывает передо мной содержимое папки с которой прошел в эти двери – Все медицинские заключения. «Все медицинские заключения» равно « Все задокументированные раны», мне оставалось лишь смотреть на бумагу и слушать что говорит Сын Хен. Он заставил меня вспомнить, вспомнить абсолютно все. Каждое ее увечье. Он описывал каждое из них и в его голосе не было злорадства, в его голосе была боль как и в его глазах. Ему было больно за нее и я его прекрасно понимал. Он не смотрел на меня, а я смотрел лишь на фотографии изуродованных частей её тела, он знал что мои глаза не посмеют отвернуться, что мой взгляд будет прикован к данным фотографиям. «Я поцеловал каждый такой след» - что ж Сын Хен, я дал тебе много мест для поцелуев на ее теле, но не благодари меня. Он показал мне ее шрам, ее шрам на бедре в первоначальном виде. Мне потребовалось время, много времени. Я никогда не видел этот шрам на бедре в первоначальном виде, только в зашитом. Впервые за два с лишним года я увидел его в его полном «великолепии». Я понял что это фото сделала Т/И сидя с порезом на лестнице и успокаивая меня пока я паниковал и просил прощения. Неужели она уже тогда решила уйти от меня? Тогда почему пробыла со мной так долго? Я такой мудак! Она не лгала когда говорила что любила меня больше всего на свете и боготворила меня. А я ее мучил. А я делал ей больно. Я впервые увидел таким, когда шрам был таковым на теле Т/И я на него не смотрел, но сейчас мне бежать некуда. Я разглядел каждый рубец, я впервые за долгое время вспомнил все обстоятельства. Он был таким глубоким, неровным и рваным будто я целенаправленно резал ее, хотя это было не так, вернее я думал, что это было не так, но сейчас с высоты своего опыта я вижу что я ничем не лучше тех людей что я сажал в тюрьму, мне действительно только туда и дорога. Я видел струю крови сочившуюся из этой раны. Какой убийственно красной она была, какой страшной оказалась, а Т/И успокаивала меня, говорила «это всего лишь порез, все хорошо». Нет малыш, все плохо, в этих словах ты прятала такую боль, которую я никогда не пожелаю испытать. Прости меня. Я не заметил. Я не заметил как на эту фотографию упала моя слеза, но это заметил Сын Хен и начал вслух читать медицинское заключение. Рваная рана, размер лезвия ножа, количество наложенных швов. Я все это время избегал этой информации, все что вижу я – это четкое изображение неприкрытой жестокости к любимой жене. Этот шрам, Т/И не могла ходить несколько дней из-за него, она передвигалась на моих руках, я посмотрел на свои руки и не почувствовал ничего кроме отвращения к себе. Все сгорело и ничего не подлежит восстановлению. Я видел только швы на шраме, сейчас же я увидел все и это «все» ознаменовало мой конец. Сын Хен закончил читать медицинское заключение по шраму на бедре и посмотрел на меня. - Мне нечего сказать – произнес я, все еще смотря на шрам, затем отдал это фото Сын Хену и вновь опустил глаза. Мне нечего сказать, мои действия говорят сами за себя. - Ты понимаешь что натворил? - Да – отвечаю я сглатывая ком в горле. Я буду расплачиваться за это вечно! - Ты понимаешь, каково ей? - его голос неспокоен потому что ему тоже больно за нее. - Да. - А ты делал только хуже! - Да – вновь отвечаю я, это все что я могу сейчас отвечать, отрицать обвинения бессмысленно. Я виновен. И я начал понимать почему первый допрос ведет он - чтобы я был в курсе, чтобы я, наконец открыл глаза и ясным взором взглянул на шрамы на ее сердце. Шрамы, которые сам ей нанес. Теперь моим коллегам будет легче допрашивать меня и предъявлять обвинения, потому что я ничего не смогу отрицать, я бы и так ничего не отрицал. - Что я наделал! – выговариваю я, Сын Хен делает вид что не слышит моих слов. Он молча забирает материалы, прощается со мной, напоминая о том что завтра Т/И освободится от меня и выходит из допросной вновь оставляя меня одного. Мне остается лишь ждать моих коллег. Я закрываю глаза и вижу заплаканное лицо Т/И и понимаю что этот образ теперь будет преследовать меня.