Это мое наказание за то, что я не ценил тебя...

Я все еще жив. И за неделю я так и не придумал план как это исправить быстро. Значит, придется держаться медленной концепции. Этот потолок я кажется разглядел вплоть до штукатурки, я смотрю на него почти двадцать четыре часа в сутки, не видя его лишь в те редкие моменты, когда сплю. Сон. В последний раз я спокойно спал, когда Т/И еще была рядом со мной. Как же прекрасно и как же давно это было. При воспоминаниях о моих потерянных счастливых моментах из моих глаз вновь потекли слезы. Я всю неделю даже не пытался остановить их, но мои глаза так и не осушились, а теперь же их придется скрывать. Я в очередной раз провел рукой по своим глазам. Это движение навсегда за мной закрепится, даже если слезы придется держать сухими. Открылась дверь и я встал с матраса, на пороге стоял надзиратель, он строгим голосом объявил: - Пак, на выход – «на выход», ну что ж, сейчас я хотя бы знаю что мне делать. Я подошел к порогу, на меня вновь надели наручники и повели в мою камеру. «Мою камеру» - я усмехнулся этой мысли. - Я смешной? – спросил надзиратель. - Нет, сер – ответил я. Будь осторожен Чимин, улыбка в этом месте воспринимается по- другому. Меня привели к камере, сняли наручники и дверь открылась автоматически. Добро пожаловать в ад, Чимин. Снова. Я прошел в угол, и едва я сел у меня начались проблемы. - Как дела, Пак? – спросил сподвижник Юнги. Плохо. Я все еще жив, я все еще здесь и я больше никогда не увижу Т/И. Он сел напротив меня и начал изучать меня. Думаю, он сразу увидел мои заплаканные красные глаза. Хотят пожалеть? Думаю вряд ли. Он так внимательно изучал меня, будто пытался прочесть, но я так же читал его. И по его взгляду я понял что будет дальше. Они узнали. У них была неделя для того чтобы узнать почему я внезапно оказался на другой стороне. И сейчас он просто пытается увидеть куда лучше начать бить что бы было больнее. В сердце можешь не бить, его уже нет. Я совершил преступление. Помимо всего того что я сотворил с Т/И, я напал на беременную женщину. А все преступления связанные с детьми наказываются отдельно. Я непроизвольно посмотрел на свою руку, которая когда-то сжималась на шее Т/И. И этим я подтвердил их информацию. Можете сделать то же самое, я пришел сюда умереть физически, ибо ментально я уже мертв. - Нравятся когда душат? – спросил он и тут я вспомнил его имя. Но произнести его не успел, ибо его рука легла на мою шею. Я не сопротивляюсь, я хочу этого. Он поднимает меня на ноги, все еще держа меня за горло, я неотрывно смотрю ему в глаза. Убей меня, я больше никогда не увижу ее, мне не за чем жить. Я наверно удивил его тем, что не сопротивляюсь, ибо он ослабил хватку. Обычно чтобы остановить сразу кладут свои руки поверх душащих, но мои руки все еще опущены. - Тебе это нравилось? – спросил Десон. «Нравилось» какой же я козел. Я почувствовал запах табака и я знал что последует за ним. Как они получили информацию? Вытребовали мое дело? Хотя это не важно, мне важен исход – а самый благоприятный из них – вынос тела из этой камеры. Черт, меня даже похоронят в безымянной могиле, ведь родители отказались от меня. Рука Десона вновь сжалась на моей шее: - Ты ведь знал, что она беремена. Знал. Она беременна не моим ребенком. Она носит в своем теле ребенка Сын Хена по моей вине. Я отчетливо вспомнил момент когда Т/И сказала мне об этой беременности – в этот момент я держал пистолет у своей головы. Она спасла меня, чтобы через минуту убить. «Это не твой ребенок, Чимин» - сейчас эта фраза в моей голове звучала еще отчётливее. Рука Десона вновь сжалась на моей шее: - Убей меня – искренне попросил я. - Нет, ты понесешь наказание – ответил он. В следующую секунду мою форму прожгло свежим горячим окурком. Память начала воспроизводить моменты, когда я делал это с Т/И. Я зашипел от боли, но за этим ожогом последовал второй. Об меня тушат сигареты. Я вспомнил бинт на руке Т/И – последний ожог, что я ей нанес, в день когда узнал про Сын Хена. Я поднял руку и раскрыл ладонь – бей туда, куда бил я. В следующую секунду я почувствовал ожог на ладони. Вот оно – я испытываю её боль. Это то, что испытывала Т/И – боль, агонию и панику. Из моего правого глаза выкатилась слеза. Я обещал держать их в себе, но я умру сегодня, так что контроль эмоций не имеет смысла. - Так ты жёг об нее сигареты? – спросил Юнги. Я просто медленно моргнул в ответ, так как рука Десона все еще была на моем горле. Вам лучше не знать что я с ней делал, вы удивитесь тому, как коп оказался хуже пойманных им преступников. К чему подобные вопросы? Если вы видели дело, то ты уже знаешь ответы. Но вы знаете не все. В карцере было время вспомнить все четыре года. Десон отпустил мое горло, попытка удушения была лишь вступлением. - Думаешь я не сожалею об этом? – я задал риторический вопрос. Жалею и буду жалеть до конца жизни. - Как ты мог поступить так с любимой женщиной? – спросил Юнги, ударяя меня кулаком. Я удивился когда услышал этот вопрос именно от него. Неужели за пределами тюрьмы работорговца кто-то ждет? Я упал на пол и сплюнул кровью. Я не сопротивляюсь, пусть превратят меня в фарш неспособный к жизни, я буду им лишь благодарен. - Она была беременна, о чем ты думал? – спросил меня еще один сокамерник, за вопросом последовал удар под дых. - Ребенок не мой – с грустью в голосе сказал я. Это не оправдание. Даже если ребенок не мой это не оправдывает всей моей жестокости с его матерью. Он был бы моим, если бы Т/И простила меня, я бы принял его как своего не задумываясь. Вновь последовал удар по лицу и очередной сигаретный ожог. У нее шрам на левом бедре, можете еще добавить мне его, только не чистите нож и не оказывайте мне помощь. - Ублюдок – воскликнул Юнги, тряся меня. Ублюдок. Я не заслуживаю жизни, я знаю это. Я бил ее, унижал… насиловал. Я порезал ее, а она сказала врачам скорой помощи, что уронила нож когда резала яблоко. И эта глупость стала нашей официальной версией. Прости меня, моя любовь, надеюсь с ним ты счастлива. Меня вновь ударяют и об мою руку вновь тушат сигарету. Уничтожьте меня, прошу вас. Юнги схватил меня за горло и впечатал мою голову к стене. Я ощутил боль, и эта боль сейчас мне нравилась. Надеюсь, они озверели настолько что убьют меня. - Даже я себе такого никогда не позволял! – выкрикнул Юнги. Я хуже торговца людьми, даже он не проявлял жестокость к женщинам. Моя голова вновь впечаталась в стену, я закрыл глаза. Замахом я вновь оказался на полу и видимо по сигналу Юнги на меня набросились все сокамерники. Меня били ногами, жестоко. Я не защищался. Я не видел в этом смысла ибо моим единственным желанием было умереть. - Женщин и детей нельзя обижать! – выкрикнул Десон. Как я понял все они сидят в этой камере не из-за преступлений связанных с женщинами. Даже у преступников есть моральные принципы. А мой принцип «она моя» дал обратный эффект. Теперь она с тем, кто о ней заботится. Я перестал чувствовать боль, видимо смерть была близка, я улыбнулся этой мысли. Я просто лежал с закрытыми глазами и ждал когда мое сознание перестанет существовать. Я был открыт, давая сокамерникам простор для ударов. Просто убейте меня, я это заслужил.